Приглашение.
2 сентября 2017 г. в 00:39
Утро довольно рано настигло Шерлока и не смогло оставить Джона в сладком забытие. Тонкие серые лучи дневного света, посетили просторную гостиную, отразились от идеальной поверхности стола и взмыли к потолку. День вновь наполнен серостью и мерзостью для большинства. Сегодня, как никогда, чувствуется, как осень переваливает через половину и становится поздней. Глоток воздуха уже утратил любые напоминания о славном лете, поселился в лёгких прохожих, осев там голодным трепетом, ожидающим первые морозы. Однако, дело не в них, а в расследовании, затмившем жизнь некоторым людям. Октябрь Шерлоку к лицу. Эти бордовые, оранжевые с коричневой старые листья ярко выделяются на его бледной коже, делая образ действительно чарующим, загадочным и даже немного сумасшедшим. Хеймитча же осень делает мрачным и до невозможности холодным, хотя, кажется, холоднее уже некуда. Его безразличный взгляд сильнее выделяется в каплях дождя, а потухшие зрачки лишь отражают игру листьев на мостовой. С Джоном и Эффи ничего особо не происходит. Они, как все обычные люди, чаще ходят с зонтами, носят ботинки, тёплые пальто и шарфы, ругаются на заставший не вовремя дождь, а потом сушат одежду, рассказывая о приключениях под дождём своим близким. Их жизнь продолжает идти своём ходом, не меняясь. Она поменялась однажды, когда те встретили тех, с кем раньше ни за что не захотели бы иметь что-то общее.
Джон решил почитать газету за чашкой английского чая, пока его друг-социопат молча испепеляет своим взглядом полуголые деревья за окном. К удивлению Ватсона, в газете нет ни слова про посещение ими Капитолия, убийство или избиение, нет ничего про бега Шерлока, словно эти события произошли в другом мире, который Двенадцатого не касается. И дело не в популярности и всеобщем обозрении, а в том, что люди продолжают жить в страхе, питаясь лишь мелкими надеждами: кто-то что-то делает для раскрытия дела. И этот кто-то здесь, в уютном кафе на площади, в котором этих двоих встречают со словами: «Доброе утро, джентльмены!» А когда детектив решает оставить несколько центов в чаевые, ему говорят: «Спасибо, мистер Холмс.» Всё важное рядом. Также доктора удивляет, что его приятель не жаждет признания своего таланта, мало актерствует и почти никого не унижает. Неужели это Эбернети так действует на него? Это слишком сложная загадка, даже для Шерлока.
Шерлок был слишком удивлен этим делом. До сего момента он был уверен: чем запутанней дело, тем его проще распутать, но теперь не слишком придерживался прежнего мнения. Разумеется, проще разгадать дело, в котором полно, пусть загадочных и непонятных, но улик, нежели найти того, кто, предположим, убил мужчину, который теперь просто лежит посреди улицы в оживленном городе. В этом деле и были улики, которые вот лежат на поверхности — бери, но и обстоятельства, запрещающие рисковать. И все же, дело вновь набирало интригующие обороты.
— Я идиот! Болван! Глупец! — внезапно начал, негодуя, выговаривать Шерлок.
— Что такое? — отложил газету Джон и удивленно глянул на друга; морщины на его лбу образовали волны.
— Мы все это время ходим вокруг да около, — схватился за голову тот.
— Я и так знаю, что ты умный, так, будь добр, не делай из меня дурака, — вмиг возмутился Ватсон.
— Никто из тебя дурака не делает — это полностью твоя инициатива, — колко бросает сыщик.
— Гад! Тем не менее, что ты понял?
— Убийца не встает на линию огня, Джон. Неужто он рассудительней самого Мориарти? — Шерлок поднял брови, восхищаясь Джеймсом и выдвигая теорию о глупце-Мориарти, — Как я был слеп, Джон! Черт! Как я был глуп и слеп!
Он воодушевленно уставился на встревоженного друга, взъерошил кудрявые черные волосы и задорно улыбнулся. Его нутро вновь запылало жгучим пламенем, освещающим тьму вокруг. Ватсон решил молча наблюдать за ним, радуясь и одновременно настораживаясь.
