1.
Геллерта снова не было. По каким делам он ушёл? И уходил, раз за разом? Вот и сейчас — уже почти одиннадцать часов вечера, а его нет. Я всё никак не мог спросить Геллерта об этом. Рядом с ним я до сих пор пребывал в каком-то сладком дурмане. И не мог связно мыслить. Как хорошо, что Геллерта не было, когда зазвонил телефон: долгий сигнал международного вызова. Звонил Криденс… — Грейвз!.. — такой далёкий Криденс… его хриплый голос в телефонной трубке доносился до меня словно сквозь пелену тумана. — Я… обещал позвонить… и вот… Я попытался вспомнить, когда в последний раз слышал этот родной и любимый голос, и вздрогнул. Неужели прошло…около месяца? Чёрт… Так вот откуда была та смутная тревога, неясная тоска. Но мне казалось, что Криденс счастлив… По тем отголоскам, что я улавливал от него. Счастлив — как я… Всё это мелькнуло за пару секунд. Я отвлёкся. — Ты позвонил… Ты позвонил, — только и смог сказать я, сползая вниз по стене с телефонной трубкой в руке. А что если бы я и вовсе забыл о его существовании? Внутри словно что-то перевернулось. Или этого и добивался Геллерт? Нет-нет… Он не мог. Мне просто было так хорошо рядом с ним, что я совсем забыл о Криденсе. Всё дело во мне. — Этого… Геллерта сейчас нет, я надеюсь? А… — я почти увидел, как он взмахнул рукой, — без разницы. Передай этой сволочи, что я до него ещё доберусь!— сейчас я отлично ощущал его злость. Как обжигающий ветер, ледяной душ. Это отрезвляло. — Что?.. Что ты такое говоришь? — медленно, пытаясь понять и осмыслить, произнёс я. — Грейвз, понимаешь… Дело в том, что мы ведь много общались тогда с Геллертом. Ну, после. После того, как… в «Вороньем лесе». Разбирали документы, изучали завещание и другие бумаги. Геллерт рассказывал мне о Викторе. Моём сумасшедшем и ныне покойном, ну, отце. И как охотно рассказывал! Вливал яд в уши… Кажется, именно тогда он запрограммировал меня, понимаешь? Я не понимал. — Что ты говоришь, какой яд? Как запрограммировал? — Греееееейвз! Ну собери мысли в кучу! Он не мог воздействовать явно, я бы почувствовал. Но он много рассказывал, обо всём, в том числе о путешествиях. О своих, о том, где бывал Виктор. Про Бангкок. Я вспомнил, теперь я вспомнил! Чёрт его дери, — Криденс разразился потоком отборных библейских проклятий. Я даже отодвинул трубку слегка. — Грейвз? Ты здесь? — Здесь, здесь… я слушаю… — хорошо, что у телефона был длинный провод. Я встал и начал ходить по комнате. Сидеть спокойно было невозможно: возбуждение Криденса передалось мне. — Продолжай… — Так вот. Тогда мы разбирали артефакты, и Геллерт как раз держал в руках один… не помню, что-то вроде хрустального шара. Поставил передо мной на стол. Я смотрел в него и видел перед глазами всё, о чём он говорил. Я захотел поехать туда, словно это было целью всей моей жизни… Греееейвз! — снова простонал Криденс. — Я ведь собирался просто поколесить по миру. Где-то с тобой, где-то в одиночку… У меня ведь были деньги!Геллерт говорил о том, что это единственное, что может мне понадобиться… деньги… Я цеплялся сознанием за голос Криденса.Я ничего не мог понять. Неужели Геллерт был причиной того, что Криденс решил уехать? Расстаться со мной… так? Оставить — вот так? Одного? Нет, не одного… С Геллертом, которому это и было нужно… и ведь Криденс сам попросил меня проверить — как там Геллерт… Я зашагал ещё быстрее. Криденс продолжал: — Я хотел добраться до Тибета, Грейвз. Действительно хотел. Горы, монахи, просветление, понимаешь? Как в кино. Справиться со своей силой… Медитировать… мне надоело разрушать всё вокруг... и… чтобы не разрушить и тебя тоже, всё-таки я боялся… Пусть даже явно и не задумывался над этим, но понимал… Инстинкт, видимо. Геллерт говорил… Нельзя было ему верить! Он говорил, что я пил твою жизнь… А вот это уже что-то знакомое. — Джон сказал мне об этом, не волнуйся… Но я ведь готов был… И сейчас — тоже… Вот только теперь пил меня Геллерт. — Это всё хрень, Персиваль! Ничего ты был не готов! Ты просто не знал, что