На границе Ноября (Зеркало Снов - 2)

Оленька: Дорел оказался наказанным уже на следующий день. Ни за завтраком, ни за обедом я его не видела. Кажется, он вообще решил перестать питаться в нашей столовой. Не зная, где еще можно его увидеть, я потащилась за Ксюшей и остальными в сад. Они меня, конечно, с собой не звали... Но и не возражали, по крайней мере, открыто, что я с ними пошла. И они разговаривали при мне так, будто я была своим человеком, посвященным во все их дела. - Биссихина, конечно, дура, - говорила Белка. – Но кое-что в ее словах… Я, Ксюша, про тебя и Дорела. Ты уверена, что между вами ничего не может быть… Такого? - Нет. - Вообще… ничего? - Вообще. - А если вообще, так это несправедливо! Дорел начал ухаживать за тобой раньше. А тут влез Гжегож и разрушил всю идиллию. - Я Дорела недостойна, - просто сказала Ксюша. - Можно подумать, Гжегож тебя достоин. Я, конечно, все равно считаю, что Загорски - маньяки, а Даллоши вполне себе приличные люди, но если бы мне пришлось выбирать в данном конкретном случае… - Мне не пришлось выбирать. Так получилось, - вздохнула Ксюша. - …между Дорелом и Гжегожем, - не слушая ее, продолжала Белка, - я бы выбрала Дорела. Хоть он совсем и не красивый. И, может, не такой умный, как Гжегож… Это Дорел-то некрасивый, подумала я. Ну да, возможно, лицо у него и не красиво-кукольное, и его можно не заметить в толпе, если не приглядываться. Но когда он встряхивает головой, откидывая назад волосы, или проводит по ним ладонями, чтобы они не так топорщились или наоборот взъерошивает их... у меня от этого просто сердце замирало. Или когда он улыбается. Даже самому себе, когда его губы лишь слегка подрагивают, а глаза остаются задумчивыми и печальными, - но лицо его при этом словно озаряется изнутри. А когда он улыбается по-настоящему, смотрит на тебя, и его глаза искрятся - тогда он просто сияет, и я не видела ничего прекраснее в своей жизни. И вообще мне теперь стало казаться, что ничего прекрасного я в своей жизни еще не видела. И вообще не жила. И глаза у него… В тени они казались сумрачно-серыми, а на свету - темно-голубыми. Странно, а когда мы танцевали… в том необычном освещении, они казались серебристо-зелеными. Мы остановились. Странно, я столько лазила по нашему двору и саду, а здесь никогда не была. Наверно, потому, что мне в голову не приходило, что здесь можно находиться. Дом здесь уходил в небольшой овраг, так что мы стояли почти на уровне окон второго этажа, при желании их можно было коснуться рукой. Мокрые от моросящего дождя кусты отгораживали нас от остального сада. Быть может, об этом местечке и вовсе никто не догадывался. Меня смущало только одно, окно, выходящее туда, было окном директорского кабинета. Правда, оно было плотно занавешено шторами… На окне сидела кукла. Не какая-нибудь дешевая Барби. Очень изящная шарнирная куколка, только очень маленькая. С длинными белыми волосами и золотистыми глазами. Она была наряжена в роскошный наряд в черно-белую клетку, весь в кружевах и оборках, а на ножках были ботики со шнуровкой. Я внимательно рассматривала куколку, делая вид, что разговор меня не так уж и интересует. Белка продолжала рассуждать о Дореле. - И опять же - в вампиров не верит. Несовременный. - А в драконов он верит, - заметила Ксюша. - Еще бы он в них не верил! - воскликнула Белка. - Драконы - порождение мечты, фантазии, а вампиры - сексуальных комплексов, страхов и суеверий. Чего-чего, а этого в Загорски точно нет. - А что в них есть? Нет, уж договаривай, раз начала? Что-то, что есть и в драконах? Сила? Стремление? Полет? Мудрость? - Драконы вовсе не мудрые, - сказала вдруг Белка резко. - В книгах, фильмах… Вовсе нет. Мудрые драконы не якшались бы с людьми. Они бы их просто жрали. Или сжигали бы, не позволяя приближаться. Белка вдруг сжал виски ладонями, словно пытаясь что-то удержать в голове. - Почему люди так ничтожны? - прошептала, почти пропела она. - Почему? Почему даже если кому-то удается вырваться… Увидеть и понять что-то… высшее, остальным надо непременно это испоганить? Низвести до своего уровня. Драконы… Воплощение стихий, великих сил природы, грозы, пламени, неба… Ваши… фантасты превратили их в тупых домашних животных. Низвели их до уровня рабочих лошадок. Ишаков! Мы ведь не можем любить