На границе Ноября (Зеркало Снов - 2)

Оленька: Мне было без малого двенадцать лет, Эле одиннадцать - она была немного моложе меня. Ларисе было десять, Ксюше тринадцать, Белке, как я уже говорила, шел пятнадцатый год. Это такое правило, что в комнатах должны жить разновозрастные воспитанницы. Как бы в настоящей семье. Старшие заботятся о младших. Ну, у нас в комнате действительно что-то вроде этого происходило. На примере Ларисы и Белки. Это могло показаться невероятным, почти чудом, но дружила Лариса больше всего именно с Белкой… Они считались лучшими подругами... Невероятно, но они таковыми и в самом деле были! Почему такая супер-красивая и популярная девочка, вернее уже почти ДЕВУШКА, выбрала себе в подруги такую замухрышку, это оставалось загадкой… И разница в возрасте у них, кстати, была наиболее значительная. Нет, было бы понятно, если бы она помыкала ею, обращалась с ней, как со служанкой, тогда было естественно… Опять-таки. К такой, как Белка, охотно пошли бы в «служанки» гораздо более красивые и интересные девочки... Нет, Белка именно нянчилась с Ларисой, как с любимой младшей сестренкой... Ларису все звали Крошкой, она была маленькой, худенькой, с вытянутым худеньким личиком, вся такая бледная, с вечно спутанными, рябоватыми какими-то волосами, одетая кое-как... Да еще и очки носила! Правда, в ее внешности был один очень-очень замечательный плюс - огромные и прекрасные голубые глаза. Ими невольно начинали любоваться, когда замечали. Из-за этих глаз и вся Лариса как-то преображалась, казалась почти хорошенькой, а ее взгляд - выразительным и глубоким... Я даже этим не могла похвастать - увы. Дружба с Белкой и Ксюшей из забитой и робкой троечницы-замухрышки превратила Ларису в довольно популярную девочку, в ее классе уж точно. При старших она, конечно, особо не петушилась, но вообще безобидной я бы ее не назвала. И в этом даже я ей уступала! Вернее - даже ей! Что касалось «семейного положения», то Лариса относилась к тому не самому счастливому подвиду детей, родителей которых лишили родительских прав за пьянство и все такое в этом роде. Из законных родственников у нее был только старший брат, еще несовершеннолетний, но который уже учился в каком-то «колледже» и иногда ее навещал. К таким детям относятся обычно несколько настороженно, преподаватели заранее записывают их в трудные, их очень редко усыновляют или даже оформляют опеку. И вообще это можно понять! Во-первых, неизвестно, что там с генами. Во-вторых - родители хоть какие, но раз они живы, могут выползти откуда-нибудь в любой момент, и начнутся проблемы. Кому охота связываться. *** У меня в этом плане все было чисто. Моя мама умерла почти сразу после моего рождения, отец после этого быстро спился и тоже умер. Теоретически где-то у меня были тетка по матери и брат… Но я о них ничего не знала. Когда родители умерли, тетка взяла брата к себе, а меня не стала, сказала, что двоих ей не потянуть. Я на нее зла не держала. Наоборот, то, что она усыновила моего брата, это о ней говорило как о человеке хорошем и даже жертвенном. Нельзя же браться за невозможное. А то, что она отказалась от меня насовсем, никогда ко мне не приезжала и не писала, но так это и не рекомендуются делать в таких случаях, чтобы лишний раз не травмировать детскую психику. Зато она меня устроила в такое замечательное место… Нет, мне определенно повезло в этой жизни. И, наверно, я зря жаловалась. Наверно, я была просто неблагодарной тварью, что так не ценила свою жизнь. Ведь мне правда очень повезло! Я попала в приличный детский дом, где все же было нормально. Многим в нем было намного лучше, чем у себя дома… Вот та же Лариса до того как попала туда, никогда не ела ни сыра, ни сосисок, а здесь и мясо, и молоко она