Wonderwall

Йен жил в правительственном комплексе в окружении чиновников в костюмах и отправляться в этом место беглому заключенному, нынешнему члену наркокартеля, вероятно, было действительно ужасной идеей. Возможно, самой худшей идеей Микки Милковича. Он все равно сделал это. Йен сказал, что все в порядке, что Микки не нужно рисковать своей безопасностью ради гребаного свидания, но Микки стремился потакать Йену даже когда это не было необходимо. Микки необъяснимо чувствовал себя виноватым из-за того отказа прикосновениям Йена, хотя тот снова и снова повторял, что его это не волнует. Микки ощущал, словно должен как-то компенсировать эту несостоятельность. За всем этим стояла опасность, что Йен снова бросит его и Микки снова будет один. Он отдал бы все чтобы предотвратить это. А Йен пообещал себе, что отдаст все, чтобы заставить Микки поверить, что он больше никогда не оставит его. Около 9 часов в доме Йена раздался звонок и за дверью оказался подозрительно выглядящий Микки Милкович, поглядывающий по сторонам, словно за ним гналась сраная вынюхивающая собака и целая кавалерия. Йена мучила совесть, что Микки ощущал себя так неловко, но в то же время он выглядел ужасно мило, и Йен решил оставить все как есть. - Привет, - слегка улыбнулся он, автоматически наклоняясь к Микки, давая тому пространство, чтобы он сам решил, насколько для него это комфортно. Через один сердечный удар Микки слегка приподнялся на носках (Боже, Йен обожал их разницу в росте) и прижался своими губами к его. Это не было сверхстрастно или огненно. Это больше было похоже на приветствие из прекрасных 70-х, так что Йен не мог заставить себя пожалеть. Через мгновение Микки отстранился, взгляд голубых глаз был дерзким, как бы говоря видишь, иди нахер, я не стеклянный. Йен лишь еще шире улыбнулся и поманил его внутрь. Он немного нервничал, когда глаза Микки бегло осматривали дом. Было пиздец как глупо нервничать: в конце концов, они влюбились в Саут-Сайде; но Йен хотел, чтобы Микки видел, где он теперь. Хотел, чтобы Микки чувствовал себя дома в его доме. Хотел, чтобы Микки гордился им. - Милое место, Галлагер, - наконец прокомментировал Микки, и Йен снова заулыбался. Только после этого он заметил, что у Микки в руках коричневый бумажный пакет. Упаковка пива, слабого, так что Йен мог бы выпить больше, чем одну банку и не опьянеть вусмерть. Микки помнил ранние дни его болезни, когда опьянение от одного пива заставляло Йена ощущать себя больным больше, чем сонливость и перепады настроения. Быть с Саут-Сайда означает иметь в крови на все времена что-то, что держит тебя на плаву в удручающих ситуациях. Потеря этого стала в некоторой степени причиной экзистенциального кризиса Йена. Так что Микки купил менее забористую вещь, и Йен мог выпить больше, чем одну банку, как любой другой из Саут-Сайда, даже если это означало, что сам Микки просто слегка разогреется. Йен взял пакет, положил пиво в холодильник, предварительно взяв две банки для них обоих. Затем Йен величественно представил новейший фильм из серии "Три Икса" - еще одно дерьмовенькое кино для их репертуара. Казалось, они не могли провести ночь без паршивого фильма, в котором было много сисек и мало действия, по мнению Микки. - Ой, да ладно, Мик, - протянул Йен, угадывая его мысли. - Я слышал, тут есть парочка хороших экшн-сцен. И горячий парень. Хотя не рыжий, - Йен улыбнулся: ему нравилось дразнить Микки за его... скажем так, специфичный вкус в мужчинах. Микки пробормотал отъебись, предсказуемо показал ему средний палец и холодно огрызнулся: - Ты планируешь оставить меня голодным или в этой помойке есть какая-нибудь еда? Йен закатил глаза на такое отношение, а мысли моментально вернули его в былые годы, когда Микки посетил "Kash ‘n’ Grab" с самым отстойным подкатом, который Йен когда-либо слышал: В этой помойке мясо вяленое есть? Он улыбнулся своим воспоминаниям, пока шел за едой из