что-то, пока по нему не потопчемся или на худой конец не сунем в карман! Нет, только у себя в стойле! Или на поводке. Мини-дракончиков таких придумали – специально на замену комнатным собачкам. Носить на плече или за пазухой – можно себе представить более мерзкое и тошнотворное зрелище?.. Ах, это же так миленько! Сю-сю-сю – дракончик! Гадость! Они ведь не в силах... эти ваши людишки-писатели сами подняться в небо, верно? Отрастить себе крылья – стать огнем и грозой… Так хоть драконов опустить! Научить их разговаривать с людьми, чего им на хрен не надо… Давать им советы, возить на спине… Фу! Нежели кому-то может нравиться… Такое вот? Оседлать дракона – это все равно что из лесного родника сделать нужник. Почему бы не начать тогда седлать людей? Что, такое словосочетание режет ухо – а про драконов не режет? Они же ниже нас, да? У Туве Янссон последний в мире дракон живет в банке из под варенья – правильно, туда им и место! У Перумова, у Rhapsody… Как бы мудрее… Но все равно потом легли под человека, как же, мудрые! И погибли, поэтому и правильно, и… - А вот когда… Дракон превращается в человека, или человек в дракона, или… Они одно? - Ха-ха! А в собственной шкуре у них, у людей - кишка тонка? Только паразитируя в чьем-то теле, жить и можем? Я поняла, на кого походила Белка, когда говорила это - на самого Дорела. И глаза ее сияли так же. Может быть, вот это и есть - это самое? То, что они называли лучистостью. Тогда во мне этого точно нет. Кусты раздвинулись, и на полянке появился Дорел. Они условились об этом месте заранее, или он просто знал, куда идти? - Привет, - сказал он. - Что случилось? - быстро спросила Белка. - Ничего. А что должно было случиться? Симпатичная кукла, - он подошел к окну и встал рядом со мной. - Особенно глаза. Смотри, Оленька, если глядеть ей в глаза, можно даже видеть, что в них отражается. - Что случилось, Дорел? - повторила Белка свой вопрос. - Ты успел уже нарваться на очередные неприятности? - А, так! - Дорел отмахнулся. - Эта дамочка, которая у нас ведет историю… Завелась сегодня насчет язычества… Она должна историю преподавать, а не разглагольствовать о морали… О православии и так далее. У нас для этого есть уроки, как его… Религиозной культуры и чего-то там этики… Причем для нас бесплатные, не то что в обычных школах. Ну ладно, я сам терпеть не могу современных нео-язычников, которые трубят о возвращении к корням, всяких там «родноверов» и прочих шутов гороховых… Позеры. По выходным пляшут вокруг костров в балахонах, а в будни ездят на работу в автомобилях, и не мыслят жизни без сотовых и интернета. Шли бы тогда жить в шалаши и питаться подстреленной дичью. И еще поучают, во что остальные должны верить, и без конца нудят о том, что другие предают свои корни. Отрекаются от религии предков и отсюда все их беды… Все беды от лени и тупости! От трусости и злости. От эгоизма. Худших бед, чем эти, с людьми приключиться не может! Вот и наша историчка тоже... Только бы повыступать против язычников… Но ладно бы про всех тех - этих современных дураков! Нет, она полезла во тьму веков! К викингам и древним славянам, и как будто она хоть что-то понимает в этом… Поклонение огню ее, видите ли, чем-то не устраивает. Во-первых, огню поклонялись зороастрийцы, а не скандинавы... В буквальном, то есть, смысле. И у славян огонь был… Чем-то вроде ритуального атрибута, а не объекта поклонения… Она же историчка - зачем говорить то… чего не было? Да, викинги и славяне сжигали своих покойников… достойных сожжения, славяне, кажется, сжигали и особо почетных врагов… Остальных зарывали в землю… И… отбросим все религиозные символы! Разве это не прекрасно, когда душа твоя, покидая тело, с огнем взмывает в воздух?.. Неужели лучше, когда тебя в земле черви поедят? А вот про то, что жен заживо сжигали вместе с павшими воинами, это я как-то впервые слышу, это скорее в Индии было... И то, что друзья покойного якобы насиловали его жену перед обрядом сожжения… Уж не знаю, откуда у нее такие сведения… Рассказывает во всех подробностях так, будто лично на тех похоронах присутствовала… Может, это ее собственные эротические фантазии?.. Лариса неуверенно хихикнула. Я поняла, что опять покраснела. Наверно, нельзя так… Об учительнице? - Наверно, не стоило бы говорить