получала каждый день… Некоторые дети, которых к нам привозили, даже не знали, что такое шампунь и зубная паста! Сколько я смотрела по телевизору про другие детдома! Не чета нашему. Чем там только детей кормили - ужас! А как там над ними издевались, и воспитатели, и старшие ребята… У нас такое в корне пресекалось, слава Богу. Нет, ну всякое бывало, чего уж там. Но не чаще, чем в обычной школе, да нет, реже гораздо! И в тоже время это был обычный светский детский дом, не какой-нибудь церковный приют, где все так чинно и благообразно, а воспитанницы походят на маленьких монашек! Такие любят посещать президенты и всякие такие лица. Я бы, наверно, рехнулась с тоски, если бы попала в такой! Но самое главное - нас здесь учили! И школьная программа была такая продвинутая, как в каком-нибудь супер-дорогом лицее или гимназии... вот почему наш, именно наш детский дом считался академическим, и очень, очень престижным. И мне очень, очень, очень повезло, что я попала именно сюда, а не на какую-нибудь «свалку брошенных детей». *** Я никогда не страдала из-за того, что не входила в какую-нибудь крутую компанию, или, что я сама не была крутой, но все же немного поинтересней мне хотелось бы быть. И дело даже не во внешности… Хотя и в ней тоже, уж очень она у меня была стандартная. Таких как я, бледноватых и худощавых девочек, с серыми глазами и короткими темными волосами, на улице вы встретите сотни. И когда на той же улице окликнешь - Оля! - обернется из них как минимум десяток. Это все равно, что Настя или Таня. Правда, меня Олей редко звали. Чаще Оленька. Укрепилось как-то с детства. Конечно, даже из самой невзрачной внешности можно сделать яркую. Например, начать стильно одеваться или краситься. Косметику теоретически можно было достать. Теоретически можно было достать все, но у меня все равно никогда не хватило бы смелости ею воспользоваться… Может, как-нибудь подвить волосы, чтобы не висели уж совсем прямо, а были бы как у Белоснежки?.. Ну да, и красный бантик в волосы. Угу. Только этого мне и не хватало. И так за глаза уже некоторые девочки вроде Влады или Виолетты называли меня младенцем. За глаза - но так чтобы все слышали и узнали, это тоже особое искусство. Но почему?.. Почему я не могла носить бантики, если бы захотела, а в глубине души я знала, что хотела бы? Почему я так точно знала, что надо мной стали бы смеяться? И не потому, что это не модно, ведь если тебе что-то по-настоящему идет, это не может быть «не модно» - это стильно! *** Бася Медынская носила, я помню, бантики, пока жила здесь, черный бархатный бантик, на гладких белых волосах, и НИКТО не посмел бы над ней смеяться. Все то время, пока Бася жила здесь. В этой самой комнате. Я еще немного ее застала. Она спала на кровати, ближайшей к окну. Потом что-то случилось. Бася. Так ее звали. Барбара. Никогда не встречала здесь человека с таким именем. И я никогда раньше не видела девочки красивее ее - даже подобных ей не видела. Волосы у нее были снежно-белые, ниспадающие почти до колен, глаза огромные и прозрачно-голубые, а лицо словно фарфоровое... Извините, я не поэт, а то бы описала точнее. Никто никогда не смел ее задевать, никто даже не посмел бы неправильно улыбнуться ей вслед, хрупкой, нежной, белокурой девочке… Бася была такой нежной и хрупкой, трудно было даже представить, что она способна сделать кому-то что-то плохое! Но связываться с ней все равно никто не решался. Даже Белка. Потому что каким-то образом было ясно: Басю лучше не трогать, а то неприятностей не оберешься. Потому что я помню, как она умела смотреть – пристальным взглядом, слегка исподлобья, о таких говорят - она может засмотреть человека до смерти. Да, она точно могла. Даже Белка, бесстрашная Белка начинала нервничать