* * *
За столом у Бриджеров было много воспоминаний, слез (когда речь заходила о Депе) и смеха (когда обсуждали, какой миленький мальчик в молодости был Кенан). Миссис Бриджер неустанно хлопотала около стола, казалось, она встречает не одного-единственного Джарруса, а целую иностранную делегацию. Эзра, на днях вместе с группой из детского садика посетивший зоопарк, неустанно тараторил о том, что нового узнал он о животных и какие приключения ему пришлось пережить: как мартышка Лило украла его новенький карманный фонарик, как мальчик Джек пнул его и отобрал яблоко, как Эзра пнул мальчика Джека и отобрал его спиннер. После кульминационного момента в истории о том, как Эзра и Джек уговаривали верблюда плюнуть в воспитательницу, Майра повела укладывать мальчишку спать. Кенан тоже было засобирался домой, но мистер Бриджер резко изъявил желание показать ему свою коллекцию клюшек для гольфа. Джаррус сорок минут подряд ахал, охал и неустанно выражал восхищение, как может выражать восхищение только тот человек, который никогда в жизни не играл в гольф и даже клюшки в руках не держал. Наконец, на лестнице показалась миссис Бриджер. — Ну, я, наверное, уже пойду. Спасибо за гостеприимство, — в который раз попытался дезертировать Джаррус. — Погоди, Кенан, разреши нам отобрать еще немного твоего времени, у нас есть к тебе очень важный разговор, точнее, просьба, — миссис Бриджер улыбалась, но в глазах ее читалась тревога, а может даже, отчаянье. Все трое вернулись в гостиную. Бриджеры присели на небольшой диван. Эфраим взял жену за руки, успокаивающе, с невероятной нежностью поглаживая их. Джаррус примостился в кресло рядом. Его очень волновало настроение мистера и миссис Бриджеров. Конечно, он догадывался, что так настойчиво в гости его звали не просто так. Да и лицо миссис Бриджер, которое весь вечер искажала еле уловимая печаль, особенно, когда взгляд ее останавливался на неугомонном и жизнерадостном Эзре. — Кенан… Мы… Мы хотели попросить тебя, — миссис Бриджер тихо сглотнула и перешла на шепот. — Кенан, мы хотим попросить тебя стать опекуном Эзры когда нас не станет. Несколько секунд Джаррус молча пытался переварить суть сказанного, но и после нескольких минут молчания слова не стали быстрее собираться в связные предложения: — А…Что, простите? — Кенан, я все понимаю, наша просьба звучит дико, но, видишь ли, мы очень боимся за Эзру, он не выдержит в приюте. — Не подумай, Кенан, — перебил ее мистер Бриджер. — Мы не собираемся пока умирать, просто хотели бы подстраховаться: знать, что нашего ребенка не обидят, не оставят одного. Ты, наверное, догадываешься, почему таким детям, как Эзра, не место в приюте. Мы долго искали выход, и самым реальным кажется этот. Практика опекунства сейчас очень распространена. Кенан смутно улавливал причину переживаний родителей Эзры, но идея казалась ему все более близкой к сумасшествию. — Если я правильно понял, есть обстоятельства, заставляющие вас волноваться о своей безопасности. Возможно, я смогу чем-то помочь? — Нет-нет, Кенан, все в порядке, — испуганное лицо Майры говорило совсем о другом. — Я так и понял, — кивнул Джаррус. — Практика размышлений о том, что твой ребенок может остаться в приюте сейчас в моде. Я даже знаю, когда вы об этом размышляете — не в добывающих шахтах ли? Майра грустно опустила глаза, а Эфраим тяжело вздохнул. Кенану не нужно было слов, чтобы узнать, что он прав. Мало из тех, кто покидал работу на городских шахтах по своей воле, делали это в добром здравии. Но что такого могли узнать или сделать Майра и Эфраим, что их волнение достигло таких масштабов? — Да, ты прав, Кенан. Работа на шахтах забирает очень много здоровья. Это и есть главной причиной нашего опасения, — громко, с огромным напором сказала миссис Бриджер, всем своим видом давая понять, что тема закрыта и с Джаррусом обсуждать ее никто не собирается. — Хорошо, — сдался парень, — но быть опекуном — большая ответственность. Почему именно я? — Тут все очень просто, — снова смягчилась Майра. — У нас больше никого нет. Мы совсем одни в городе и не знаем больше человека, к которому можем обратиться с такой просьбой и быть уверенными, что он добросовестно ее выполнит. — С чего вы взяли, что я ее правильно выполню? У меня ведь даже детей нет. — Кенан, мы знаем тебя с детства, — сказал мистер Бриджер. — Мы