Вся эта магия

Инкуб улыбался. Криденс сделал шаг — ещё один шаг навстречу. Инкуб не сдвинулся с места, всё так же продолжая улыбаться. И только когда Криденс подошёл совсем близко, чуть склонил голову в приветствии. Совсем юный, на вид — лет восемнадцать, медового цвета кожа, чёрные волосы и глаза, губы, как тропические цветы. Что же выделяло его среди других жителей города? Криденс бы не мог с точностью сказать, внешне это был просто красивый — хорошо, очень красивый — юноша, может быть, профессиональная модель. Но это ощущение… словно воздух напитался электричеством. Инкуб применил свои чары, понял Криденс. Именно этим он и привлёк внимание… — Хай,  — сказал инкуб. — Привет, — ответил Криденс. — Я проведу тебя туда… в то место, которое ты ищешь, — говорил он с акцентом, но, в целом, вполне сносно. — Место, которое я ищу? — Которое ищет тебя? — усомнился в подборе слов инкуб. И продолжил: — Я покажу тебе Королеву… — Ты говоришь об… Общине? — Да! — полумесяц улыбки сверкнул в густых сумерках. — Община! Идём? — Откуда ты знаешь, что я искал Общину? — Это видно, — ответил юноша. Снова улыбнулся и, развернувшись, направился в сторону лестницы, уходящей наверх среди склонённых деревьев. Криденсу ничего не оставалось, как пойти следом. — Мы смотрели за тобой, — неожиданно продолжил прерванный разговор инкуб. Он поджидал Криденса на одной из ступеней. Перила в виде гигантских змей казались живыми в надвигающейся ночи; крошечные фонарики почти не давали освещения, но Криденс понял, что его провожатый видит в темноте так же хорошо, как и он сам. Листва шумела над головой, шептала на своём языке предостережения. Остаток пути они провели в молчании. Мысли вихрем неслись в голове Криденса, закручивались в торнадо, распадались на отдельно дующие ветры, рвались в разные стороны. Он хотел найти Общину — и вот, пожалуйста, Община сама нашла его. Хорошо это или плохо? Пока что, вроде бы, хорошо. Не факт, что его прямо-таки примут с распростёртыми объятиями, но парень сказал, что за ним «смотрели»… приглядывались? Стоит ли он того, чтобы его знакомить… с Королевой?.. Сможет ли она помочь? Захочет ли? И как вообще нужно себя вести? Лестница кончилась. Они поднялись на площадку, окружённую с трёх сторон деревьями. В просветы были видны огни города, оставшегося внизу. В четвёртой стороне, напротив лестницы, было здание, вернее, был виден его силуэт: чёрный, словно вырезанный из бумаги, на фоне синего шёлка неба, чуть подкрашенного снизу тревожным красноватым отблеском городской иллюминации. Ни единого фонаря здесь. Молодые люди прошли через площадку. Инкуб подошёл к запертым воротам, выстучал замысловатый ритм и сказал несколько слов на тайском. Через несколько секунд сверху до низу пробежал огонёк, нет, это была стремительно увеличивающаяся щель — внутри дом был освещён, но плотно закрытые двери и, видимо, ставни, скрывали свет — ворота распахнулись, и вместе со светом оттуда повеяло чем-то не по-земному сладостным и очень знакомым; юноша-инкуб отошёл в сторону и жестом пригласил Криденса войти. Криденс замер на мгновение, набрал в лёгкие воздух, словно перед прыжком в воду. Вошёл. И растворился в пламени. «Криденс? Криденс? Где ты?» — Джереми совсем рядом, рукой подать, но между ним и Криденсом словно прозрачная стена. «Я здесь» — хочет сказать Криденс, и не может издать ни звука, тогда он устремляется к Джереми, но наталкивается на стену, упругую, словно сжатый воздух. Он колотит по стене руками, открывает рот, надрывается в крике. Джереми смотрит сквозь него. Смотрит — и не видит. «Криденс? Где же ты?»  — он как будто вслушивается, робко поднимает руку, но тут же роняет её; идёт вдоль стены, мимо Криденса, всё дальше и дальше, и Криденс, как ни пытается его догнать, не приближается ни на шаг… фигура Джереми становится меньше с каждым мгновением, и вот она совсем крошечная, размером с песчинку, а Криденс наконец может кричать, но он так далеко, что его крика не слышно больше… Криденс всхлипнул и пришёл в себя. Подушка под щекой мокрая… но сегодня он всё же запомнил, выхватил фрагмент из быстро утекающего сна: там было что-то… маленькое, что-то исчезающее, что-то, что вызывало страшную боль в сердце… Имя «Джереми» вспыхнуло в сознании, и Криденс рывком сел на кровати. Золотое свечение. Красный и фиолетовый шёлк. Лёгкий сладкий дымок курящихся благовоний. Ах, точно. Община. Община?! Криденс помотал головой, словно стряхивая с себя морок. Встал с низкого ложа, прошёл к окну, отодвинул тяжёлые гардины: там уже начинался новый день; природа притихла перед рассветом; круглые пушистые облака бегут по ещё сумеречному небу… Который час? Четыре утра? Половина пятого? Откинув старомодный крючок, Криденс отпер окно. В комнату ворвался влажный ветерок. Джереми. Нужно всё-таки пойти в клуб, оставить там ему записку. Или позвонить? Нет, если Криденс ещё раз услышит этот голос… он может не выдержать. Написать… чтобы Джереми не волновался: Криденс его не бросил. Он просто ищет способ существования… для них обоих… Непрошенные образы полезли в голову, словно обрывки полузабытого сна. Или прошлых жизней. Криденс почувствовал холодок в животе: неосознанное пока чувство беспокойства. «Как странно, что я проснулся здесь. Неужели вчера я просто пришёл — и лёг спать?!» Вчера… Криденс отошёл от окна и вгляделся в оставленную кровать. Что-то здесь было не так. Он слишком хорошо помнил множество деталей, которые просто не могли иметь место в реальности одной ночи: как шумит не прекращающийся много дней дождь, как на маленьком низком столике сервируется завтрак, как раскиданные ночью подушки в течение дня возвращаются каждая на своё место… Криденс тряхнул волосами. Потёр глаза. И одежда. Была одежда. Другая. Криденс напряг память, пытаясь вспомнить, что было на нём в тот день (вчера?), когда он решил оставить Джереми. Ярко-красные шорты по колено, белая футболка с надписью по-английски «Я СТРАННЫЙ», чёрные сандалии-вьетнамки, широкополая шляпа… Где же это всё? Он поднял с пола длинную тёмно-фиолетовую с золотом рубашку, задумчиво погладил ткань, ощущая знакомую структуру. Шорты, футболка, сандалии, шляпа… да. Джеллаба? Тоже да. Но когда? Может быть, одежда промокла под дождём и сушится где-нибудь? Чувствуя, что голова начинает болеть от слишком большого количества вопросов, на которые нет ответов, Криденс оделся. Заглянул под кровать, припомнив, как зашвырнул туда вчера туфли… и сел на пол. Зашвырнул?! Вчера?! Криденс обхватил голову. Туфли и правда были под кроватью. Такие восточные тапочки, как они там называются… бабуши. Королева сказала, что ему пойдёт марокканский стиль. У Криденса сдавило горло. Он как-то на автомате вытащил туфли, сунул в них ноги, и ещё какое-то время просто сидел на полу. Королева сказала… — Здравствуй, дитя, — сказала Королева, — теперь ты можешь посмотреть на меня. Мир вокруг сиял так неистово и наполнял такой неземной эйфорией, что Криденс боялся поднять глаза: как бы совсем не потерять рассудок. Но он ещё удерживал себя — пока ещё удерживал — и, наконец, осмелился взглянуть. Она была юной и нежной, словно подрумяненный зарёй персик, и, вместе с тем, казалась очень сильной и древней.