На границе Ноября (Зеркало Снов - 2)

Дорел: Только один раз нужно пересечь черту, заставить себя понять, что ты можешь. Дальше станет легче. Но мне снова нужен был толчок. Как тогда, с Роньей. Правда, на этот раз мне предстояло додумываться самому. Но теперь я знал, как сделать это, не привлекая внимания. Конечно, меня немного мучила совесть… Это было как-то несправедливо по отношению к той девочке - зачем ей такие сны? Но я почти наверняка мог сделать так, что проснувшись, она ничего не вспомнила бы… Единственное, что меня смущало, так это то, что я не знал, сколько времени, не знал, ночь ли сейчас и подходящий ли для всего этого момент. Но ведь некоторые люди спят и днем. В конце концов, я старался сильно не давить. По крайней мере, старался сделать так, что если бы ей не хотелось засыпать на самом деле, она бы и не заснула. Я увидел их сразу же - не понадобилось даже закрывать глаза. Значит, они действительно существовали? По крайней мере, имели оболочки здесь, в Яви. Кажется, я застал их в разгар очередной душеспасительной беседы. Только странно, на этот раз разглагольствовал Горицкий. Похоже, он был немного пьян. - …Я видел девочку… Это было страшно… Я не представлял, что ребенок может так себя вести. Ее пришлось посадить на цепь. В буквальном смысле, - Горицкий провел ладонью по лицу. - Иначе она навредила бы себе. Или кого-нибудь изувечила. Знаете, я повидал много людей с психическими расстройствами… Но… Ее крики… Такой ярости я еще не слышал. Она походила на животное. Чуть было не вырвала цепь из стены, по крайней мере, расшатала болты, которыми она крепилась... Никому даже из взрослых больных этого не удавалось. И если бы она просто билась и рвалась в истерике! Она скручивала и дергала цепь методично и размеренно со страшной силой, и как бы ужасно она ни кричала при этом, лицо ее оставалось невозмутимым, вполне осмысленным… Она не разговаривала с нами, не отвечала на вопросы… Не шла ни на какой контакт, но… Она словно всегда чувствовала, когда бы за ней ни наблюдали. И она говорила, много говорила. И... Это было страшнее всего. Эти речи слишком серьезные и зрелые для ребенка… А потом снова… Накручивала на руки цепь, упиралась и начинала тянуть… - его голос задрожал и сорвался. - Для психиатра вы не слишком хорошо владеете собой, - заметил Тишевский. - Мы приняли беспрецедентные меры к ее охране… - И, невзирая на это, ей удалось бежать. Поздравляю. - Ее похитили, я считаю. Она… - Она бежала. И если после этого вы еще сомневаетесь… Тогда дайте мне возможность показать вам. Убедить. - То, что вы предлагаете - неоправданная жестокость. Садизм. - Всего лишь опыт. Попробуйте представить это как чисто научный эксперимент. Вам будет легче. - Это… Фашизм… - По отношению к человеку, к ребенку тем более - да, это было бы так. Но это не люди. - Но мальчик, он… Сразу был такой тихий… Ничего, никогда… - Он выжидает. И Бог вас упаси узнать - чего. - Подвергнуть такому испытанию ребенка - я не могу согласиться. - С ним ничего не будет. Обещаю. Даю слово. Малейший признак… Малейший намек на то, что ему причиняется вред… И мы прекратим. - Чего вы добиваетесь? - Если моя правота будет доказана, вы перестанете мне мешать. Развяжете мне руки. И возможно… Нам еще удастся его спасти… Дело в том, что более взрослым… Те, кому уже двадцать или около того - они безнадежны. В нашем распоряжении были две особи. Примерно в таком возрасте. Это стена, глухая, непрошибаемая. Но, может… Ребенок? Может, в нем еще сохранилось хоть что-то человеческое? Но чтобы докатиться до этой сути, мне нужна полная свобода действий. Нам нужно его раскрыть! Если не помочь, то хотя бы понять, как они это делают. Чтобы спасти других. Тех, кто еще моложе, еще младше. - О, Боже! - Совсем еще дети, подумайте об этом. И дайте мне провести еще один опыт. Эксперимент. Всего один. В вашем