1.
Звонок в дверь раздался без малого в два тридцать пять ночи. Правда, я в это время ещё не спал — показывал Геллерту «Видеодром» Кроненберга. А потом будил Геллерта, который полфильма просидел с таким взглядом, что казалось, будто оба его глаза — стеклянные. Почему-то, вопреки моим ожиданиям, он вовсе не был впечатлён. Даже Дебби Харри не вызвала особого одобрения (я вспомнил восемьдесят второй год, когда фильм только вышел. У меня был даже плакат с Дебби. Несмотря на то, что мы с Серафиной уже были женаты пару лет. Он висел на внутренней стенке старого гардеробного шкафа. Когда Серафина его всё-таки обнаружила, она только приподняла бровь, но этого оказалось достаточно. Я был хорошим мальчиком и плакат снял. Но не выкинул. Не знаю, куда потом он делся). В общем, у меня сложилось впечатление, что Геллерт, хоть и отрицал это, пересказывая отдельные эпизоды фильма, просто проспал большую часть. Я был уязвлён и доказывал Геллерту, что «Видеодром» — шедевр, Геллерт, подавляя зевоту, парировал тем, что это просто «натуралистическое» кино, и ничего особенного в нём нет. Впрочем, при его опыте приёма «магии» спецэффекты вроде вырастающего из тела героя пистолета могли показаться вполне обыденными… И вот тут-то раздался звонок. Я подумал, было, что мы помешали кому-то из соседей, хотя не скажу, что разговаривали так уж громко. Встал, пошёл к дверям. За моей спиной Геллерт щёлкнул пультом, переключаясь на ночной музыкальный канал, вслед мне понеслись звуки вступления к «Bohemian Rhapsody» Queen: «Is this the real life? Is this just fantasy?/ Это реальность? Или лишь фантазия?» Я открыл дверь. И замер. Передо мной, покрытый чем-то красным (очень похожим на кровь) буквально с ног до головы, с диким взглядом, растрёпанными волосами и с саквояжем в слегка подрагивающих руках стоял Джон Константин собственной персоной. Во рту у него была незажженная сигарета. — Константин… — я даже не добавил своего обычного «изгоняющий дьявола»: судя по всему, именно этим он и занимался. — Грейвз, — Джон попытался улыбнуться, но получилось не очень убедительно. — Ничего, что я так поздно? Хреновое дельце нынче вышло, а из знакомых только ты никогда не выставляешь меня… — Заходи, — я распахнул дверь. Джон, явно стараясь ступать потвёрже, вошёл. Тут же с дивана поднялся Геллерт и неторопливо выплыл ему навстречу. — О. А этот что здесь делает? — Джон поставил саквояж на пол, вынул изо рта сигарету и осторожно положил её на телефон. — И я рад видеть тебя, экзорцист, в здравом уме и твёрдой памяти, — опасно улыбнулся Геллерт. — Трудная работёнка была, да? Не справился? Очередную девочку увлекли на вечные мучения демоны Ада? — Грейвз, — обратился ко мне Константин. — Ты, как хозяин дома, скажи этому… в общем… заткнулся чтобы, — он прислонился к стене и устало закрыл глаза. На заднем плане бесновались Queen. Геллерт, ухмыляясь, выключил телевизор. — Джон, — я потряс его за плечо. — Слушай, друг, по-моему, тебе надо в душ. — Ага, — не открывая глаз, улыбнулся Джон. — Это я и сам понял. И уже давно. Но спасибо за приглашение… — Одежду в холодную воду, — подал голос Геллерт. — В горячей кровь свернётся… — А я и не знал, — ехидно отозвался Константин. — В первый раз, что ли… Я вручил ему полотенце. — Из одежды что предпочтёшь? — Да что угодно… я могу вообще без неё, но не хочу смущать… мистера Гриндевальда. — Гриндевальда ты этим не смутишь, Джон Константин, Гриндевальд тебя прекрасно помнит обнажённым, — снова встрял Геллерт, улыбаясь от уха до уха в своей особо хищной манере. Джон застыл. — Об этом… подробнее… потом, — процедил он и исчез за дверью ванной. Я вопросительно посмотрел на Геллерта. Тот пожал плечами. — Я и не надеялся, что Джон запомнит, так