На границе Ноября (Зеркало Снов - 2)

Оленька: От резкого звука хлопнувшей садовой калитки я вздрогнула и вскочила. Калитка - так у нас называли створку ворот, которая почти всегда была заперта. Ворота открывались для машин, но иногда машины не заезжали внутрь, а те, кого они привозили, просто входили через калитку. Унылую, решетчатую калитку, покрытую полуоблупившейся желтой краской. Мне не так уж было интересно, кто вошел на этот раз, но я все-таки повернулась туда, и девочки, сидящие на крыльце, тоже посмотрели в ту сторону почти лениво. Но только в тот момент им ничего не было видно, они увидят, кто вошел, только когда он пройдет по всей асфальтовой дорожке до угла дома. А я видела его уже сейчас. Нет, не его. Их. Взрослый, вернее, уже пожилой и ребенок. Мальчик. Подросток. Моих примерно лет или чуть старше. Мой интерес, не успев вспыхнуть, сразу угас - мальчик ничем не отличался от наших воспитанников... Возможно, это даже был один из них… Правда, раньше я его здесь не видела… Новенький… Тоже самое обычное дело, только почему его тогда не провели через главный вход? Прищурившись, я вгляделась за далекую решетку, будучи почти уверенной, что машина высадившая прибывших - милицейская. Ничего необычного в этом не было - мальчишки часто сбегают. Он был… Обыкновенный. Даже если бы я ОЧЕНЬ постаралась, не заметила бы в нем ничего особенного. Его нельзя было назвать ни красивым, ни уродливым… Наверно, когда он улыбался, он казался миловидным, но сейчас лицо его было угрюмым и совершенно лишенным каких-либо ярких черт. Разве что немного бледнее, чем бывают дети в его возрасте. Волосы у него были темно-русые, слегка вьющиеся и, кажется, очень густые. Это было заметно по тому, как они топорщились в разные стороны. Прическа у него была такая, будто еще недавно волосы у него были очень длинные, но он не совсем удачно сам себя подстриг. Или его стригли насильно, а он сопротивлялся. Растрепанные пряди едва прикрывали уши, а спереди падали на глаза, которые мне сначала показались очень большими. Но когда он подошел ближе, я поняла, что мне это показалось из-за темных кругов вокруг глаз, как будто он хронически недосыпал. Его сопровождающий был, как нарочно, маленьким, щуплым дядькой, лысым и в очках. Ниже даже ростом своего подопечного и гораздо неувереннее его на вид. Лариса вдруг громко фыркнула. - Кто кого ведет? - спросила она. В чем-то она была, несомненно, права - меньше всего он сейчас походил на пленника, на человека, которого ведут куда-то против воли. Скорее, было похоже, что у него здесь какое-то важное дело, к которому ему не терпится приступить. Воспитатель (если это был воспитатель) едва поспевал за ним. Он даже положил ему руку на плечо, словно пытаясь заставить идти медленнее. Мальчик шевельнул плечом, пытаясь сбросить его руку, а когда это не удалось, улыбнулся слегка презрительно и еще ускорил шаг. Он был рослый, хотя подростки иногда и сильнее к его годам вытягиваются, шагал широко, и сопровождающему пришлось почти бежать за ним вприпрыжку. Они прошли мимо меня, и я машинально направилась следом. Реплика Ларисы не получила никакого отклика, я перевела взгляд на крыльцо и увидела Ксюшу. В первый момент я даже ее не узнала - таким сияющим и прекрасным стало ее лицо. Глаза ее просто излучали счастье. Она не сводила взгляда с новоприбывшего. И хотя он просто прошел мимо, даже не повернув головы в ее сторону, она еще более ослепительно заулыбалась, и продолжала улыбаться, даже когда он скрылся за дверью. - Кто это? - спросила я. - Ты его знаешь? Вопрос был совершенно излишним. - Да, - ответила Ксюша. - Я его знаю. И теперь, - она внезапно горячо сжала мою руку, - теперь все будет хорошо. Просто прекрасно. Она вдруг сделала странно движение, словно собиралась обнять меня, а потом запрыгать на месте, но сдержалась и вместо этого бросилась в дом. Я слышала, как защелкали по лестнице ее подошвы, она, видимо, поднималась по ней бегом. Меня вдруг осенило. - Это он? - спросила я у Белки, - впервые я обращалась непосредственно к ней с каким-то вопросом. - Тот самый мальчик… В которого она влюблена?! Белка кисло усмехнулась. - Да нет… Уж лучше бы ТОТ! Ну все, теперь спокойная жизнь кончилась! Но только