Вовсе не скучно...

       Вернувшись в просторный номер отеля, Шерлок уселся в кресло у камина и погрузился в думу. Джон сел напротив, глядя на него с удивлением. Он не понимал, что тот задумал, что произошло в лесу. Он как-то резко оказался оторванным от дела, словно выброшен на обочину. — Что-то узнал? — прерывает тишину Джон, закрыв сайт своего блога. — Хеймитч показал мне лес. Думаю, у нас все получится, — не поднимая на него глаза, ответил Шерлок. — Что получится? Ты так ничего и не рассказал! — подняв брови, напомнил Ватсон. — Убийца сейчас в Двенадцатом, — начал Холмс, оторвавшись от своих раздумий, — он придёт в дом Эбернети, если мы его не остановим. Самый простой способ приостановить их… Он замолчал и прислушался, оглядываясь по сторонам. Джон развернулся в кресле, тоже осматриваясь, но ничего не понимая. — Что такое? — спросил он. Шерлок жестом указал, что нужно замолчать. Он встал со своего места, осматривая вещи, которые могут быть не на своих местах. Его взгляд пробежался по полками, дивану, столику перед ним, стенам, обогнул контур телевизора, картины, спустился вниз по шторами и заметил открытое окно. — Джон, ты открыл окно? — спросил детектив. — Нет, я думал, оно перед уходом было открыто. — Я закрывал, — бросив взгляд на приятеля, сказал сыщик, а затем шёпотом добавил: — Здесь кто-то был. — Или есть… — предположил Ватсон. Оба встали со своих мест и, как мыши, разошлись в разные стороны. Шерлок пошёл в спальни, а Джон в ванную комнату и остался осматривать гостиную. У каждого напряглись все чувства до предела, каждая клеточка тела начала слышать и видеть. Такое состояние было чуждо Джону в отличии от его друга-детектива. Ватсон вообще всегда придерживался скромной жизни и, когда Шерлок скромничал, что бывало редко, со всем размахом хвалил его уникальность. Иногда ему казалось, что зря, потому что действительно одаренным людям не стоит слишком часто говорить о их одаренности, иначе, когда они добьются вершин, забудут вас. В ином случае, прославят, говоря, что именно вы их поддержка и опора. — Шерлок! — зовёт Джон из ванной. — Что? — отзывается тот, продолжая выискивать странности. — Иди сюда! — кричит Ватсон. Детектив, бросив все объекты поиска, быстрыми шагами двигается к другу. Зайдя в ванную, его глазами предстает весьма необычная картинка: на бежевой кафельной плитке с темными прожилками помадой написано 22:15. Шерлок скрещивает руки на груди, включая свой великий и могучий. Он вертит изображение в голове, рассматривая его в разных ракурсах. Джон смотрит на цифры и кроме цифр в этой надписи ничего не видит. — Что он хочет этим сказать уже второй раз? — прерывает молчание Холмс. — Он? — изумляется доктор. — Несомненно, — выдаёт тот. — Помада… — Джону кажется очевидным, что это женщина. — Дальше что? — поворачивается на приятеля сыщик, — цифры очевидно неаккуратные, что свойственно только тридцати процентам женщин, которые быстро думают. Вообще, неразборчивый почерк свидетельствцет о том, что мозг работает быстрее рук. Если наш убийца чиновник, который явно сам продумывает планы, стал бы он брать того, кто смышленнее его? Вряд ли. Значит, умные люди отпадают. Остаётся, что написано это обычным мужчиной, который является шестеркой. А помада, чтоб запутать таких, как ты, — Шерлок вздыхает, — ладно, не смывай это. Завтра встретимся с Хеймитчем. Может он чего знает на счёт этого числа. Он уходит из ванной комнаты в сторону своей спальни. — Ну, да. Ты же не я, — обиженно выпаливает Джон в пустоту. — Это ты точно приметил! — раздается весёлый голос Холмса. — Жук, — чуть тише с улыбкой произносит Ватсон, качнув головой, и идёт спать.       Тёмная ночь окутала дистрикт. На небе видны цепочки звёзд, разбежавшихся по черному полотну. Стареющая луна горит своим приятным светом, бросая на землю тусклые блики. Тротуары в Деревне освещают фонари. Всюду царит мир и покой, ничто его не тревожит и не предвещает беды. За окном моросит мелкий дождь, срываясь с облаков. Эти маленькие капли, как десант, прыгают с высоты и перед землёй раскрывают свои крохотные парашютики, приземляясь. В домах потушен свет — все спят. Внезапно Эффи начинает брыкаться, бороться с одеялом и подушкой. — Хеймитч! Хеймитч! — кричит она сквозь слезы, — Нет! Мужчина вскакивает, раскрывая глаза, прижимает её к себе, не понимая, что произошло. — Не оставляй меня, — дрожащим голосом умоляет женщина, хватая его за руки. — Проснись, милая, — встряхивает ту за плечи Эбернети, увидев её закрытые