что ничего удивительного. — Запомнит что? Что ты где-то видел его без одежды? — Что мы… оба… впрочем, раз он сказал «потом», значит «потом» и будет. Обсуждать экзорциста за его спиной — дурная примета… — Я вижу, ты проснулся. — Ещё бы! — усмехнулся Геллерт. — Целая лавина воспоминаний былых лет нахлынула… но ты всё-таки дай Джону одежду. Он, конечно, панк в душе, но годы берут своё… Минут через десять дверь ванной распахнулась и на пороге показался Константин в полотенце. Геллерт фыркнул: — Пытался уложиться в минимум времени, а, экзорцист? — Боялся, что если простою под душем ещё немного, то просто засну. Не беспокойся, Грейвз, там всё чисто. — Джон, может, всё-таки, какую-нибудь одежду… — Да плевать. Раз Фермер… то есть… мистер Гриндевальд утверждает, что всё уже видел… — «Фермер», «мистер Гриндевальд»… а ведь когда-то ты звал меня иначе, — опасно улыбнулся Геллерт. — Присаживайся на диван, Джон. Это особый диван. На нём… ну или рядом с ним… обычно обсуждаются разного рода проблемы. Так ведь, любовь моя? — обратился он ко мне. — Да вы, я вижу, спелись, — пробормотал Джон и всё-таки сел. — Мы… да. Мы решаем проблемы, — ответил я, бросив взгляд на Геллерта. — Хороший полицейский и плохой полицейский, — поддакнул Геллерт. — Перси, естественно, хороший. Я, конечно же, плохой. Так в чём твоя проблема, экзорцист? Помимо неудачного завершения многообещающей разборки с демонами? — Кто сказал, что она была неудачной? Грейвз, будь другом, подай мне сигареты, я от усталости уже задницу не могу оторвать… Я вздохнул, взял ту сигарету, которую Константин оставил на телефоне, и, подав её, прошёл открыть дверь на балкон. Геллерт, улыбаясь, достал из кармана зажигалку. — Нехорошо, Джон. Тут обычно курят на балконе. — Чёрт… Грейвз, слушай, прости… — Да ладно. К тому же Геллерт сам курит в комнате. Думает, что я не замечаю… так… что у вас было? — Что было? Почему у нас что-то было? Почему у нас должно было быть что-то? Только потому, что… Гриндевальд так утверждает? Геллерт закатил глаза. — Ох, Джонни-бой… О’кей. Напоминаю. Лондон. Пятнадцатое июля восемьдесят первого года. Концерт Mucous Membrane, твоей отстойной панк-группы, в «Подвале». Это-то ты помнишь?! Джон, не меняя выражения лица, сделал несколько затяжек, машинально стряхивая пепел в стакан из-под молока. Затем медленно произнёс: — Почему это ты назвал Mucous Membrane отстойной? Между прочим, мы собрали полный зал тогда. — Ага, полный зал пьяных вдрызг подростков… да вы сами были пьяны, Джон, вся группа. Я помню. — Ну и… и что? Я разделся на сцене? Помню, что вечер был какой-то феерический… но вот что было… По-моему, такое выражение лица у Геллерта я видел не так часто. Настолько довольное и хищное одновременно. — А было то, Джонни-бой, что после концерта вы все решили отметить это незабываемое событие. Сделать его ещё более незабываемым. И по этой причине принять что-нибудь покрепче, чем, — тут он покосился на меня, — марихуана. — А Геллерт тут как тут, — пробормотал я. — Вместе с «магией»… — Ты верно догадался, Перси. Хотя, конечно, это была ещё на та «магия», что потом… но тоже неплохая. — Ч-ч-чёрт, — выругался Константин. — Это я помню. Смутно, но помню. Потом всем было так плохо… что мы неделю не встречались и не репетировали… и это было началом конца. И это всё? — Ещё не всё, Джонни-бой. Дело в том, что на людей, имеющих предрасположенность к «магии», она оказывает интересное воздействие… — Эффект афродизиака? — снова вставил я. — Ага. А Джонни был такой юный… и сладкий… да и я был неплох. Представь, Перси, мне было двадцать восемь всего. Но выглядел я, конечно, моложе. Лондон, панки. Я в узких чёрных джинсах с молниями. И как раз покрасился в красный… Константин замер. Пепел