Свинец со вкусом меда

Ларедо — небольшой техасский городишка на границе с Мексикой. Он типичный как утренняя рутина и поджаренные тосты на завтрак, как пожелтевшая листва европейской осенью и кудлатый пар из рта, когда холодно. Пальмы — зеленые, девушки — с бронзовым отливом кожи, Тео — впервые счастлив. Он пьет холодную газированную воду из магазинного холодильника, расплачивается скомканными долларами и идет домой. Съемная комната в небольшом домике в нескольких милях от колледжа — не об этом мечтал, но это свое, на остальное плевать. Кровать со стянутыми простынями, несколько пар сношенных кроссовок в подарок от Лиама на минувшие праздники и спортивная сумка под шкафом с тренировочными бинтами — чудесное чувство, когда это все расположено на твоих собственных квадратных метрах. Он соседствует с молодой семьей Моррисонов родом из Торонто: они разговаривают с характерным канадским акцентом, и это каждый раз забавляет. Ему двадцать два и он наслаждается обычной студенческой бытовушностью. Там, в Бейкон Хилсе, где никогда не светит солнце, где всегда стоит тошнотный запах крысиного яда, остались похороненные воспоминания о прошлом: о потерянном детстве, сестре, душе. Он не скучает, отнюдь, разве что за взъерошенным мальчишкой с лунным отблеском в глазах; он просто был первым, кто увидел в нем человека, не монстра. Катарина говорит, что это в порядке вещей, забывать о том, что когда-то было дорого. Важно строить будущее, подтверждает ее муж. Тео слишком легко становится частью их семьи: совместные завтраки, прогулки на выходных и готовка ко Дню Благодарения идут им на пользу. — Не кури во дворе, - Колтон — так зовут супруга Катарины — страдает от повышенной кислотности, поэтому бросил пагубную привычку пару лет назад. Вместо — рассасывает желудочные таблетки, которые окрашивают его язык в кислотно-желтый. Стены дома, иронично, такого же цвета. — Тяжелый день, - Рейкен виновато пожимает плечами, будто бы естественное волнение перед важным экзаменом, от которого зависит стипендия, — это то, чем он может управлять. Он стряхивает пепел на носки подранных сникерсов, не поднимая головы в сторону Моррисона. — Тео, пойдем играть в баскетбол? - восьмилетний мальчишка Брендон выскакивает из серебристого авто следом за отцом, попутно стягивая с себя школьный рюкзак, - ты обещал! — Прости, чемпион, не сегодня. Бренди сводит брови к переносице, замерев на бетонном крыльце. Подбородок — счесан до розовеющего слоя кожи и покрыт тонкой хрустящей коркой. Заметив, как Рейкен внимательно смотрит на его рану, он поспешно отворачивается, вжав голову в плечи. — Что случилось в школе? — Прости, не сегодня, - цедит обиженно сквозь сжатые зубы. Уходит не объяснившись, совершенно по-детски очевидно. — У него, вроде как, тоже тяжелый день, - Колтон чешет затылок и опускается на еще теплые после жаркого дня ступеньки. - Какие-то задиры из параллельного класса упрекнули его в умениях играть. — Он дал им сдачи? — Он надеялся на тебя.