так, - в тон моим мыслям согласился Дорел. - Но и ей не стоило. Нести такую чушь на уроке. Ее же слушают! Ну… некоторые… некоторые, может, и запоминают… Типа, если учитель, так можно внушать, что угодно? И что она так прицепилась к этим язычникам?.. И что я такого сказал? Я только задал вопрос: «А что, христиане разве никого не сжигали?» Почему бы ей было ПРОСТО мне не ответить?.. - Ты же сам христианин? - заметила Белка. - Или нет? Дорел развернулся к ней. - Именно потому что. Говорить ВСЕГДА правду - одна из основанных привилегий христианства. - Привилегий?.. - губы Белки презрительно скривились. - Именно. Большинству людей для того, чтобы говорить правду элементарно ума не хватает. А остальному большинству - это не по карману. Знаешь, как говорится: рылом не вышли. Белка побледнела и как-то очень выпрямилась. - О, то есть мне говорить всегда правду не по уму? - уточнила она, стараясь говорить тихо и спокойно, но дышала при этом тяжело. - Не знаю. Тебе видней. Не думаю, ты скорее относишься к тому типу людей, которые это себе могут позволить лишь изредка. Люди такого типа вынуждены всю жизнь лгать, лицемерить и притворяться… А у христиан - истинных - есть право говорить правду всегда. - Что ж тогда, - Белка стараясь хотя бы выглядеть спокойной, насколько это возможно для человека, покрывшегося пятнами от возмущения, - ты тратишь свое драгоценное время на такое ничтожество, как я? - Ну, - Дорел скрестил руки на груди и покровительственно улыбнулся, - милосердие тоже является одной из наших привилегий. - Сволочь, - выдохнула Белка. - Как вас таких только земля носит. - Наверно, для того чтобы у простых смертных мозги не заплывали окончательно жиром сытости и самодовольства. Он был прекрасен, когда говорил, я не подберу другого слова. Глаза сияли совершенно неземным светом, и от этого сияния преображалось все лицо. Он даже казался выше ростом. Лариса не сводила с него глаз, полных восхищения, хотя наверняка ее озадачивало такое количество «умных» слов. - А если я вообще не верю в Бога? - вдруг спросила она. Дорел снисходительно улыбнулся. - Ты просто еще маленькая. Еще и не начинала жить. Начнешь - поверишь. Лариса обижено надула губы. - У нас свобода совести и религии, так что ты здесь не очень-то проповедуй, - грубовато сказала Белка. Дорел прищурился. - Да? Атеизм - это тоже религия, между прочим - пусть тупиковая и примитивная, но все же каноническая религия… Так что ты тоже… не очень-то проповедуй и не совращай малолетних. И вообще, это легко, быть злой и крутой, когда все вокруг тебя добрые и носятся с тобой. Вот когда ты сама напорешься на кого-нибудь злого… Посмотрим, как ты тогда запоешь! И, кстати, атеизм по определению отрицает все проявления духовности… Даже если она хоть во что-то верит… Даже в фей в цветах… Она уже не атеистка. Ну, конечно, атеисты тоже верят - верят в смерть. В то, что все мертво, в то, что люди - это всего лишь плоть, обреченная гнить, что под ногами грязь, а над головой пустота, в то, что позади ничего, а впереди только смерть и превращение в компост. Ты атеистка. Значит, ты в это веришь? - Я верю - в себя! - В себя, которая достойна только исчезнуть и умереть? - Нет вовсе! - Значит, веришь, что ты бессмертна. Значит, ты - Бог. Ну, тогда ты уже не атеистка. - Тьфу на тебя четыре раза. Ты думаешь, раз у тебя так хорошо подвешен язык, то можешь уболтать, кого угодно? Со мной у тебя так легко не получится. - Гм. У отца получалось. - А тебе, знаешь ли, не достает харизмы Чеслава! - Ну, если дело только за этим… То есть против моих слов ты ничего возразить не имеешь? - Это все не твои слова, - сказала Белка, побледнев. - Тебя так научили. - Это то, что я обдуманно признаю за истину. А ты… Ты еще просто не научилась видеть разницы между религией и верой. Как и Лариса. Белка плотно сжала губы. Казалось, она подыскивает подходящее к случаю ругательство, но не может найти достаточно выразительного. - Да вы и не люди даже, вы… по-моему, вы просто… - Кашалоты, - быстро вставил Дорел. Белка оторопела. - Кто?! - Кашалоты. Ну, ты знаешь, у кашалотов ведь мозг как устроен, на две части. Одна половина спит, а другая в это время бодрствует. Попеременно. То есть кашалот спит всегда… И никогда в то же время. Как мы. Белка некоторое время