летел на ковёр, но он этого не замечал. — Погоди, Фермер… то есть, ты хочешь сказать, то тогда в Лондоне… я спал с тобой? — Спал. Люблю это слово — «спал». Обожаю просто. Перси вот тоже его всё время употребляет… Нет, Джонни-бой. Со мной ты не спал. Но да. Не спал ты именно со мной. — И ты назвался… как же ты назвался… — Руди. — Руди. Чёоооооорт… точно. Руди. Помню, потом я всё искал на улицах эти красные волосы. Хотел тебе… морду набить… за ребят… — Вот видишь. Всё и вспомнил. — Погоди, Геллерт, — подал голос я. — То есть, ты успел… эмм… соблазнить Джона? — Соблазнить. Вот это слово больше подходит. Ага. Я его соблазнил. Можно сказать, инициировал и бросил на скользкий путь магии… — Всегда подозревал, что мы где-то встречались ещё до Штатов, — пробурчал Константин. — Но на путь магии меня толкнула Анни. — О нет, дорогой. Анни была уже потом. После меня. Я бы не позволил сделать этого женщине… если есть возможность сделать это самому. Мы помолчали. Джон, заметив наконец, что сигарета выгорела до фильтра, выкинул окурок во всё тот же стакан. Потянулся, повертел головой из стороны в сторону, вправляя позвонки. — Ну и… ты хотел меня этим смутить? В любом случае, ты не был моим первым парнем. И последним тоже. Грейвз, ничего, что я тут на диване прилягу? Спать хочется вусмерть просто. — Да… ложись. Геллерт встал. — Отчего же ты не спросил, где буду спать я, а, Джон? — А чего тебя спрашивать? Ты спишь там, где захочешь… и с кем захочешь… ложись на полу, я не против, Грейвз, думаю, тоже. Я слишком устал и уже никуда не двинусь отсюда. — Видимо, придётся мне прилечь с Персивалем, — невинно сказал Геллерт. — На полу я не сплю… — А вот и нет, — уже сонно произнёс Константин, подкладывая под щёку диванную подушку и натягивая на себя плед. — Тогда, в восемьдесят первом… именно на полу… я помню… Я унёс стакан на кухню. Когда проходил через гостиную, Константин уже совсем почти неразличимо пробормотал: — Не трогай саквояж… — Панк не умер, — ухмыльнулся Геллерт, наблюдая, как из-под пледа торчат пятки Джона. — Сколько лет… а ему всё нипочём. Интересно, что у него там в сумке… — Геллерт, — я потянул его за руку в спальню. — Дай человеку поспать. — Перси, увлекающий меня в спальню… ммм… думаю, саквояж подождёт… Джон уже начал похрапывать. — С кем ещё ты спал? — Тебе всех перечислить? — … — Перси, ты… ревнуешь?! — Уже почти четыре… — Не уходи от ответа. — Почему Руди? — Потому что меня так зовут… — Ты не говорил. — Ты не спрашивал. — Я не знал, что Джон бисексуал… — Это потому, что ты с ним не спал. — Геллерт. Что мы делаем в одной постели? — Тебя это только сейчас удивляет? — Меня это каждую ночь удивляет. — Мы спим, Перси. В смысле, спим. В контексте снов и всего такого… — Тогда почему… — Сам же сказал. Уже почти утро. И у меня наконец прекратила болеть голова от твоего «Видеодрома». Спасибо Джону и приятным воспоминаниям. — … — Тебе тоже спокойной ночи, любовь моя. И сладких снов. — Чёрт. Я забыл положить в стирку вещи Джона. — И так сойдёт. Он панк, ему не привыкать… спи… ну спи же, Перси, любимый… вот и молодец… а теперь проверим саквояж…2.
Громкий «вауууууууууххххх!» с последующим хлопком огласили квартиру. Я подскочил в кровати, в панике запутался в одеяле и рухнул на пол, пребольно ударившись коленом. Боль отрезвила. Часы показывали без двадцати семь. Из гостиной доносилось чертыханье. Натянув кое-как шорты, я, прихрамывая, вышел из спальни, попутно отметив, что Геллерта нет. Константин, что-то бурча, ворочался на диване. Полотенце валялось на полу. Машинально подобрав полотенце, я поплёлся в ванную. Дверь была заперта, доносился звук льющейся воды. — Геллерт? Решил принять душ? — я постучал. Голова была тяжёлая. Странно. Обычно