не можем быть на сто процентов уверены, что у тебя воспитание Эзры получится идеальным. Но мы с женой точно знаем, что ты приложишь все усилия и, главное, не дашь Эзру в обиду. — Но я работаю, постоянно. И, вообще, собираюсь уехать из города в ближайшие пару лет… — Эзра уже не маленький, осенью он идет в первый класс. К тому же, есть школы, где можно оставлять детей на ночь, когда ты будешь работать во вторую смену. Про деньги не беспокойся, у нас есть кое-какие сбережения, все они будут твои. А переезд в другой город…что же, это твоя воля. — «Да уж, они долго готовились к этому разговору, продумали всю мою жизнь с Эзрой до его пенсии», — подумал Кенан, но все, что говорили мистер и миссис Бриджер ни капли не убедили его в том, что это была хоть немного здравая идея. Джаррус не любил отказывать, но еще больше не любил давать ложные надежды, поэтому решил расставить все точки над «і» здесь и сразу. — Я, конечно, польщен Вашим доверием, но…- начал было он. — Кенан, пожалуйста, ничего сейчас не говори, — Майра бросилась к нему и, положив руку на плече, заглянула прямо в глаза. — Прошу, не говори сейчас «нет». Я все понимаю: ты молод, тебе не нужна чужая обуза, у тебя другие планы… Но нам правда больше не к кому обратиться, ты — наша единственная надежа. Нам очень страшно. Не отказывай, хотя бы так сразу. Просто подумай, мы тебя не торопим. Прошу…- и тут миссис Бриджер сделала вещь, ошеломившую Кенана до глубины души — медленно, без доли смущения она опустилась перед ним на колени. Мистер Бриджер проделал то же самое. Их жест был настолько искренним полным отчаянья, что у Джарруса не было другого выхода: — Хорошо, хорошо, я обещая подумать, только прекратите этот беспредел, в конце — концов. — Спасибо, спасибо тебе, Кенан. Прошу, подумай еще немного…* * *
И Кенан думал, много думал. Весь вечер, всю ночь, все утро и, даже, когда наступило дежурство, все равно не переставал думать. Это, безусловно, не могла не заметить Гера, которой приходилось повторять Джаррусу информацию по три раза, и то, уверенней, что та до него дошла, Синдулла так и не стала. — Смотрю, лучше бы я тебя вчера никуда не отпускала, — улыбнулась девушка. — Почему? — невнимательно спросил Джаррус. — Потому, что тебя после обеда у Бриджеров заклинило, причем серьезно. Знакомая фамилия вернула Кенана к реальности: точно, Гера знает, что вчера он был в гостях у Майры и Эфраима. Может, стоит рассказать ей, посоветоваться? Говорят, если поделиться своей проблемой с близким человеком, она становится вашей общей. Но достаточно ли близка ему Гера, ведь знакомы они всего месяц? За это время очень сложно разгадать человека, а настоящая суть, самые сокровенные мысли и чаянья души вообще раскрываются годами. И чаще всего, сделанные открытия наоборот, отталкивают, пугают. А с Синдуллой, с Синдуллой все было по-другому. Имея немалое количество добродетелей, Гера никогда не бралась поучать других, как нужно жить, не ставила себя выше кого-то. Она общалась со всеми на равных, при этом, пуская в свое личное пространство только тех людей, чьи принципы и мировоззрения были ей близки. Девушка никогда не навязывала себя, но люди, находя ее достойным и надежным человеком, сами приходили к ней. И было еще что-то. С самого начала их знакомства, Кенана не покидало чувство, что быть рядом с Герой — это правильно. Но это мысли только его, Кенана. А что думает Гера? Она из тех, кто попускает к себе потихоньку, постепенно изучая и проверяя людей. Джаррус и так создает о себе не лучшее впечатление, а тут еще такой деликатный вопрос. Поймет ли Гера его переживания, или будет осуждать? А, может, ей, вообще, будет все равно? — Бриджеры просили меня оформить опекунство над Эзрой. Я не хочу этого, но у них нет кандидатур, кроме меня, — Кенан сам не заметил, как решился на такие откровения. Гера выслушала весь рассказ от начала до конца, не перебивая. — Теперь я не знаю, как поступить. Я не против помочь, но то, что они просят… Мне кажется, я не готов к такой ответственности. — Даже не знаю, что в таком случае можно посоветовать, — к большому облегчению Кенана, во взгляде Геры не было ни капли осуждения. — Я бы на твоем месте, тоже, наверное, отказалась. Было ясно, что девушка сказала это не из-за того, что и правда бы отказалась, а потому, что хотела помочь Джаррусу бороться с угрызениями совести. — Спасибо тебе, — кивнул Кенан.* * *