странно. Белка, которая это говорила, вовсе не выглядела недовольной. Встревоженной - да, но все-таки счастливой. *** Обычно моим любимым временем суток было именно это. Когда лежишь в постели и точно знаешь, что, по крайней мере, следующие полчаса тебя никто не тронет, ты полностью свободен от всего и счастлив. Можешь думать и мечтать, о чем тебе только вздумается. Но сегодня все было немного не так. Сегодня я думала - скорее бы настало завтра. Почему? Даже засыпая, я пыталась это понять. На следующее утро было воскресенье – не потому ли мне казалось, что завтра должно быть что-то хорошее? Но нет, я и воскресенья не особенно любила. Разве что за то, что нет звонков (кроме отбоя) и можно гораздо дольше избегать чьего бы то ни было общества. И не нужно было лежать в кровати и ждать, пока остальные проснутся. Можно было потихоньку одеться и выскользнуть в сад никем не замеченной еще до завтрака. Впрочем, в саду, заполненном промозглым туманом, делать было особо нечего. Ноги привычно понесли меня на любимую заднюю дорожку, хотя теперь я знала, что это место привлекает не только меня… И точно. Сначала я решила, что мне это кажется. Потому что когда вокруг туман, и в трех шагах ничего не видно, показаться может всякое. Но уже в следующее мгновение я поняла, что - нет, не кажется. Я действительно это слышу. Кто-то шел по дорожке прямо на меня. И пел. Ho girato tutto il mondo ma non saprei dire con chi sono stato Se chiamarmi vagabondo oppure burattino telecomandato quante volte mi son chiesto ma perché lo fai? non lo vedi che di amici veri non ne hai? E tra mille delusioni ho cercato sempre di sentirmi su[1] (Где я только ни был, кем я только ни был, даже и не рассказать Быть может я всего лишь бродяга или марионетка в чьих-то руках? Сколько раз задавался вопросом – зачем тебе все это? Ведь даже настоящих друзей у тебя нет… Но и в тысячный раз разочаровавшись – я остаюсь собой.) Я замерла. Кто мог рано утром гулять в тумане по нашему саду и петь по-итальянски?.. Но я уже знала - кто. Он шел, вороша ногами сухие листья, и вполголоса напевал про себя. Тот самый мальчик. Я наконец-то его увидела. Даже трудно поверить, что он мог казаться таким обычным. В другое время, в другой ситуации я бы даже на него не оглянулась. Впрочем, кто сказал, что я должна оглянуться теперь? Ma quando canto io sono sincero più che mai sono contento soltanto in mezzo a tutti voi e poi non vendo fantasia, ma momenti della vita mia E vorrei sentirmi libero di dare un bacio e regalare un fiore… (Но когда я пою – я искренен как никогда И только тогда счастлив, когда пою для вас Нет, не фантазией я торгую, но лишь осколками моей жизни Я хотел бы сам решать – кого поцеловать, кому подарить цветок.) На какой-то миг мне захотелось съежиться и стать незаметной, как я это умела, сойти с дорожки, вжаться в решетку, дать ему пройти… И не увидеть меня. Но что-то заставило меня… или возможно я сама заставила себя сделать шаг ему навстречу. Возможно, это и было самое лучшее идти прямо и делать вид, что я не замечаю его. Я по своим делам - он по своим. Весь мой жизненный опыт (особенно вчерашний) мне подсказывал, что от мальчишек ничего хорошего ждать не приходится. Может, если я не буду на него смотреть… Ma quando canto mi scordo di tutti questi guai e quando canto io vivo in mezzo a tutti voi (Но когда я пою я забываю все мои проблемы И когда я пою - я один только жив среди вас) Я не стану на него смотреть, сказала я себе самой. Нет, не буду. Ma tra mille delusioni ho cercato sempre di sentirmi su (Но и в тысячный раз разочаровавшись - нахожу возможность остаться собой.) Он поравнялся со мной и улыбнулся, как старой знакомой. - Привет, Белоснежка. Он даже не замедлил шага, проходя мимо меня. У меня же просто ноги подкосились. Он поздоровался со мной? Как он меня назвал? Я знаю, я просто буду идти себе вперед, и не оглянусь, и скоро забуду об этом. Возможно, я его даже никогда не увижу больше. Ma quando canto io sono sincero più che mai sono contento soltanto in mezzo a tutti voi e poi non vendo fantasia pensando solamente a fare un disco e via (Но когда я пою – я искренен как никогда И только тогда счастлив, когда пою для вас Нет, не фантазией я торгую, мне лишь