Anthony Russo – 2:AM

Вечером, лежа на холодных простыня, только что занесенных с улицы, Тео машинально отбивает силиконовый шарик об стену; он каждый раз отбивается от рыхленной стены и отскакивает прямо в ладони. И так по кругу, раз за разом, пока запястья не начинают неметь от усталости. Когда локоть случайно уходит в сторону, мячик больно отбивается от лба; Рейкен недовольно морщится. Сегодняшним вечером он тактично отказывается от ужина, ссылаясь на ноющую головную боль. Брендон долго сверлит взглядом пустое место рядом с собой, а потом нервно отталкивает свою тарелку к средине стола. Для него Теодор — не просто парнишка, живущий с ним через стенку, а что-то вроде старшего брата, наставника, авторитета. И когда поддержка особенно сильно требовалось, каменная опора развалилась прямо у него на глазах, отбрасывая мелкие осколки в его сторону. — Он бы так просто не остался в комнате. — Он заболел, милый, не тревожь его, - Катарина мягко улыбается, поддевая вилкой горошину из салата. — Я его позову. — Сиди. — Нет, мама, он мой друг, - Бренди восемь и ему свойственно верить в то, что друзья всё друг другу рассказывают и никогда не лгут. Он дергается с места, как вдруг чья-то массивная ладонь аккуратно накрывает его худое плечо: — Поешь, пожалуйста, - Рейкен со скрипом отодвигает стул, опустившись рядом. Он ест до непривычного мало, запивая все чистой водой из-под крана. Разговор за столом впервые не вяжется, он почти не поднимает головы над тарелкой и лишь слабо улыбается Брендону, когда тот на него поглядывает. Главное должна быть хотя бы иллюзия поддержки. Люди сами выбирают, что им видеть и во что верить; дети — только в лучшее. Ночью Тео взбирается на крышу и долго курит тяжелые сигареты, забивая дым поглубже в грудь. Он медленно тянет седую куреву через смятый фильтр, нервно покусывая край папиросы — высыпавшийся в рот табак горчит на кончику языка и липнет к нёбу. Он беспечно болтает ногами над высотой, всматриваясь в мелкие огненные точки на горизонте. Где-то так же сидит еще один такой одинокий, отравляя засмоленные легкие никотином. Где-то такой же одинокий набирает заученный номер. — Я знал, что ты позвонишь, - Рейкен тяжело дышит в трубку. Длительное молчание после принятого вызова сдавливает простуженные голосовые связки. — Мне больше некому. — Я не обязан вытирать твои сопли, Лиам. Для этого существует мамочка-МакКолл. — Он... мертв, - голос Данбара на противоположной стороне звонка ломается. Траурная тишина бьет его под дыхало и он молебно взвывает, - не молчи, блять. Тлеющий конец сигареты обжигает ладонь, оставляя выжженную ямку на коже. Тео осторожно смачивает рану слюной, продолжая предательски молчать. Он откидывает голову назад, всматриваясь в геометрические узоры звезд на черном полотне. Говорят, умершие звезды уходят на небо. Скотт, интересно, теперь в каком созвездии? — Скоро Рождество. Я приеду? — Еще спрашиваешь. Конечно, черт побери, приезжай. И Рейкену кажется это до абсурда правильно. Он отбивается после коротко смешка в ответ и аккуратно сползает по крыше обратно к себе в комнату. За последние полтора года эти желтовато-лимонные стены стали родными. Мягкий солнечный цвет стал неотделимой частью его жизни: зубная щетка — желтая, посуда — желтая, гардины на кухне — желтые, баскетбольная форма Брендона — желтая. И мальчик с янтарно-желтыми глазами через границу, в Мексике, так же верно ждет, всматриваясь в полумесяц. Он собирает вещи. На скорую руку, что попадается первое, и кое как сует в спортивную сумку — железная собачка зажевывает край его клетчатой рубашки за пять долларов. Ему кажется, если уйти ночью, то будет не так больно; ведь без лишних объяснений и долгих прощаний всегда проще, так ведь? Тео комкает несколько листов бумаги прежде чем подбирает нужные слова — в полумраке комнаты, впитавшей запах шоколадного дезодоранта и ментоловой жвачки, слова кажутся рваными и неправильными. Неправильно откровенными. Дверь скрипит. Лунный свет пробивается сквозь занавески цвета