я не так уж плохо переносил бессонницу. Вода прекратила литься. Дверь открылась. — Чёртов Константин, — прошипел Геллерт, затягивая меня одним рывком внутрь. — Ты только посмотри на это! — я глянул на жилистые ноги Геллерта. Красивые ноги. Но без одежды выглядят непривычно. — Хорошие ноги, — сказал я. Геллерт расхохотался. — Мда, переборщил с гипнозом, — пробормотал он. — Ты на это посмотри! В руках Геллерт держал свои белоснежные когда-то джинсы, сейчас в подозрительных жёлто-черных разводах. — Ээээ… — Вот именно. Прекрасная вещь. Испорчена. — А что тут шумело? — Перси, очнись! — Геллерт щёлкнул пальцем у моего виска. Сознание начало проясняться. — Ты открыл саквояж Джона и тебя атаковал неведомый демон? — Вроде того. — Тогда зачем ты его открыл?! Этот демон ещё здесь?! — Нет. Демона нет. Он весь тут, — и Геллерт снова потряс перед моим носом своими джинсами. — Впитался. — Геллерт, забей, пошли спать… — Как я могу забить на демона?! Тем более, что это улика… Наш тихий разговор прервало хихиканье. Мы одновременно обернулись. Джон Константин, завернувшись кое-как в плед, стоял на пороге двери ванной и уже начал смеяться в голос. Плед пополз вниз. — Попался, воришка! — торжествующе провозгласил Константин и сделал ещё один шаг вперёд. Плед, видимо, зацепившийся за что-то, окончательно сполз. — Так тебе и надо! — внезапно обнаружив, что остался, в чём мать родила, Джон остановился. Потом гордо вскинул голову. Геллерт без стеснения упёрся в него взглядом. Сам он стоял в одних трусах. — А ты ещё хорош, Джонни... — А ты ещё лучше... То есть какого хрена, ты выглядишь лучше, чем был... Когда мы в последний раз виделись? — В сентябре прошлого года. — Ты, помнится, был полутрупом тогда… — Джонни-бой, накинь что-нибудь, ты смущаешь Перси. — Я не смущаюсь, — вставил я. — Вот именно, все свои, — добавил Константин. — Но ты же ведь не спал с Перси, а, Джонни-бой? — Мы друзья. — Парни, — сказал я. — Семь утра. Никто… не спал. Пойдёмте уже спать. — На хрен. Ненавижу спать, — с вызовом сказал Константин, глядя на Геллерта. Геллерт медленно, словно рептилия, улыбнулся. — Я оценил твой юмор, Джонни-бой. Хочешь… как ты сказал… на хрен?.. — Геллерт! — закатил я глаза. — Не время играть словами… — Пусть Джон оденется, у меня от него портится настроение. — У меня от тебя, Руди, тоже. Ситуация накалялась. Я пошёл на решительные меры. — Это мой дом! — рявкнул я. — И моя душевая! Марш отсюда, оба! Геллерт, убери эту гадость, — я ткнул пальцем в джинсы. — Джон… ну, в общем, сейчас я суну твою одежду в стирку… и тебя следом… — Спасибо, мне и так хорошо! — процедил Джон, но, впрочем, повернулся, нашарил плед и, не теряя достоинства, снова отправился на диван. Геллерт пустился следом. До меня доносились сдавленные голоса: — Мог бы предупредить, что это адовы анемоны! — Я же сказал — не трогай саквояж! — Я думал, ты это Персивалю! — Я это тебе, идиот! Я включил стиральную машину. Джинсы Геллерта я уложил вместе с окровавленной одеждой Джона, решив, что им обоим это будет уроком. Когда я снова вернулся в гостиную, оба мага сидели на диване, Геллерт обнимал Константина за плечи и что-то шептал ему на ухо. Какая-то неприятная игла кольнула меня в сердце. Я быстро прошёл мимо них и, сам того не заметив, хлопнул дверью спальни. С меня хватит, решил я, вставляя беруши и надевая повязку на глаза. И поэтому не услышал, но почувствовал, как кровать дрогнула под весом Геллерта. Не мог разобрать слов, но ощущал дыхание на своей шее. И заснул я только тогда, когда он, как обычно, прижался ко мне, обнимая, со спины. Геллерт был прав: мы только спали. Сны и всё такое. Но сегодня снов не было. А я, похоже, возвращался в свой старый график охотника на привидений.