Свинец со вкусом меда

Она просыпается в аэропорту Бен Гурион. Вокруг люди уставшие, измотанные, у которых посеревшие синяки под глазами завели свои личные маленькие мешочки. Они машинально кивают, машинально улыбаются, машинально желают хорошего дня. Их способ жизни — однообразный. Это чувствуется по безвкусному запаху парфюма у облепленных хлопковой униформой стюардесс и нюдовому оттенку помады на их губах. Интересно, они любят свою повседневность? Лидия пьет кокосовое молоко из дюти-фри и ерзает отекшими ступнями в кожаных слиперах от Гуччи. В руках — книга от Эмми Рид в мягкой обложке и вспотевшая ладонь Уиттмора. Он продает остатки своего бизнеса в Париже и заказывает билеты до Тель-Авива. Он продает их обставленную диванами из белой кожи квартиру неподалеку от Елисейских Полей и арендует двухэтажную виллу в пригороде израильского миллионика. Мартин не задает вопросов (зачем?), Мартин сдержанно кивает и укрывается выданным в бизнес-классе пледом, отвернувшись напудренным лицом к окну. Она просыпается будто бы в другом мире. Выйдя из аэропорта, она чувствует резкие и любопытные взгляды: таксистов, водителей, охранников, прибывших. Она понимает — здесь рыжих девушек не бывает. Она слишком броская, слишком яркая для этого места. В этом городе ей не спрятаться, в этом городе она всегда будет на виду. В семнадцать ей хотелось, чтобы на нее все смотрели. В семнадцать она делала все, чтобы быть в центре внимания. Сейчас она чувствует себя предательницей (или преданной?) жизни (жизнью). Джексон останавливается и целует её в макушку; осторожно касается сухими губами взъерошенных волос, свободной ладонью разглаживая выбившиеся апельсиновые волосинки. – Ты у меня такая красивая, малыш. – Я уставшая и измотанная после перелёта. – Разве красота измеряется уровнем усталости? Если человек выглядит невероятно, то это не зависит от каких-то внешних факторов. Он такой всегда. Он ее любит. Так же как в восемь, в тринадцать и в шестнадцать. Только раньше он был всего-то соседским мальчишкой с выутбженными рубашками, теперь он — влиятельный мужчина, готовый строить семью и растить детей. Он готов к жизни. Лидия улыбается и поправляет цепочку на его шее. Он готов, она — нет. На неё можно наскребать несколько статей криминального кодекса с припиской имен тех, кто пострадал из-за ее извращенных способов выживания. Уиттмор чист, у него руки безгрешны, а у неё — по локоть в крови. Чужой крови. А все могло быть иначе, остановилась еще в старших классах. Если бы просто поставила свою жизнь на паузу. — Дон, - хриплый голос позади заставляет Лидию вздрогнуть. Она внимательно рассматривает подошедшего: невысокий, с аккуратно окантованной чёрной бородой и серьёзно сведёнными густыми бровями к переносице. Он поправляет блестящие запонки и кратко кивает в сторону затоннированого «бээмвэ». – Донна. — Просто Лидия, не стоит, - она сжимает зубы, инстинктивно. Полгода назад она была никем. Теперь её величают донной, серьёзно? Это льстило, как минимум, но это лишь из-за того, что никто из СМИ не полез просматривать криминальную хронику. Нигде ее имя черным по белому не светилось, но если красиво сопоставить факты, то все, что должно было остаться в Мексике, всплывет наружу. Это будет тотальным крахом. — Дорогая, знакомься, – это Джозеф. Он будет нашим телохранителем, - Джексон жмёт ему руку в знак приветствия и спускается по ступенькам к авто с битком набитым их вещами багажником. — Нам нужен телохранитель? С чего бы? — Потому что мы приехали в Тель-Авив, малыш. Садись, пожалуйста, в машину и не задавай таких вопросов. Наслаждайся нашей новой жизнью. Ей не нравится. Ни Джозеф с непробиваемо-непоколебимым выражением лица, ни этот чертов город с торчащими из-под асфальта