аптечной аскорбинки, отбрасывая неровные тени на коридорный проход. Рейкен внимательно рассматривается по сторонам, будто бы уезжает навсегда. Чем дольше он стоял посреди дома и тяжело вдыхал запах лимонного освежителя воздуха, тем сложнее было двинутся к выходу и наконец-то завести мотор растаможенного джипа. — Ты куда? Загрубелая ладонь соскальзывает с металлической ручки, и Тео долго смотрит в пол, не поворачиваясь. — Ты почему не спишь, чемпион? - он видит позади себя сонного взъерошенного Брендона, который жмет к себе ближе любимую плюшевую подушку в виде Молнии Маккуин. Малыш недовольно поджимает губы и переводит взгляд на сумку. Хмурится, как это свойственно, когда тебе что-то не нравится. — Куда ты? - повторяет он уже более настойчиво и подступает к Теодору впритык, - ты уезжаешь? — Так нужно, - парадоксально-неправильный ответ. Так — это как? Для кого нужно? Бренди сопит, нервно теребя край пижамы. — Ты мне соврал, да? — О чем? — Баскетбол. Ты обещал, что мы завтра пойдем. Завтра наступило, а ты уезжаешь. — Так сложились... — Врешь. Врешь ты, как и все взрослые, - Брендон впивается маленькими пальчиками в подушку, от чего кожа напряженно белеет; трясется подбородок, но он гордо вскидывает голову и обиженно-строго смотрит на Рейкена. Он ждет от него хоть какой-то фразы, кроме не многозначащей "так нужно". Как? — Нет, - Тео смотрит на часы над холодильником: ровно два часа ночи. Сумка с шорохом сползает с плеча и остается лежать возле обувной тумбы. Они выходят через веранду, тихо отперев заднюю дверь лежащим под ковриком ключом. Дорогу кое-как освещают тротуарные фонари, и Бренди не скрывает восторга: он сбежал из дома, пока все спят! Не об этом ли мечтают мальчишки в восемь? Мяч выбивает немудреный ритм об асфальт, пока Рейкен настраивается на бросок. Для него кажется привычным отказаться от нормальной жизни и вернутся туда, где знают твое истинное Я. Где нет места пятничным просмотрам фильмов в семейном кругу, где вместо сырного омлета на завтрак — сырая китайская лапша и три чашки чая заваренные с одного пакетика. "Мне нужен аттестат", - и Скотт понимающе кивает. Лиам дуется, поэтому незаметно сгибает пополам ключ от папиного ауди в руках (Тео клянется, что слышал скрип железа). Малия поджимает пересохшие губы и не говорит ни слова; она, в общем-то, ничего другого и не ожидала от него. "Я хочу быть человеком", - Данбар подкидывает его до границы и долго курит на блокпосту, прежде чем обнять на прощание. А потом молча тушит окурок об столб и салютирует; Рейкен чувствует вкус обиды во рту. Прости? Брендон, да и вся семья Моррисонов — это переломное. Вроде исповеди перед Богом, только без пастыря. И Теодор чувствует себя прощенным, и даже разбившая его здравый рассудок сестра временно пропадает из его снов. Вот только все оказалось не вечным, ровно до первого звонка Лиама и его хрипящего в трубку: "Я мог бы стать отцом". И все возвращается на круги своя. Рассвет наступает рано. Брендон засыпает сидя на траве, опершись спиной об резиновый скат. Рейкен набрасывает на него свою стеганую ветровку и садится чуть поодаль, раскуривая сигарету. Солнце на горизонте через призму седого дыма выглядит словно выдавленная карамельная начинка из вафельного батончика. Он думает о том, что это последнее утро в Ларедо, и совсем скоро 410 Баффин Бэй Драйв останется еще одним тусклым воспоминанием внутри воспаленного разума. Всему свойственно уходить так же быстро, как и приходить. \\ Очередь на границе напоминает жевательную резинку — так же сильно тянется и так же быстро надоедает. Альбом Bloom от Machine Gun Kelly играет уже по четвертому кругу, и Тео готов разломить шипящие динамики кулаком. Он раздраженно бьет-сигналит по кожаному рулю, будто бы это чем-то поможет, только лишь больше расшатывало неустойчивую нервную систему холерика. Сигареты кончались. Спать хотелось больше, чем провести ночь с Меган Фокс. Духота давила на виски, вызывая естественное головокружение и тошноту. Через пару часов Рейкен уже