китайского ресторана, которую заказал заранее. У него с Микки было так много воспоминаний, прошедших через годы, и все они постоянно находились в памяти Йена, как и сам этот голубоглазый мужчина. Йен едва мог смотреть на что-либо, не связывая это с Микки и их отношениями. Какие-нибудь школьные трибуны? Те золотые времена под такими же в Саут-Сайде. Чипсы "Прингл" со вкусом барбекю? Микки любил их. Гавайские принты? Та дурацкая безвкусная рубашка, в которой Микки офигенно выглядел. Йен протянул Микки его еду: лапшу с курицей без зеленого лука. И снова Йен был поражен странным приступом нервозности: он полагал, что вкусы Микки останутся такими же спустя годы с тех пор, как они действительно были на том уровне отношений, чтобы заказывать еду друг другу. Но Йен расслабился, когда Микки широко улыбнулся ему со словами: - Спасибо, чувак. Ты помнишь. Это был не вопрос, а утверждение, которое говорило гораздо о большем, чем могли передать эти четыре слова. Это означало ты помнил, я был в твоей голове даже когда не был в твоей жизни и это говорит больше, чем любые слова. Йен откинулся на комковатую массу, которую звал диваном, со своим цыпленком - тем, что Микки всегда ненавидел ("Это пиздец как сладко, чувак, какого хрена? Сладкое дерьмо означает, что это гребаный десерт!"). Прямо перед началом фильма Микки повернулся к Йену, чтобы сказать: - Кстати, Лили хотела, чтобы я сказал тебе, что Рамиресу лучше. Они хотят, чтобы ты пришел на ланч или что-то такое 4 июля. Я сказал им, что мы должны сделать барбекю. Решил, что тебе бы понравилось. Прямо как дома, да? Йен улыбнулся. Ему было грустно, что пропустить традиционное барбекю у Галлагеров на 4 июля, но, видя, как Микки смотрит на него, Йен не сожалел. Конечно, Саут-Сайд был местом, где он вырос и где все еще жила его семья. Было сложно оставить все это и переехать в Мексику. Но он не мог заставить себя жалеть об этом, особенно когда Микки был прямо здесь, и его глаза выглядели такими чертовски голубыми в мерцающем отсвете древнего телевизора, так что Йен легонько сжал ладонь Микки и ответил: - Да. Как дома. // Примерно через двадцать минут этого (по общему признанию ужасного) фильма прямо в середине пиздец какой неловкой сцены с бикини, сиськами и прочими радостями, которые парней не интересовали, отключилось электричество. - Слава яйцам, - облегченно выдохнул Микки, заставляя Йена фыркнуть. - Было не так уж плохо, Мик, - примирительно сказал он, хотя вообще-то было. - Оставайся на диване, - распорядился он. - Я принесу свечи. Ты будешь удивлен тем, как часто это случается, учитывая, что это правительственная собственность. Микки послушался, крикнув ему вслед: - Лучше бы им не пахнуть сосной или прочим дерьмом! Йен просто ухмыльнулся, хотя Микки не мог его видеть, потому что, конечно же, свечи пахли сосной. В старые добрые времена нищенствования и сдвига по Милковичу (очевидно, это все еще не завершилось), Йен вместе с Микки украли простыни для Фионы из одного магазина домашнего интерьера, когда Карл сжег ее простыни. Только через три квартала Йен показал Микки сосновую свечу, которую стащил по наитию. Микки без устали дразнил его, говоря, что ароматизированные свечи для богатых засранцев, у которых денег больше, чем планов на них. Йен просто проигнорировал все подколы Микки и сказал: - Мик, однажды наш дом будет полон долбаных сосновых свечей. Микки сказал ему отъебаться, но с самодовольной улыбкой от слова наш. Наш означало будущее для них, наш означало, что они построят жизнь вместе, наш означало, что они будут вместе долгое, долгое время. // Теперь, пока Йен зажигал свечи одну за другой, освещая их лица, Микки улыбался, ощущая этот сильный запах. Потому что он вспомнил то же самое, что и Йен. Сосновые свечи означали будущее для них, сосновые свечи означали, что они построят жизнь вместе, сосновые свечи означали, что они будут вместе долгое, долгое время.