Наконец, наступила середина июня и полуденное солнце стало отвлекать от работы мечтами о пляже и прохладной водичке. Но Эзре сегодня было не до пляжа, его занимали совсем другие проблемы. Родители привели мальчика в Творческий центр «Рэбэлёнок», желая записать его в какой-нибудь кружок, чтобы хоть чем-то занять непоседливого малыша. Младший Бриджер выбрал танцы, ведь научиться танцевать вальс мальчик мечтал почти всю жизнь, точнее сказать, неделю назад, когда увидел по телевизору шоу, где парень, станцевав вальс, выиграл кучу денег. Сколько мороженного, тогда, можно было бы купить! Пока родители оформляли нужные бумаги и убеждали учителя, что их сын абсолютно послушный и очень талантливый мальчик, только чересчур активный, сам Эзра решил осмотреться. От всего в центре веяло духом творчества: начиная от самодельных пестрых стендов причудливой формы, которые повествовали о повседневной жизни студентов и заканчивая дверями в кабинеты, каждая из которых была выполнена в своем собственном цвете и стиле. И, конечно же, Эзре хотелось узнать, что за волшебный мир находится за каждой из них. Мальчик побрел по широкому коридору, блуждая от кабинета к кабинету: где-то шли занятия, где-то звучал звонкий смех и раздавались громкие голоса, а где-то было, попросту, закрыто. Наконец, Эзра нашел то, что искал: один из кабинетов, дверь которого украшала яркая стеклянная мозаика, был не заперт, а тишина внутри говорила об отсутствии там живых особей. Мальчик вошел, прикрыл за собой дверь и огляделся: в просторном светлом помещении, потолок и стены которого украшала витиеватая фигурная лепнина, стройными рядами располагались невысокие мольберты. Около каждого ютилась небольшая тумбочка на которой лежали баночки с гуашью, масляные, акриловые и акварельные краски, кисти разных размеров и бутылочки растворителя. Некоторые холсты были пустые, на других красовались уже законченные работы. Были здесь и грейпфруты с карамболью и фейхоа в красивых тазиках, и снежное утро на Занзибаре, с некоторых полотен на мальчика таращились какие-то человеки с очень одухотворенными лицами. Но больше всего внимание Эзры привлекла еще не законченная работа: на картине была изображена свалка, среди груды мусора на огромном плазменном телевизоре, экран которого треснул пополам, сидел пушистый, внушительных размеров кот, причем к зрителю он был повернут спиной. Эскиз был нанесен только в карандаше, но выглядел достаточно неплохо. И Эзра, как истинный спаситель искусства и бескорыстный спаситель животных, не мог не опознать рока судьбы, приведшего его в сей кабинет. Он должен, нет, он просто обязан был разукрасить этого котика, чтоб ему не было обидно, что он один здесь остался без цвета. Мальчик взял два тюбика и кисточки, но краска оказалась слишком густая, и от кистей пришлось отказаться. Зачем, вообще, кисточки, если можно выдавливать краску прямо из тюбика, а если нужно что-то подправить, можно и пальцы использовать, зря их по пять на каждой руке, что ли? Примерно за пять минут работа была закончена. Эзра отложил тюбики, немного отошел, чтобы оценить работу и остался вполне доволен. И почему автор сам не завершил рисовать, это ведь так просто? Неизвестно, сколько еще Бриджер бы любовался своим творением, но дверь в кабинет открылась и на пороге появилась девочка лет 6 с короткими черными волосами и карими глазами. Одета она была в черные джинсы с цветными вставками и яркую футболку, а в руке держала две кисточки. Девочка неспешно подошла, медленно переводя взгляд с «конченого» котика на перепачканные руки Эзры и обратно. Внешне незнакомка выглядела вполне дружелюбно, но пристальный взгляд и напористость, с которой она надвигалась, заставила мальчишку слегка попятиться. И не зря. Пройдя еще несколько шагов, девочка приостановилась, прошептала: «Беги» и рысью прыгнула на замешкавшегося Бриджера. После небольшой потасовки Эзра смог-таки вырваться и отползти на безопасное расстояние, прихватив с собой полотно со злополучным котом вместо щита. Уже из-за картины, считая себя более-менее в безопасности, он крикнул: — Ты чего, с дуба рухнула, что ли? — Это ты сейчас рухнеш! Эта картина должна была участвовать в конкурсе, я ее три месяца рисовала, а ты ее испортил! — Почему это испортил? — честно удивился