Свинец со вкусом меда

Стайлз распахивает глаза, ощутив, как ледяной поток воды окатил его бурной волной. Импульсы адреналина ударили в голову, задевая нервные окончания, из-за чего Стилински подскочил, хватаясь длинными дрожащими пальцами за край кровати. Первые мгновения телевизорные помехи перед глазами размывают силуэты — охота выблевать все своё отвращение к собственной личности. Мозг тщетно пытается установить цепочку произошедших событий: ржавые кольца с треском обваливаются на ватную голову, раздаваясь ноющей болью по телу. Ещё один поток. Стайлз хрипло стонет, жадно хватая воздух ртом и с трудом раскрывает слипшиеся ресницы. Малия. Она отбрасывает пустую баклажку на пол и до возникновения мимических морщин на переносице сводит густые брови. — Что ты делаешь? - Скотт в своей обычной манере пытается быть в курсе всего происходящего. Стилински кажется, что слышит скрип Тейтовских клыков, и невольно ёжится, вжимаясь вспотевшей спиной в стену. — Воспитательный процесс, - Малия и ухом не ведёт в сторону МакКолла, лишь обиженно-раздражённым взглядом прожигает убогое и промокшее худощавое тельце Стайлза. Ореховые глаза светятся янтарными отблесками разочарования: она не ищет оправдания его слабости, как моралист Скотт. Она видит грех и считать Стилински бесхребетным: сильные люди всегда могут устоять перед проделками Дьявола. Так в детстве говорил отец Дэвид, который вёл уроки в воскресной школе — больше ничего Тейт не запомнила из его рассказов. — Как ты себя чувствуешь? - Скотт помогает лечь обратно и заботливо сжимает запястье, пытаясь вобрать дробящую лёгкие боль в себя. Тщетно. Стайлз отрицательно машет головой, и выдавливал «все хорошо». МакКолл улыбается, и по-дружески хлопает ладонью по плечу — я с тобой, бро. Малия не подходит: обижено поджимает губы и готова колотить по Мечиславу кулаками, бесконечно спрашивая «почему снова, Сти?». Но держится, чуть пошатываясь, ладонью опираясь на раздолбанный, как и ее нервная система, стул. Тейт выскальзывает из комнаты, раздраженно цокая зубами: ей до отвратительного обидно. Ее человеческий якорь тонет, и она, вольно-невольно, на каком-то молекулярном уровне вместе с ним. Ко дну. Скотт не лезет со своими нравоучениями: смиренно сидит возле Стайлза и выходит из его комнаты лишь тогда, когда истерзанный паренёк наконец-то засыпает. Альфа замирает за порогом и смотрит на растрепанную Малию, которая спряталась от взрывающих голову мыслей на маленькой кухоньке два на два, поджав под себя острые коленки. Около дивана крутится приблудившийся бродяга — Марли. Преданно смотрит в глаза волчице, хвостом молотит по ногам и влажным носиком тыкается в лодыжку. Так выглядит счастье. МакКолл на мгновение вычёркивает из своей жизни героиновую зависимость Стайлза, затерянную на вражеской стороне Мартин, убитого горем Дерека и царапающую когтями опасность. — Кора вовремя подыскала нам домик, - разбавляет тишину бархатным голосом, словно добавляет щепотку корицы в утренний кофе. Тейт невольно вздрагивает, вскидывает голову и слабо усмехается, приподняв уголки тонких губ. — Это "вовремя" заключается в том, что нам не пришлось тянуть Стайлза в дом Дерека? - язвит в своей привычной манере. И этого она набралась точно не от МакКолла — от Стилински, не иначе. — Допустим, - он пожимает плечами и опускается на корточки, когда шоколадная псина подбегает, радостным скулежом привлекая внимание к себе. — Хэй, парень, будешь жить с нами, - Скотт треплет Марли за ухом и счастливо улыбается, когда бродяга в ответ щекотно лижет ему ладошку. МакКолл с детства больше доверяет собакам, нежели людям: Мелисса лет эдак в десять запретила притаскивать домой обездоленных щенят, потому что «у нас не собачий приют, сынок». А мальчик воровал сыровяленную колбасу из холодильника, что бы подкормить жившего у киоска с газетами пса — ему же, бедолаге, тоже счастья в жизни хочется. — Завтрак? - Малия спрашивает, как должное, но в глазах вселенская доброта и забота собрались