Свинец со вкусом меда

У Скотта гарью въевшаяся в легкие сто процентная готовность подставить грудь под свистящую пулю. Он отсчитывает дрожащие секунды до момента, пока локтем не толкает скрипящую дверь. Злобно хохочущая ночная мгла учащает сердцебиение альфы — медовые радужки блещут огненным пламенем, выискивая нарушающую спокойствие опасность. — Вижу его, - рычит приглушенно, заставляя Стайлза застыть между ветхими дверными откосами. Волк — лидер, волк без раздумий шейные позвонки с будоражащим треском сломает. И останавливает неистовое желание защитить\спасти\уберечь родной, хоть и временный дом лишь знакомый голос: — Скотт! - янтарные глаза напротив сотнями иголок впиваются в бок, - это я! Лиам! Данбар дышит тяжело, к плечу травматический пистолет прижимает и дрожащей ладонью убирает смешанный с пылью мексиканских трасс пот. Двадцать шесть часов и восемь минут в пути, скинутый в мессенджере Малией маршрут — и малыш Лиам крепко сжимает ладонями плечи своего альфы. Стилински наигранно-раздраженно материться, а потом сам смыкает в объятиях паренька, которого повсеместно вытаскивал из всякой задницы. — С возвращением, дитё, - насмешливо усмехается и ладонью хлопает по лопаткам. — Эй, я уже закончил школу. Я больше не ваш меньший брат. — Давай, по рассказывай мне тут, - подыгрывает Стайлзу Скотт и подгоняет Данбара к крыльцу, - быстро в дом, а то еще заболеешь. Друзья откровенно ржут, а приехавший Лиам обиженно дует губы. Жизнь потрепала не только королевскую четверку Бейкон Хиллс — бета тонкими пальцами сжимает горлышко бутылки из-под пива и делает рваные глотки, размазывая запястьем капли алкоголя по подбородку. — Я же на работу пошел, перевелся на вечернюю форму обучения. Помогал Финстоку, получал за это какой-то мизер, но мог позволить съемную квартиру, - глаза горят огоньками восхищения, а голос похож на осиновый лист — такой же неуверенный, дрожащий, - я был так рад, что она беременна. Понимал, что рано, но черт, это же мое. Личное! Собственное! У него сердце трещит по швам подобно старому измученному плюшевому мишке — Скотту жаль, что не может зашить кровоточивые раны, залатать болезненную пустоту в душе. Он воспитанника своего на моральном уровне чувствует, и самому дурно становиться, что не помог, не поддержал, не подтолкнул на путь истинный. С высоты разницы в возрасте увидел же больше, мог же помочь все исправить. Вот только сейчас уже поздно. Вот только сейчас уже малыш Лиам сидит, залпом опустошает половины бутылки и ищет поддержку во взгляде сидящих рядом друзей — ему от понимающего кивка в ответ на его реплики дышать легче. — Она аборт сделала. И даже не сначала сказала мне, представляете? - горько, почти стонет от безысходности, - просто собрала вещи и ушла, оставив на столе записку. И номер телефона сменила. Стайлз видит в нем потерянного ребенка — ему же только — сколько там? — восемнадцать-девятнадцать лет, не больше. А уже сломан пополам, словно хрупкая восковая свеча. И Стилински хочется слепить разбитую жизнью Лиама обратно, но лишь ловит на себе сочувствующий взгляд. Вспоминает, что выглядит хуже потрепанной псины — сальные угольные волосы, многодневная щетина и нездоровые мешки под глазами. МакКолл привык и делает вид, будто так и нужно. Данбар хочет спросить, но лишь виновато прячет взгляд между занавесками. Сквозь шторы пробивается свет автомобильных фар. Скотт улавливает запах Малии и инстинктивно расправляет плечи. Дверь отворяется через мгновение, и на кухне появляется загруженная бумажными пакетами Тейт, растрепанные шоколадные локоны и заразно-счастливый блеск в глазах. — Мелкий приехал, - довольно хмыкает и подмигиваете приехавшему бете, - но что-то не вижу радости в глазах. Чего такие кислые? Скотт тянет улыбку, поднимается и по-хозяйственному забирает пакеты, раскладывая упаковки с тостерным сыром, баночку с шоколадном пастой и прочие пряности по кухонной тумбе. Он мимолетно касается кончиками пальцем костяшек волчицы, когда складывает продукты в холодильник. Она прячет улыбку и преданно-ласковым взглядом обнимает массивное тело. Лиам впервые чувствует себя дома, а Стайлз в который раз понимает, что чертовски не хватает Лидии. Лиам не уедет из этого дома на следующее утро, а Стайлз начнет зачеркивать дни в календаре.

