Вечер весны

      Как прошла первая в жизни сессия? Ничего так, спасибо. Чудное время, когда исчезает здоровый сон. Дни проводишь в постели поедая банку сгущёнки за банкой, а ночами лежишь с открытыми глазами, потому что соседи пьют, а светомузыка старается пробить в твоей башке дыру, чтобы влить туда все эти яркие огни…       И хотя теперь это всё позади, хотя настали каникулы, здорового сна первое время не было. Я долго не могла уснуть, а когда засыпала, снилось что-то странное. Иногда я просыпалась с чувством тревоги… весьма странным чувством, будто я проснулась не в своей реальности. То есть комната выглядит так, как и должна выглядеть моя комната, но чувство такое, будто что-то всё же не так. Жутко. С возрастом страхи меняются. Теперь я не боюсь по ночам вампиров и разных монстров, я боюсь, что проснусь однажды в пустом доме, в пустом городе, где нет времени и вечно ночь. Та ночь, когда фонари на улицах отключают за ненадобностью. И я буду совсем одна. Да, думаю, страхи эволюционируют, когда их носители взрослеют.       Но я не всегда просыпалась из-за кошмаров. Иногда мне просто снились странные сны. Последний был настолько сюреалистичным и сложным, что мой мозг сумел запомнить лишь две детали: мысль и образ. Мысль представляла собой вопрос: «Зачем начинать, если не до конца?» И поставлен он был именно так, а не «зачем начинать, если идёшь не до конца?» или «зачем начинать, если будешь бороться не до конца?» Какая-то незаконченная мысль, но я помню, я просто чувствую, я знаю, что вся идея была в этой незаконченности. Но теперь, когда я проснулась, я уже не смогу этого понять. Вопрос этот навсегда останется загадкой. Как и образ, который я запомнила. Я (или какой-то другой человек) нахожусь в открытом море, солнце отражается яркими бликами в воде, а по моей щеке стекает слеза. Солнце отражается в слезе. Я плачу солнцем.       Я не знаю, что с моим сном. Но, кажется, на третий день каникул он уже пришёл в норму. Но чувствую я себя как-то паршиво, хотя всё, вроде бы, проходит хорошо. Время проходит за встречами с друзьями, сериалами, на которые во время учёбы времени не было, чтением анатомии и обсуждением узнанного с отцом. Счастливое время. Только я несчастна.       Я рассказывала папе про почки. Про то, как за сутки почечная артерия прогоняет 1500 литров крови. Про длину канальцев нефронов, которая суммарно достигает 100 километров.       — Ну, внешне ты описываешь человеческие почки так, как они выглядят у свиней, — заметил папа.       — Тогда мне интересно, возможно ли выдать свиную почку за человеческую и продать её на чёрном рынке.       — А вообще это, правда, всё очень интересно. Вот почему органы свиней похожи на человеческие?       И я посмотрела папе в глаза, поджала нижнюю губу и с грустной улыбкой сказала:       — А может всё наоборот? Может, не свиньи изнутри похожи на людей, может, люди внутри свиньи?       И это здорово показывает настроение, в котором я прибывала на каникулах. И этот разговор был ещё до того, как Рыбка и Аня успели испортить мне настроение.       Сразу я встретилась с Рыбкой. Было холодно, поэтому я стала ныть и жаловаться. А она сказала:       — Я вообще утром подумала о том, чтобы не приходить. Лучше мы бы обе остались дома. Раз уж тебе так холодно.       — Да, но мы ведь столько не виделись…       — Не так уж и много.       — И ты не успела даже соскучиться по мне?       — Думаю, я ещё не по ком не скучала. И вообще мне не особо хочется с людьми видится. Я испытываю такую потребность раз или два в месяц. Так что не особо-то хотелось выбираться сегодня из дома.       — Вот как, — моё сердце разбилось, поэтому я сказала: — Это неприятно. Мне больно. Типа сердце разбилось.       — Мне нужно майку с такой надписью.       — Разбиватель сердец?       — Угу.       Мы поговорили не о чём, а потом я вдруг вспомнила, что собиралась спросить её кое о чём важном.       — Слушай, — сказала я, умирая от неловкости. — Хотела тебя кое о чём спросить. Хотя сразу я решила, что не за что не буду тебя об этом спрашивать, но ты видимо уже и забыла, что должна мне кое-что сказать, поэтому придётся напомнить. Я в каком-то своём письме спросила, кто я. И ты не ответила.       — И не собираюсь делать это сейчас.       — Но я хочу знать!       — Так узнай.       — Я сейчас именно этим и занимаюсь! Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо!       — С чего ты это взяла?       — Ты читала всё, что я писала. Всё! А ведь то, что я не могу сказать вслух, мне не страшно написать. Ты знаешь всё. И ты знаешь ответ. Поэтому подумай хорошенько и скажи, кто я.       — Нет.       — Но почему?!       — Не хочу брать на себя ответственность. Мой ответ может как-то повлиять на твою жизнь, а я влиять на неё не хочу.       «А быть в ней ты хочешь? Потому что мне кажется, что тоже нет», — подумала я, но произнесла другое:       — Но Даша! Ты не можешь вот так взять и ничего не сказать! Дай мне хоть что-то! Смотри, я в отчаянии! Мне нужен ответ! Нужен!       — Ладно. Я в каком-то своём поздравлении пыталась это сказать. Там буквально одно предложение…       — Приеду домой и перерою все открытки!       — Можешь не утруждаться. Может, это не дословно, но суть в том, что ты девушка, которая носит своё имя с гордостью.       Я даже застыла.       — Что? И это всё? Это же ничего не значит! Мне просто нравится моё имя, и это здесь не при чём, это не отражает моей сути.       — А по-моему, вполне отражает.       И больше мы к этому вопросу не возвращались. Обсуждали Новый год, сессию. Я рассказала, как пили мои соседи, а она спросила, почему я отказалась, когда они мне предложили.       — Интересно, как ты себя вела бы, если б напилась? — спросила я у Рыбки с улыбкой.       — Может быть, стала бы более разговорчивой.       — А вот я, наверное, легла бы спать. И не влипла бы не в какие неприятности. Прямо-таки предохранитель. Но это жаль, ведь я бы не услышала твоих пьяных историй, если бы уснула. А пьяные истории самые лучшие!       Секундное молчание, а потом я снова открываю рот:       — Пьяные истории — это звучит, как название сборника рассказов, написанных в алкогольном опьянении.       — Я так и знала, что ты сейчас скажешь что-то подобное.       «Ещё одна идея, которая умрёт, только родившись, — подумала я про себя. — Анна, да вы любите есть младенцев! И это жестоко. Прекрати, ты делаешь плохо нам обеим!»       Не знаю, что такого произошло на той прогулке, но домой я вернулась ужасно подавленной. Наверное, меня расстроило, что Рыбка не хочет влиять на мою судьбу. Потому что я иногда хочу умереть просто для того, чтобы как-то изменить судьбы окружающих меня людей.       Потом я встретилась с Аней. Просила её, сидя в тихом и маленьком кафе, чтобы она связалась со своим бывшим, который юзал наркотики. У меня как раз появились лишние деньги. Но Аня отказалась.       — Но на мой День рождения ты сказала, что сделала бы всё, что угодно…       — Всё, что угодно, кроме этого. Вот попроси ты у меня миллион достать, я бы тебе его тотчас дала.       — Мне нужен миллион.       — У меня его нет, — она растеряно заморгала глазами.       — Так я и думала…       — О! Не смотри на меня так! Не делай эти щенячьи глазки! И не собирайся плакать, со мной это не работает! После того, как мы с ним разошлись, я не могу ему писать! И тебе это не надо!       А при следующей нашей встрече, мы решили сделать фотографии, наложив на лицо блёстки и сделав красивый фон. Так ведь развлекаются девочки. Но как только мы закончили с Аней, мы закончили вообще. До меня даже не дошли. Про меня забыли. Как обычно.       И я снова возвращалась домой жутко подавленной. Наверное, потому что я ждала нашу встречу с нетерпением, собралась, готовилась выходить из дома, но когда позвонила Ане, узнала от её мамы, что она ещё спит. Она проспала. А потом она снова забыла обо мне, когда мы нанесли макияж на неё одну. Дважды за день — это слишком даже для такого любителя пострадать и помучаться, как я. О да, это слишком.       В итоге я написала её бывшему сама. И из-за того, что мы с ним ни разу даже словом не обменялись, он, конечно же, ответил, что больше не при делах. Я попросила у Лапки спросить о том же одну из её подруг. И Лапка спросила, но в ответ всё то же «больше этим не занимаюсь». Зато Энжи сказала, что будь я в Казахстане, её знакомые запросто бы угостили. Даже не продали. Угостили.       Почему я всё это пишу? Я пишу с чувством отвращения, наверное, если кто-то будет это читать, то следующие страницы будут открыты с таким же чувством. Никакого удовольствия. Пожалуй, никто до этого момента даже не дочитает. И разговор, который я планировала провести с друзьями, я проведу сама с собой.       Но если это всё-таки кто-то читает, то я просто хочу сказать: «Хэй, мне снова плохо. Я снова представляю, как умираю. Проваливаюсь под ледяную воду и не стараюсь ухватиться за ледяной край. И внутри пусто. И всем моим друзьям плевать, даже тебе».       И мне остаётся только умереть, чтобы они, наконец, сказали: «Хэй, нам не плевать! Мы любим тебя и переживаем!»       Такое покупают только ценой жизни. Любви и внимания мало. Как показывает практика. А жаль, ведь я не могу отдать свою жизнь, я могу отдать лишь свою душу, но ведь вам всем этого мало, этого не достаточно, чтобы хоть кто-то сказал: «Хэй, а ведь я так любил её, так переживал. Мне не было наплевать».