Эзра. — Я ее закончил. — Ты ее прикончил! Что это за мазня? — Это не мазня, — обиделся Эзра. — Это мой собственный стиль. — Ладно, но зачем кот желто-черный? Он должен был быть сумаховый! — Какой-какой? Разве, котики такими бывают? — Обычные, может, и нет, а мой должен был быть! — девочка сердито топнула ногой. — Он ведь император. В Японии большое значение предается традициям. Сумаховый — цвет верхней одежды императора. А черный и желтый цвета символизируют нижний мир. Как правитель может так выглядеть? — Японией что, кот правит? — удивлению Эзры не было предела. — А почему он тогда на мусоре сидит? — Ты что, дурак? — девочка закипала. — Кот — это метафорическое изображение властелина. А мусор, как бы, символизирует наше суетное бытие. — А плазменный телевизор, тогда, зачем? — совсем запутался мальчик. — Плазма отображает пренебрежение к роскоши. — А чего он отвернулся, обиделся, что ли? — Нет, просто мечтает, — девочка и сама приняла задумчивый вид. — О том, как власть снова вернется к нему и самураи перестанут с ним ругаться. — А зачем они спорили? — Выясняли, кто главнее. А ты, ты ему все испортил!!! — девочка снова бросилась к Эзре, расслабившемуся от ее умиротворенного настроения. Спасла его только картина, которую девочка побоялась окончательно испоганить. За время, пока та укладывала холст, он успел отбежать на безопасное расстояние и достаточно посмелеть: — А вот и не догонишь! Ты медленная, как черепашка. Которой триста лет. Нет, которая еще не вылупилась из яйца. — Я бы на твоем месте так не радовалась. Если я не догоню, моя мама догонит. — Как же, напугала. Спорим, твоя мама еще медленнее тебя, и рисует еще хуже. Ха-ха!!! — Ну все, тебе конец!!! — с этими словами девочка ринулась за наглецом, роняя кисти, краски и другие мольберты.* * *
— Где мы? Нет ответа. — А зачем мы сюда приехали? Нет ответа. — Ты что, со мной не разговариваешь? Молчание. — Так ты меня больше не любишь? — Скажи хоть что-то… — Ты злишься? — Сильно злишься? — Ну я же не хотела. Он сам виноват. Дурацкий людишка! — Чего. Ты. Молчишь. Эй, есть кто дома? — Я не виновата. — Не виновата? — бровь Геры иронично изогнулась. — То есть мозаичное стекло разлетелось без твоей помощи? — Нет. Я ей, конечно, безусловно, совсем немного помогла. — Сабин! — Гера так резко затормозила, что девочка чуть не врезалась в нее. — Скажи, сколько раз мы с тобой говорили об ответственности? О том, что сначала нужно подумать, а потом уже сделать? — Уже много, — девочка опустила голову. — И в чем дело? Почему ничего не меняется? Меня вызывают среди рабочего дня. Говорят, что ты устроила погром в творческом центре. Как, вот как это называется? — День не задался? — Сабин! — Он получил по делу. Я защищала свое творение. — Допустим, — прищурилась Гера, — но ваша мозаичная дверь, разве это не чье-то творение? Значит, ее автор имеет право тебе отомстить, разве нет? — Я поняла. Я была не права и больше так не буду. Наверно. — И почему я тебе не верю? — покачала головой Гера и дернула на себя дверную ручку, пропуская в «Пояс астероидов» девочку. За крайним столиком уже сидели Зеб и Кенан, рядом суетился Окадиа. — Всем приятного аппетита, — сказала Синдулла, подходя поближе. — А что это с тобой за дивная юная особа? — спросил Окадиа, указывая на девочку, маячащую за спиной Геры. — Познакомьтесь, это Сабин, моя дочка, — сказала девушка. — Сабин, это… — Окадиа, Зеб и Кенан. Они работают на тебя, я в курсе, — выпалила девочка. — У тебя есть дочь? Почему же ты раньше нам никогда о ней не рассказывала? — спросил Окадиа, благополучно опуская информацию где и на кого он работает. — Я сделала еще лучше, я привела вам ее показать. А сейчас наберусь наглости и, вообще, дам вам ее понянчить. Меня Сато уже, наверное, как час назад вызывал. Так что, постережете мне ребенка? — Конечно, можешь даже не начинать волноваться, — Окадиа звучал вполне убедительно. — Хорошо, — кивнула Гера. — Сабин… — Да-да, я постерегу тебе этих дядечек, получишь в целости и сохранности. — Правда? А здание будет в целости и сохранности? — Ничего не могу обещать… — Сабин, — нахмурилась Гера. — То есть, я буду вести себя хорошо, — девочка сделала самую милую мордочку, на которую была способна. — Вот это другое дело, — сказала Синдулла и подумав, что на два часа опаздывать к начальству будет совсем неприлично, поспешила к выходу.* * *
