Вовсе не скучно...

      За окном типичная осенняя погода. Ветер заигрывает с листьями деревьев, приглашая их в бешеный хоровод, кружит, кружит, а потом подло срывает. Точно так же делают и люди, которые сначала говорят, что жить без нас не могут, а потом по осени или весне, когда снег растает и унесет своей прозрачной водой всех фальшивых людей, оставляют нас в полном разочаровании. Утром, как обычно, Холмсу не спится, потому что он горит от желания раскрыть дело, а также от того, что некий мистер Эбернети не согласился им помочь. — Он не обязан нам помогать, Шерлок. У него семья, свои заботы. Пускай он немного не от мира всего, но ты должен его понимать, ведь ты такой же, а все ещё без семьи, — сидя за столом в небольшом кафе, мирно наслаждаясь вкусом тёплого какао, произнёс Джон на возмущенные высказывания друга. — Это тут при чем? — с раздражением спросил детектив и замер на несколько минут, а потом добавил, будто его осенило: — Джон, встреться с его женой. Ватсон удивлённо поднял брови. — Я поеду в участок, там есть, что поискать, — произносит Холмс, накидывает свое пальто и вылетает из кафе. «И как я терплю его?» — проносится у Джона в голове, он достаёт телефон и звонит в дом Эбернети. Через несколько продолжительных гудков к телефону подходит Эффи. — Алло, — говорит она, подняв трубку. — Миссис Эбернети, здравствуйте. Это доктор Ватсон. Мы не могли бы с Вами встретиться? Женщина призадумалась. — Через полтора часа Вас устроит около дома Правосудия? — интересуется она у звонившего. — Да, великолепно. — До свидания, доктор, — прощается Эффи. — До встречи.       Эффи кладет трубку и идёт обратно в спальню. Она тихо заходит в комнату, чтоб не разбудить мужа. Тот спокойно спит, укрывшись тонким одеялом. Открыв зеркальный шкаф, Эффи достаёт оттуда шелковый халатик и надевает его. Глянув в сторону спящего супруга, она умиляется и спускается вниз, чтобы приготовить завтрак. Голова её моментально наполняется мыслями, о чем хочет поговорит Ватсон. В принципе, для неё нет на этот счёт секретов и непоняток, потому что он будет просить, чтоб та поговорила с Хеймитчем. Но стоит ли в это впутывать его и себя после стольких лет мучений? Наконец-то, только года три назад, когда закончили отстаивать дистрикты, началась нормальная жизнь, которой, по сути, достоин каждый.       Через пол часа просыпается Хеймитч, его выдают собственные шаги по деревянным половицам лестницы. Эффи оборачивается и, видя его заспанную физиономию, солнечно улыбается. — Доброе утро, дорогая, — хриплым ото сна голосом говорит мужчина и целует её. — Доброе утро, — ответив на поцелуй и объятия, говорит Эффи. — Что на завтрак? — интересуется бывший ментор и ворует из тарелки кусок сыра. — Хеймитч, — шикает на него жена, — Подожди уже. — Я есть хочу, — произнёс он, жуя. — Что ты как маленький ребёнок? И вообще, не разговаривай с полным ртом. — Мадам, приберите свою манерность с глаз долой, — нахмурившись, попросил Эбернети, убирая волосы с своего лица. Он никогда не любил её правильность, но женился, потому что знал эту женщину со многих сторон, и во всем она его привлекала, была вроде бы именно его, а в то же время оставалась загадкой. — Милый, — обратилась к мужу женщина. — Да, это я, — самодовольно улыбаясь, откликнулся Хеймитч. Эффи тоже не содержала улыбки. — Я планирую сходить в город, куплю что-нибудь вкусное, позовем детей на ужин. Детьми она называла Китнисс и Пита, которые за столько лет стали для них действительно детьми. Девчонка до чёртиков похожа характером на «папу», который временами жутко упрям и иногда резок. А парнишка такой же неподдельно добрый и отзывчивый, как Эффи. — Это намёк на то, что я должен идти с тобой? — глядя на жену, поинтересоваться Эбернети. — Вовсе нет. Только помой пожалуйста посуду, — она указала на раковину, полную тарелок. Хеймитч очень удивился, подняв брови. — Эффи, я и посуда… Ты же знаешь. — Я тоже тебя люблю, — поцеловав мужа, женщина вышла из дома.       Через десять минут Эффи уже была на главной площади дистрикта. Идя по улицам, она вновь ловила на себе взгляды обычных жителей, которые др сих пор удивлялись, как у такого просто невыносимого, а по другому не скажешь, человека появилась жена, которая, плюс ко всему, ещё и капитолийка. Да, она уже сняла вычурные парики и сумасшедшие платья, перестала ярко краситься, стала более мирской, но не менее красивой и привлекательной. Чего только стоили её небесно-голубые глаза, которыми Хеймитч то и дело любовался, и её лучезарная, тёплая, как сто ярил, улыбка. Люди приняли её в своём обществе, не выделяя ту как уроженку Капитолия. Хотя, вполне возможно, что это заслуга её грозного мужа-победителя, чья любовь к ней не знает границ, несмотря на то, что с виду этого не заметно. Фигура Хеймитча же во все времена вызывала какой-то страх и антипатию. До некоторых пор люди вообще думали, что он не способен любить, как про Шерлока думает Джон. — Миссис Эбернети, — позвал женщину знакомый мужской голос. Она оглянулась и увидела идущего к ней Джона Ватсона. Эффи пошла на встречу. — Здравствуйте, Джон, — поздоровалась она. Доктор галантно поцеловал её тонкую кисть. — Прекрасно выглядите, — сделал комплимент он. На Эбернети были надеты, темно-синие узкие джинсы, коралловое драповое пальто и чёрные ботиночки на каблуке. — Спасибо большое, мистер Ватсон, — произнесла женщина. — Я предлагаю зайти в кафе, — сказал мужчина. Эффи согласилась, и они оба двинулись в сторону уютного кафе на площади.        