— В общем, вчера Хеймитч чуть ли не поломал одного парнишу по имени Гэри — он на пару с кем-то неизвестным хотел побить Эбернети — в тот вечер я говорил с ним, спросил на кого они работают, а тот ответил, что не знает, они зовут его просто босс, и это ведь предельно ясно: их босс, — Шерлок искривил последнее слово, сделав на него ударение, — мертв.
— Я ничего не понимаю, — отзывается доктор, дослушав речь.
— Обожаю твою коронную фразу! — улыбаясь во все тридцать два зуба, произнес детектив, — Понимаешь ли, их босс Мориарти, а он, как известно, вышиб себе мозги на крыше госпиталя.
Джон в изумлении поднял брови, расширил глаза и удрученно выдохнул, отведя глаза в сторону и вновь на Шерлока, сказал:
— Хорошо, какое отношение Мориарти имеет к Хеймитчу?
— У него узнать надо, — выдал Холмс, продолжая восхищаться, — Все подумали, что они имеют дело с потомками политики Койн, потому что те базируются в Тринадцатом. Они столько водили всех за нос, а теперь мы поводим их.
— Погоди, Шерлок, — решив приостановить калейдоскоп умозаключений и фактов, проговорил доктор, — зачем ему Хеймитч? С тобой все понятно, но с непробудным пьяницей не особо.
— Мориарти — злодей-консультант. Койн, невзлюбив, а может и наоборот, Хеймитча, обратилась к нему за помощью. Тот план составил, но повлиять особо не смог. Уже вижу твой вопрос про то, что Мориарти умер несколько лет назад, а все происходит сегодня. Да, они сделали отсроченную месть, как та история с Эвр. Неужели ты не заметил, что на протяжении всего дела мы проводим параллели к прошлому?
— Заметил, но никак не мог всего этого подумать. А теперь мы идем к Хеймитчу? — догадывается Джон, наклонив голову влево.
— Возьми мой телефон, договорись о встрече — подождем их тут.
— Не говори, что твой телефон в кармане пиджака, который на тебе! — сердится Ватсон.
— Нет, — отрицает Холмс, — он в пальто.
Сыщик кивает на вешалку в углу, где висит черная длинная вещица. Джон тяжело, как разъяренный бык, вздыхает, кажется, из ноздрей сейчас пар повалит, и все же идет за телефоном. Он анализирует слова Шерлока и, заметив неточность, спрашивает:
— Подождем их?
— Да, он придет с женой, — спокойной кивает тот, продолжая пить чай с молоком из белой фарфоровой чашки.
Хеймитч, переборов свое желание выпить и забыть, что убил человека, практически умиротворенно сидит на диване, обняв жену за плечо, щелкая каналы телевизора. На экране мелькают лица политиков в перемешку с физиономиями капитолийцев, в том числе Цезаря Фликермана. Он ухмыляется, глядя на него, а затем на Эффи.
— Даже не смотри на меня так! — прервав молчание, говорит она.
— Как? — переведя на нее взгляд, наигранно удивляется он.
— Так, как ты посмотрел! Я знаю этот ироничный взгляд, Хеймитч! Ты прямо прокричал мне им свое напоминание о моих прежних отношениях с Цезарем, — объяснила женщина, не сдержав улыбки.
— Боже, женщина, когда ты успела такое придумать? — посмеялся ментор, — И, кстати, Эффи Фликерман совсем не звучит.
— Перестань, — смеясь, она толкнула супруга в бок.
В помещении снова послышался звонок телефона, который за это время уже просто надоел. Желание Хеймитча выдернуть его с корнями и отправить в помойку переставало казаться безрассудным. Он встал с места и с усталым видом пошел к телефону.
— Алло, — произнес ментор.
— Добрый день. Это Джон, — произнес доктор на том конце провода.
— О, давно не общались.
— Мы тоже так подумали, поэтому нам нужно срочно встретиться в ресторане на площади через полчаса.