Свежая кожа, круглое лицо, высокие скулы, полные губы цвета вишен изгибаются в загадочной улыбке; большие глаза, высокие брови… на голове — фантастическая тайская корона, густые чёрные волосы водопадом опускаются на обнажённые плечи; расшитый золотом корсаж подчёркивает пышную грудь и тонкую талию… Криденс сглотнул, чувствуя, как расслабляются мышцы на лице («наверняка выгляжу, как счастливый идиот», мелькнуло в мозгу). Никогда в жизни он не видел такой красавицы. Если не считать Куинни Ковальски. Королева рассмеялась. — Ты не привык к женщинам, я знаю. Ну, подойди ближе, не бойся. Мы здесь одна семья… Смелее, дитя… — Меня… зовут Криденс… мэм… — ощущая себя хоть восторженной, но неотёсанной американской деревенщиной, произнёс Криденс. Затем, сам не зная как, преодолев несколько метров, отделяющих его от Королевы, опустился на одно колено и поцеловал протянутую руку. Суккуб, понял он. Она — суккуб. Нет. Она — Королева суккубов. И инкубов тоже. Какая-то часть Криденса уже кричала в экстазе, требовала как можно скорее положить себя, свою жизнь на алтарь службы Королеве, раствориться в этом золотом и пламенеющем мире… другая — видимо, гриндевальдовская — оставалась на редкость трезвой и отстранённой. Эта часть ждала подходящего случая, чтобы узнать то, что нужно узнать — и уйти, по возможности, неповреждённым. Ибо всей кожей Криденс ощущал невидимые сети, которые уже начали его опутывать, сладкий ласковый дурман… ему хотелось лечь на воздух, поддаться, расслабиться… где же это было… разговор с Геллертом… «Лунная дорога»… — Что за просьба у тебя ко мне, Криденс? Или это… желание?.. — Мне… мне нужно… — Криденс пытался связать хоть пару слов осмысленно, не в силах отвести взгляда от изогнутых губ Королевы, а в ушах у него стоял её серебристый смех… Огонь наполнил его лёгкие, жидкое пламя осветило каждую клеточку организма изнутри. Криденс вздохнул в последний раз и понял, что погиб: волна накрыла его, выбила воздух из лёгких, и тело начало медленно опускаться на сияющее дно… …затемнение… — Тебе пойдёт марокканский стиль…— голос звучит совсем близко. — Проведите его в Шёлковую комнату… — Дитя… я бы развлеклась с тобой иначе, не будь ты сыном моей пра-пра-пра….внучки… — Как они посмели её пленить! Убить её! — глаза сверкают, словно молнии в грозовую ночь, но, останавливаясь на Криденсе, успокаиваются, смягчаются. — Но не все в твоей семье такие изверги… нет, не все…  — ласковые пальцы касаются подбородка, гладят щёку… — Спасти твоего любовника? Зачем, дитя?.. Таков удел людей… Иди спать, милый мальчик… …затемнение… Криденс наморщил лоб. Что-то было ещё. Хотя и этих отрывков уже достаточно, чтобы усомниться в собственном рассудке… Но было… было ещё что-то… Вот оно. Всего несколько слов. — Геллерт? — тихо, где-то за стеной, в тот момент, когда Криденс не должен был этого слышать. Или, может быть, не должен был этого запомнить. — Да, мальчик здесь… Криденсу показалось, что комната поплыла перед глазами. С трудом встав, он, пошатываясь, добрался до окна, высунул голову. Тёплый влажный воздух не особенно отрезвлял, но ощущение деревянной рамы под пальцами было реальным. Криденс стиснул руки ещё сильнее и ойкнул, напоровшись на что-то острое — должно быть, отошедший гвоздик. Сунул палец в рот, почувствовав железистый вкус собственной крови. Предметы вернулись на свои места. Что это было? Сон? Морок? Шутки памяти? Искажённое восприятие?.. Или… «магия»?! Сколько же прошло времени?! И почему только сегодня он как будто… проснулся?.. «Надо уходить» — решение возникло тут же. И Криденс, как был, в джеллабе и расшитых тапочках, вышел из комнаты, прошёл по знакомому коридору, осторожно приоткрыл неприметную боковую дверь и оказался на улице. Дом — или, вернее, небольшой дворец — Общины выглядел таким тихим и мирным в это спокойное утро. Сердце снова закололо, совсем как в момент пробуждения. «И ведь я до сих пор не знаю, какой сейчас день… или даже месяц…» Тишина. С каждым шагом голова становилась всё ясней. Деревья шумели, шептали свои обычные предостережения, когда Криденс спускался по долгой-долгой лестнице