Уходя, закрывайте дверь

Чонгук присаживается на свое место, изо всех сил сдерживая внутри порывы отчаянного желания ответить на заданный вопрос. Он только что ответил и хочет еще. Знаний, которые они получают, Чонгуку недостаточно, он, несчастный, хочет получить еще. Его ум так и просит еще. Слишком мало информации, он хочет охватить все. Зато Чимин, сидящий за одной партой с Чонгуком, молит Всевышнего только об одном - только бы его сейчас не спросили. Он последние темы вообще даже не открывал. Не читал никаких священных писаний, не писал ничего сам. Чонгук это знает, и у него внутри разгорается еще большее желание ответить, чтобы показать всем, как много он знает, насколько дальше он продвинулся в изучении. Чимина не спрашивают, и он выдыхает судорожно, но с облегчением. Во время перерыва Чимин говорит: - Я бы просто не пережил, если бы он спросил меня. Всевышний очень милосерден. - Чимин, когда же ты начнешь учить? - Но Чимин все о своем: - Тэхен вчера опять бил меня. Хочешь покажу, как он мне спину исполосовал? - Чимин уже готов задрать до верха свою белую рубашку, как Чонгук останавливает его. - Ну ты что? Хочешь, чтобы тебя еще раз наказали? Нельзя жаловаться на своего опекуна и тело оголять - великий грех. - Да брось. Всевышний поймет, - глаза у Чимина на мокром месте. Личико розовое, хорошее, но щеки впалые. Весь он какой-то слишком тощий. Тэхен опять морит его голодом. - Подошел ко мне вчера. Говорит, мол, пора принимать ванную. Раздел меня, взял за руку и повел в свою ванную. Я еще тогда насторожился. Ты же знаешь, он меня никогда в свою ванную не водит. А тут... Чонгуки, ты себе не представляешь, как там было красиво! - Чимин переходит на шепот, опасливо оглядываясь по сторонам. - Всюду красный бархат! Подсвечники - чистое золото. Картины там всякие красивые. Ну я и засмотрелся на одну. Там знаешь, дедушка в шапке зимой сидит, много одежды на нем всякой, снег там везде. А еще у него в руках клетка золотая открытая, пустая. Мне и стало грустно, пока Тэхен руки мне мыл. Он заметил, - у Чимина навернулись на глаза слезы, он всхлипнул тихо. Чонгук сжался. - Спросил меня, знаю ли я, что это за картина. А вокруг знаешь, розами благоухало, мыл меня своими маслами. Да так ласково спросил меня, что я улыбнулся ему и сказал простодушно "не знаю". - И Чимин заплакал. Крупные слезы катились по его впалым, но розоватым щекам. Он еще раз хлюпнул, чем привлек внимание своих товарищей по учению. Все сразу же отвлеклись от своих разговоров. Чонгук быстро протянул Чимину свой шелковый белоснежный платок, что подарил ему Юнги. Но Чимин плакал безутешно. Тогда Чонгук сам принялся вытирать его слезы. Но было поздно. Учитель их заметил. - Чимини, тише! - Чонгук гладил его по спине, опасливо глядя на приближающегося учителя. Все вокруг смолкли. - Он так сильно бил меня. Так громко кричал, что я теперь на всю жизнь запомню название картины. "Птицелов! Птицелов! Птицелов" - кричал он мне вчера! И бил меня. Учитель отвел Чонгука в сторону. У него сжалось сердце, когда учитель в белом одеянии взял за руку Чимина. - Идем, дитя, - тогда Чимин заплакал еще сильнее, но пошел с учителем добровольно. Все перешептывались. Чонгук злился, он хотел накричать на болтунов, хотел, чтобы это его вчера так сильно побил Тэхен. Чонгук чувствовал себя сейчас самым отвратительным существом, которое ни на что не способно. Когда зашел учитель, все стихли. Чимина накажут. Его жестоко накажут. А потом узнает Тэхен и накажет его снова. Да так, что Чимина он, возможно, увидит очень нескоро. После уроков Чонгук и еще пару учеников Ангелов прибирают в храме после служений. Служения их опекунов отличаются от их, и это великое таинство. Подопечные смогут узнать только тогда, когда снимут свои белые платья и наденут рубахи. Когда