присутствии. И если после этого вы продолжите утверждать, что это всего лишь психологическое расстройство… - Но в том и дело… Мальчик никогда… Не проявлял никаких признаков… Страх, беспокойство. Но не более того. - Это говорит лишь о том, что он более умен и осторожен и менее эмоционален, чем его сестра. Вполне возможно, что «раскрыть» его будет труднее… Черт возьми! Как могли вы ее упустить! С девочкой было бы легче. Хотя она уже слишком стара для этого… Это забавно звучит, не так ли? Уже не совсем дети, еще не совсем подростки. Не детство и не юность. В старину этот переход называли отрочеством - теперь это слово незаслуженно забыто. Мне нужен именно этот возраст, вот почему мне так важен мальчик. С девочкой мы опоздали... Знаете ли, дети - все дети, без исключения - рождаются с таким… «свечением». Но они живут, и Явь вокруг них все больше и больше их затягивает, образует нечто вроде пленки… Защитного слоя от всего, что приходит оттуда… Это происходит именно в этом возрасте - 11-13 лет. Именно в этом возрасте человек переходит границу… которую обратно перейти невозможно. Они или разрывают эту пленку… и становятся «лучистыми», или уже навсегда утрачивают эту способность. У детей лучистость неосознанная, часто неуправляемая… И только когда они начинают учиться владеть своими способностями - тогда все решается. Если за это время они не научатся управлять своей силой, то - независимо от способностей – они ее отторгают. Но если научатся… это уже не люди. С девочкой мы немного опоздали, ее становление уже завершилось. Но мальчик… Здесь есть шанс. Он еще сможет стать нормальным человеком… Нам повезло, способности у него весьма средние, ничего выдающегося. Просто он очень восприимчив, быстро учится и умеет отлично использовать то, чему научился… Но, мне кажется, мы сумеем добиться от него… убедить его это отвергнуть. - А если… Нет? Тишевский покачал головой. - Я предпочитаю надеяться на лучшее. Но такие... существа в нормальном обществе нежизнеспособны. Если не поможем ему сейчас, то скоро его рассудок... может помутиться окончательно… и он уже никогда не выйдет отсюда. Или - покончит с собой. Ну, все. В принципе дальше можно было и не слушать. Примерно так я себе и представлял все это. И вот что странно: как раз-таки страха я и не ощутил. Скорее, злость. И какую-то совсем неуместную обиду. Средние способности, говорите?.. Ничего выдающегося?.. Я больше не мог ждать. Я не знал, правильно ли то, что я делаю и законно ли это. Особенно с точки зрения наших законов. Может быть, сейчас я совершаю зло, которое мне придется искупать всю оставшуюся жизнь. Но сейчас это было единственное, на что я способен. *** … Well the cat is in the barn, the booze is in the brain The evil's in the woman, I am lost in the rain Night's coming on I need a place to stay Squat in a barn, Crash in the hay… [1] Наверное, будь я опытнее и старше я бы придумал что-нибудь получше. Что-нибудь более точное и сильное. Но может, это и хорошо, что я не был опытнее и старше. Потому что та, кого я звал, ни опытной, ни взрослой тоже не была. И позови я по-другому: настойчивее, решительнее, я мог бы ее отпугнуть… А эта песня… Она была, как тихий стук в дождливую ночь под окном. Не хочешь – не открывай. Но не услышать ты тоже не сможешь. И сказать себе потом, что не услышала, тоже не сможешь. The storm is arisin' I am left behind I cannae see the moon, I've got whiskey on my mind Please let me in, it is you who I adore Open the gate, let me in once more Я знаю, она меня услышала. Услышала и откликнулась. Темные стены ее сна встали передо мной, придвинулись ко мне вплотную, объяли меня как вода, холодная, но не пугающая. Я подался вперед и раздвинул ее руками. Темная блестящая вода, полная серебряно-синеватых бликов. The candle's burnin' down, the hour's getting late I've got no time for tae hang