обливался холодной водой из баклажек прямо возле машины, разбрызгиваясь в разные стороны. — Думаю, что же так повлияло на погоду? Видимо, Ваше присутствие, - выгоревшая под мексиканским солнцем блондинка нахально опирается бедрами об капот джипа, поправляя спавшие на переносице солнцезащитные очки. Он недоверчиво скользит взглядом по худощавой незнакомке, а уже в следующий момент ловит себя на мысли, что для быстрого перепихона на задних сидениях в принципе сойдет, если не будет биться выпирающими ключицами об его плечи. — Знакомы? - Тео проводит ладонью по мокрым волосам, щурясь от светящего в глаза солнца. Тень обволакивает обтянутое тугим черным платьем тело девушки, делая плавный акцент на ее бедрах; он непроизвольно усмехается, зацепившись взглядом за ее талию на дольше, чем требуется. — Барбара Морс. Можно просто Бобби, - она протягивает костлявую руку, обнажая белые зубы. В ней харизмы больше, чем в любой порно актрисе, но Теодор морщится — от нее несет смертью: гниющими тканями, воспаленными клетками. Костяшки болезненно выпирают, а кожа лихорадочно-бледная как для живущей в таком жарком климате. — Тео Рейкен, рад знакомству. — Куда путь держишь? — Кальдеритас, ты? — О, мальчишка, тебе жить надоело? Все наоборот бегут оттуда, - Барбара издает нервный смешок, а затем заходится простуженным кашлем; на ладоне остаются плевки крови, но она поспешно прячет руки за спину. — Почему? — Эпидемия. За эту ночь умерло десятеро. — Ты тоже? — Что? — Скоро умрешь. Кровь на твоих ладонях, - Тео кивает головой куда-то ей за спину, и Морс нервно закусывает губу. Она мгновенно меняется в лице, а затем истерически смеется. Веселье выглядит неправдоподобно дешевым — вирус поражал ее медленно, но уверенно; расползался по организму, пуская яд спрута по вздувшимся венам. — У тебя есть сменное колесо? Мое пробилось, поэтому я и подошла, - она теребит край платья, и Рейкен замечает, как дрожат ее пальцы. Ее душит еще один приступ кашля, но она сдерживается, прочистив горло. Без десяти труп. — Увы, - пожимает плечами, будто бы ему есть до ее пробитой камеры хоть какое-то дело. — Не умри там, в Кальдеритасе, - Бобби кивает ему, а затем уходит, петляя между машинами. Он считает, сколько жизней унесет эта ночь, кроме Барбары. \\ Поток автомобилей по встречной утомляет. Рейкен перебивается холодным фастфудом в придорожных пабах с отвратительным разливным пивом и пухлым девушками в мини. Они тянутся к его губам, заглушая своими театральными стонами скрип деревянного стола; Тео чувствуется вкус гнили на кончике языка и отстраняется, борясь с приступом тошноты. Он думает о трехминутном разговоре с Барбарой: ей же дни сосчитаны, очевидно. Ее бледность цветными бликами раздражает чувствительную сетчатку, становится еще хуже. Интересно, сколько таких обреченных еще осталось? Он звонит Лиаму, расхаживая возле газовой колонки — она противно скрипит, будто вот-вот взорвется. Напоминает бенгальские огни и детские утренники в начальной школе, когда еще все были равны и никто не знал, что такое смерть. Поэтому вместо приятного чувства ностальгии Рейкен давится сбитым сигаретным дымом и сонным голосом Данбара. — Жив, ублюдок? — Свали к блядям, я сплю, - бета недовольно сипит в трубку; Теодор смеется и отключается. Ему просто главное знать. Он добирается к Кальдеритасу через семнадцать часов после последней остановки. При входе во двор ему в голеностоп зубами впивается собака, а Лиам сгибается пополам от смеха, держась за дверь. Он выдавливает через дикий хохот что-то вроде "добро пожаловать", а потом оказывается прижатым к кирпичной стене за горло. Тео надавливает на кадык, от чего волчонок лишь истошно взвывает; теперь смеется Рейкен. — Ты теряешь хватку. — Да ну? - они валятся на землю, поднимая куреву пыли; колотят друг друга кулаками, будто им десять и главная красотка школы из параллельного класса, оказывается, нравится обеим. Сточенные клыки Лиама щелкают прямо перед лицом Теодор, но он быстро парирует, перевернув бету на спину. Данбар