у них появятся белые крылья. Чонгук моет сверкающие от чистоты деревянные доски, наслаждаясь ароматом древесины и свечей. Он просит Всевышнего о том, чтобы Чимина не сильно больно били. Чтобы Юнги прожил долго служа ему, не болел и был здоров. Напоследок стыдится, но все-таки просит крылья. Когда он заходит в комнату Юнги, то понимает, что того нет. Его одежды аккуратно висели на стуле. Ангел, скорее всего, спустился к людям. Чонгук не знал, что должны были делать Ангелы, спускаясь на землю, но был уверен, что они помогали людям. Ведь Юнги - святой. Грешно, но для него Юнги был возвышен практически до уровня Всевышнего. Все-таки Юнги его маленьким поил медом с молоком, укладывал в свою кровать, делился мудростями. Это сейчас вся его забота воспринимается Чонгуком резко и неодобрительно, но тогда... когда Чонгук учился только у Юнги. Когда только он был его единственным учителем... на тот момент Чонгук сам был ласков, ел с рук учителя, спал с ним в одной постели добровольно, любил обниматься и ждал каждого поцелуя в лоб как благословения. Но он вырос. Чонгук четко помнит тот день, когда он увидел других подчиненных Ангелов. Замученные, голодные, худые, со стеклянными глазами, побитые. И он стоит такой весь пухлощекий, сияющий, розовенький, вымытый маслами с ароматом молока и клубники. Пытается говорить со всеми, но с ним никто не говорит так открыто, как Юнги. Чонгук мрачнеет с каждым днем. Успокаивают его только теплые объятия Юнги и мягкий голос. Поглаживание по спине, пока он не уснет до следующего утра. Чонгук бы и дальше продолжал ластиться к Юнги, если бы однажды он случайно не увидел, как проходит наказание одного из его соучащихся. Мальчик плакал и кричал о том, что он все понял. Понял, что только страдания приведут к очищению его грязной и грешной души. Ему вырвали на ноге два ногтя, и Чонгук крепко сжал руку в кулак. Он понял, что у него совсем не так. Понял, что только у него все не так. Остальных били, и они бы обязательно стали Ангелами. Но он же... он жил в любви. И тогда Чонгук возненавидел себя всем сердцем, как и возлюбил одну только мысль, что он будет страдать и в конечном итоге очистится. Его увидели. Наказание было индивидуальным. И Чонгука наказали. Впервые. Его лишили еды на три дня. Высекли мокрыми прутьями. Ему было тяжело ходить. Юнги же, когда узнал, ринулся к виновникам. Чонгук не знает, что было там, но больше его так жестоко никто не наказывал. А когда вернулся Юнги, он сделал ему повязки, уложил на свою кровать и баюкал как совсем маленького. Чонгук злился. Он назло Юнги улегся на пол и изо всех сил делал вид, что спит. Несмотря на наказание - три дня без еды, Ангел продолжал выставлять на стол еду для Чонгука. Но Чонгук не притронулся. Он только делал каждые пять часов по глотку воды. Учился он усерднее всех, за что и подвергался периодическим наказаниям. Не положено было выделяться в их комнатке обучающихся. Ни умом, ни какими-либо чертами собственной индивидуальности. Все как одно, все как один. Тогда он и познакомился с Чимином, что сидел рядом. Чимин сказал, что с первых дней Чонгук его интересовал ужасно, но заговорить с ним первый никак не решался. Чимин тихо жаловался Чонгуку, чтобы никто не слышал. Жаловался на Тэхена, на то, как тот бьет сильно и беспощадно. Все наказания Чимин проходит от руки своего Ангела. Мол, Тэхен не разрешает никому больше его бить. Но сам делает это с особым остервенением. Чимин думал, что Чонгук невероятно сильный подопечный. Он никогда не жаловался на Юнги, выглядел здоровым, и в голову не могло прийти, что кого-то из учащихся не бьют. А Чонгуку было стыдно. Стыдно невыносимо. И он стал царапать свои ладони и просить Всевышнего о скорейшем очищении. Но недавно Чимин дал прикоснуться к своей спине - там начали появляться