ты — особенный! А я это знаю, Геллерт это знает! Думаешь, почему он так к тебе присосался? Как пиявка… — Вампир, — хрипло поправил его я. — Он как-то сам признался, что он — вампир… — Да у него вообще непонятно чего в крови намешано… Все мы вампирим, это чёртово гриндевальдовское проклятие… но Геллерт… он особенно хочет жить. Он ведь действительно уже должен был сдохнуть. Ещё в молодости. Жаль, что не сдох… и что я не убил его тогда… — Криденс захлебнулся эмоциями. Я смотрел на полароидный снимок, пришпиленный к стене. С него мне зубасто улыбался Геллерт. — Ооох, Грейвз… — Криденс всё ещё был здесь. То есть там. — Но он нашёл тебя. Потому что ты особенный, Грейвз. Я говорю тебе, ты — особенный. Я не встречал никого, похожего на тебя.Ничего даже не слышал такого. Ты солнце, которое невозможно погасить. Или выпить…И вот мой дорогой дядя… устранил меня, а сам стал опутывать тебя своими чарами. Вечная батарейка Грейвз… Но эта тварь ещё пожалеет, что не устранила меня физически. Геллерт просто сдал меня Общине! В голосе Криденса звенела уже почти несдерживаемая ярость. Я прекратил свои метания по комнате и снова сел на пол, прижимая к уху телефонную трубку, широко распахнув глаза. Словно это был мой кошмар. Или бред. Геллерт со снимка сверкал глазами. — К-какой Ообщине, Криденс? О чём ты говоришь? Может, это действительно сон. Как бы я хотел на это надеяться… — Община Инкубов. Суккубов. Демонов, в общем. Геллерт сдал меня им! Отправил в Бангкок, а они следили за мной, они ждали меня. Он был им должен, или они согласились помочь ему — я не знаю — в обмен на «магию», старую добрую «магию»… Или как-то вроде того… я пока не разобрался до конца… — «Магию»? — слабо переспросил я. — Именно. Геллерт пытался уверить меня, что там, в Бангкоке, её быть не может, но верить Геллерту? И он не отрицал, что продолжает заниматься этим здесь! Продавать «магию». А где он теперь берёт сырьё для неё? Снова похищает людей? Детей?.. Вот как… Таинственные дела Геллерта, о которых я никак не мог его спросить. Как и о том, что же он делает со мной... И зачем?! — Он хотел, чтобы я остался здесь. Навсегда. Они зачаровали меня, весь этот… сколько прошло, чёрт, я даже не знаю…Какое число сейчас? — Тридцатое августа… — Чёрт, Грейвз… тут уже тридцать первое, значит... почти месяц, получается… почти месяц…я был под «магией». Иллюзия счастливой жизни, — тут у Криденса сорвался голос, и он замолчал. А затем продолжил ещё более хрипло, чем до этого: — Сладкий плен. Туман в голове, почти ничего не помню… Словно под наркозом. Он говорил про себя, но я думал о том, что это прекрасно подходило и ко мне. Как я жил сейчас… Жил с Геллертом. И считал себя счастливым… — А он говорил… что ты… — я не смог сказать «изменяешь». Ясно было и так: Геллерт врал. — Он всегда много говорит. Слишком много. Чёрт, как же я его ненавижу… Иуда. Манипулятор. Настоящий Гриндевальд! — выплюнул он последнее. Как ругательство. Геллерт, мой Геллерт. Мой Геллерт Гриндевальд… Прекрасный искуситель, любимый предатель… я провёл рукой по глазам, словно снимая пелену. — Не верь ему, Грейвз. Персиваль, я… закончу тут кое-какие дела — и вернусь. И мы с ним разберёмся. Вместе. Хорошо?.. — Хорошо, — эхом повторил за ним я. — Буду ждать. И… я люблю тебя, Криденс, — мне хотелось умолять его поговорить со мной ещё. — Держись, Грейвз. Он тебя зачаровал. Я боялся, что ты не поверишь… Я рад, что веришь. И вообще, вокруг просто хрен знает, что творится… Ой. Прости, мне пора, — немного удивлённо закончил Криденс, и его голос исчез, растворился в милях, что продолжали нас разделять. Я продолжал сидеть, бездумно прижимая телефонную трубку к уху, прислонившись спиной к стене. Криденс не сказал, что любит меня… Но Геллерт — я снова глянул на фотокарточку — говорил. И он наверняка врал… В Криденсе я не сомневался.Хотя я ведь так и не спросил, откуда он звонил… как он там… Нужно вновь попытаться разобраться в себе, решил я. Геллерта всё не было. И я опять обратился к медитации, которая меня раньше не подводила. Намереваясь пройти её до конца. Чего бы это мне ни стоило.2.
