Свинец со вкусом меда

мне нужно было потерять жизнь, чтобы вновь ее приобрести

Каждый новый день кажется худшим из худшим, но если на чашу весов поставить день смерти матери и день, когда он узнал о беременности своей девушки от другого, то по тяжести принятия они окажутся на одном уровне. Но тогда, будучи шестилетним мальчишкой, Стилински хотя бы не думал о том, что это его вина. Увидев открытый гроб со скрещенными на замершей груди руками Клаудию, он лишь молча сжал зубы и выбежал из комнаты, локтями пробиваясь сквозь толпу дальних родственников и соседей. Он тогда долго плакал на резиновом гамаке позади дома, на котором валялись покрывшиеся слоем пыли тканевые подушки с вязанными наволочками, и вслушивался в отчаянно-противный писк из-за трения толстого каната об яблочный сук. В его жизни было всего три женщины, смерть которых для него означала потерять целый мир: мама, Мелисса и Лидия. На могиле Клаудии он не был уже четыре года, вероятно, туда лишь изредка наведывается отец, чтобы выпить стопку коньяка, вслушиваясь в молчание его единственного вечного слушателя. Мелисса обрывала автоответчик в течении первых трехсот дней, а потом Стайлзу пришлось сменить номер телефона, чтобы замести следы от прошлой жизни. Он лишь единожды позвонил ей в преддверии Нового года на домашний телефон, стоя в тесной кабинке с телефоном-автоматом, но так и не осмелился даже сказать "алло". Он сбросил, потеряв последние двадцать пять центов со своего кармана. Лидия оставалась единственным смыслом существования последние годы. И если восемь месяц со дня ее ухода Стилински еще лелеял хоть небольшую надежду на возвращение, то после последней услышанной новости все пало крахом. Мартин диагностировали эндометриоз еще в выпускном классе, когда она потеряла сознание прямо во время итогового экзамена по молекулярной химии: сильные боли в области паха она накануне отверженно заглушила двойной дозой ибупрофена. Очнувшись в больничной палате с едким запахом хлорки, ей сходу объявили диагноз: или беременность в ближайшие два года, или девяносто пяти процентная вероятность бесплодия в будущем. Стайлз помнит, как сильно сжимала она тогда его руку, ссутулившись в безразмерной белой рубахе; она стирала запястьем выступившие в уголках глаз слезы и смотрела на глянцевый постер у кабинета гинеколога. — Мы можем... - Стайлз не боялся ответственности. Стайлз боялся, что ее жизнь сломается, а он даже не попробует все исправить. — Нет, не можем, - Лидия пожала плечами, переплетаясь с ним своими дрожащими пальцами. - Я не поступлю в Йель с пузом. — Плевать. Мы поставим ребенка на ноги и без твоего членства в Лиге Плюща. Взгляни на меня, у нас все получится. Я тебе обещаю. — Стайлз, прекрати, - ее голос срывается, и Стилински молча зарывается ладонью в ее взлохмаченные волосы, прижимая судорожно вздрагивающее тело к себе. Им едва стукнуло восемнадцать, но они сидят в центре планирования беременности в очереди на прием, а потом Стайлз остается за дверью, а Лидии назначают профилактиционное лечение на пару тысяч долларов. В двадцать один Мартин беременеет вопреки всем прогнозам докторов. Стилински знает: аборта не будет. И он не смеет думать о таком развитии событий, он слишком хорошо помнит расплакавшуюся Лидию в Икее возле отдела с детскими кроватками. В тот вечер Стилински рассасывает первую дозу. Ему так хотелось снять боль, но вместо этого усугубил ситуацию в стократ. Идиот. Он курит лежа посредине кровати со смятыми простынями. Дым клубится под потолком, расползается по углам, словно предрассветная дымка. Искорки пепла сыпятся на подушку, прожигая тонкий хлопок. Он равнодушно смотрит на почерневшие пятна на постели и отрешенно хмыкает, поднимая бутылку коньяка с пола. Он пьет с горла, чуть приподнявшись на локтях; липкая жидкость стекает по подбородку, оставляя на фланелевой рубашке в косую клетку мокрые следы. Дерек Хейл чувствует мучения совести? Чувствует ли он свою вину за произошедшее? Стилински клянется, что никогда бы этого не признал, но Питер Хейл был прав: ситуацию нужно было отпустить еще после смерти Брейден. Он говорил, что все еще пожалеют. Но, почему-то кажется, что от этого плохо только Стайлзу. Неужели Дерек