Сабин оказалась весьма общительной девочкой, за время отсутствия Геры она успела раскрыть кучу секретной информации: что дедушка иногда храпит и, пока мама не видит, учит ее стрелять из рогатки, что мама сама, иногда, стреляет из рогатки, пока они с дедушкой не видят, и что она хочет стать великой художницей и у нее недавно выпал зуб и, конечно же, о самом вредоносном мальчике в мире. — А если бы он тебе сдачи дал? — спросил Окадиа. — Пусть бы только попробовал! Я бесстрашная! — девочка гордо сощурила носик. — Правда-правда? — хитро улыбаясь, спросил Окадиа. — Да, я даже одна в комнате не боюсь спать, — закивала Сабин. — Но спать с мамой и папой мне больше нравится, они меня крепко-крепко обнимают и мне не снятся кошмары. На этой фразе Джарруса немного заклинило, да что там, немного, очень даже сильно заклинило. Весь разговор с Сабин он чувствовал неимоверное напряжение, ожидая, что вот сейчас она должна сказать что-то неприятное. Но что же его так зацепило? Всем понятно, что если у Геры есть дочь, значит у нее должен быть любимый человек, не в малине же она ее нашла. И если Кенан был недоволен идеей, что Гера могла когда-то быть влюблена до такой степени, чтоб завести с мужчиной общего ребенка, то новая информация про обнимашки в постели совсем опаршивила его настроение. Как, вообще, могут те, кто нам нравиться, обращать внимание на других? Как можно улыбаться кому-то, любезничать с кем-то, любить кого-то, если есть такой прекрасный я? Это просто извечная несправедливость, причем, вселенского масштаба. — А кем работает твой папа? — неожиданно для себя, вполне доброжелательно спросил Кенан. — Раньше он был великий ученый, проводил всякие опыты, а сейчас, сейчас я не знаю… — Он тебе не рассказывал? — Нет, я его уже давно не видела. — Почему? — вмешался Зеб. — Он пропал и я не знаю, где он, — пожала плечами девочка. — А что говорит Гера? — Ничего. Она даже не знает, когда это случилось, — тут все трое мужчин перевели удивленные лица на Сабин. — Как это? — не удержался первым Окадиа. — Вот так. Он пропал давно, еще до нашего переезда. Гера его даже ни разу не видела. — Послушай, малышка, — плохо скрывая иронию в голосе начал Зеб. — Знаешь, для того, чтоб появилась ты, твоя мама должна была хотя бы раз увидеть твоего папу. — Моя мама видела моего папу очень много раз. И я появилась, — согласилась Сабин. — У Геры я появилась уже появленная, ей это было не обязательно. И снова маленькая девочка повергла трех взрослых дядек в полнейший ступор. — Погоди, ты хочешь сказать, что Гера…- Окадиа замялся, тщательно подбирая слова. — Гера твоя ненастоящая мама? — Она меня усыновила, в смысле, удочковила, ну, то есть… — Удочерила, — подсказал Зеб. — Ага, да, — кивнула Сабин и горячо добавила. — Но все равно она настоящая и любит меня. Правда — правда. — Откуда ты знаешь? — хитро прищурившись, спросил Окадиа. — Ну, она всегда приходит поцеловать меня перед сном, и рисует со мной, и всегда переживает за меня. Она — лучше всех! — Да, теперь я верю, — улыбнулся Окадиа. — Твоя мама, вообще, большая умница, очень смелая и мужественная, почти как будто она папа. Кенану сложно было разобраться со своими эмоциями. Совсем недавно в нем успокоилась ревность, как тут же на смену ей пришкандыбало новое неприятное чувство — обида. Да кто эта Гера? Почему у нее все всегда идеально? Сама, значит, удочерила Сабин и живет припеваючи, а ему, Кенану, советует совсем другое. А почему? — Да потому, что считает его «недостойным». Конечно, она вся такая амбициозная, с принципами и высокими моральными ценностями. А он обычный неудачник, который привык убегать от своих проблем. У нее спросили совета, а она даже не потрудилась рассказать, что сама была в такой же ситуации. Просто не посчитала нужным. И правда, зачем пытаться что-то объяснять такому аутсайдеру: бесчувственному, немилосердному, надменному, относящемуся чрезмерно саркастично к себе и окружающим? Еще и делает вид, что ей интересны твои проблемы, мол, снизошла на тебя — и радуйся. Лицемерка! Думает, что самая благородная, кроме нее на поступок больше никто не способен. — «Да ну ее, вообще разговаривать с ней не буду и попрошу себе нового напарника. Уж лучше Йелкин, чем она» — подумал Кенан. — Эй, эй, дядя, ты чего, оглох? — Сабин активно замахала руками