— Что случилось? — невозмутимым тоном поинтересовался Эбернети.
— При встрече, — как никогда загадочно выразился Джон и отключился.
Мужчина вернулся к жене и, засунув руки в карманы брюк, сообщил без особой радости:
— Через полчаса на площади Правосудия.
Она одарила его понимающим, но несколько расстроенным взглядом и решила спросить:
— И что это значит?
— Собирайся, — кивнул он в сторону выхода таким голосом, каким обычно говорит повседневные вещи.
— Не поняла, — с изумлением глядя на мужа, сказала Эффи.
— Милая, мы вместе, — он выделил это слово, — идем на встречу.
— Почему?
Он поднялась с дивана и подошла ближе к нему, продолжая удивленно смотреть. Женщина пришла в неописуемое ошеломление и просто выпала из типичного состояния, оценивая происходящее вокруг нее. Расклад дел, конечно, радовал ее, но и выбил из привычного понимания ситуации.
— Вас, женщин, не поймешь, — начал возмущаться Эбернети, — не берут — не нравится, берут — тоже не нравится. Определись, дорогая!
— Я уже почти готова, — чмокнула мужа в щеку Эффи.
— Ага, — буркнул он, проводив ее взглядом наверх.
Атмосфера становится все грустнее из-за серых туч на чистом небе. Облаченная в васильково-голубое пальто Эффи, взяв под руку хмурого, как обычно, Хеймитча, шла по достаточно широкому тротуару к месту встречи. Она внимательно смотрела на мужа, который делал вид, что не чувствует ее взгляда. Его глаза устремились куда-то вдаль, казалось, он видит сквозь людей и здания, ветер запутывал пряди его светлых волос, пронизывая пальто, влетая под рубашку, растворяясь в, и без того, холодной душе. Женщина изучала каждую морщинку на его лице: около глаз, губ, замечала появляющуюся на щеках щетину и понимала, что это все тот же Хеймитч, тот же скрытый и заледеневший Хеймитч. Ее Хеймитч.
— Почему ты смотришь на меня? — спросил он, бросив взгляд в ее сторону.
— Я думала, ты не чувствуешь, — призналась Эффи.
— Неожиданно, правда? — с сарказмом задал вопрос Эбернети.
— Не сказала бы, — ответила бывшая куратор и отвернулась в другую сторону.
— Что-то произошло? — с тревогой в обычно безразличном голосе поинтересовался Хеймитч.
— С чего ты взял? — ответила вопросом на вопрос она.
— Ты грустная, — проконстатировал факт мужчина.
За это долгое время он научился понимать ее и не скрывать, что понимает. Вообще, в плане чувств Эффи для него всегда была открытой книгой, она умела скрывать эмоции за фальшивыми улыбками и слезы за вечно позитивными кукольными глазками, но не от него. Эбернети не признавался, что понимает, но понимал. Знал ее вдоль и поперек, но считал особенной. Позволил подружиться с внутренними демонами, но не раскрыл душу.
— Дело снова в тебе, — объяснила Эффи и с горечью набрала воздух в легкие, — ты рядом только физически. Иногда мне доводится думать, что у тебя кто-то есть.
Она была готова к всплеску эмоций на лице мужа, к тому, что он загорится, словно спичка ширкнутая о коробок, и начнет раздраженно объяснять, что никого у него нет. Однако вместо этого он без резких движений, контролируя себя, повернул на нее голову и произнес:
— Да, Эффи, ты права.
Душа ее сжалась, заныла, воздух превратился в вакуум в груди и просил вырваться истошным криком.
— У меня есть женщина, которую я люблю.
Каждое его слово громом прогремело в ее голове, и лишь глаза не позволили подступить слезам. Она остановилась, встала напротив него и начала сверлить взглядом. Тугая ненависть грызла сердце ржавчиной, которое крошилось на тысячи мелких деталей. Ей хотелось вцепиться в шею этого предателя и задушить тут же своими же руками. Эффи приблизилась к нему, стоя в почему-то безлюдном месте, подняла руку и уже хотела отвесить звонкую пощечину, превозмогая злость, как ментор перехватил ее запястье и прошептал:
— И эта женщина — ты.