бы записать этот диск и свалить) Я все-таки оглянулась. И встретилась с ним взглядом. Потому что он остановился и смотрел мне вслед. Я вспыхнула и пошла дальше. В ушах звенело, ноги дрожали. Только бы пройти до конца дорожки, до поворота, когда он уже не сможет меня видеть. Я по-прежнему слышала его песню. Но она не удалялась, а как будто наоборот, приближалась ко мне. Неужели он шел за мной?! E per una volta ancora resterà soltanto questa mia illusion (Всего лишь еще одна моя иллюзия, но сейчас мне этого хватит) Да, я слышала это уже совсем рядом. e non so se ho fatto bene andando a registrare questa mia canzone (И я не знаю, стоило ли вообще, чтобы эту песню услышали) Он шел рядом со мной, но чуть позади, мне не было его видно. Не пел уже, а только тихонечко насвистывал мелодию. Я от волнения уже не чувствовала своего тела, словно и не шла, а плыла по течению или летела. Еще шаг, еще. Наконец, он пошел рядом со мной бок о бок. - А я думал, я один люблю гулять так рано по плохой погоде, - сказал он. Я не ответила. Сжала плотно губы, чтобы не ответить. Шла деревянными шагами, глядя прямо перед собой. Мимо него. Все мои инстинкты говорили мне - от них лучше держаться подальше. Разве случай на спортплощадке тому не доказательство?.. С чего это я взяла, что он не такой, как все остальные? Я его совсем не знала. Мы не были знакомы. - Как тебя зовут? - спросил он. - Ольга, - ответила я, с трудом протолкнув свое имя в пересохшее горло, и тут же спохватившись, что не хотела с ним заговаривать. - Ольга… - протянул он, задумчиво. - Какое сильное имя. Слишком уж сильное, может, можно как-то понежнее? Оленька, например? Я бессознательно ускорила шаг, но он не отставал. - Да, меня здесь все так зовут, - заметила я сухо. - Правда? Я не знал… Так зовут мою двоюродную сестру, но она младше меня… И если честно, вы с ней мало похожи. Она блондинка и глаза у нее голубые. Ну конечно. Ничего со мной общего. Я не отвечала ему и понимала, что он вот-вот уйдет. Когда ему надоест разговаривать с садовой решеткой. - Правда, мне немного трудно о ней рассказывать, - продолжал он. - Я не совсем уверен, что говорю именно про нее. Понимаешь, она двойняшка, и у меня есть еще одна точно такая же двоюродная сестра. Я помимо воли заинтересовалась. Близнецы - это как раз то, что меня всегда интересовало. - Но это еще ничего, - добавил он. - А у меня есть еще другие двоюродные сестры... Они и вовсе тройняшки! - Правда? - я сама не понимала, как у меня это вырвалось. - Ну, это не самый тяжелый случай еще, - он заговорил увереннее. - Я слышал, в одной семье в Испании есть сразу пять девочек-близнецов - представляешь? - Да, я об этом слышала… Я читала об этом в старом исписанном учебнике по биологии. Для старших классов. Там была даже фотография этих девочек… - Прости, я сам не представился, - спохватился вдруг он. - Меня зовут Дорел. Я на это заявление никак не отреагировала. Собственно, потому, что такое имя слышала впервые. И представления не имела, какой национальности может быть человек с таким именем. И имя ли это вообще или прозвище, и если прозвище, то, что оно означает? - А тебе сколько лет? - продолжал Дорел. Видимо, поняв, что от меня самой ничего не дождешься. - Одиннадцать. Уже почти двенадцать. - Мятежный возраст. Я покосилась на него. - В этом возрасте начинаешь чувствовать себя взрослой, правда? Я пожала плечами. Вот уж взрослой я себя никогда еще не чувствовала. И даже не начинала. - Нет, я не имею в виду во взрослом смысле взрослой, - уточнил он. Я снова пожала плечами. Ответить мне было абсолютно нечего. Он, кажется, тоже, наконец, это понял, потому что снова начал напевать. e sarà già stato detto tante volte ma per ognuno c'è una propria e sola verità (И в который раз уже это будет сказано? Но для каждого это правда своя и единственная) Но теперь его голос звучал несколько иначе. Как будто он только притворялся, что поет, а на самом деле думал о чем-то другом. О том, что еще сказать мне. Странно – с чего бы мне знать, о чем он думает? И с чего бы ему думать обо мне? Но он продолжал идти рядом. e tra mille delusioni cercherò di nuovo di sentirmi su… (И среди тысяч разочарований я все равно найду возможность остаться собой!)