перед лицом Джарруса. — У тебя телефон уже третий раз звонит. И точно. Кенан так глубоко погрузился в мысли, что прослушал уход Зеба и Окадии и три непринятых вызова от Геры. — «Ну и ладно, я так и хотел», — подумал Кенан. — «Даже трубки брать не…» Раздался новый звонок. — «…не буду», — додумал Джаррус и принял входящий вызов. — Да, Гера. Прости, в кафе очень людно, не услышал звонка, — Кенан оглянулся на полупустой зал. — Ты что-то хотела? А…Да, конечно, без проблем. Пока. — «Ну и что это было, а, Джаррус? Мы же ее игнорировать решили, а ты что делаешь?» — начала было свою поучительную лекцию Гордость Кенана, но ему было не до нее. — А куда делся седой дядька? — спросил Джаррус у Сабин. — Пошел за моим суперогромным и мегашоколадным мороженным, а что? — Звонила мама, она немного задержится. А у нас с тобой план такой: доедай мороженное, и я отведу тебя в самое секретное и волшебное место в полиции — мамин кабинет. — И что же там секретного и волшебного? — недоверчиво спросила Сабин. — Вот ты это и выяснишь.* * *
Оказалось, быть няней не так уж и легко. Сабин очень быстро рассмотрела все в кабинете и душа ее потянулась к новым открытиям. Чтобы хоть как-то занять девочку, Кенан усадил ее за стол и попросил нарисовать себя. Но где-то через час работы, самому Джаррусу надоело неподвижно позировать: — Ну-ка, ну-ка, дай посмотреть, — попросил Кенан, подходя к столу Сабин. — Нет, — девочка резко развернулась на крутящемся кресле. — Пока работа не закончена, ее никто не должен видеть. — Хотя бы половиной глазка…- заканючил Джаррус. — Нет, нельзя. — Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — Кенан развернулся, сделал неуверенный шаг к своему месту, хитро прищурился и со словами «О, а вот и моя ручка!» опустился на пол с другой стороны стола Сабин. Девочка разгадала его злобный план, но решила подыграть и, как ни в чем не бывало, продолжила делать мелкие штрихи на рисунке. Лицо ее казалось беззаботным, но на самом деле, она была на чеку. И, как только голова парня вынырнула из-под стола, он сразу получил карандашом в лоб. Правда, котелок у Кенана оказался достаточно крепкий и достойно выдержал удар. — Ты думала побороть меня карандашиком? — насмешливо спросил он. — Знай же, у тебя ничего не вышло. Сабин не растерялась и схватила еще и линейку, а когда и она не помогла, пустила в ход тяжелую артиллерию — блокнот Геры, лежавший неподалеку. Его выдержать Джаррус уже не смог и прохрипев «Передай Зебу, что я прощаю его долг, а Окадии, что ему я долг не верну» повалился под стол. Сабин была довольна своей работой, но когда Кенан не поднялся ни через пять минут, ни через десять, стала волноваться. Она обошла стол, но там никого не оказалось, обернулась и ахнула — Джаррус спокойно сидел на ее месте и любовался рисунком. — Так-так-так… Какой я красивый, величественный и гордый, а взгляд какой… Только одно не дает покоя: почему я кот? — Я людей еще рисовать не умею, когда научусь, тогда и приходи, — виновато объяснила девочка и сердито добавила. — Только это не кот, а белый тигр — сильное, редкое и благородное животное. А ты — симулянт и обманщик. Если будешь таким, с тобой никто дружить не будет. — Со мной и так никто не дружит, — возразил Кенан. — Что, совсем-совсем? — растерялась девочка. — Совсем-совсем. — А кто же тогда желает тебе «Спокойной ночи» и целует перед сном? — Никто, — пожал плечами Кенан. — Ну, хочешь, я буду твоим другом, — Сабин, немного поразмыслив, подошла и погладила Джарруса по руке. — Ты будешь звонить мне и я буду желать тебе «Спокойной ночи». Договор? — Договор, — Кенан не смог сдержать улыбку. — Ой, только у меня еще нет телефона… — лицо девочки выглядело виноватым. — Тогда…тогда позвони маме и попроси меня к телефону. Можешь? — Конечно, могу. — Или… Или, у меня есть другая идея, — Сабин вся сияла. — Какая же? — Вечером, когда на небе появится луна, посмотри на нее и попроси передать сообщение для Сабин, а я тоже всегда смотрю перед сном на луну, и обязательно его получу и передам тебе свой привет. Луну может видеть каждый, поэтому так можно общаться с кем — угодно, как бы далеко он не был. Даже с тем, кто живет далеко-далеко и кого ты ни разу не видел. И когда тебе становится грустно и одиноко, просто улыбнись луне, может быть, на нее уже смотрит кто-то очень важный. Я, например, всегда так