around and wait Darlin', darlin' let me in! Darlin', darlin' let me in! Я рванулся вперед, расталкивая локтями обступившую меня прохладу. Душная, тесная камера осталась позади. Растаяла и исчезла. Ее больше не было, не было вообще. Все, что пришло в наш мир мороком, чуждым ему, мороком и растаяло. Сон чистый, искренний, неизведанный впустил меня, ударил мне в лицо прохладой… И я побежал. Побежал так, как никогда не бегал в своей жизни, никогда… А ведь я мог бегать очень быстро! Мы занимались бегом часто в последнее время - мы с Вильвен, только я и она, я никогда не мог ее обогнать, но и не отставал сильно. Я мог обогнать кого угодно моего возраста, кроме Октава - мне никогда не хватало злости, чтобы обогнать его. Но теперь, думаю, даже он не угнался бы за мной. Я бежал так, что казалось вены на руках и ногах вот-вот лопнут. Бежал так, пока хватало дыхания. Но, несмотря на боль в конечностях, не смотря на то, что грудь уже разрывалась от недостатка воздуха, а глаза заливал пот, мне было необыкновенно хорошо: чем сильнее я уставал, тем быстрее приказывал себе бежать, тем легче и радостнее мне становилось. Ветер бил в лицо и свистел в ушах. Все, что произошло со мной в последние несколько недель, осталось далеко позади, стало не прошлым даже, стало небылью, этого всего - не стало. И что бы ни было впереди - только это было настоящим. *** Я бежал до тех пор, пока не почувствовал, что под ногами гладкий твердый асфальт, а воздух вокруг свежий, но теплый, как летней ночью… Я замедлил бег, но остановился не сразу. Сделал пару кругов вокруг здания по асфальтовой дорожке. Деревья, росшие по обе стороны, отбрасывали на нее тени ветвей: крест-накрест, подсвеченные желтоватым светом фонарей, они походили на черную паутину у меня под ногами. Когда сердце немного успокоилось, я, наконец, остановился и несколько секунд стоял, согнувшись, упершись в колени руками. Волосы прилипли ко лбу и щекам, и вообще в свитере было ужасно жарко. Я стянул его, пытаясь сообразить, где нахожусь. В первую очередь - ГДЕ - в Сне или в Яви? Кажется, уже в Яви… И не в тюрьме! Это самое главное. А теперь собственно ГДЕ. Здание, перед которым я оказался, было точно слепок с моей недавней тюрьмы, такое же безликое и казенное. Значит, мне - сюда? Меньше всего мне понравилась решетка, которая его окружала. Конечно, ничего общего с решеткой клиники, это была просто чахлая загородка, чуть выше меня, расшатанная и местами без прутьев… Но все же мне не понравилось, что она вообще есть. И мне как-то очень сильно не захотелось туда идти… Неужели у меня нет выбора? Или есть? И тут я заметил кое-что еще. Мельком взглянув на окна здания. Во втором этаже. Там у окна кто-то стоял. Я пригляделся. Ее было плохо видно, ее силуэт был почти полностью скрыт шторой, да и стояла она немного боком, будто выглядывала из окна украдкой, будто побаивалась чего-то… Я был почти уверен. Что это она, та самая. И что она меня тоже видит. Я хотел было помахать ей, но не решился. Вместо этого я сделал шаг по направлению к решетке. Фигура за окном исчезла, словно ее вспугнуло мое движение. Я все еще не был до конца уверен, что мне сюда. Ночь вокруг была слишком чудесна и слишком маняща, чтобы добровольно соглашаться на новую клетку... Даже если это и нужно. Или не так уж нужно? Я могу сейчас пойти и найти Ронью, сейчас я твердо знал, что могу это. Я смогу быть вместе с ней, вместе нам будет проще… Ведь не может это продолжаться вечно! Вполне можно где-то побродить, до тех пор, пока нельзя будет вернуться домой… Размышляя об этом, я протянул руку к решетке калитки - она была прямо передо мной. Я не коснулся ее. Точно нет. Но она, чуть скрипнув, приоткрылась. В этом не было ничего приглашающего или отпугивающего, просто… Просто я как-то сразу понял. Что мне СЮДА. Понял отчетливо, ДО СЛЕЗ. И засмеялся, чтобы не заплакать.