***

Люди умирают от скучания по кому-то? Да нет. Не умирают. Сколько бы раз я уже умерла.

Рассыпанные мелкие таблетки по тумбочке, скомканное одеяло и свернувшаяся калачиком на полу Лидия — эстетика бессонных ночей. У нее на утро ноют кости из-за неудобного положения по время сна. Ей в этом чертовом доме стены давят на грудную клетку — тяжело дышать, и даже настежь открытые окна не спасают ситуацию. Ее головные боли не лечит мефенаминовая кислота, а мятный чай не убаюкивает в страну Грёз. И если бы рядом был тот, кто объятием за плечи спас бы от всех невзгод, Мартин наконец-то бы улыбнулась. Наконец-то бы снова зажила, если бы рядом был Стайлз. Пятнадцатое сентября. В Четумале по-прежнему +30, и даже находящийся неподалеку океан не облегчает тяжелый воздух. У Лидии дни запрограммированы на несколько месяцев вперед: дом — ресторан — дом. За эти изболевшееся простудой тридцать три дня ни одного заказа — "коллеги" скалятся и называют ее потрепанной шлюхой Джексона. Мартин почти плевать: Уиттмор сунет ей крупные суммы в задний карман джинсов и (не)случайно убирает спавшие на исхудавшее личико медные локоны. Мартин почти хочется плюнуть ему в лицо: Уиттмор делает вид, что не чувствует ее отвращения. Он присылает ей розовые георгины по утрам — Хэйден немного завидует, найдя очередной букет рано утром под дверью. Он выкупает ей на всю ночь каток — Лидия спасается от желания избить костяшки об его острые скулы, а Джексону так дышать проще. Рядом с ней у него даже воздух другой. Он часами пьет виски с горла на трибуне и сбрасывает входящие звонки Барбары — у него здесь самая идеальная девушка всей его жизни расчерчивает лезвием лед, плевать на всех. И это почему-то болью отдается в сердце. Уиттмор видит ее каждый день сидящей на кожаном диване в углу ресторана — видит, что пьет разбавленный колой коньяк и даже не морщиться, опустошая хрустальный стакан. Мартин готова послать его нахрен, но ровно через три часа садится напротив и просит вместе пересмотреть "Дневник Памяти". Мозг уверен, что это лишь из побуждений исполнить долг перед семьей. Сердце знает, что даже самые ужасные привычки не уходят с годами. Лидия себя ненавидит, когда просыпается утром около панорамного окна, но не уходит перед завтраком: смиренно готовит кофе и ловит непонимающий взгляд на себе. Джекс готов с нее пылинки сдувать, но вопроса "почему?" не хочет задавать: усложнять ситуацию ни к чему. Сначала у него в ванной появляется ее зубная щетка, а потом ночное белье остается лежать на краю кровати. Уиттмор практически не смотрит на ее до скрипа клыков идеальное тело, силуэтом отражающееся в затемненном уличными бликами ночной Мексики окне. Он не касается ее бедер ночью, он не дышит томно на ухо — хочет, не может; уважает. И лишь выпивая третью чашку крепкого чая за ночь, мчит по пустому проспекту, вспоминая, как жадно оставлял фиалковые засосы на выпирающих ключицах. Когда-то. Кто-то Лидию называет любовницей самого привлекательного и богатого мужчины на всем западном побережье. Ей льстит внимание. Ей горько от того, что когда-то это было ее мечтой. Уиттмор оплачивает тысячные чеки в магазинах Шанель, Диор, но не просит ничего в ответ — искупляет прошлые грехи или все таки любит? Мартин запоминает, где лежат его запонки и за считанные минуты может собрать его на встречу — и он без лишних слов благодарит. А утром второго октября оставляет на прикроватной тумбочке два билета в Париж и Ли сомневается, сможет ли его когда-нибудь убить. \\