разговариваю с мамой и папой. Меня этому научила Гера. Только…я вот думаю, — девочка опустила взгляд в пол. — А что, если тот, по кому ты скучаешь, находится уже не на земле? Как же тогда с ним связаться? И где его искать? — Я думаю, только здесь, — Кенан взял руку Сабин и приложил ее к груди. — Только в твоем сердце. — У тебя там уже кто-то живет? — спросила девочка. — Да… У кабинета послышались шаги и в комнату вошла Гера: — Привет, как вы тут? — Мы хорошо, — оживилась Сабин. — Только я смогла сохранить для тебя всего лишь одного дядечку. Остальные куда-то разошлись. — Не страшно, мне хватит и одного, — мягко улыбнулась Гера. — Кенан, прости, сегодня у Сато какое-то аномальное рвение к общению. — Да ничего, — Кенан изо всех сил старался сделать скучающее, безразличное лицо. — Жаль, что вызовов не было, Сабин сказала, что она еще лучший следователь, чем ты. — Чистая правда, — согласилась Гера. — Ну что, человек-разрушение, собирайся, я отпросилась пораньше, нужно отвезти тебя домой. — Ура! Щемись, мусорок, я отмотала свой срок! — радостно запрыгала Сабин и уже серьезно добавила. — Пока, Кенан! Обязательно звони мне. — Всенепременно, — Джаррус пожал девочке руку на прощание. — И зачем это он будет тебе звонить? — поинтересовалась Гера, когда они вышли из корпуса. — Он теперь мой друг, — похвасталась девочка. — Так быстро? Ты что, упростила систему отбора? — удивилась девушка. — Нет, просто он смешной и хороший. А тебе он, разве, не нравится? — Да уж, самое главное, что смешной. Это очень важно в нашей профессии и этого у него, конечно, не отнять, — слегка смущенно проговорила девушка. — Ладно, пойдем, нам еще дедушке о твоих приключениях рассказывать. — А, может, не надо? — в глазах у Сабин было море надежды. — Может, и не надо, — пожала плечами Гера. — Но чек-то все равно придет на его имя. — Все, я пропала, пора сушить сухари, — грустно покачала головой девочка и медленно поплелась к машине.* * *
На следующий день в городе проходили выпускные вечера. Весь день в воздухе царила атмосфера чего-то светлого, доброго, вечного. Те, кому еще предстояло все это пережить, поглядывали на выпускников мечтательно, немножечко с завистью, те, чей последний звонок уже прозвенел (прям как в фильме ужасов сказанула), погружались в, возможно, далекие, а, возможно, не очень, но такие важные и незабываемые воспоминания. Сами же старшеклассники пребывали в замешательстве, не зная, то ли им радоваться, что закончились эти мучения, то ли печалиться, что начинаются новые. И, конечно же, нужно было успеть сделать как можно больше фото с «мужиками», «лучшими подружками на всю жизнь», «мУчителями», а также, селфи со всеми школьными унитазами, облезлыми лестницами и самыми обшарпанными стенами. Все силы полиции были брошены на сохранение порядка и обеспечения безопасности как новоиспеченных взрослых и тех, кто их «испек», так и мирных жителей. Отдел СОР, конечно, тоже не остался в стороне, особенно повезло тем его сотрудникам, которые работали во вторую смену, потому что, как обычно, все самое интересное начинается после заката. Кенан, который успел помириться со своей Гордостью, решил проявить к Гере всю холодность, на которую только был способен. Через десять минут молчание нарушила Синдулла: — Не знаю, кто пишет сценарии для всех этих фильмов про выпускные, но вместо того, чтоб весь вечер думать о мускулистом красавчике, которому я обязательно должна признаться в своих чувствах, меня весь праздник промучали две проблемы: как не забыть речь и не навернуться со сцены. — Зато, могу поспорить, твой аттестат был идеален, — после нескольких секунд колебаний отозвался Кенан. При этом, его Гордость окончательно приняла решение не иметь больше общих дел с этим балбесом. — С чего ты взял? — У тебя на лбу написано: «Страдаю комплексом патологической отличницы и избавляться от него не собираюсь». Все должно быть только идеально и только по-твоему. — Никогда не замечала у себя на лбу никаких надписей, но ты, несомненно, прав, — признала Гера и, прищурившись, спросила. — А твой выпускной? — У меня все было, как в Голливудских фильмах. Я был одет в офигительный костюм с офигительной рубашкой, обут в офигительные туфли с офигительными носками, я пах офигительной туалетной водой и волосы мои были уложены офигительным лаком. Я ехал с офигительной