отчаянно рассекает когтями воздух, пока Рейкен откровенно ржет и жмет его плечи к траве. — Картина маслом, - прокуренный женский голос пробивается через мальчишечьи голоса; в нем чувствуется знобящая прохлада карибского побережья и твердость подводных рифов, от чего под лопатками неприятно щемит. Рейкен приподнимается на вытянутых руках, оценивающим взглядом скользя вдоль загорелых ног и до обтянутых тканью выстиранной майки сосков. — Вау, детка, - он вызывающе вскидывает брови, перейдя к ровным линиям напряженных скул, - думаю, в Кальдеритасе не так скучно, как мне говорили. Чувствую, этой ночью... Тупой удар носком сбитых кроссовок под кое-как сросшиеся ребра заставляет его запнуться. Он заходится глухим кашлем, повалившись возле Лиама; второй давится сжатым смехом в кулак. — Данбар, - она бросает раздраженный взгляд на бету, сложив руки на груди, - где Маркус? — Играет на приставке, - он поспешно поднимается, стряхивая землю со своей одежды; преданно плетется вслед за ней, попутно бормоча что-то о школе, плохих оценках по английскому и закончившемся порошке. Тео пристально смотрит на скрывшиеся в дверном проеме силуэты, стирая пыльные разводы со щеки. Кто она, черт побери, такая? — Лидия убила Скотта? - Рейкен с характерным шипением открывает стеклянную бутылку из-под чешского пива. Он старается не смотреть на раздирающего край дивана Лиама: синтепон топорщится из-под заляпанной ткани, а упавшие пучки лениво разжевывает шоколадная туша под ногами. — Лейхи так сказал, не знаю, - Кора — именно так ее зовут — обнимает Данбара за плечи, стуча длинными пальцами со срезанными ногтями по выступающему акромиону. Он накрывает ее пересохшие ладони с покрученными суставами своей массивной рукой и молчит, когтями по-прежнему разрывая мебель. В коридоре раздается грохот и звон битого стекла. Бета нервно дергается, обнажая блестящие клыки, но Хейл уверенно прижимает его обратно к дивану, надавив на корпус. Она определенно знает, кто пришел: сердцебиение учащается, разрывая ритмичным барабанным стуком эластичные перепонки Тео. Он пытается не прислушиваться, но не осознанно ловит волчьим чутьем эмоции Коры — она бросает на него тревожный взгляд, а потом молча уходит из комнаты. Так уходят львицы из прайда: не смотря на разбивающее хрустальное внутри, осанка такая, как у истинных королев. — Стайлз пришел, - Лиам отвечает на немой вопрос друга, поднося стеклянное горлышко к губам. Он пьет, даже слишком — спертый запах дешевого алкоголя душит стальной лапой за горло, хотя Теодор пытается не внюхиваться в тяжелую атмосферу дома; молча открывает пластиковые окна, запуская солоноватый дух моря во внутрь. — Хватит, черт, - он выдергивает бутылку чешского из его рук, расхлебывая содержимое на пол. Взгляд а-ля старший братец искрит осколками лихорадочного беспокойства, поэтому Данбар заметно напрягается, счесывая зубы друг до друга до появления металлического привкуса во рту. — Твоя комната в конце коридора, - глаза затянуты плотным туманом тоски; Рейкен однажды видел такой же потерянный взгляд в отражении настенного зеркала — когда осознал, что сестры больше нет. - Спокойной ночи, Тео. Голые стены пахнут штукатуркой и недавним ремонтом. Внешний вид дома слишком контрастно отличается от дома в Ларедо — ассоциативно кислит во рту, будто у тебя врожденная повышенная кислотность и пустой бластер царапает ладони в карманах. Он чувствует себя здесь чужим, оправданно, — Лиам загоняет когти в запястья, вырисовывая кривые полумесяцы; Скотт — альфа, представляете? — мертв, а Малия растворилась в машинном гуле парижский магистралей. Для других в Кальдеритасе он вообще не существовал никогда. Тео толкает деревянную дверь коленом, но мгновенно отшатывается от порога: худощавый мужской силуэт при свете электро сберегающей настольной лампы нависает на приподнятых локтях над накрытой тонкой простыню Корой. Желтые тени вырисовывают на обнаженных углах кривые карикатуры — Рейкен захлопывает замок в комнату. И да, он все таки здесь лишний.