под ее взглядом, что уж говорить об остальных. И только Ксюша выдерживала его спокойно, но Ксюша была таким светлым, открытым, искренним человеком – такой не страшны никакие взгляды. Кроме того, они с Басей были лучшими подругами, они были практически неразлучны. Хотя чаще всего их видели втроем с Белкой, но Ксюшу отдельно от нее не видели вообще никогда. До тех самых пор, пока… И еще она почему-то наотрез отказывалась отзываться на свою фамилию. Странностей у нее хватало... Но эти странности никого не удивляли. Басю не то что бы жалели - она была слишком хорошенькой и независимой, чтобы ее жалеть, но как-то сопереживали ее положению. Когда такой вот избалованный, рафинированный ребенок из обеспеченной семьи попадает в детский дом, даже в очень хороший детский дом, ему нельзя не посочувствовать. И все ее капризы и прочие странности списывались на резкую перемену обстановки, все учителя и воспитатели относились к ней снисходительно, по крайней мере, первое время, давали ей возможность адаптироваться. Не знаю, имело бы это какой-нибудь результат... Бася у нас надолго не задержалась. Я помню это смутно, как сквозь сон, почему-то именно в то утро, я никак не могла заставить себя проснуться, стоило мне приоткрыть глаза, как неяркий белесый свет заливал всю комнату, и в нем, как в тумане, двигались фигуры… И голоса я тоже слышала, как сквозь туман… Я не могла ни встать, ни пошевелиться. Наверно, я все же спала очень крепко, а когда, наконец, сумела проснуться, Баси уже не было. И никто не мог сказать толком, что с ней случилось. С моими соседками по комнате я еще стеснялась разговаривать о таких вещах, а в классе… Слухи ходили разные. По официальной версии Бася просто уехала. Но все негласно склонялись к тому, что она умерла. Почему-то считали, что от сердечного приступа. В ее возрасте? И так сразу? Не такое уж это, впрочем, из ряда вон выходящее событие, хотя, да, печальное, конечно, когда кто-то умирает… Особенно двенадцатилетняя девочка… Но так бывает. Мало ли… Порок сердца… Сложная форма скарлатины или дифтерита, крупозное воспаление, причин может быть сколько угодно… Особенно когда столько детей, и не в каждом разглядишь признаки смертельной болезни… Но почему, если она действительно умерла, почему из этого делали такую тайну? Может, ее смерть была не совсем обычной? Зачем всем внушали, что она просто уехала? А если и в самом деле просто уехала, то откуда тогда эти слухи? Говорили и более глупые вещи. Например, что эта комната, где раньше жила Бася, проклята, и, собственно, не комната даже, а то место у окна. И что скоро кто-то из нас, кто там живет - будет следующей. И после всех этих сплетен еще меня младенцем считают? Ха. Я, может, не умею еще краситься, но уж в проклятия точно не верю! Правда, в нашей комнате поставили желтую больничную ширму, отгородив кровать от всех остальных. Наверно, чтобы нас не травмировать. Странно. Неужели нельзя было убрать саму кровать? Или на ней все же должен был кто-нибудь спать потом? Просто поймите, если она и в самом деле умерла, значит, это был первый человек в моей жизни, кого я знала лично (хоть и совсем чуть-чуть), и кто уже умер. Мысль об этом меня будоражила и заставляла вспоминать о ней всегда как-то по-особенному. *** Воспоминания о Басе почему-то обратили мои мысли к туману за окном. Скоро ноябрь, а это уже настоящая осень, почти зима. Я не любила осень. Совсем не любила. Конечно, Ксюша уверяла, что любое время года прекрасно, и, кажется, Эля ей верила, а Белке и Ларисе было все равно… Но меня ей в этом было не убедить. Нет, осень, это здорово, когда она золотая и красивая, когда все сияет и переливается разными цветами… Но вот сейчас… В такое время… Это самое ужасное время года, по-моему. Конец