На границе Ноября (Зеркало Снов - 2)

Дорел: Парадный вход, что в холле, выходит у нас на задний двор. В неухоженную часть сада, где все запущенно и нельзя играть в сумерках. Но сад не имеет значения, главное здесь - это вполне просторный прямоугольник двора, который примыкает к конюшням. Здесь вполне могут развернуться две-три лошади, и первые уроки верховой езды тоже проходят именно здесь. Януш уже там, и Бася тоже. Когда мы все туда заявляемся, Януш уже вывел Алмаза. Бася стоит рядом и трется лицом о гриву. Лошадей она любит, а вот ездить на них… не очень. Но Януш не понимает, как можно этого не любить! Януш. Не то чтобы красивый, но обаятельный до жути. О таких говорят - душа компании. Веселый, энергичный, моментально располагающий к себе. Он всегда светился радушием. Надежный и сильный. В общем… Таким и должен быть старший брат. Ему недоставало серьезности и чувства ответственности, чтобы быть лидером, да он и не стремился к этому. Он был первым везде в своих кругах, но не в нашей семье - у нас первой была Мирке. Он чем-то походил на кота - сильного, но избалованного и ленивого. Движения у него всегда были мягкие и плавные, он даже дрался будто танцуя. Такого человека трудно разозлить, еще труднее вывести из себя. Он и в этом был подобен кошке. До последнего будет жмуриться и мурлыкать, а если решит броситься… то вы поймете это, когда будет уже слишком поздно. - Давай я тебя подсажу, - предлагает он Басе. - Да я просто не собиралась сегодня. А то надела бы джинсы. Не могу же я в платье… ай! Януш подхватывает ее под мышки и усаживает на коня. Бася бледнеет и судорожно вцепляется в гриву. Януш кладет руку на шею Алмаза и медленно ведет, на ходу давая указания. - Успокойся. Я же рядом. Распрями спину, расправь плечи. Да не съеживайся ты так! И не сжимай колени. И не выщипывай гриву. - За что же мне держаться? - жалобно тянет Бася. Она сидит на Алмазе прямая, как доска, глядя прямо перед собой. Дрожащие руки лихорадочно шарят по холке. Ронья рядом со мной уже откровенно хихикает. А мне не до смеха. Я вспоминаю, как сам учился ездить верхом - правда, мне тогда было года три… И учил меня отец. Полагаю, я выглядел не лучше тогда. Но ведь научился! - Не надо ни за что держаться. Ты ведь когда на стуле сидишь, не держишься. Ты просто расслабься, вот и все. - То распрямись, то расслабься, - цедит Бася. - Ты как-то определись уже! Она вдруг кренится и начинает падать вбок, но Януш подхватывает ее и снова усаживает прямо. Тарья идет следом, правда на некотором расстоянии от Алмаза. - Ты даже не думай, - замечает она, обращаясь, главным образом к Янушу, - это не потому, что я боюсь… - А потому что у лошадей тормоза нет, - заканчивает он. - Технократичное вы поколение! - Ты сам-то с мотоцикла не слазишь! - Но это не мешает мне объезжать лошадей, не так ли? На это возразить нечего. Лошадей мы покупаем молодых и еще не объезженных, таких у которых еще не было хозяев. У них и не может быть других хозяев кроме нас. Ронья вдруг прыскает. - Знаешь, - шепчет она Тарье, - я подумала, у них волосы совершенно одинаковые. У коня и у нее. - Точно. А я знаешь, что вспомнила? Как в разных мультиках учат кататься верхом? Сажают на лошадь вот такой мешок с сеном и стреляют из рогатки. Лошадь сразу в галоп… Кто бы говорил, называется! Бася решительно перекидывает ногу обратно и съезжает с коня, как с горки - Януш едва успевает ее подхватить. - Нет, знаешь, я как-нибудь в другой раз, - она поворачивается к Ронье. - У тебя с твоим конем тоже довольно много общего. Ты встряхиваешь головой и фыркаешь совсем, как он. Только ему ты гриву расчесываешь, а свою уже не можешь. - Если бы здесь не было Яся… и Дорела… я бы тебя вообще налысо обрила… Я бы… - Но поскольку мы оба здесь, - поспешно вставляет Януш, - никто никого калечить не будет. И, Ронья, раз уж у тебя такое боевое настроение, покажи-ка нам класс. Ронья слегка высокомерно дергает плечом и, откинув за спину косы, направляется в конюшни. Выезжает она оттуда уже на Гудзоне. В чем-то Бася, безусловно, права, ее волосы и его грива очень похоже золотятся на солнце. Но не об этом хочется думать, глядя на них. А о том, что Ронья сидит в седле, как влитая, и что конь слушается, кажется, самой ее мысли. Гордо вышагивает по двору, постукивая копытами, поравнявшись с Янушем, кланяется ему, отставив ногу. Меня охватывает смутное чувство зависти и очень отчетливое желание немедленно порисовать. Ронья и Гудзон это всегда сюжет для картины, а уж в этом платье… Альбом при мне, конечно, но вот так начать рисовать при всех я стесняюсь. Боком удаляюсь. Знаю, откуда будет идеальнее всего - из залы. Окна как раз выходят на этот двор!.. *** Гудзона я рисую довольно быстро, животные у меня всегда хорошо получались. Но когда дело доходит до всадницы, линии сразу становятся неуверенными... Кончаю тем, что намечаю лишь общие контуры и тщательно прорисовываю коня. Возможно, в будущем я стану потрясающим художником-анималистом или пейзажистом, но люди - не моя тема. Прадедушка, который учит нас рисованию и живописи, говорит, что это не так страшно. Кому-то дается