во едино, ради одного единственного паренька с косоватой челюстью, который совсем по-домашнему сидит на полу и играет с собакой. Так должно было выглядеть их будущее. Счастливое будущее. — Сумбурная ночь. Было бы неплохо поспать. Нам всем, - он осторожно поднимается на ноги и устало потирает кулаком сонные глаза. Тейт не сдерживает смешок, и, босыми стопами касаясь побитого кафеля, приближается к своему альфе: руками окольцовывает его торс и утыкается носом в грудь. Скотт расценивает это как согласие на запоздалый сон. *** Бордель «Рыжая Кармен» душит своей потливостью и похотью. Мартин уверена, что слышит прокуренные стоны элитных проституток ещё за милю от самого дома развращения. Ее ещё абсолютно не посвящают в потаенную жизнь Гиен — дают держаться на поверхности, без единого позволения нырнуть глубже. Большое кирпичное здание в два этажа со стороны ни за что не назовёшь борделем: неоновая вывеска «Бартоломео» при входе и с иголочки одетый швейцар — один из самых дорогостоящих ресторанов Мексики, на стоянке которого стоят пестрые Ауди и Бентли известны богачей западного побережья. — Я буду официанткой? - Лидия подводит пухлые губы алой помадой, совсем не поворачивая голову в сторону озадаченного Айзека. — На первом этаже расположен ресторан, на втором — небольшие отельные номера, а на нулевом находится место твоей работы. — Я думала, я вместе с вами буду перевозить оружие с Флориды, а не имитировать оргазмы под богатенькими папиками, - Мартин скалится, и будь бы она волчицей, клацнула бы клыками прямо перед лицом Лейхи, - если бы я захотела быть шлюхой, я бы сразу пошла на панель. Айзек молча глушит мотор в десяти метрах от парковки и неуверенно поднимает голову, виновато вглядываясь в Лидию. Между ними пролив Босфор и он по праву считает себя дураком и идиотом, неловко выстукивая тонкими пальцами ритм по кожаному рулю. — Скажешь что-то? Или я могу спокойно встать и уйти в другом направлении? - рыжеволосая за словом в карман не лезет, чем загоняет Лейхи в ещё больший тупик. Тишина. Парень в безмолвном молчании приоткрывает рот, словно рыбка. — Так я и знала, - Лидия тянется к дверной ручке, но Айзек перехвачивает ее запястье и прожигает вулканной лавой пустоту в теле бестии. У него взгляд а-ля «прости-меня-но-я-мудак». Мартин лелет надежду на разговор, но хрустальные замки рушатся после: — Через пару часов встретишься с паханом. Иди. Она вылетает из машины, раздраженно хлопнув дверью. В руках — чёрная сумка, в душе — пропасть. Она судорожно глотает ком недосказанности: жаль, что на ушедшие поезда не продают билеты. Она сорвалась бы без чемодана в то время, когда Эллисон зачитывалась Паланником в перерывах между разговорами с Натали Мартин о планах на жизнь; она бы вернулась в тот период, когда Айзек таскал Арджент букеты из ромашек [черт знает, где он их находил в январе] и шептал Лидии на ухо тихое "спасибо". Все забывается, да, Лейхи? Мартин отвратительно. Ей хочется свернутся на краю кровати, притвориться спящей и чувствовать, как Стайлз бережно укрывает ее пледом — нежно, по-родному. Млеть от смазанных поцелуев в плечо, и мурчать от тихого «люблю, родная». Вместо — стоит перед стеклянными дверями в «Бартоломео» и кивком подзывает швейцара. Она клянётся, что выкарабкается. Обязательно. \\ Мартин видит их, сбитых с толку девчонок, и понимает, что проститутки — это от безысходности. Они слащаво скалят зубы, поправляя чашечки дорого белья и делятся друг с другом какими-то "секретами" своей профессии. Бросают неоднозначные взгляды в сторону новенькой рыжей и шепчутся — дескать, почему она ничего не делает? А ее тошнит и до жути неловко — не в праве забирать их хлеб своим присутствием, и поэтому прячется в тени. Так проще. В глазах у разрисованных девиц потухшие надежды: на счастливое будущее, зефирную жизнь и место на поверхности богатого мира. Депрессивное состояние — их постоянный спутник; это видно по зарисованных консиллером синякам. Настал момент в их молодой