стеклянными осколками, ни сладкий тон Уиттмора. В одном из трёх она точно ошибается. Жаль, что поймёт это не сразу. // В Тель-Авиве очень много русских. И самые надежные партнеры Джексона — русские. Даже их садовник во дворе — русский. У Лидии, конечно, нет предвзятости к национальностям, но возникает вполне логичный вопрос — почему мы сразу не поехали в Москву? Потому что в Израиле легче вести бизнес, и она должна была понять это по умолчанию, или хотя бы из-за того, что читала роман Миши Гленни. Одно из двух, Лидия, будь смышленней. Ей кажется все это слишком клишированным. Они приезжают большими счастливыми семьями: мужчины в поло от Лакост, жены с естественным макияжем и в туфлях на тонком каблучке, двое или трое детей-погодок, которые обсуждают между собой грядущее второе полугодие в высшей школе Великой Британии. Все блестят своей идеальностью, и Джексон со своим верхним рядом виниров идеально вписывается в этот коллектив. Значит и она должна, так ведь? — Вы использовали календарь беременности перед зачатием? - жены таких бизнесменов не вмешиваются в то, что происходит у их мужей за закрытой дверью. Их это не касается, так принято. Они ведут пустые и отстраненные разговоры между собой, как будто не знают, что девчонки-семнадцатилетки, их землячки, проходят через кассу их мужей с пометкой "шлюхи". Они не вмешиваются, чтобы сберечь собственное алиби. Так положено. — Поедешь с нами на форум молодых мам в Хайфу? — Не хочешь походить на аэробику для беременных? — В еврейском центре будет семинар по использованию натуральной косметики, пойдем? Лидия отрешенно кивает головой, пьет апельсиновый фреш и косится в сторону включенного телевизора. Война в Сирии, погибшие во время стрельбы дети в США, смертельное ДТП в центре Тель-Авива. Она устало потирает увлажненным пальцами переносицу и думает о том, что под звездным куполом из денег жить комфортно. Ты не думаешь о смерти, нищете, высоких налогах и дорогой медицине заграницей. Ты пьешь свежевыжатый сок и говоришь своему личному водителю, что по пути домой нужно заехать в магазин правильного питания за биодобавками. Ты просто проживаешь каждый день, потому что тебе не о чем беспокоиться. Деньги — надежный спасательный круг, с ним не утонешь. — Мы с Энтони решили пожертвовать деньги сиротским детям в Мексике, - Хельга - она же Ольга, жена Антона из северного города где-то в России - выбирает нужный ей режим на кофе-машине и поворачивается к Мартин, которая пролистывает свежий выпуск Vogue. - Ты слышала об эпидемии в округе Кинтана-Роо? Говорят, что скоро вирус захватит всю страну, все никак не найдут вакцину. — Эпидемия? Почему об этом не говорят в новостях? - Лидия чувствует прилившую кровь к голове и монотонный стук в ушах. У нее сохнет во рту и немеет кончик языка. В Кальдеритас на четыре оборотня приходится один человек. Один, чей организм не справится с тяжелым вирусом. Один, чье тело изнеможенное борьбой за трезвость, иссохнет при попадании бактерии в организм. Один, чье имя Стайлз Стилински. — Я включаю лишь музыкальные программы фоновым шумом, но Энтони любит центральные телеканалы. Пару дней назад заявили о более, чем тысяче умерших, и это чуть больше, чем за четыре недели. Нам как раз надоело заниматься благотворительностью для красных панд в Китае. Нужно менять род деятельности. Хельга протирает винный бокал полотенцем из микрофибры, говорит о смерти и потерянных жизнях настолько буднично и спокойно, будто бы это равносильно обсуждениям новой палетки от Кайли Дженнер. Красные панды для нее так же неинтересные, как и борющиеся с эпидемией мексиканцы. Лидию пробирает дрожь. Она осторожно соскальзывает с высокого барного стула, вспотевшими ладонями держась за край кухонной тумбы. Ее трясет: нервно, раздраженно, истерично. В голове вибрирует цифра — тысяча. Тысяча жителей Кинтана-Роо, среди которых может быть Стайлз Стилински. Ее Стайлз Стилински. Его худое и бледное тело может лежать в деревянном гробе под килограммовым слоем сырой земли. Его веки, расчерчены дельтами вен, могут быть уже давно крепко сомкнутые. Его губы холодные и вечно искусанные, может быть, посинели и стали похожи на стекающий по рукам черничный сок. Стайлза Стилински уже может не быть. \\ Маркус учиться жить заново. Резиновые кроссовки Лиама скрипят слишком противно, Кора стучит вилками друг о друга слишком звонко, Скотт чиркает зажигалкой слишком шумно. Он практически забыл, как это спать, и не спохватываться посреди ночи, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему. Приближалось его первое полнолуние, от чего ситуация усугублялась еще больше — посуда билась, картонные стены расходились паутиной трещин. Кора по-прежнему корит себя. — Когда тебе было семнадцать, тебе было страшно? Ну, когда тебя Питер укусил, - Стайлз курит, облокотившись на хилый забор, который рассоединял соседний дворы: их и Хейлов. — Мне было чертовски не по себе. Я не знал, что делать дальше, - Скотт подрезает разросшийся куст бугенвеллеи ржавыми ножницами, зубами сжимает край дымящей сигареты и с прищуром рассматривает топорщащиеся ветки. - Но у Маркуса есть, как минимум, шесть наставников, которые помогут ему. Он справится. Стилински смотрит на щель в заборе: Кора щелкает когтями в воздухе, попутно рассказывая что-то о гармонии с собой и прочей белиберде, которая на самом деле не действует. Стайлз-то знает, сколько раз он занимался подобным с МакКоллом. — Я бы не хотел такой жизни своему ребенку. Скотт цедит вязкую слюну в траву и следом бросает окурок, наступая на него подранной подошвой. Кажется, сейчас лучший момент, чтобы наконец-то признаться. Чтобы наконец-то окончательно разбить жизнь Стилински. — Чувак, послушай... — Нет, я знаю, что я не имею права лезть в жизнь Родригеза, но, черт, ему семь лет, и если он через два дня - два же? - разнесет их дом, я не удивлюсь! Его же укусил истинный альфа, понимаешь ли, что... — Чувак, остановись... — Не-е-ет, я тебя не обвиняю, просто я помню этот пиздец, когда тебя штормило в первое полнолуние. Мне было страшно до усрачки, еще больше чем тебе. Я думал, ты меня на стейки разорвешь, помнишь, да? До сих пор морозок по коже, ужасно. Но ты был старше и мог кое-как держать себя в руках, а он ребенок! — Стайлз, Лидия беременна. Стилински замолкает. Голос Коры с соседнего двора становится более четким на фоне образовавшейся тишины. Он потирает ладонью щетину, делает еще одну тягу и плечи содрогаются из-за нервного смешка. — Большой уже живот? Это какой месяц у нее, восьмой должен быть? Почему ты раньше не сказал? — Потому что ребенок не твой, чувак. Она беременна от Джексона, я слышал два сердцебиения, когда стоял рядом. МакКолл клянется, что слышал, как внутри у Стайлза все рухнуло, разлетелось на щепки и мелкие осколки. Он, руку положа на сердце, скажет, что почувствовал, как захрустели кости под натиском услышанного, как застонало все тело. Тот отшатывается, растирает пальцами вокруг глаз и смеется, отходя от забора. Лидия Мартин беременна от Уиттмора. Его Лидия Мартин беременна от другого мужчины. Она, наверное, крепко держит его за руку в своем Париже, когда они поднимаются по ступенькам в кабинет УЗИ в центре планирования беременности. Она, может быть, уже высматривает ресторанчик для проведения бэбби-шаувера со своими светскими подружками. Она, вероятно, уже носит платья из отдела для девушек в положении, и придерживается за поясницу, когда садится в блестящее авто своего мужа. Лидии Мартин для Стайлза Стилински теперь больше нет.