одно, кому-то другое. Вот Алексу, который рисует намного лучше меня, не даются как раз пейзажи. Когда он пытается рисовать их с натуры, они у него получаются немного детскими. Я вот не понимаю. Я готов рисовать наш поселок днями и неделями, каждое место по сто раз! Потому что ни одно из здешних мест не бывает два раза одним и тем же! Но сам-то Алекс по этому поводу нисколько не комплексует. Он все равно рисует пейзажи, но это его собственные фантастические пейзажи, написанные в совершенно невообразимой манере. Иногда в них смутно угадываются знакомые места, но чаще всего это что-то такое, что видит только он. Я подумал, почему бы и мне не воспользоваться его тактикой? Если мне не даются портреты, почему бы не рисовать их в каком-нибудь необычном фантастическом стиле? Листаю альбом. Пока здесь лишь куча зарисовок и только несколько более-менее оформившихся рисунков. Почему-то мне пришла в голову дикая идея изобразить всех моих родственников в виде птиц. Идею с цветами я сразу отбросил - слишком банально. Драгоценные камни? Из Вильвен получился бы неплохой аквамарин - у нее поразительно яркие голубые глаза, как аквамариновые звездочки, Ронья похожа на кусочек теплого янтаря, Лоти на опал - скромный с виду камень, который изнутри искрится самыми разными красками, Бася - на жемчужину идеальной формы. Мама была бы темным гранатом, отец… топазом строгого оттенка. Но, подумав как следует, я отказался от этой идеи. Это слишком абстрактно, сейчас мне такое не потянуть. Животный мир мне ближе. И потом: в виде какого минерала рисовать Мирке? Каменного угля? …Когда-то в детстве для меня огромным открытием стало, что ворон и ворона это совершенно разные птицы. Разные виды. Теперь ни за что не спутаю. Вороны - неповоротливые, уродливые, жирные, грязно-серые, с сальными черными крыльями. Они отвратительны. У них даже нет мужского рода! Что сразу делает их неодушевленными, просто тупыми животными, делящихся только на самцов и самок, вечно сбитыми в стаю, лишенные всякой индивидуальности. Другое дело вороны! Они небольшие, изящные, с блестящими угольно-черными перьями, с круглыми умными глазами. Мирке очень напоминает мне ворона. Ворониху. Вороненка. Особенно когда она сидит на корточках, немного подавшись вперед, будто готовясь взлететь с места. Так я ее и нарисовал. Это был мой первый и самый удачный рисунок. С остальными я мучился до сих пор. Хотя как раз сами птицы подобрались на удивление легко. Отца я изобразил в виде сокола, в виде малиновки - маму. Януша - филином. Не надо смеяться, не надо. Филин - не сыч, и вы когда-нибудь видели, как он охотится? Лешека - фаэтоном в полете. Он и дома-то бывает лишь «проездом». Лоти получилась встрепанным воробушком, Алекс - ястребом, нет, правда, есть в нем что-то от хищной птицы. Вильвен я нарисовал в виде лебедя. После вороненка-Мирке, это была самая приемлемая работа. Она тоже сидела на этом рисунке, но не как Мирке, нахохлившись, а как лебедь, плывущий по воде, подогнув под себя ноги, с прямой спиной и чуть склоненной головой - никакого напряжения в ее позе не ощущалось. Длинные прихотливо изогнутые руки-крылья. Поистине лебединая шея. Медовые волосы, словно стекающие на плечи и переходящие в перья… я бы польстил ей этим рисунком, если бы мог. В глубине душе я чувствовал, что Вильвен я люблю капельку больше, чем остальных членов семьи. Я ее хотел сначала изобразить голубем, но голубю не достает величия… Голубем я думал сделать Басю, но тут тоже ничего не вышло. Как-то не вяжется Бася, несмотря на всю свою белизну, с образом тихой голубки, всегда готовой спрятать голову под крыло. Такой была без сомнения моя младшая сестричка Иоася, тоже беленькая, но более нежная. А Бася… Я долго ломал голову. Наконец, в справочнике по птицам Акимушкина увидел фотографию, просто идеально подходящую для Баси. Белую цаплю. Грациозное слепящее белизной создание, но все же яркое, благодаря ажурному хохолку и роскошному хвосту из кружевных белых перьев. Я припомнил, что такими перьями было когда-то модно украшать шляпы и называются они, кажется, эгретки или типа того. Этот рисунок получался прямо-таки идеальным! Сейчас я решаю немного поработать над ним, чтобы отвлечься. Вспомнив про шляпы, я и Басе пририсовываю маленькую круглую шляпку, переместив на нее хохолок и украсив его крупным бриллиантом, а края шляпки короткой вуалью. Так, может, прическу помоднее? Бася никогда не носила челки, но я перекидываю одну из длинных прядей через лоб, получается очень пикантно… За моей спиной кто-то тихо фыркает. Я резко оборачиваюсь и обнаруживаю Ронью. Как давно, интересно, она за мной наблюдает? - Самый страшный зверь на свете - цапель, - хмыкает она. - Еще и клюв нарисуй. Вот тут. Я захлапываю альбом и удаляюсь с гордым видом оскорбленного художника. На самом деле просто побаиваюсь, что Ронье придет в голову пролистать альбом целиком, и она увидит, в виде какой птицы я решил изобразить ее. В виде южноамериканского страуса-нанду. Вернее, страусенка - с торчащими во все стороны перьями, длинными ногами и любопытной головой на тонкой шее. Получилось удивительно похоже.