мамой на офигительной тачке и знал, что все девчонки сегодня будут мои. — Начало истории такое…офигительное, — одобрила Гера. — Ты еще ее окончания не слышала, — ухмыльнулся Кенан. — День был офигительно дождливый, мы ехали по офигительно размытой дороге и нам ее преградил какой-то офигительный баран. Мама попыталась его офигительно объехать и машина офигительно застряла. Из грязи мы ее доставали втроем: офигительный баран, офигительная мама и офигительный я. На выпускной я попал офигительно нескоро, и все мои офигительные прическа, туфли, костюм, носки были в офигительной грязи. Я был настолько мокрый и злой, что мне хотелось убивать, а не танцевать. — И где здесь был Голливуд? — пытаясь представить себе «офигительного» Кенана, сквозь смех спросила Синдулла. — Я ведь не указывал, какого жанра был фильм? — Нет. — Ну, и какие тогда претензии? — назидательно спросил Джаррус и, первый раз за весь вечер, посмотрел Гере прямо в глаза. Несколько секунд он пытался отыскать там что-то важное и, так же, не отводя взгляда, спросил. — Так значит, ты не знаешь, что в такой ситуации можно посоветовать и ты бы, на моем месте, отказалась? Как можно понять, когда ты говоришь правду, а когда врешь? — Очень просто: почти всегда, когда не вру, я говорю правду, — усмехнулась Гера, но лицо ее стало серьезным. — Кенан, я не хотела тебе врать, просто этот выбор ты должен сделать, не обращая внимания ни на кого, даже на Эзру, только на свои чувства. Потому что, если ты сам уже сейчас ненавидишь эту идею, если ты видишь свою жизнь совсем по-другому, потом, ни ты, ни Эзра не станете от этой жертвы счастливей. Поэтому, я и сказала, что если ты не готов к опекунству, к такой колоссальной ответственности, гораздо правильнее будет сказать «нет». — А ты была готова взять Сабин? — Нет, совсем-совсем нет. Но у нас сложилась такая странная ситуация, я нашла ее в кустах и… — Прости, где ты ее нашла? — В малине, — как ни в чем небывало продолжила Гера. — Мы с ее семьей были соседями и я часто играла с Сабин, когда приезжала на каникулы. После того, как мама Сабин пропала, девочку тоже долго не могли найти. А через некоторое время я стала замечать, что в холодильнике пропадает еда и решила выследить воришку. Он нашелся в малиновых кустах. Ты бы ее видел, — от нахлынувших воспоминаний на глазах у девушки появились слезы. — Грязная, растерянная, напуганная, она просилась пожить у нас во дворе в собачьей будке, обещала, что будет за это убирать и мыть посуду, а когда вырастет и пойдет на работу, отдаст нам все деньги. Просила только не отдавать ее… — Гера замолчала. — Как я могла поступить по-другому? — Да уж…— только и нашелся сказать Кенан. — Отец был страшно против, называл Сабин ужасной ошибкой. Хотя, его тоже можно понять, он переживал за репутацию и будущее дочери. Очень редко, когда мужчина принимает девушку с ребенком, у него получается полюбить малыша как своего. А если и для девушки ребенок не родной — пиши — пропало. И дальше мысли по списку: Никто этого не поймет. Что люди скажут? Любая нормальная девушка не решилась бы взять на себя такую ответственность. — А ты, значит, ненормальная? — уточнил Кенан. — А я, значит, не любая, — поправила Гера. — Мне абсолютно плевать, что думает кучка чужих, незнакомых мне людей о МОЕЙ жизни. Понятие «общественное мнение» раздражает меня до глубины души — не верю в коллективный разум, особенно, если учесть, что по отдельности разума нет ни у одного из членов этого коллектива. — Сложно не согласиться, — кивнул Кенан. — А как же женихи? — У меня столько недостатков, — пожала плечами Гера. — Одним больше, одним меньше. По-любому женихам придется несладко. — А отец, смирился? — А куда он мог деться? — улыбнулась Гера. — Он любит ее. Читает сказки, вкусняшками кормит. Это он вдохновил ее на кота-японца. Возвращаясь из командировок, он постоянно заваливает ее информацией про страну, в которой был, причем данные не всегда современные. Мне кажется, Сабин скоро с блокнотиком за ним ходить начнет. Джаррус любовался Герой и тем, с какой нежностью и теплотой она говорила о, казалось бы, совершенно чужом для себя ребенке. — Кенан, я тебя прошу, — лицо Синдуллы выглядело одновременно строго и тревожно. — Прежде, чем принимать какое-либо решение подумай, очень серьезно подумай. — Хорошо, — кивнул Кенан. — Я обещаю.