погоди, не улетай, солнце мое, и на крыльях прочитай ты мое имя, но летает где-то там мой аэроплан, он прибудет за тобой со мной

Айзек помогает довезти недопару в аэропорт. Долго, пристально смотрит на Лидию и волчьим нюхом чувствует, как тонкие капилляры и артерии спутались в клубок — сердцу больно. — Зачем ты все таки пришла к Гиенам, Мартин? — Так нужно, Лейхи, - и тянет слащаво-приторную улыбку, что бы Джексон не заподозрил неладное. Айз усмехается в ответ и машет ладонью на прощание. Мысленно спрашивает: "Не пожалеешь ли ты, Лидия?" Уиттмор озадаченно листает pdf-документы на ноутбуке и изредка поглядывает на сидящую рядом рыжеволосую спутницу: небрежный пучок на голове, сочные алые губы и чуть заметная морщинка на переносице. Она скользит взором стеклянных глаз по страницам какого-то невероятно дорогого глянцевого журнала. Он слабо улыбается: счастлив. Счастлив, хоть и чувствует гребанное километровое расстояние между их душами. Плевать, что тела физически рядом, в миллиметрах. И чувствуют дыхание друг друга, и сердцебиение по секундах высчитывают. Раз. Два. Три. — Нам нужно поговорить, Лидия, - случайно накрывает ее запястье своей мощной ладонью. Случайно застывает взглядом на хлопающих ресницах. Случайно закусывает нижнюю губу и делает вид, будто все в мерах допустимого. — Да, пахан? - а у него сердце скрипит, кошачьими когтями на кусочки разрывается. Видит, что блефует; видит, что на нервы этим едким призванием капает. Джексон с головой в ее тихий омут, и, кажется, тонет. — В Париже у тебя будет встреча. Нужно будет убрать одного молодого человека, который пытается подорвать мой бизнес. Сможешь? - длинные пальцы обнимают ее хрупкую ручку. Случайно, - если что, я вызову Барбару с Четумаля первым рейсом и все... —Джексон, я такая же ночная бабочка, как и Морс. И если нужно — я сделаю, это моя работа, - голос чуть заметно дрожит, но Мартин тянет улыбку и Уиттмор кивает. Верит. А рыжая борется с дрожью в теле, потому что ей по-прежнему чертовски страшно убивать. Но врата на финишную прямую уже почти открылись. Отступать поздно. \\ Во Франции +15. Лидия кутается в теплый вязанный свитер и чувствует себя счастливой. Все что с ней происходит — иллюзия, возможно? Но в голове мимолетно мелькает мысль — а что, если эта жизнь может пройти в таком вальяжно-элегантном тоне? Стоит только обнять Джексона. Стоит только поверить ему и свист серебряных пуль останется далеко в прошлом. Мартин, наконец-то, сможет купить небольшую виллу за городом. Посадит целый сад из роз: будет ухаживать за каждой, словно маленький Принц. Будет воображать из себя примерную жену семь раз в неделю без выходного и, даже, может, полюбит спустя пару лет. Будет настоящей светской львицей по пятницам вечером, ослепляя других примерных девушек богатых папиков своим блестящим черным платьем, которое обязательно купить в новом коллекции Шанель. Она, наконец-то, позвонит маме и без дрожи в голосе скажет:" Ма, давай проведем эти выходные вместе?". Может. Мозгом хочет, а сердце... А сердце отправляет смс на номер Дерека: "Передай Стайлзу, что я его люблю". И жизнь мысленно возвращается на круги своя. В Париже пахнет шоколадными круассанами из слоенного теста. Лидия готова грешить на лишний вес, но кладет выпечку в бумажные пакеты и заразительно-радостно улыбается проходящим мимо детишкам: маленьким, кудрявым, щекастым. Хочет такого же — сознается себе, невольно. — Стайлз назовет дочку Эллисон, - говорит в пустоту, на чистом британском, бросая в корзину вишневый сок. Уверена, что никто не поймет чужого языка, пока сзади не слышит: — Эллисон было бы приятно, что вы так чтите ее память. Продукты с грохотом падают на пол.