Если подумать — если ты, Персиваль, ещё способен думать — так вот, если подумать, сказал я сам себе, то какие выводы можно сделать? Эфир всё также бурлил, но я пытался сосредоточиться. Интересно, почему? Что происходит?.. Джон и его фразы насчёт «бури». Геллерт и рассуждения о «грозе». Нет, это тут не при чём… Или?.. И Криденс что-то такое упомянул. Нет! Нужно думать о другом. Словно я не хочу думать о… Геллерте. Геллерт. Геллерт…являющийся мне в снах… Геллерт… без которого я не могу заснуть… Геллерт… рядом с которым я не могу думать как следует… Геллерт, который странным образом поладил с миссис Грейвз. С моей матерью. Я закрываю глаза. Отпусти своё сознание, Персиваль. Позволь себе плыть в потоке… что ты ощущаешь? Если честно, что ты чувствуешь?.. Счастье… сильное счастье… любовь… И — словно осколок или острый шип: боль. Много боли. Я чувствую, что внутри меня — что-то… очень хорошее. И что-то очень тёмное. Слитое в один комок, сдавленное, насильно притянутое друг к другу… Как сложно удержать спокойное выражение лица. Да и зачем? Я чувствую — лицо начинает кривиться. Гримаса боли, гримаса отвращения, уголки губ ползут вниз, брови сведены… Что-то внутри меня. Что-то инородное. Что-то жёсткое и хищное. Что-то с большими острыми зубами. То, что является в кошмарах. Так… оно знает, что я на него смотрю… немного поближе… Мускулы непроизвольно напрягаются. Как будто я жду удара. Почему?.. Это уже второй вопрос… сейчас — рассмотреть, что же это… Она написала «не доверяй Гриндевальду»… О ком были эти слова? Геллерт или Криденс? Но ведь он сказал то же самое… И как я могу не верить Криденсу? А Геллерту? Как я могу не верить ему? Особенно теперь? Нет, постой… После всего того, что рассказал мне Криденс. А ещё Константин сказал «морок»… и детектор лжи… в последний раз, ты помнишь? Я спросил: «это точно с тобой не связано?» — и Геллерт ответил: «точно», но стрелка отклонилась влево: ложь… Но если это ложь… если всё это ложь… Если он и вправду околдовывает меня (а он околдовывает, я знаю это, сейчас я точно это знаю)… но зачем? для чего?.. Разговор с Криденсом меня отрезвил. Я будто бы очнулся. Обрёл себя и свою волю. Казалось бы, утерянную. И способность мыслить. И когда это началось? В сентябре девяносто седьмого — или же ещё раньше?.. В апреле девяносто третьего, на «Ферме»? Или в тот день, когда я впервые увидел его — Геллерта — открыв дверь квартиры Константина? Досужие размышления, Персиваль. Ты уходишь от главного. Главное — перед твоими глазами. Смотри. Не отводи глаз. Что это за хищник? Что за тень? Что за… подселенец?.. Я пробую подойти ближе — и: туман. Дымка. Он рассеивается, только мелькает острая улыбка. Такая знакомая… Всё ближе и ближе, словно кошмарный сон, она словно поглощает меня… — Перси? Геллерт пришёл. Он кладёт свои руки на плечи. Но я не открываю глаз. — Персиваль? — почти осязаемые сладкие волны. Что ты со мной делаешь? Зачем? Тепло от его тела. Он совсем близко. Неужели… Геллерт?.. Неужели он… — Любимый… Губы прикасаются к губам. Хищник, жаждущий моей силы. И я — почти полностью в его власти… Потому что сердце бьётся сильнее и не хочется прерывать поцелуй. Но: хищник?! Это ты?.. И всё это была… ложь? И сейчас это — ложь?.. Жгучая волна поднимается от центра груди, в ушах гудит ураган. Я почти не слышу, что он говорит, скорее, чувствую. Тебе понадобилось так мало. Всего несколько недель. Зачем. Просто — зачем?.. Ты заставил Криденса бросить меня, уехать от меня. Туда, где его должны были задержать надолго. Может, навсегда?.. Может, даже убить? А сам ты не стал марать руки… Поручил другим. Я отталкиваю эти руки, я уворачиваюсь от губ. Я раскрываю глаза. Это странное выражение лица Геллерта… что мелькает в нём? Неужели… ненависть?! — Значит, ты выжил, — холодно говорит он, глядя мне прямо в глаза. — Я не знаю, каким образом… но ты выжил. И на