вниз, стараясь не касаться перил в виде гигантских змей. Уже на середине лестницы Криденс сбавил темп: его охватили сомнения. Он даже остановился, но додумать мысль толком не получалось. И только оказавшись в самом низу, стиснул кулаки, глубоко вонзив ногти в ладони: ну конечно! Ведь он без понятия, в каком районе города находится — надо было оглядеться ещё с вершины холма, во-вторых… у него с собой нет ни денег, ни карточки: всё осталось в карманах красных шортов, которые — тоже на вершине холма. — Чёрт! — громко выругавшись, он посмотрел обратно. Вот тебе и ушёл.Лестница манила сине-зелёным сводом переплетающихся ветвей деревьев. Ступеньки были старыми и мокрыми. Одежда, деньги… А документы? Где-то в квартире Джереми… Криденс вообще впервые подумал о них. Хотя, конечно, зачем ему документы… возвращаться в Штаты он пока не намерен… Криденс сжал кулаки ещё сильнее и, скрепя сердце, зашагал прочь. Пока что метод — куда ноги несут — его ещё не подводил. Криденс шёл довольно быстро и даже запыхался: утро было влажным, видимо, сезон дождей ещё не кончился. Крупные капли редко падали со светлого неба: облака затянули его полностью за недолгое время. Волосы прилипали ко лбу. Он миновал базарную площадь, где уже вовсю шла утренняя торговля, постоял на перекрёстке двух смутно знакомых широких улиц, пытаясь узнать хоть одну вывеску; приметил, куда сворачивает автобус 42 и решил идти туда же: рядом с домом Джереми была остановка как раз этого номера. Ночью явно прошёл сильный дождь, да и сейчас капало всё настойчивее. В этом экзотическом городе длинноволосый Криденс, облачённый в фиолетовую с золотом джеллабу и украшенные бисером марокканские бабуши, чувствовал себя ещё более экзотическим; он игнорировал взгляды прохожих и всё спешил, спешил, спешил куда-то… Временами ему казалось, что он ходит кругами. Временами — что город обвивает его, словно гигантский змей, постепенно суживая кольца. Было уже около десяти утра, страшно хотелось пить, и ноги были натёрты туфлями, когда Криденс замер возле цветочной лавки. Определённо, было в ней что-то знакомое. Мимо протарахтел, надрываясь, ископаемый автобус номер 42, должно быть, совершающий свой последний рейс в этой жизни. Криденс улыбнулся и почувствовал прилив сил. Ещё пара кварталов, поворот налево — и вот он, угловой дом, где живёт Джереми, и даже видна заполненная зеленью веранда. Криденс позвонил в домофон. Ну конечно, никакой реакции: должно быть, диджей ещё спит. Тогда Криденс вызвал консьержа. Тот его узнал, удивлённо поднял брови, долго сомневался и, наконец, открыл дверь подъезда. А вот дверь квартиры никто так и не открыл. Пришлось спускаться вниз и на ломаном тайском, который успел худо-бедно освоить Криденс, допытываться в консьержа, что да как… но тот только и мог сказать одно: нет, дескать, Джереми. И нет уже несколько дней. Почувствовав, что голова начинает нехорошо кружиться, Криденс вышел из подъезда и сел прямо на мокрый паребрик. Значит, надо в «Лунную дорогу». А если… нет, об этом лучше не думать. Криденс открыл рот, поймал несколько капель дождя и заставил себя встать. Сделать шаг. И ещё один. И ещё… Утреннее колотьё вернулось, и, кроме того, накрывала лёгкая дурнота, но было это из-за голода или беспокойства, а, может быть, и из-за погоды — Криденс не знал. Он добрался до клуба к полудню. Всё заперто, конечно… позвонил в служебный ход: его не раз пропускали так. Охранник уставился на Криденса, словно увидел привидение. Нет, Джереми нет. Его забрали. Куда забрали? Охранник мучительно долго пытался вспомнить английское слово, не вспомнил, и, наконец, просто тупо нарисовал на каком-то бланке крест. У Криденса всё перевернулось внутри. А потом мир перевернулся тоже и ударил его дверным косяком в голову.