глаза, — проснись! Эффи открывает влажные глаза и охватывает его лицо своими тёплыми ладонями. — Всё в порядке, — шепчет он. — Ты умер, — уверяет она, дотронувшись до его щеки. — Нет, все хорошо. Я с тобой, — говорит ментор, обнимая жену. — Я боюсь, Хеймитч, — шёпотом твердит Эффи, — боюсь твоей смерти. — Ты же сама сказала, что я буду жить, пока ты любишь меня, — напомнил он, — неужели ты разлюбила? — Что ты такое говоришь? — возмущается она и целует мужа. — Тогда нечего бояться, — догадался Хеймитч и лёг обратно, прижимая Эффи. Он коротко поцеловал её в висок и закрыл глаза, поглаживая её по руке. Она легла на его руку, обняв, прижавшись щекой к его груди, слушая успокаивающийся ритм сердца. За эти десять минут вся её жизнь пролетела перед глазами.       Утром Хеймитч проснулся раньше Эффи и, не став будить её, пошёл в душ. Он думал про её кошмары, про то, что ей приходится переживать. Его посещали мысли, что не стоило ввязываться во все это, но с другой стороны, если бы не эта «игра», никто бы и не знал о том, что им грозит опасность. Раньше он был уверен, что невозможно сойти с поезда, который однажды отвез тебя в Капитолий, где жизнь любого превращается в страдания. Хеймитч знал это, говорил об этом Китнисс и Питу, чтобы они тоже понимали, во что влипли. И как же ему хотелось бы ошибаться в этом ужасном понятии. А ведь так чаще всего: мы хотим ошибаться в тех ужасных вещах, в которых, на самом деле, оказываемся чертовски правы.       Эффи проснулась и, не обнаружив рядом мужа, напряглась, но шум воды в ванной успокоил её, как колыбельная младенца. Она спокойно встала с кровати, надела халат и пошла в ванную. Зайдя, она со спины обняла своего любимого мужа, который стоял к зеркалу лицом с белой пеной на щеках и подбородке. Сколько же света и нежности оставалось в ней, несмотря ни на что! Ей хватало его, чтоб дарить молодым ребятам и Хеймитчу, в чьей душе несколько лет назад она снова зажгла свет. — Доброе утро, — улыбнулась она. — Доброе, — ответил ментор и улыбнулся в ответ. — Я до пяти утра не спала: слушала дышишь ли ты, — рассказала она. — Это был просто сон, — положив свою руку на её, ответил Хеймитч. Боже, как они изменились и изменили друг друга! Она сняла все сумасшедшие наряды, отказалась от париков и тонн макияжа, которые Эбернети никогда не поддерживал. Его не особо привлекали женщины с перьями в голове, но и женщины из Двенадцатого его не интересовали. Эффи не одобряла его пагубную привычку, от которой он смог отказаться ради неё. Она — самая желанная да ещё и свободная женщина столицы — не знала отказа среди поклонников. Однако и среди них никто не знал, что ей никто не нужен кроме этого ментора. Они оба, оставшись друг с другом, изменились до неузнаваемости, оставили прежние заботы и создали общие. Эффи порой было трудно с Хеймитчем, но она всеми силами старалась его понять. Хеймитчу же после стольких лет одиночества было сложно впустить кого-либо в свою судьбу, но он старался. Вот, что делает с людьми счастье!       После обеда ментор встретился с Шерлоком и Джоном в небольшом парке дистрикта, которого до революции не было. Идя втроём по аллее пожелтевших тополей, мужчины разговаривали о том, что троих так тревожит. Ветер неприятно дул в лицо, залетая под полы пальто. Тем не менее, привычно серое небо окрасилось в голубой цвет. А на улице видно все больше и больше улыбающихся людей. — Хеймитч, — вдруг обратился Холмс, — ты не знаешь, что может значить 22:15? — Время, — тут же отвечает ментор. — А если не время? — предполагает Ватсон. Эбернети удивлённо переводит взгляд на детектива, ожидая продолжения. Солнце, ярко для осеннего, светит ему в серо-голубые глаза, отдавая в них хрусталем. — Второй раз в нашем номере написано это число, назовём его так, — начинает Шерлок, поправив чёрные перчатки из натуральной кожи, которая при прикосновении скрипит и стягивается, — первый раз — мел, вчера — помада. И тот и этот раз надпись оставлена мужчиной, о чем говорит почерк. Что ты можешь сказать об этом? — Мужчины пользуются помадой — вот она ваша демократия, — иронично выдаёт Хеймитч, бросая взгляд на Джона и фирменно улыбается, посмеиваясь. — Дело в том, что для времени, число очень неоднозначное. В это время может происходить что угодно, — пропустив сарказм ментора, дополняет доктор. Эбернети устремляет свой холодный взгляд вдаль, прокручивая в голове все подходящие определения. — Не знаю, — отрицательно качая головой, ответил он, — вообще ничего. Я могу ещё спросить у Эффи, она жила в Капитолии и помнит про Тринадцатый. — Так ты же тоже был в Тринадцатом, — вспоминает Джон, смотрит на друга, а потом на ментора. — Мне там было очень плохо, — тяжело вздохнув, рассказывает Хеймитч, проводя пальцами по шее. Шерлок бросает на него взгляд и пропускает улыбку. Джон хочет спросить, что смешного, но потом вспоминает про сухой закон в Тринадцатом дистрикте и тоже улыбается, поняв, о чем говорит ментор.       