меня накатывает гнев. Гнев и торжество. Потому что я действительно жив. Потому что я, наконец, раскусил его. Я медленно встаю — у меня затекли ноги от сидения. Я улыбаюсь ему в ответ, ощущая, как веет морозом от моей улыбки. — Геллерт, — говорю я. — Просто уходи. Уходи по-хорошему. Это моя территория. Что-то острое, совсем рядом с сердцем. Затем — волна света. Геллерт, бледнее бледного в этой волне, отступает назад. Минута помутнения… или отрезвления? проходит. Я чуть не падаю на пол: ноги и правда онемели, сейчас их словно покалывают сотни игл. — Что это было, Геллерт? — спрашиваю я. Словно только что очнулся. Словно это был не я. — Ты мне ответь. — Я не знаю. — Не знаешь… Виктор? — Геллерт настороженно обходит меня со всех сторон, словно опасный хищник. — Не знаю… почему ты назвал меня Виктором? — ужасно болит солнечное сплетение и основание шеи. Я всё ещё не могу встать. Как я умудрился сделать это двумя минутами ранее? В комнате царит пустота. Пустота как отсутствие непременной геллертовской магии. Кажется, эта странная недавняя вспышка света лишила его сил. По крайней мере, пока. — Геллерт… нам нужно поговорить. — Говори, — он до сих пор не подходит ближе. Странно. — Я… я хорошо к тебе отношусь. Погоди, выслушай меня. Я хорошо к тебе отношусь, Геллерт… Относился. — Удивительно. Мне казалось, что между нами нечто большее, чем «хорошо»… — Просто послушай. Не знаю, когда это началось. Не знаю, почему сейчас это прекратилось. Но я уверен в одном: ты использовал на мне свои чары, — я не смотрю на Геллерта и, скользя взглядом по комнате, замечаю на столе «детектор лжи», который фотографировал ещё утром: тренировался в натюрмортах. Его стрелка слегка трепещет. — Ммм… да, — стрелка отклоняется вправо. Я вздыхаю. — Зачем, Геллерт? — Это было необходимо… А теперь — влево. — Не так необходимо, видимо… — ноги, кажется, приходят в норму, я поднимаюсь и пересаживаюсь на диван. Диван, да. Не лучшая затея. Но это единственный диван в квартире. — Присаживайся, — я хлопаю ладонью рядом с собой. Геллерт, всё ещё настороженный, садится. — Итак. Ты не отрицаешь. Ты использовал на мне свои чары… разбил константиновское заклятие… — Прямо скажем, заклятие не сработало. Я вспоминаю слова Джона, что-то про то, что магия «идёт через задницу». И тут же отгоняю непрошенные ассоциации. Чёрт бы его побрал. Панк. Проверяю «метроном»: он подтверждает, что да, не сработало. Кошусь на Геллерта — тот сидит прямо, напряжённый, смотрит в одну точку — куда-то на полку с книгами, кажется. — Зачем, Геллерт? Чего ты хотел этим добиться? Привязать меня к себе? Приворожить?.. — Ты… ты нужен мне, Персиваль, — сейчас его голос чуть дрогнул. — Геллерт, этого можно было добиться и по-другому… не спрашивай меня, как. Просто… чёрт… вся эта любовная магия… боже мой, это же просто наваждение! Это… ложь, Геллерт, ты понимаешь? — Ложь? — эхом откликается Геллерт. Я наконец поворачиваю голову и смотрю на него. По-новому. Высокий и худой (но жилистый) мужчина с почти белыми (ещё розоватыми) волосами, слегка отросшими и напоминающими чем-то перья. Плотно сжатые узкие губы. Высокий лоб. Прямые брови сведены к переносице. Острые модельные скулы. Бледно-розовая футболка, белые джинсы, белые кроссовки… на плечах — я это помню, хотя сейчас их почти не разглядеть — едва заметные узоры магических татуировок. Однажды в лунном свете я обнаружил, что они покрывают и часть лопаток. Как крылья. Длинные пальцы переплетены, немного неловко и нервно. Серебряный браслет на правой руке. Белые электронные часы — на левой. Геллерт тоже поворачивает голову — медленно, по-рептильи — и смотрит на меня. Правый глаз тусклого бледного, словно вылинявшего серо-зелёного цвета, левый — стеклянный — ему под стать. Никакого сияния. Никакой магии. Я вглядываюсь в мужчину — необычного, эффектного, по-своему красивого — мужчину, сидящего рядом, и пытаюсь понять — кто он мне? Геллерт криво усмехается. — И как я тебе в трезвом состоянии? — Красивый, — говорю