молчала, переваривая информацию. По крайней мере, кричать перестала. - Ты это только что сам придумал, - сказала она, наконец. - Неа. Просто увлекаюсь зоологией. Точно так же как ты португальским языком, - Дорел явно стремился перевести разговор на другие рельсы. - Ты ведь даже поешь по-португальски каждое утро, я прав? - Не твое дело. Это для концерта. - А почему именно эта песня? Почему не Memoria de Noite, не Achégate? У тебя же всегда так здорово получалось петь по-галисийски! Не забыла? Белка поморщилась. - Язык? Да нет. Но португальский мне тоже нравится… И это хорошая песня. - Попсовая… - Да ты и сам-то только попсу и слушаешь! Pupo – это давно ли роком считается? - Много ты понимаешь! Pupo, например, классика, все равно что Кутуньо или Карризи. - Отец тебя сейчас не слышит - жалко. Он бы тебе объяснил, в чем разница. - Ты своего отца в виду имеешь? Насмешила! Он бы ТЕБЕ объяснил, в чем разница между классикой и… как зовут девочку, чью песню ты поешь? Белка призадумалась. - Ты что - сама не помнишь?! - Я помню... Я знала. Просто я так давно пою эту песню, что она мне уже кажется своей. - Вывернулась, молодец, - засмеялся, Дорел. - Ладно, допустим, это хорошая песня. Но Memoria de Noite лучше. В твоем исполнении особенно. Белка пожала плечами, но было заметно, как она довольна. - А то, что ты пел ночью… Что вы пели… Это не то? - спросила Эля. - Нет, это… «Дождь в Сантьяго» - тоже очень известная песня. На стихи Гарсиа Лорки, между порчим. А Memoria de Noite - это любимая песня моей мамы. - Кажется, в прошлый раз ты говорил, что Анна ее не выносит. - Она ее не выносит… Не может слушать без слез… - он запнулся, но потом продолжил как ни в чем ни бывало. - А вообще, я на самом деле больше люблю ирландские песни. Северно-ирландские, если быть точным. Их мама всегда поет… Под гитару. Что не совсем академично конечно, - добавил он, подумав. - Для подобной музыки нужна арфа или флейта… Но гитара удобнее. - Они одинаковые все, эти песни, - заметила Белка. - Вообще-то да, мотив у всех похож. Но меня в них очаровывает… Что под одну и ту же песню можно и грустить и радоваться. Они все такие… неуловимо легкие, красивые, иногда кажутся веселыми - и под них можно танцевать. - Вы и танцевали с Басей иногда, я помню, - вставила Ксюша. - Да… но если настроение другое… Они могут казаться грустными, даже печальными… Но они всегда такие светлые… Как самый прекрасный сон. Говоря это, он потянул руку и взял с подоконника куклу. Он сделал это так непринужденно и просто, как бы между делом, что никто и не сообразил сразу очевидной вещи - окно было ЗАКРЫТО. Он взял ее прямо сквозь стекло, как сквозь воздух. Он задумчиво вертел куклу в руках, разглядывая ее, словно не замечая, как мы все оцепенели. - Ты опять? - спросила Белка зло. - Опять что? - ответил Дорел задумчиво. - Что я такого делаю, чего не делал бы раньше? - О, так ты пытаешься сделать вид, что можешь жить, как раньше? - Я не делаю никакого вида. Я живу. - Не боишься, что тебя здесь спалят? - Нет, пока ты не начала орать… Пока я делаю это неосознанно, без страха, не зацикливаясь на том, что в этом есть какой-то риск - мне ничего не будет. - Сам придумал? Заранее или импровизируешь? Тебе ведь и так ничего не будет. Будет нам. Ты же за нами сейчас прячешься. - Я ни за кого не прячусь, - тихо и устало сказал Дорел. Глаза его посерели. - Если ты настаиваешь, я уйду. Собственно, тебе никто не мешает просто выдать меня. - А могу я ПРОСТО жить? Ни на чьей стороне. - Нет. Ты все равно на чьей-то стороне всегда, разница только осознано или нет… Но им-то нужны... Рабы и они подбирают всех тех, которым охота жить ПРОСТО. - Ну знаешь… Подозревать, что я способна на подлость… - «Способна на подлость» - забавно звучит. Можно подумать, что те, кто совершают подлости, вообще на что-то способны. Это чтобы сделать добро - нужно что-то сделать. А подлости совершают, ничего не делая. Белка продолжала усмехаться. - Ты смеешься? Тебя забавляют мои претензии быть моралистом и «проповедовать»? - Если ты способен читать мораль, это еще не значит… - Это не твои мысли. Это то, что ты пытаешься выдать за свои мысли. То, что тебе хотелось бы, чтобы это было твоими мыслями. На самом деле ты… - Знаю, что ты прав? - Знаешь, что ЭТО правда. И завидуешь мне.