Пройдя аллею, мужчины подходят к телефону, находящемуся на улице, над которым весит прозрачная крыша. Шерлок протягивает Хеймитчу бумажку с нужным номером. За столько лет тренировок своей нервной системы у него даже ничего не дрогнул перед звонком убийце. — Час? — оборачивается Эбернети, держа в руках трубку. Сыщик кивает, осмотревшись по сторонам. — Алло, — раздаётся мужской голос в трубке. — Это Хеймитч Эбернети, — говорит ментор. — Ого! Мистер Эбернети, рад слышать Вас. — Увы, не могу сказать того же, — язвит Хеймитч, — я звоню по делу. — По какому же? — удивляются в ответ. — Предлагаю встречу в том месте, которое никто не знает, кроме меня. Встретимся один на один. — Предлагаете переговоры? Хорошо. Назначайте место и время, — ехидничает собеседник. — Каменоломня. Завтра в час, — говорит Хеймитч и чувствует, как тот пришёл в изумление, — я знаю, кто Вы, поэтому, думаю, Вам не составит труда изучить лес Двенадцатого. — Знаете благодаря своему другу? — Мой единственный друг погиб на 75-х Играх, — со скрытой злостью отвечает ментор. — Как Вы грубо о Шерлоке, — протяжно говорит голос. Хеймитч сохраняет невозмутимый вид, слушая собеседника. Посмотришь на него и ни в жизни не поймёшь, что у него внутри. Даже всевидящему оку детектива это не подвластно. — Пытаетесь разозлить меня? — интересуется он. — Зачем мне это? Проще убить Вас, — отвечают ему. — Я пережил многих людей, Вы не станете мне преградой. Плюс ко всему, Голодные Игры учат убивать, — с издевкой говорит Эбернети. — Угрожаете? — Вовсе нет. Предупреждаю. Джон с Шерлоком переглядываются, отметив, как ловко отвечает на выпады собеседника ментор. — Тогда до встречи, — говорит голос. — До встречи. Хеймитч кладет трубку, пафосно убирая светлые волосы с лица. Внутри нет ни частицы страха или другого сильного чувства — его океан настиг штиль. Шерлок же на взводе от терзающего предвкушения адреналина. Ватсон — вот в чьей душе буря и предчувствие необратимого. Он борется со своими чувствами, но, в отличии от этих двоих, подавить не может.       Договорившись, что Джон и Шерлок придут завтра к одиннадцати, чтоб Эффи помогла Холмсу перевоплотиться, мужчины попрощались. Детективы пошли в свою сторону, Хеймитч в свою. В раздумьях о предстоящем маневре он, сам не заметил как, достиг Деревни. С каждым днем он замечал как в округ возвращалась жизнь: появились пары с колясками, люди свободно ходят в магазины, да что там далеко ходить, Китнисс с Питом ждут ребёнка, а они с Эффи наконец-то женаты. Наверно, это стоило всех прежних страданий. Пройдя полтора дома, Хеймитч увидел открытую дверь своего дома и очень удивился. Эффи терпеть не могла, когда дверь была открыта просто так. Он убыстрил шаг, а потом, почувствовав неладное, перешёл на бег. Забежав в дом, Хеймитч увидел какого-то мужчину среднего роста с темными волосами и с пистолетом в руках, а перед ним свою жену, сдающую позиции. Он прижал палец к губам, показав ей, что нужно молчать; Эффи сглотнула. Тогда Хеймитч дотронулся до плеча мужчины, похлопав по нему. Тот развернулся и не успел ничего предпринять, как Эбернети выбил у него из руки оружие и следом заехал в челюсть. Пистолет звучно упал на деревянный пол. Мужчина оторопел от резкой смены событий и отшатнулся назад, навалившись на спинку дивана, находящегося в гостиной. Женщина отпрыгнула в сторону, вскрикнув; её глаза полны страха, как у жертвы перед хищником. — Он тебя бил? — пока есть пауза, спросил ментор у жены, оценивая состояние противника, — ответь мне! Эффи молча повернула голову вправо, на её щеке заметна ссадина, а рядом дорожка от слезы, которую она попыталась скрыть. Хеймитч, поняв, что он поднял руку на его жену, убийственным взглядом посмотрел на неприятеля. Тот, пошатнувшись, встал и сделал два шага в сторону ментора, чьи глаза наполнились неописуемой яростью, пропитались сталью и приобрели ошеломляющий, немного безумный блеск. Эбернети развернулся и разом ударил тому в нос, из которого тут же потекла кровь, он схватил недруга за грудки и с крепкими ругательствами вынес за дверь дома.