Хейл спокойно живет? Стилински садится на край кровати. Голова гудит, словно пчелиный рой, а остатки алкоголя расплескиваются по полу. Он тушит сигарету в пустом стакане и поднимается, бегло бросая взгляд на наручные часы. Едва перешагнуло за полночь, но в доме уже везде был потушен свет и даже на кухне выключили радио. Скотт вычитал в каком-то бабском журнале, что при погружении в глубокий сон с одиннадцати до часу вырабатывается какой-то женский гормон, стимулирующий здоровый рост плода. Поэтому все просыпались по единому будильнику, будильнику Малии. Стайлз толкает дверь из комнаты и, опираясь на стену, направляется к выходу. Его слепит уличный фонарь, из-за чего неприятно щиплет глаза. Он вываливается на улицу, зацепаясь носком кроссовок об порог. Интересно, Дерек Хейл крепко спит? Интересно, его совсем не мучают кошмары? Стилински был уверен, что этот сукин сын живет спокойно. Его девушка не беременна от его врага, к чему нервы? Он не помнит, как открыл скрипучую калитку во двор Хейлов, но отчетливо помнит, как столкнулся на пороге с Корой. Она перекрывает ему вход вытянутой левой рукой, а правой отталкивает ударом в грудь. — Маркус слишком восприимчив к звукам. Дай ему поспать. — Уйди с дороги. Мне нужен Дерек. — Он спит, возвращайся утром. — Спит? - Стайлза эта фраза буквально вывела из себя. - Спит? Серьезно? — Не ори, - шипит Кора, - сейчас всех разбудишь. — Дерек! Хейл! Сукин ты детеныш! - Стилински толкает Кору в плечо, тем самым освобождая себе проход в дом. Он резво перескакивает через высокий порог, пробираясь вглубь коридора, в конце которого находится комната Хейла. Он дергает за ручку — закрыто. Он дергает сильнее — ничего не меняется. Он делает удар носком кроссовок по двери, а следом чувствует, как его за шиворот оттягивает Кора. — Проваливай, Стилински! — Не вмешивайся. Я тебя умоляю, уйди и не вмешивайся. — Ты пришел в мой дом! Пошел вон! — Не уйду, пока Дерек не ответит мне, не мучает ли его совесть? Он отправил Лидию в логово к Гиенам, и мы ее потеряли! Ты это понимаешь? Стайлз с кулака заезжает по картонной двери. — Хейл, открывай! Я не шучу. Он молотит побелевшими костяшками по дспшной поверхности, пока на ней не появляются первые бордовые мазки краски. Дверь предательски хрустит под градом ударов, пока Кора не оттягивает Стилински. Он тяжело дышит, ударяясь лопатками об стену. Его спертое дыхание опаляет щеки Хейл, и она недовольно морщится. — Да ты в стельку. — Где твой брат? — Он не возвращается ночевать четвертые сутки. Кора дрожит: то ли от злости, то ли из-за навалившегося. Стайлз видит, как дергаются у нее желваки и стягиваются губы в тонкую линию. Ему почему-то становится стыдно, но он не успевает ничего сказать, она молча тянет его за рукав рубашки на кухню, чтобы обработать сбитые к мясу кулаки. — Я тебя ненавижу. Стилински садится на деревянный стул и молчит, упершись взглядом в пол. — Ты испортил жизнь всем. Стилински вытирает кровь об джинсы. — Ты разрушаешь все, что видишь. Стилински нащупывает пачку сигарет в кармане. — Брейден умерла из-за тебя. Стилински подходит к плите и подкуривает. Кора отвешивает ему пощечину. Они молча смотрят друг на друга, а затем Хейл с невероятной досадой выпаливает: — Ты разбил мне сердце, Стайлз. — Мне жаль. — Нет, не жаль, я знаю, - она дергает его за запястье, протягивая ладонь над раковиной. Перекись шипит, струйками пены скатываясь в слив. - Ты не обязан говорить этих заезженных фраз. — Где Дерек? — Уехал с Айзеком. Только не срывайся вслед за ними. Они ищут какую-то подружку Лейхи, которая может вывести на Джексона, - она вытягивает у него зажатую между губ сигарету и запрыгивает на кухонную тумбу, затягиваясь. - Толстолобый ты идиот, пока ты себя жалеешь, остальные что-то делают. Истериками девушку ты свою не вернешь. — А стоит ли уже это делать? — Ты бредишь, - Хейл щурится. — Она беременна от Уиттмора. Теперь повторяю: а стоит ли? Кора молчит. Выдыхает дым, закинув голову, и стучит пятками по шкафчику. Ей впервые не хочется смотреть ему в глаза. Она впервые считает резиновые минуты, проведенные вместе с ним, и думает о том, что Рэйкену в гараже нужно принести еще один матрас. Они вдвоем на одном не помещаются.