Wonderwall

Следующие два дня Микки провел в полубессознательном состоянии, не покидая свою комнату и едва притрагиваясь к еде, которую близнецы приносили ему. Они не задавали ему вопросов, слава богу, но он видел их озадаченные и беспокойные взгляды всякий раз, когда пересекался с ними. Микки хотел положить конец их переживаниям, но рассказ о его с Йеном истории бросил бы его обратно в поток бесконечных страданий, из которого он старался процарапать себе выход. Йен был той историей, которую он никогда не смог бы рассказать. Йен. Йен. Йен, который сказал, что любит Микки. Йен, который хотел, чтобы они встретились снова. Йен, которого Микки любил каждой частичкой своего проклятого сердца. Он думал, что покончил с этим, что наконец-то научился жить без Йена. Но один взгляд на него - и Микки снова на крючке. Микки нравилась его новая жизнь, но Микки ощущал, что полюбил бы ее больше, если бы Йен был рядом. Он ощущал, что спотыкается, что его маска соскальзывает. Его уверенность в своей анти-Йеновской позиции поколебалась, как и всегда. Он пытался удержать ее, эту уверенность, что он не может вот так просто снова влюбиться в Йена. Но он больше не мог найти ее. Микки вздохнул, пялясь на белизну потолка в темноте комнаты. Иногда тебе просто необходимо сбежать, заключил он, впервые за долгое время одевшись, чтобы пойти на скалистый берег, где он мог бы найти успокоение. Он надел старые треники и замызганную футболку... кого ебали его шмотки? Микки глянул на телефон, немного задумавшись, потом оставил его на кровати. Затем бесшумно двинулся вниз по лестнице ко входной двери, бросая взгляд на близнецов, спящих в гостиной. Он облегченно выдохнул, перестав сдерживать дыхание, когда смог уйти незамеченным. Он пока что не был готов к разговорам и объяснениям. Сев в свой черный джип, Микки отправился прочь, выключив радио в тот же момент, когда оно включилось, чтобы побыть одному в тишине. Дорога до нужного места заняла около пятнадцати минут, но, выйдя из машины, Микки сразу понял, что что-то не так. Он был не один. Вытащив пистолет из бардачка, Микки осторожно подошел к палатке. Увидев, кто там был, он успокоился. Этот человек не был угрозой. Хотя, возможно, Йен для Микки был самой большой угрозой из всех существующих. - Какого хера ты делаешь здесь, Галлагер? - без предисловий спросил Микки, пугая Йена. - Блять! - заорал Йен, подпрыгивая и задыхаясь. Немного успокоившись, он нервно сказал: - Микки? В отличие от Йена, Микки стал еще более взвинченным, чем поначалу. - Я спросил, какого хера ты здесь делаешь? - снова задал он вопрос, удивляясь, что звучит еще резче, чем планировал. - Мне нужно было увидеть тебя, - произнес Йен, запинаясь, повторяя слова, который сказал годы назад, прибежав к двери Микки, тяжело дыша. - Ты видел меня два дня назад, - резко заметил Микки. - Недостаточно, - продолжил настаивать Йен. - Мне нужно объясниться. Мне нужно, чтобы ты понял... Я не имел в виду... Микки покачал головой. - Бля, нет. Я не хочу слышать это, Галлагер. У Йена был тот самый взгляд, свидетельствующий, что упрямый парень за маской беспечности ожил. Микки знал, что не получится унести ноги, не выслушав извинения и объяснения. Объяснения, которых никогда не будет достаточно, извинения, которые превратят его в бесформенную массу прямо перед Йеном. Он пытался взглядом умолять Йена немедленно уйти, не ломать его снова, но на этот раз Йен, похоже, не мог прочесть эмоций Микки. Или, возможно, он намеренно проигнорировал это. - Микки, - начал Йен, и Микки уже ощущал, как рушатся его стены. - Я прошу прощения за все, что натворил и за то, как я это сделал; мне чертовски жаль. Ты не заслужил такого. Никто не заслужил. И я знаю, что не заслужил твоего прощения, но, пожалуйста, Микки, я не хочу, чтобы мы закончили вот так. Я никогда... бля... Я никогда не любил никого так, как тебя. Я не... не думаю, что смогу так полюбить. Йен закончил свою речь, глядя на Микки с надеждой в глазах. Были времена, когда одно "прости" могло вернуть Микки обратно. Но теперь три горьких года одиночества, покинутости, год в тюрьме перед этим сделали его оболочку крепче. Это заставило его сказать несколько суровых фраз. - Ты любишь меня? Ты любишь меня? - у Микки