Вечер весны

      Новый год — новый я. Слышали такое? Считали это глупостью? Я считала, но в этом году просеклась. Кажется, со мной что-то не так. И я поняла это из-за недоАлекса. (Ещё не забыли о нём?)       Он позвал меня смотреть фильм, а я согласилась, потому что хотела узнать, почему он познакомился со мной и Аней в галерее. И почему он зовёт меня смотреть фильм и постоянно пишет мне. А ещё я хотела спросить, не Овен ли он случайно, потому что другой причины, по который меня от него воротит, у меня нет.       Мы встретились вечером, небо представляло собой чудесный градиент из голубого, сиреневого и розового. Я надела свою огромную тёплую шапку, замоталась, укрыв пол-лица, полосатым длиннющим шарфом, который связала ещё в школьные времена.       — Да ты прям как ниндзя! — я даже не узнала Лёшу и чуть не прошла мимо. — Ну что? Готова идти?       — Я замёрзла, — ответила я грубым голосом. — Я уже пальцев рук не чувствую! Может, просто сходим в какой-нибудь торговый центр погреться?       — Тогда опоздаем на фильм.       — Я имею ввиду «вместо фильма». К чёрту его, я замёрзла.       — Нет! Не иди по попятной! Разве наши планы может нарушить какой-то там мороз?!       И он уверенно зашагал вперёд.       — Какой-то там мороз? — проворчала я, поднимая выше шарф. — Минус двадцать пять — это какой-то там мороз?       — Двадцать семь, — поправил он меня.       Я готова была взорваться.       — Ой, а мы так идём? Я просто не знаю, как туда добираться. Я не посмотрел маршрут.       Если до этого я была готова взорваться, то даже не знаю, как описать то, что я почувствовала после этой реплики.       И тогда мы стали искать дорогу. Я жаловалась на холод и не решалась заговорить о том, ради чего согласилась встретиться. Пожалуй, это всё можно будет обсудить после фильма. Да к тому же, если он бросит меня одну, обидевшись, то я с трудом смогу найти дорогу назад, так много мы уже прошли.       — Я не могу, — ныла я. — Я умираю. Сейчас замёрзну. Умира-а-аю.       И тогда, только подумайте, он стал тереть мои плечи, а потом талию. Мол, надо разогреться. Я тотчас отпрянула:       — Но-но! Не трогай меня!       — Ты чего? — он даже опешил.       — Не. Трогай. Меня, — и я посмотрела на него, наверное, не просто с холодом, а с самой что ни на есть настоящей ненавистью.       — Ты просто жаловалась, что замёрзла. Не могу же я взять и костёр развести! О, а ты ела когда-нибудь жаренный на костре зефир?       Я ослышалась и поэтому ответила ему сухо:       — Нет, я не ела жаренного кефира и не хочу.       НедоАлекс засмеялся:       — Кефир? Я говорил про зефир! Хотя, конечно, с кефиром тоже интересное предложение.       Я, вроде как, остыла. Или растерялась, или смутилась.       — Я ела жаренный зефир. А про кефир… просто я люблю странную еду. Вот и подумала…       — Айда на другую сторону! — и он резко рванул на красный свет.       Я недовольно скрестила руки на груди и дождалась, когда засветит зелёный.       — Ой, как можно быть такой правильной! Самой не тошно? — раскинул руки он.       — Надо ждать, вот я и жду.       Мы немного прошли молча, а потом в меня полетел снежок. О нет, он это серьёзно? Серьёзно?       — Стой! Даже не думай ещё раз в меня кинуть снежок! Нет! Нет, кому сказала!       В конечном счёте я даже бросила в него один снежок тоже. Думаю, Лёша мог бы счесть это за победу. Потому что участвовать во всей этой возне я изначально не собиралась. Около музея, похожего на замок, мы осознали, что уже близко до места, где будут показывать фильм.       — Красиво, — сказала я, указывая варежкой на музей. — Как замок.       — А ты как рыцарь!       — Я же ниндзя, забыл?       — Нет, ниндзя плавные, а ты как рыцарь. Перед светофорами останавливаешься, как по команде. Тебе копья не хватает.       — Ну и ладно. Лучше быть рыцарем, чем королём.       — Это ещё почему?       — Рыцари доблестные и благородные, а короли трусливые. Прячутся за спинами рыцарей. Хотя чего это я? Говорю так, словно лично была знакома с парой-тройкой королей.       Когда мы зашли в тёмный переулок, нас окрикнула женщина:       — Ищите пятнадцатый дом?!       — Да!       — Я тоже! Давайте вместе.       «Наконец-то кто-то третий. Как хорошо», — я выдохнула с облегчением. Втроём мы нашли нужный дом (это оказался именно что обычный дом), вошли туда и оказались в студии, которую искали.       В большой комнате стоял обычный телевизор, напротив него японский маленький столик с чаем и разными сладостями, а дальше коврики на полу, подушки и уютные углубления в стене, где уже разместилось человек, максимум, двадцать.       Я, наплевав на вежливость, тут же налила себе горячего чая и села как можно дальше от недоАлекса.       — Кажется, все дошли, — через несколько минут сказал молодой человек у телевизора. — Меня зовут Саша, я провожу здесь сеансы йоги. Перед просмотром мы сделаем одно лёгкое упражнение — послушаем тишину — и после этого будем смотреть фильм. А потом обсуждать и пить чай с печеньками. Поговорим об оптимизме, ведь фильм как раз об этом. Хотя вообще говорить можно о чём угодно: начиная от обсуждения чая и заканчивая вопросом: «Кто я?»       Меня словно током ударило. Вафелька, которую я держала двумя пальцами, с треском разломалась на две половинки. Так я не просто так здесь оказалась! О, спасибо тебе, недоАлекс! Прекрасно! Просто прекрасно!       Фильм не особо мне понравился. Я знала сюжет, потому что в детстве читала одноимённую книгу. Мы сидели в темноте, рядом со мной был обогреватель, я пила чай и ела печенье, стараясь не хрустеть им слишком громко: в комнате было тихо, только голоса из телевизора нарушали молчание.       Я еле дождалась окончания фильма. К тому моменту мне захотелось в туалет, но социальная тревожность держала меня на месте и заставляла ждать, когда закончится фильм. Хотя за время фильма из комнаты и выходило где-то пять человек. Но ведь если выйду я, то все решат, что я повторила. Да и я так сижу, что закрою экран на несколько секунд, если встану. О, старая добрая социальная тревожность!       Но, как и всё в мире, фильм закончился. И под шумок и всеобщее оживление я вышла из комнаты. В туалете на стене кабинке мелом было написано: «Ты есть красота и любовь!!!» Мило, ничего не скажешь. Нет, правда, мило.       Я вернулась к людям, сидевшим у столика и обсуждавшим фильм. Мне не интересно, я выжидаю. Выжидаю момента, когда можно будет спросить: «Кто я?» И, главное, услышать ответ. Я набрала полное блюдце сладостей, взяла чашку чая и села по-турецки. Все обсуждали фильм, толстый мужчина постоянно вклинивал рекламу МТС. Когда до него дошло, что никто в его рекламе не заинтересован, он ушёл.       И вот тогда разговор стал угасать. Неужели всё держится на одной только рекламе? Нет, не думаю. НедоАлекс тоже здорово поддерживал беседу, говорил ведь не только Саша-организатор и рекламщик.       — У меня есть вопрос, — я отвлеклась от чая и печенья. — Расскажите про это место. Для тех, кто здесь впервые.       — О, ну здесь проходят не только такие вот еженедельные просмотры фильмов. В основном это место предназначено для занятий йогой. Не той йогой, о которой вы сейчас подумали. Мы не изгибаемся в десять погибелей, но становимся гибче душой и разумом. Разбираемся в себе. Находим себя.       — Вот! — я чуть не хлопнула ладошкой по полу. — Как вы находите себя? Я давно уже задаюсь этим вопросом!       И я была так воодушевлена, что Саша растерялся:       — Каким вопросом?       — Кто я?       — Кто я? — пошутил он. — Я Саша, я уже говорил.       Все засмеялись.       — Ну, вы же меня поняли, да? — сказала я, улыбнувшись. — Вот вы, вы себя нашли? Или кто-нибудь из присутствующих.       Саша положительно кивнул, несколько людей подняли руки. И я сосредоточилась на парне в милом свитере, очках и с красивой укладкой.       — И кто ты?       — Я — это я.       — И что ты подразумеваешь под «я»?       — Себя.       «Ты кретин», — подумала я и с тревогой посмотрела на Сашу.       — А что ты хочешь услышать? То, что я человек? Или то, кем я работаю? Чем занимаюсь? Или имя? Люди ведь с этим себя ассоциируют, хотя этим и не являются. Ты же больше, чем просто дворник или учитель, — он посмотрел мне прямо в глаза: — Как тебя зовут?       — Анна.       — Ты ведь не всегда была Аней.       «Я не Аня, а Анна», — подумала я про себя, но промолчала и стала слушать дальше.       — Просто твоим родителям захотелось так тебя назвать. Это то же самое, что спросить Тузика, почему его зовут Тузик. И что он ответит? Кстати раньше этим вопросом задавались под конец жизни, а сейчас задаются уже молодые люди. Вот отсюда и самоубийства ещё у несовершеннолетних. Ведь даже тем, кто прожил целую жизнь, сложно ответить на этот вопрос. А наш народ как? Ищет ответ в наркотиках и алкоголе. И ведь находит… на какое-то время. Но это ведь обманка.       — И что делать? — спросила я.       — Для начала спроси себя, чего ты хочешь. Чего ты хочешь, Аня?       Все на меня уставились, и я, решив отшутится, сказала, положив в рот конфету:       — Я хочу есть.       К моему удивлению, все рассмеялись.       — Понимаешь, в чём дело, — сказал приятный мужчина с бородой, сидевший в выбоине в стене, — себя нельзя осмыслить. Себя можно только прочувствовать. А в слова это не вместишь, потому что слова придумали мы, люди. Вот поэтому тому парню было так сложно описать, кто он. Я и я — и всё тут. Самому себе вроде и понятно, а другому объяснить не можешь. Нахождение себя — это чувственный опыт.       Потом снова заговорил Саша. Он как-то незаметно свёл всё к тому, что мы и окружающие нас люди — это одно и то же. И если ты кого-то ненавидишь — ты себя ненавидишь. Себя в том человеке. И все мы берём начало из одного и того же и, уходя, снова становимся целым. Мы не просто тело и разум, мы ещё что-то третье. Мужчина с бородой заговорил про восток, там есть «лестница» из восьми ступеней. В конце этого пути ты обретаешь себя.       — Да, я где-то уже читала об этом, — произнесла я задумчиво.       — А читать мало, — пожал плечами бородач. — Нужен учитель.       — Гуру? — я подняла бровь.       Бородач и Саша рассмеялись, остальные слушали нас внимательно и молчали.       — Да без разницы, как его назовёшь, — махнул рукой Саша. — Это может быть даже твой начальник на работе. Главное, чтобы он учил.       — А книги? Разве нельзя просто самому что-нибудь прочитать и научиться самостоятельно? — спросил парень в очках.       — А ты мог бы научиться играть на скрипке по книгам, но без учителя? То-то и оно.       Мы ещё долго говорили, но вынесла из нашей беседы я следующее:       1. Нужно найти учителя, который покажет мне, как искать себя.       2. Нужно попробовать наркотики и хотя бы на короткое время прочувствовать себя собой.       3. Нахождение самого себя — чисто чувственный опыт.       И после разговора мы стали делать упражнение: сидеть в темноте.       — Вы слышите дыхание сидящего рядом, — спокойным голосом говорил Саша, — звук обогревателя… странный голос… и тишину.       После паузы он снова заговорил:       — Вы слышите как, звуки выходят из тишины… и в неё же возвращаются.       Пауза.       — А теперь вспомните тех, кого любите: любимого человека, родителей или, на худой конец, питомца. Что вы чувствуете.       Я подумала о друзьях. Подумала о родителях и питомцах. И мне стало больно. Если бы я открыла глаза, то потекли бы слёзы.       — А теперь почувствуйте тепло, исходящее от окружающих. Поделитесь своей любовью с другими.       Мне нечем было делиться. Мне было больно. Но… я почувствовала тепло. Стало жарко. Что, включили отопление, пока мы сидим здесь с закрытыми глазами? Но, боже, как же мне хорошо и спокойно! И ещё это тепло, нет, жара, исходящая то ли от обогревателя, то ли от окружающих меня людей.       Когда упражнение закончили, Саша спросил, сколько людей смогли почувствовать тепло. И я была уверена, что руки поднимут все: такую жару было просто невозможно не заметить! Но вверх поднялось где-то рук шесть: причём три из них принадлежали Саше, бородачу и женщине, которая тоже работала с этой студии. Лёша руку не поднял.       — Это нормально, — сказал Саша. — Тем более, здесь больше мужчин: им тяжелее чувствовать энергию. Женщины сами по себе более открытые, поэтому им проще.       Женщина, с которой мы с Лёшей пересеклись на улице, сказала:       — Ой, а мне было так жарко! Я даже подумала: что, обогреватель включили на всю мощность?       У меня глаза стали как блюдца. Это же именно то, про что думала я!       — Это вы ещё не представляете, что бывает, когда вместе собираются подготовленные люди, — махнул рукой Саша. — Нас в Минске человек сорок, и когда мы собираемся вместе, то посторонним вообще запрещается входить в комнату. Там такая энергия — о-хо-хо!       