Wonderwall

Это был один из тех самых моментов. Ну, знаете, что-то в том роде, когда ты каким-то образом чувствуешь, что твоя жизнь меняется, что твое будущее становится другим. Это испугало Микки, засасывая его в свой круговорот. Черты лица напротив по-прежнему казались знакомыми после расставания, случившегося почти ровно три года назад. - Галлагер, - пробормотал он, пытаясь убедить себя в подлинности того, что видел. Галлюцинации? Микки было очень хуево после этого эпичного провала, но у него никогда раньше не было галлюцинаций. - Микки, - снова выдохнул Галлагер так, словно его имя было молитвой. И таким образом Микки понял, что это было не бредовое видение, а реальность. Потому что свое имя, произносимое таким образом, Микки слышал только от одного человека. Только один человек на свете произносил его имя так, словно оно было чем-то драгоценным. - Галлагер, - сказал Микки в последний раз, более решительно, обращая внимание на свою руку. - Помоги мне встать, - он потянулся к нему здоровой стороной, скривившись от волн боли, пробежавших по телу. - Ч-что? - переспросил Йен, явно все еще находясь в ошарашенном "ох-что-блять-происходит" состоянии, из которого Микки только что вынырнул. - Помоги. Мне. Встать, - более четко повторил Микки свои слова: ему необходимо было убраться к черту из этого клуба раньше, чем кто-то из гостей вызовет копов. Йен пришел в себя, быстро склоняясь, чтобы помочь Микки встать, мягко удерживая его в вертикальном положении. Потом Йен наклонился, чтобы поднять кейс, полный денег. Если бы Йен был кем-то другим, Микки зашипел бы от мысли, что он касается полумиллиона, за который он был ответственен. Но это был Йен. Вероятно, само по себе это было плохим решением, но несмотря на собственное осуждение, Микки всегда будет доверять ему. Парни пробирались через толпу. Люди расступались так, словно Микки был Моисеем или кем-то в этом роде. Им всем хотелось избежать столкновения с бандитом, оказавшимся среди них. Микки ощущал их осуждение. Обычно он не возражал против этого, но... здесь был Йен. Йен, который бросил Микки, потому что такой гопник, как он, больше не был тем, чего хотел Йен. Йен, который сказал Микки, что их неистовая, опасная любовь больше не подходила ему. А теперь, три года спустя, он был здесь. И после этих трех ебаных лет первое, что Йен увидел - это Микки, подстреленный из-за наркотиков. Старый добрый Микки Милкович. Микки всем телом сжался от смущения, сосредотачиваясь на земле и боли в плече. Свежий воздух охладил кожу Микки, принося облегчение после жаркой атмосферы клуба. - Микки, как... - начал Йен, но Микки резко оборвал его. Ему необходимо было СРОЧНО убраться отсюда, и он был совершенно не в настроении болтать с парнем, разбившим его сердце. - Автомобиль, Галлагер. Мне нужно, чтобы ты отвез меня отсюда, - отрезал он. Йен на секунду показался удивленным, затем кивнул и помог ему добраться до Хонды, припаркованной на стоянке. Микки хотелось сардонически рассмеяться при виде маленького серебряного автомобиля с кузовом. Это было так пафосно, в таком, блядь, "пригородном" стиле, какого Микки и ожидал от парамедика Йена. Йен открыл дверь со стороны пассажирского сиденья и помог Микки забраться внутрь. - Не хочу испачкать тебе сиденье, Галлагер, - слабо проговорил Микки с горечью, просачивавшейся через его слова. Йен поднял глаза, наполненные болью. Полное дерьмо. - Микки, прямо сейчас мне похер на это, перестань, - попытался он воззвать к Микки. Его голос звучал приглушенно и дрогнул, будто Йен собирался заплакать или сделать еще что-то такое. Это заставило Микки разозлиться. Он испытывал злость, потому что сидел здесь с пулей в плече после нападения наркомана, да еще в машине парня, который бросил его в пяти шагах от границы с Мексикой, и ЙЕН был тем, кто плакал. - Как угодно, - выплюнул Микки, не имея сил больше бороться. Он откинул эту мысль. Он никогда не будет бороться с Йеном, потому что это было оно. После того, как Йен высадит его в каком-то месте, где нельзя будет найти его настоящий дом, он покончит с Йеном Галлагером. Он не собирался давать Йену еще один шанс разбить его сердце. - В ту сторону, - сказал Микки, указывая направление. Этот путь был так ужасно долог, что Микки был готов выпрыгнуть из