жизни, тот реальный и циничный промежуток времени, когда происходит переоценка ценностей: нежно-розовые цвета, плотно соприкоснувшись с повседневной грязью, приобретают грязно-серый оттенок. Они до скулежа не хотят выходить из провонявшейся дамскими сигаретами комнатки, когда их зовут: «Клиент хочет выбрать свою девочку!». За дверью их ждёт обрюзгший магнат с маленькими маслянистыми глазками, который отстёгивает крупную сумму за "имение" элитной бабочки. Тошно. Грязно. А альтернативны нет. Юные девчонки скатываются в бездну и ночью сворачиваются на кроватке, зубами кусая край подушки — Лидия вздрагивает от мысли о том, что ей сегодня впервые придётся засыпать под лихорадочные стоны потрепанных бедолаг. Все надеются лишь на одно — пресловутую историю о Золушке. Девушки меняются с частотой в несколько часов: одни приходят, другие — наоборот. Лидия молча курит возле окна и расколачивает ложечкой рафинад в картонном стаканчике. Время тянется, словно жевательная резинка — долго, и постепенно теряется вкус происходящего. Мартин отписывается Дереку, ведь ему обещала. И смиренно ждёт пахана, потому что ей так тоже обещали. Пронзительный плач заставляет Лидию вздрогнуть. Вскинув голову и инстинктивно бросив окурок в окно, рыжеволосая вскочила и, стуча каблуками, бросилась к источнику звука. — Что с ней? - видит рыдающую девчушку, которую поспешно отводят к угол комнаты и пытаются успокоить. Хрупкое тело содрогается, а на шее виднеются багровые засосы. Жутко. — Впервые вышла на заказ, - эффектная блондинка пожимает плечами и равнодушно направляется к дивану, бросив оценивающий взгляд на Мартин. У Ли по телу прошёлся холодок — в глазах у незнакомки полнейшее смирение с ситуацией. Не понимает, каково это? Почему ставят крест на своей жизни, принимая столь скудное положение дел? — Я Барбара, - Мартин вздрагивает и неуверенно кивает, представившись в ответ. — А почему она так... плачет? - рыжеволосая нервно крутит зажигалку в руках и потерянно смотрит на задыхающуюся из-за слез девчонку. Ей на вид лет семнадцать, не больше, а по наклонной стартовала с самого поганого места. — Ох, все так первый раз, - Барбара заскакивает на подоконник и утоляет усталость свежим косяком, - проявляется совесть, да и чувствуешь себя использованной тряпочной куклой. Паскудно, знаешь ли. Блондинка кивком предлагает Мартин затянуться, на что Лидия лишь отшатывается, словно испуганный зверь — трава для неё запретный плод, табу, самое ненавистное в этой гребанном мире. — Не подумай, я не наркоманка. Все так оправдываются. — За Лорэн не волнуйся, - Барбара кивает в сторону плачущей "коллеги", - она получит свои деньги и ощутит всю лёгкость этой суммы. После этого входишь в кураж, главное не блядствовать. — А в чем разница?.. — Проституция — профессия, а не стиль жизни. А вот блядство... Барбара осекается, когда молодой парень заходит в комнату и озвучивает имя: — Лидия Мартин! Вас ждут в ресторане. Девушки одобрительно гудят, а рыжеволосая испуганно хлопает ресницами, не в силах двинуться: миражи, цветные картинки мелькают в голове, заставляя тихонько взвыть. Ей почему-то страшно. До коликов между позвонками гложущее чувство окутывает голосовые связки. — Поспеши. Время — деньги, - Барбара отрывает Лидию от оцепенения. Кратко кивает и инстинктивно расправляет плечи, принимая самоуверенный [наигранный] вид. Мартин теребит пальцами по рёбрам и поднимается на первый этаж. Шум, гам и городская жизнь наполняют лёгкие, позволяя легче вдохнуть — алые стены кухни проституток больше не давят на виски. — Мисс Мартин, вас ожидает пахан, - официант осторожно указывает ладонью в сторону одиноко сидящего в углу ресторана мужчину. Лидия судорожно глотает скопившееся волнение, которое вязкой жижей тянется по небу. Тонкие бордовые каблуки выстукивают чёткий ритм; рыжеволосая пересекает зал и аккуратно обходит пахана со спины. — Джексон?.. - у неё галлюцинации. Хочется пощупать, попробовать — не верит. — Добро пожаловать, сладкая.