два бугорка. И Чимин весь сиял. Это крылья. Он, пока не было Тэхена, разделся и встал спиной к зеркалу, чтобы рассмотреть получше. И это действительно были крылья. Они прорезались. Говорит, что спина болит зверски. Чонгук завидовал. Он бился о стену, пока не разбил себе висок. Сжимал свои губы и думал, как же накажет себя. Очень хотел крылья и не мог думать больше ни о чем. Он пришел в их с Юнги облако-дом потерянный и разбитый. Очень быстро уснул. Злость к своему Ангелу не прошла, большая обида на всех только ширилась, ненависть-тщеславие процветали, желание быть лучшим и первым продолжали волочь за собой наказания. И этого было мало. Он просил и просил Всевышнего, надеясь, что тот смилуется. Но, кажется, было еще не время. Чонгук прибрался в комнате Юнги и решил, что может пройтись вдоль облаков-улочек, сегодня как раз они красивые, нежно-фиолетового цвета. По прогнозу, у людей будет дождь, кто-то из Ангелов должен выливать это все вниз. И Чонгук надеялся, что это будет Тэхен, так бы Чимин смог хотя бы одну ночь поспать спокойно. Чонгук ступал по воздушным и мягким облакам и вспоминал, как когда-то услышал один слух. Это все очень нехорошо, и за это должно быть наказание, но все-таки. Он слышал, как два Ангела переговаривались между собой, и один из них заговорил о людях. О людях, которые слишком приземленные, потому что ходят по твердой земле. Она не мягкая и не держит, а скорее притягивает, так и сманивая человека упасть к ней. Это делают Дьяволы. Они так потешаются. Все святое, подумал тогда Чонгук, - это они, потому что они находятся наверху. Дают людям возможность подняться с земли. Это ли не величайшее счастье? Он ступал по облакам и остановился у чьего-то дома-облака. Чонгук видел его в первый раз. Домик был достаточно темноватого оттенка. Любопытно, но если кто-то увидит, как открыто проявляет интерес подопечный Юнги, точно не избежать бессмысленного наказания. Лучше не стоит. Чонгук мысленно говорил Всевышнему о том, как сильно он хочет крылья, хочет обо всем узнать. Ведь как только у него появятся крылья, так он сразу все поймет. Чонгук ужасно хотел попасть на землю, просто посмотреть. Он и людей-то ни разу не видел. На глазах Гука мальчика за руки провели два учителя. Он был совсем маленький, и рубашка на нем велика. Чонгук отвернулся, он не любил смотреть на лица тех, кого ведут на наказание. Еще немного подышав облачным воздухом и ароматом дождя, что доносился снизу, подопечный вернулся в дом Юнги. Видимо, Ангел, чья сегодняшняя ночь дежурить, приступил к работе - поливает людей дождем. Облачка под ногами стали насыщенными фиолетово-синими с оттенком серого. Дома Чонгук делал свое задание, повторял пройденный материал, который и без того знал хорошо. После - старался медитировать, как в комнату зашел Юнги. И Чонгук сразу же отвлекся от всего на свете. На Юнги какая-то странная одежда вместо белой рубахи, да и внешний вид слегка потрепан. Он, вымученный и усталый, валится на кровать. - Юнги, что случилось? Что на тебе надето? Ты себя плохо чувствуешь? - И присаживается на край кровати, заглядывая в лицо Ангела. Его светлые пряди разметались по простыне. Пушистые ресницы дрогнули, когда он открыл голубые глаза. - Я устал, Чонгуки. Просто устал. Это на мне одежда, в которой ходят люди. Это кеды, это джинсы, худи. У Чонгука заискрились глаза. - Ох, правда? А что это за странная символика? Этот узор что-то обозначает? - Юнги искренне усмехается, беря в свою теплую руку ладонь Чонгука. - Надо же. Ты уже такой большой. Раньше ты был таким маленьким. - Ангел усмехается по-доброму, прикрывая глаза. - Ты устал, Юнги? - Чонгук наклоняется чуть ниже. Ангел снова открывает глаза. - Точно. Ложись со мной, вместе отдохнем. Помнишь, как мы это делали раньше? Мы ведь раньше с тобой здорово