движущегося автомобиля. Особенно, когда Йен открыл свой глупый рот. - Микки, как твои дела? Я... Я скучал по тебе, - нервно начал он. На этот раз Микки выпустил тот сардонический смешок, который так долго держал в себе. - Уверен, это так, - его сердце сжалось, потому что Йен никогда не скучал по Микки так, как Микки скучал по нему. Йен немного дернулся от этого. - Я скучал, и я хочу изви... Микки резко покачал головой, прерывая парня: - Блять, нет. Я не сделаю этого с тобой, Галлагер. Не снова. С Микки было достаточно раскрывать свое сердце, оголять свою душу перед тем, кто просто причинял ему боль снова и снова. С Микки хватило быть слабым и уязвимым перед Йеном. Это давало Йену слишком большую власть над чувствами Микки. И эта власть была опасна и в других вещах. Тишина наполнила автомобиль, а затем Йен снова попытался: - По крайней мере, позволь мне помочь тебе. Это моя работа, Микки. Микки замотал головой еще до того, как Йен закончил свою фразу. Мысль о пальцах Йена, касающихся его кожи, пугала его. Потому что он знал, что снова упадет вниз по кроличьей норе любви к Йену. Он отпрянул от прикосновений Йена, и еще большая боль, отразившаяся в зеленых глазах Йена, темных во мраке машины, кольнула его. - Ты не должен делать это. У меня есть люди, которые могут помочь, - сказав это, Микки вспомнил, что должен проинформировать членов своей банды о том, что произошло. Он вытащил мобильный телефон из заднего кармана, немного передернувшись от боли. Затем набрал номер Рамиреса, поставив телефон на громкую связь, чтобы не держать его. Гудки разорвали тишину в машине. Рамирес поднял трубку с громким возгласом: - Привет, детка! Микки улыбнулся, несмотря на боль, и словил уголком глаза замешательство Йена. - Привет, - пробормотал он, слегка задыхаясь от боли. - Слушай, мне нужно, чтобы ты приехал к моему месту. Кое-что пошло не так. Рамирес заговорил более серьезно: - Что ты имеешь в виду под "пошло не так"? - А что, блять, ты думаешь, я имею в виду? В моем плече гребаная пуля! - сорвался Микки. - Бля, я в пути. Как ты туда доберешься? - спросил Рамирес, намекая на скалистый берег, который Микки называл своим местом, и куда никто, кроме Микки, не ходил. - Я еду, - успокоил Микки встревоженного друга. - Едешь? С кем? - настойчиво спросил Рамирес. Микки помолчал. Члены его банды знали о большей части дерьма, произошедшего с ним, но Йен был той частью истории, которую Микки пока еще не рассказал им. - Никто. Он - никто, - ответил Микки, видя, как Йен с болью в глазах прикусил нижнюю губу. - Ладно, - сказал Рамирес, к счастью, не продолжая давить дальше. - Я буду там, Мило. Будь осторожен. Я люблю тебя. В последних словах не было ничего необычного, когда дело касалось Рамиреса или Лили - они были очень ласковыми людьми. Микки предполагал, что, возможно, это потому, что они так рано потеряли родителей. Но Микки и Йен не были такими. "Я люблю тебя" не было тем, что они могли просто сказать. У Микки ушли годы на то, чтобы сказать Йену, что он чувствует. А Йен не говорил этого Микки до того последнего момента на границе. Так что, когда Микки ответил Рамиресу "Я тоже", он увидел, как Йен дернулся. Микки мог угадать, о чем он думает - что Микки нашел кого-то, того, кто достаточно заботится о нем, чтобы сказать, что любит его, кого-то, кто может заменить Йена в жизни Микки. Ревность отразилась на лице Йена, но гордость помешала ему задать Микки вопросы. Хорошо, садистски подумал Микки. Пусть Йен ревнует, пусть страдает, пусть видит, что Микки движется дальше. Микки даже немного насладился этой ревностью, ведь ты не ревнуешь, если тебе пофиг, так? Он ощущал боль Йена, разливающуюся по внутренностям, боль от того, что кто-то получил от Микки в ответ "Я люблю тебя" и что Йен был "никто". В любом случае, какие права на ревность имел Йен? Если бы Микки был кем-то другим, за последние три года он сменил бы множество партнеров в попытке залечить раны. Но этого не происходило. Его сердце упрямо принадлежало Йену и все еще окуналось в эту принадлежность, как собака, которая искала своего хозяина после того, как была выброшена им на помойку. Любовь Микки к Йену - это почти мазохизм. Микки смотрел, как Йен смотрит на него, гневно сжав челюсти. Он смотрел, как Йен урезонивал