Джон и Эффи сели за столик на две персоны перед друг другом. В помещении горит мягкий, тёплый свет. Здесь много нежных цветов, а окна расположились от пола до самого потолка. На небе собрались серые тучи, делающие его в несколько раз тяжелее и мрачнее. — Миссис Эбернети, я хотел с Вами поговорить по поводу Вашего мужа, если можно так выразиться, — заказав две чашки кофе, начал Ватсон. — Со мной в основном и разговаривают на счёт Хеймитча, — улыбнулась Эффи и вспомнила все, что теперь осталось в прошлом. — Понимаете, Шерлоку Холмсу и мне очень нужна помощь мистера Эбернети. — Вас я вижу, а где Шерлок Холмс? — задала вопрос бывшая сопровождающая. Тут официант принёс кофе с взбитыми сливками и карамельной крошкой, которая разлетелась по поверхности, как звезды по ночному небу. — Он не умеет нормально разговаривать с людьми, поэтому он поехал в участок, — рассказал доктор. — Я не смогу уговорить Хеймитча, — сразу объявила женщина, — Я столько лет его знаю, что уже даже могу предложить на сто процентов, что он мне ответит: «Эффи, я двадцать пять лет проработал ментором и видел смертей больше, чем может выдержать человеческая психика». Или что-то в этом роде. — В Панеме началось что-то вроде восстания мертвецов. Вспышки преступлений по всей стране, а преступниками являются те люди, которые по документам мертвы, — Джон решил ввести ее в курс дела, — И пришли мы к Вашему мужу, потому что все те люди умерли в Пятидесятых Играх и позже, а Хеймитчу всего сорок пять, он помнит их всех. — Не уверена, что он всех помнит, думаю Вы понимаете, Вы знакомы с его богатым прошлым. Тем не менее, я поняла Вас, просто и Вы меня поймите: очень трудно переживать людей, которые входили в Вашу жизнь, тем более детей, которые уходят и умирают просто так. Придя с Игр, он остался один, потому что вся его семья оказалась мертва. Я не знаю, каково в таком положении, и не могу упрекать его в том, какой он, — решила рассказать Эффи. — Я похоронил жену, я понимаю, — опустив голову вниз, приглушенно произнёс мужчина. Эффи покачала головой, отведя взгляд. — Один дорогой мне человек сказал: «Наши жизни измеряются не годами, а жизнями тех людей, которых мы коснулись». Если так, то Хеймитч коснулся слишком многих судеб, — размеренно сказала она. — Я полностью согласен с этим высказыванием, — кивнул Ватсон, — Ну, может Вы все-таки поговорите с ним? — Я постараюсь, но ничего обещать Вам не стану, — сказала Эффи и начала подниматься со стула, показывая этим, что ей пора. — Спасибо, — поблагодарил Джон, — До свидания. — До свидания, мистер Ватсон. Надев пальто женщина вышла из кафе. А Джон сидел и смотрел в кружку с кофе, думая о победителях. Для него, как и для всех, кто не коснулся Голодных Игр, двери в понимание того были крепко закрыты. Увы, они смутно представляли, как им повезло, потому что драться за право жить, которое, по сути, никто отнять не смеет, а потом ходить по лезвию ножа всю жизнь не очень-то и привлекатально. Сноу имел привычку избавляться от неудобных победителей и людей в целом, каковым стал Хеймитч, но он не убивал их, что было слишком просто. Он поступал куда более изощренно: лишал людей семьи, всего, что им было дорого. А, как известно, без родных человек не живёт, а просто существует.       Доктор вышел из кафе, расплатившись, и пошёл в сторону полицейского участка, куда отправился Шерлок. Он оглянулся по сторонам, обращая внимание на разных людей; он понимал, что каждую судьбу что-то звтронуло. Пускай люди говорят, что нужно отпускать прошлое, оно только тяготит нас, но, во избежание прежних ошибок, его лучше не забывать. — Джон! — окликнул того знакомый голос. Тот обернулся и увидел друга-психопата-социопата. Ветер взъерошил его курчавые темные волосы, подло распахнул полы его пальто, проскакивая под пиджак. Шерлок засунул руки в карманы, целеноправленно идя к Джону. — Что-нибудь разузнал? — поинтересовался Ватсон, встретив Холмсу. — Ну, Воттерман не вытащит Аманду из психбольницы. Он слишком труслив для полицейского, а ещё у меня есть новость, которая просто вынудит Эбернети помогать нам, — говорит детектив. — Ты новость эту выдумал? — спрашивает Джон, — Если да, то не стоит этого делать. Знаю я твое пользование человеческим фактором. — Новость я не выдумал, но именно человеческий фактор тут и сработает, — уверяет приятеля Шерлок и довольно улыбается, — В участок поступило заявление, участник которого Брайв Эбернети.