Я глянула на часы: десять вчера. Общежитие закроют в полночь. И недоАлекс понял меня без слов:       — Уходим?       Я кивнула.       По дороге домой мы обсуждали то, что было в студии. Лёша вместо тепла чувствовал холод. «Наверное, тот, что исходил от меня», — улыбнулась я, но промолчала. Потом он рассказывал о книгах, которые ему нравятся. «Богатый папа, бедный папа», «Разговоры с Богом», ну, такое. Он рассказал, что до четырнадцати лет, хотел покончить с собой.       — Как? — удивилась я самому факту, но он понял вопрос неправильно.       — Ножом в сердце.       Я засмеялась вслух.       — Ты чего?       — Как глупо! Уж проще просто вскрыться! Я ведь тоже думала о самоубийстве, правда, не до четырнадцати, а после. И почему ты всё ещё жив?       — Я боялся промахнуться. И боли.       — Поэтому лучше всего включить газ на кухне и лечь спать. Безболезненно.       — Можешь не успеть и тогда откачают, — покачал он головой.       Он, я, Аня из университета… сколько ещё подростков смогли найти в себе силы и жить? Почему мы все были на грани? Почему мне больше не становится страшно от той мысли, что тысячи детей хотят покончить с собой? Что со мной не так?       — А ты успеешь в общежитие? — спросила я у недоАлекса, потому что говорить о суициде не было сил. Всё равно я устала, мои эмоции притупились, и я ничего не почувствую и не вынесу для себя.       — Я ещё в галерее, когда мы только познакомились, говорил, что живу один на квартире.       — Да? О, я вечно забываю, что мне говорят!       — Тебя нужно познакомить с моим другом, который вечно повторяет одни и те же истории.       О том, что я тоже часто повторяюсь, я промолчала. «Надо спросить, не Овен ли он. Надо со всем покончить, хотя, конечно, я жутко ему благодарна, потому что стала ближе к ответу на свой вопрос», — думала я и слушала, как под ногами хрустел снег.       — А ты была в Минске где-нибудь на крыше?       — А? Что? Нет, не была. Но жутко хотелось бы побывать.       — Могу в следующий раз сводить тебя…       — Правда?! Это было бы так круто!       Вот так вместо того, чтобы навсегда с ним разойтись, я договорилась о ещё одной встречи. В метро, он достал монету и подбросил её.       — Что за монетка? Счастливый талисман? Наша или зарубежная? Дай посмотреть! — пристала я к нему.       — Эта монетка решает мою судьбу. Я так принимаю решения.       — Прямо как я… раньше. В прошлом я так делала.       А потом, когда приехал состав метро, он захотел меня обнять на прощание, а я воспротивилась.       — Никаких физических проявлений! — вырвалась у меня фраза из только что просмотренного фильма, и я запрыгнула в открытую дверь вагона и замахала рукой на прощание.       Если бы не шарф, он бы увидел, что я покраснела.       А теперь самое главное. Выводы. Итоги, как говорится. Новый год — новый я, ещё не забыли про это? Так вот, ещё год назад я перебегала дорогу на красный свет, бросалась в друзей снежками и была в точности такой же, как Алекс. И я не знаю, когда я успела измениться, но сейчас я другая.       И он мне всё ещё жутко не нравится. Мне не нравится его внешность. И его голос. И то, как он себя ведёт. Хотя он весь такой позитивный и дружелюбный. Но он мне не нравится. А Саша-йог сказал, что окружающие нас люди — наше отражение. И что мы не любим в себе, то мы не любим в окружающих.       Я не симпатичнее недоАлекса. И мой голос, думаю, такой же раздражительный. И… неужели я тоже могу вызывать в ком-то такую неприязнь, какую вызывает у меня он? Конечно. И это расстраивает.       И я одновременно хочу, чтобы он позвал меня на крышу, смотреть сверху на город. Не потому что мне нравится он, а потому что мне нравятся крыши. И у меня будет ещё один шанс спросить у него про Овна. Но с другой стороны я хочу, чтобы он просто забыл обо мне и исчез. Мне не нравится то сомнение в себе самой, которое родилось из-за нашего знакомства.       Кажется, это всё, что я хотела сегодня сказать.       Ах, да. Ещё мы обменялись номерами. Он у меня подписан, как «НедоАлекс», а я у него — «Мой рыцарь!»       Вот теперь точно всё. Надеюсь, в ближайшее время я что-нибудь пойму. Например, то, как я могла так сильно измениться и не заметить этого.