— Я ненавижу тебя и люблю. Что ты за человек? — выдержав паузу, через ком в горле проговорила Эффи.
Она закрыла глаза, чувствуя, как слезы катятся по щекам против ее воли. Хеймитч обнял ее, принимая порывы ветра в спину, сдувающие его, но ее не трогающие.
— Как ты могла такое подумать, м? — сжав ее узкие плечи, спросил он, — У меня не может никого быть. Только ты.
Их семья переживала, пожалуй, самые сильные потрясения, но они нашли друг друга и не желали никого больше. В мире бывает, когда сходятся сильный характер, железное терпение и взаимная, пылкая любовь. Противоположности притягиваются, становясь одним целым.
Джон и Шерлок так и сидели в том кафе у столика, что у окна. Между ними так мало разговоров: либо о делах и сложных конструкциях этого мира, либо гордое, душераздирающее молчание. Тем не менее, единомышленники разговаривают молча. Холмс внимательно наблюдал за официантом то и дело выискивающего кого-то среди посетителей. Сначала ему мужчина за столиком у самого входа положил помимо чаевых белый конверт. На том мужчине был надет черный смокинг, а на нагрудном кармане что-то вышито золотыми нитками. Шерлок не рассмотрел что, потому что тот после оставленной вещи впопыхах надел пальто и покинул ресторанчик. Официант — молодой парнишка лет двадцати — растерялся, но поиски свои не остановил. Его неестественно блуждающая по заведению фигура яро выделялась из общей массы персонала в голубых рубашках и темно-синих длинных фартуках. Вскоре к Шерлоку и Ватсону присоединились Хеймитч с Эффи; они сели за стол к мужчинам.
— Я вас слушаю, — без особого приветствия, разглядывая тех двоих, сказал ментор.
Тут к их столику подошел тот парень и аккуратно положил на бордовую скатерть белый конверт, который слишком ярко выделялся на фоне бордо. Детектив пропустил ухмылку, но ничего не сказал.
— Это Вам, мистер Эбернети, — выдавил, перешагнув свое волнение, парень и зашагал прочь.
Словно горы с его плеч свалились на плечи ментора. Окинув присутствующих взглядом, Хеймитч взял в руки конверт и ловко открыл его с помощью ножа, будто вспоров что-то. Оттуда он вынул листок, раскрыл его и бегло прочитал: «Мистер Эбернети, доброго времени суток! Я приглашаю Вас и Вашу супругу на ежегодное празднование независимости Панема от Голодных Игр, которое состоится в Капитолии в эту пятницу в 21:30. С нетерпением жду Вас! Премьер-министр Артур Голдмэн.»
— Что это? — спросила Эффи, решая прервать цепочку тишины.
— Приглашение в Капитолий, — мрачно ответил Хеймитч и отдал бумагу жене, — Я жду твоего голоса, Холмс. Не зря ты взглядом уже прожег в этом конверте дыру.
— Ой, простите, что перебиваю, — позитивным тоном начала женщина, — я слышала про это широкомасштабное празднование. Говорят, что там бывают все вершки общества.
Ее голос пропитался чем-то таким капитолийским, что потянуло Хеймитча вниз, заставило нахмурится и вспыхнуть.
— Да, Хеймитч, — кивнул Шерлок, — вершки общества.
Он повторил её слова, и объяснения отпали сами собой. Все в голове ментора разложилось по местам и стало понятно: ехать нужно.
— Хорошо, Эффи, мы так давно нигде не были, что этот праздник будет особенным, — скрывая тонкий намек детектива, согласился тот, — мы поедем в Капитолий.
— Серьезно? — с детской радостью в голосе спросила она, зная, что Эбернети ненавидит столицу.
— Вполне, — на прежней ноте подтвердил мужчина, читая во взгляде Шерлока лишь одну фразу: «Он тоже будет там, Хеймитч. Он будет.»