проводили время. - Я был бездельником, который ничего не делает. Я хочу, чтобы ты у меня проверил Священное писание. Я выучил все наизусть. - Чонгук отстраняется, заставляя Ангела грустно посмотреть в его сторону. Свечи вокруг горят уже не так ярко, свет приглушается. - Я не сомневаюсь, что ты выучил все две тысячи страниц. Мне даже не стоит проверять их. - Нет, проверь. Я хочу, чтобы ты во мне был уверен. Знал, что я учу все. - Я это и без проверки знаю, мой маленький Чонгуки, - Юнги снова закрывает глаза, и свечи медленно гаснут, оставляя лишь сизый ароматный дым, пробуждающий в подопечном сонливость. Чонгук не осмеливается сказать Юнги. На старшем медленно испаряется одежда, оставляя его тело абсолютно обнаженным. Чонгук прислушивается к звуку дождя, что под ними. Он хочет думать, что это все-таки Тэхен. - Юнги, - тихо начинает Чонгук, когда Юнги накрывают его же крылья. - Юнги, почему Ангел может видеть тело своего подопечного, и подопечный может видеть тело своего Ангела, а это не считается грехом? - Скоро ты все поймешь. - Как скоро? - Чонгуку очень нравится этот приятный аромат, что цвета нежной бюризы распространяется по всей комнате. Он не понимает, но его ноги уже еле держат. - Юнги, я тебе уже говорил, что у Чимина появляются крылья? - Да, Чонгуки, ты уже говорил. Ты опять ничего не ел сегодня? - Я не голоден. Юнги встает с кровати, бесшумно подходя к Чонгуку. Он аккуратно проводит тыльной стороной ладони по щеке подопечного. Второй рукой проводит по впалому животу сквозь белую одежду. - Ты очень исхудал за последнее время, Чонгуки. Мне это не нравится. Ты должен есть. Ты это понимаешь? - Тихий, родной, сладкий шепот. Юнги ловко ловит своего подопечного на руки, когда тот стоя засыпает. Ангел медленно несет тело Чонгука к кровати, а на подопечном медленно растворяется одежда, обнажая его тело. Юнги аккуратно укладывает его в постель, сам ложится рядом. Долго смотрит на Чонгука и наслаждается ароматом его тощего тела. - Ты совсем исхудал, - тихо хрипит он, пристраиваясь ближе к нему. Все-таки температура тела подопечного относительно мерок, принятых здесь, достаточно высокая. Это не может радовать Ангела. По человеческим меркам Чонгуку было уже лет восемнадцать. Юнги понимал, что оставалось не так много времени, и это радовало, и разбивало изнутри одновременно. Как только Чонгуку исполнится двадцать один по меркам людей... "Ничего, все обязательно будет хорошо" - сам себя успокаивает Юнги. Он сделает все возможное, чтобы за три человеческих года никто не помешал Чонгуку расти. Он обязан вырасти здоровым и хорошим молодцом. Юнги все сделает правильно, никто его не подозревает, ведь прошло уже столько времени. Никому нет дела, вот и хорошо. Он, Юнги, сделает то, что планировал с самого начала, никто не остановит, и он свершит задуманное. У него были великие опасения касательно того, что кто-то из Ангелов мог бы его заподозрить и раскрыть истинные цели и планы. Но этого не произошло. До сих пор все шло гладко, но это не значит, что оставшееся время все будет продолжаться в том же духе. Чем меньше времени, тем туже узлы внутри Юнги сжимаются. У него давно вместо сердца, отданного Чонгуку, тонкие запутанные нити нервов, что при любом отклонении от продуманных действий сжимаются туже или скручиваются и путаются сильнее. Юнги склоняется над телом Чонгука, мягко целуя в ложбинку между ключиц. Аккуратно поворачивает его лицо к себе и рассматривает спящего. Мягко целуя в губы, он слегка раздвигает их своими, будто передавая какую-то жидкость через это прикосновение. На этот раз не остается ни единой капли, напоминающей росу. Все тело подопечного обласкано и занежено прохладными руками Ангела. А напоследок - еще один поцелуй. Аккуратный, как и все действия Юнги по отношению к Чонгуку.