вырвался язвительный смешок. - Бред. Йен поморщился, его глаза подозрительно заблестели. - Ты оставлял меня. Каждый ебаный раз. Каждый раз, когда появлялись проблемы. Ты не был со мной, ты не оставался рядом, когда я нуждался в тебе, - теперь в глазах Микки тоже стояли слезы. Или, может, они уже стекали по его лицу. Кого вообще это колышет? - Я любил тебя, а ты бросал меня каждый раз! С таким же успехом ты мог воткнуть нож в мое сердце! Теперь руки Йена тряслись, Микки видел это. Он жаждал остановиться, протянуть руку и утешить его своими теплыми пальцами и своей любовью. Но он продолжал говорить. Слова стали тише, когда Йен издал тихий болезненный звук и закрыл половину лица правой рукой. - Я оставался. Я был с тобой, когда ты нуждался во мне. Если бы это был я, Галлагер, то даже если бы у меня была чудесная работа и сраный парень, я бы бросил все это, чтобы пересечь границу с тобой. Голос Микки звучал устало даже для его собственных ушей. Он устал не только от речи или плача. Он устал от жизни. Устал существовать. Устал чувствовать себя так, словно ему недоставало куска сердца. Усталость проникла в его кости, становясь причиной физической слабости, и он опустился на землю. - Как ты мог просто оставить меня одного? - прошептал Микки, не заботясь уже о том, слышит ли его Йен. Странный животный захлебывающийся звук вырвался из горла Йена, когда он начал неистово рыдать, не в состоянии сделать нормальный вздох. - Прости, - задыхался он. - Прости, что бросал тебя. Все это время. Прости, что причинял тебе боль... Я ненавижу... - Йен сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха. - Я ненавижу себя, Мик. Но я действительно люблю тебя. Я так чертовски сильно люблю тебя. Микки был рад, что находился спиной к Йену. Он опустил голову и слезы заструились по его лицу бесконечным потоком. Он был рад, что не может видеть убитого горем Йена. Он был рад, что Йен не видит его, такого же разбитого. Йен нерешительно сел рядом с Микки, и Микки был слишком утомлен, чтобы протестовать. Некоторое время они сидели в относительной тишине, пытаясь одолеть эту боль, справиться с противоборством. Наконец Микки тихо сказал: - Я не делаю этого. Йен поднял взгляд потухших и покрасневших глаз: - Не делаешь чего? Это звучало почти как то, что он сказал много лет назад перед тем, как уйти в армию. - Я не ненавижу тебя. Йен вздохнул так, словно только что выбрался на воздух, будто он тонул, пока Микки не даровал ему отпущение грехов. Микки понимал его, потому что находиться здесь, быть с Йеном снова, было как возможность свободно вздохнуть после трех лет медленного удушения. - Как ты можешь не делать этого? - спросил Йен, возможно, не веря своим ушам, что Микки мог сказать все, что сказал перед этим, и все равно не ненавидел его. Слова Микки звучали как ненависть, но когда Йен задумался, они стали звучать как разбитое сердце. - Не думаю, что я когда-либо смогу ненавидеть тебя. Бля, я бы хотел этого. Так было бы проще. Йен смотрел вниз, а Микки размышлял об их нынешней ситуации. Конечно, то, что Йен сказал ранее, было правдой: они всегда находили путь обратно друг к другу. Но... как? Бегство Йена с его мамой заняло пару дней. У армии тоже был срок. Но Мексика? Мексика казалась... постоянной. Последний поцелуй казался прощанием. Как если бы они действительно покончили друг с другом. Раньше Микки никогда не позволял себе поверить в то, что Йен мог исчезнуть совсем. Их отношения казались неизбежными, они были двумя магнитами, кружащими вокруг друг друга, ожидающими момента, когда можно сблизиться. Но когда он переехал границу, это ощущение больше не возвращалось, эта постоянная надежда угасла, как никогда не случалось ранее. Теперь, три года спустя, он возвращался в эту страстную мыльную оперу их отношений. Ему хотелось посмеяться над ситуацией. Так что он сделал это. - Нахуй тебя, Галлагер, - хихикнул он. Его голос все еще был хриплым. - Вся эта драма в сраной Мексике на твоей совести. Йен выдавил улыбку, а потом рассмеялся. Это было как в старые добрые времена - он и Йен, смеющиеся в каком-то дерьмовом местечке. Их смех звучал слегка истерически, но, слушайте, они, по крайней мере, не рыдали больше. Это уже казалось победой для Микки.