себя, наверняка говоря себе, что у него нет права ничего говорить. Даже спустя такое долгое время Микки мог читать Йена как любимую книгу. Ладно, может, на самом деле у него НЕ было любимой книги, учитывая то, что чтение находилось не на первых местах в списке его приоритетов, когда он был ребенком, но сравнение казалось подходящим. Рассудительность Йена победила, как и три года назад на границе, и он закрыл свой рот. Они продолжили ехать в невыносимой тишине, и Микки видел, что у Йена так и чешется расспросить Микки больше о его жизни, пробраться глубже, как он делал всегда. Микки обнаружил, что ему тоже интересно, как дела у Йена. Как поживают остальные раздражающие Галлагеры? Как там Мэнди? Как работа Йена? Какого хера он делает в Мексике? Он все еще с тем своим парнем? Нет, Микки не хотел знать ответа на последний вопрос. Вопросы градом хлынули на него, заполняя разум и заставляя испытывать смятение. Головокружение пришло волнами, все завертелось и Микки откинулся на сиденье. - Микки? - немедленно отреагировал Йен взволнованным голосом, который взбесил Микки. - Микки, что с тобой? Микки подавил тошноту, выпрямился и сказал: - Ничего, со мной все нормально. Следи за гребаной дорогой, Галлагер, - в этот раз он даже не смотрел на Йена. Вся боль, которую он причинял Йену своими словами сегодня, вызывала чувство вины, но и по-своему опьяняла. Это дало выход боли и ярости, которые он ощущал из-за рыжего последние несколько лет. Ему хотелось посмеяться от реакции Йена на пару жестких заявлений, ведь это даже близко не было к тому, что Микки на самом деле хотел сказать ему. Если бы он мог сказать это все, боже, Йен истекал бы кровью с зияющими ранами по всему телу. И Микки не хотел этого. Неважно, какую сильную боль Йен причинял ему в прошлом и будет продолжать, пока у Микки не случится амнезия или подобное этому дерьмо, Микки не хотел причинять ему ответную боль. Бля, он хотел бы очистить собственные мысли. Они были такими, о чем шестнадцатилетний Микки никогда не стал бы думать, а тем более так долго размышлять. Но Микки перерос этого злобного парня, каким был раньше. Он думал, что этого будет достаточно, чтобы его будущее было другим. Но нет, блять, он ошибался. Наконец Хонда приблизилась к его месту. Он сказал Йену притормозить, благодаря небеса, что эта неловкая поездка закончилась. Все могло быть иначе. Микки мог бы снова поддаться Йену, привести его домой, начиная с того, на чем они остановились. Но он не мог. Он не будет делать это с собой снова, это не стоит очередного неминуемого крушения. Они достигли края обрыва, где у Микки была палатка (да, это было глупо, но его это не заботило). - Ну, вот такой я, Галлагер, - сказал он, стараясь действовать равнодушно, будто его сердце не разрывалось от еще одного прощания. Он видел, что Йен хотел сказать больше, хотел сделать слова существенными. - Могу я... могу я снова увидеть тебя? - наконец с надеждой спросил Йен. - Галлагер, я не думаю, что это хорошая идея, - ответил Микки, противореча всем своим желаниям. Лицо Йена исказилось, и Микки ощутил слезы в его голосе, когда он сказал: - Ох. Хорошо, - он вышел из машины, помог Микки выбраться и повел его к палатке. Сидя внутри на спальном мешке, который всегда находился там, Микки разместил кейс рядом с собой и сказал: - Ладно. Думаю, это оно. Йен отвел глаза: - Позволь мне остаться, пока кто-нибудь не придет. Если что-то случится... Я не хочу, чтобы тебе было больно. Микки быстро покачал головой: - Нет. Иди. Разве есть что-то, что ранит меня сильнее, чем ты, а, Галлагер? - он слабо улыбнулся, пытаясь разобраться со своим заново разбитым сердцем. Йен поморщился: - Микки, прости меня за все, - и, вставая, он прошептал: - Я люблю тебя. Микки молчал, глядя на лицо Йена, запоминая его. Затем Йен ушел. Десятью минутами позже Рамирес нашел Микки в темноте, дрожащего. И эта дрожь была не от физической боли. Микки оценил то, что Рамирес не задал ни одного вопроса по поводу слез, струившихся по лицу Милковича на всем пути до дома. // В другом городе, ближе, чем Микки предполагал, рыжий парень с печальной татуировкой тянул себя за волосы, осыпая себя самыми жуткими проклятьями, потеряв любовь всей своей жизни таким способом, как никакое сердце не должно было допустить.