октября, начало ноября. И листьев на деревьях уже не было, и трава совсем посерела и сморщилась, а по утрам покрывалась инеем. Небо всегда было серым, как выглядит солнце, мы уже и забыли. И всегда сверху то дождь, то мерзкая белая крупа, которую и снегом-то не назовешь… Ужасно. И холодно, так холодно! Что даже на улицу вылезать неохота. Но не просидишь же весь день дома! Так холодно, что слякоть во дворе замерзала в черные каменные комки, а на асфальте появлялся тонкий налет льда, по которому так хорошо кататься, когда он ровный, но на наших горбатых дорожках только ноги ломать… Мои мысли этим утром двигались по кругу, от тумана снова к Басе, к тому дню… К тому странному освещению утром, когда ее не стало... В нашей комнате, я имею в виду. Я вспоминала о том, что мне снилось в ту ночь. И это странно, потому что раньше я об этом и не думала, а сейчас вдруг вспомнила. Весь свой тогдашний сон увидела сразу, как будто заново. Как на ладони, как картинку на экране телевизора… *** Мне стали сниться странные сны не так давно. Именно - здесь. Наверно, я так привыкала к новому месту. Странные, потому что в снах этих я была не я, а кто-то другой. Ну прям, как Алиса! Но Алиса хотя бы сомневалась. А я-то точно знала, что я - это не я, и во сне это меня устраивало… А вот проснувшись, я чувствовала себя угнетенной. Я даже самой себе не призналась бы в этом, но мне казалось… Казалось… Словно кто-то чужой обитает в моих снах. Кто-то, кто совсем не я. Понимаю, что звучит непонятно и бредово, но мне казалось именно так. Однако сон в ту ночь был именно моим. Это был очень странный сон… Я и во сне лежала на своей кровати и видела то, что видела, лежа на ней всегда, маленькую комнату, окно с зелеными шторами, и ширму… Только нет, тогда еще ширмы не было. Я видела кровать - странно белую, без покрывала. И девочку, лежавшую на ней. Мертвую? Спящую? Длинные белые волосы рассыпались по подушке, руки сложены на груди. Дышала она неуловимо тихо, если дышала вообще. И кожа ее в лунном свете казалась такой прозрачной, что даже голубые зрачки глаз слегка просвечивали сквозь веки. Во сне все видишь смутно, как сквозь туман, да еще и свет луны, льющийся сквозь стекла, был таким ярким, что мешал смотреть. Стало быть, и занавесок на окне тоже не было? Да и было ли само окно? Было ли хоть что-то кроме белой кровати? Даже стены куда-то отступили. Девочку эту я и знала, и не знала. Проснувшись, я бы вспомнила, кто она... Если бы вспомнила сам сон. Ее лицо казалось таким прекрасным, словно было нарисовано эмалью на слоновой кости. А потом он появился и сел около нее на край кровати. И снова как во сне, я его и знала, и не знала. На этот раз было наоборот, наяву я никогда не встречала его раньше, но во сне он мне казался знакомым. Мальчик. Все, что я о нем запомнила, что он был одет в красную футболку. Я даже не смогу сказать, какие были у него волосы, светлые или темные. Сидел он ко мне боком, почти спиной, со своей постели я его могла видеть только так. Он коснулся ее, кажется, что-то вложил в ее руки. Потом наклонился и поцеловал, я не могла видеть - в губы, в щеку или в лоб. А потом он встал и ушел, а в сложенных на груди руках девочки горела алая роза. Я только тогда обратила внимание, как она странно одета: в очень коротенькое платье, сшитое как будто из разных кусочков, белых, синих и красных. А потом… Потом я увидела что-то совсем странное. Как будто она поднялась с кровати, одновременно продолжая на ней лежать, как бывает в мультиках, когда кто-нибудь умирает, и душа отделяется от тела. Только это был не мультик, это было очень страшно. Настолько страшно, что я не помню, то ли проснулась, то ли, наоборот, заснула еще крепче, и этот сон и комнату заволокло тьмой…