я. Как фотограф модели. Пустота в комнате. Пустота во мне. Никаких чар, никаких приворотов. Никакого волшебства. Просто я и Геллерт. — Почему ты назвал меня Виктором? — Мне показалось… — Геллерт не оканчивает фразу, но слегка расслабляется. — Видишь ли, любимый… прости, что зову тебя так, но это то, как я тебя ощущаю… так вот, видишь ли, любимый… тогда, в мае всё прошло немного странно. Начиная с того, что Виктор вообще оказался здесь, в Америке… и кончая грозой. — И? — мне приходилось выбирать, следить за Геллертом или смотреть на «метроном». — Криденс тоже… сыграл свою роль. — Хочешь во всём обвинить Криденса? Валяй. Я так и понял, что вы друг с другом не поладили… — Мы… прекрасно поладили, Перси… куда лучше, чем ты… и он… думаете. Это не важно. Криденс сыграл свою роль, разорвал магические узы, которые сдерживали его силу и… мммм… по-видимому… это только предположение, конечно… по-видимому, он разорвал что-то ещё. Грубо говоря. Я про твою ауру, любимый. Ну а потом… сам помнишь, творился полный локальный апокалипсис… — Ты это к чему? — стрелка детектора в продолжение тирады Геллерта как-то неуверенно моталась туда-сюда: полуправда, полуложь. — Я к тому, что, возможно, что-то страшное и тёмное… какая-то часть моего славного братца… — Нет, — я оборвал его. Стрелка зависла в позиции «ложь». — Геллерт. Не пытайся выкрутиться. Всё то дело было, конечно… странным, но не настолько. — О, ты так думаешь? — Геллерт приподнял бровь. — Конечно. В любом случае… кое-кому пришлось и тебя самого спасать, не припомнишь? — И я бесконечно благодарен тебе за тот «поцелуй жизни», мой прекрасный рыцарь. Я больше не смотрел на «метроном». — Вот насчёт поцелуя. Хотя нет. До этого. Геллерт, насколько помню, кто-то всю дорогу только и делал, что принимал «магию». И… вот что я вспомнил: тогда, на «Ферме» ты тоже постоянно… колол себе… и мне… — Было дело, — ухмыльнулся Геллерт. — То, что между нами было тогда — весь этот «секс под улётом» — мне страшно напоминает… то, что происходило в последние месяцы. Это не чувства, Геллерт. Это всё — наркотик. Ты нашёл какой-то новый способ. Не знаю, какой. Не знаю, как. Но сейчас — сейчас я очень хорошо это чувствую. — Чувствуешь, да? Перси… — Погоди. Я просто делаю логический вывод. Всё это время мы оба были… под воздействием «магии». — Перси, это же бред… — Почему же? — Потому что я люблю тебя! — Геллерт в отчаянии обхватил себя за плечи. Я перевёл взгляд на «метроном». Стрелка так и оставалась слева. — Да к чёрту детектор! Он не работает! — вскричал Геллерт. — Сейчас проверим, — спокойно ответил я. — Ну? Меня зовут Персиваль Грейвз. Стрелка поползла вправо. Я встал. — Я не знаю, в какую игру ты играешь со мной, Геллерт. Я не знаю, зачем тебе нужна была вся эта ложь. И зачем ты внушил Криденсу уехать. Оставить меня тебе. На съедение. Заставил его отправиться в Бангкок. Сдал Общине. Или скажешь, что это неправда? Я приберёг всё это на потом. И не прогадал. Геллерт, замерев, смотрел на меня снизу вверх. Попытался было что-то сказать, но не смог. Сглотнул. Попробовал снова. — Выбрался, значит… Наябедничал, — горько усмехнулся маг. И, словно спохватившись: — Это не то, о чём ты подумал, Перси. Всё было не так! — А как же? Как? Или, хочешь сказать, не ты внушил ему идею оставить меня? — Он сам! Сам хотел оставить тебя, уехать… Я лишь подсказал — куда! Так было нужно! Я кинул взгляд на стрелку. Она была слева, а после слегка качнулась. Вправо. — Так было нужно, верно. Нужно тебе. — Перси… Нет. Они должны были помочь! Община. Королева. Она… у нас общая кровь. Криденс хотел научиться справляться с силой. Раньше. И потом. Там у него появился какой-то Джереми… — Хватит! Мне! Врать! — я даже не смотрел на маятник. Я был уверен. — А теперь скажи мне, что ты больше не занимаешься «магией». Не продаёшь её. Ну же! Геллерт молчал. — Я жду, Геллерт. — Я… не занимаюсь «магией». Ложь. — Чёрт! Магией я занимаюсь, но не этой! Правда — и ложь. — Я пытаюсь выяснить, кто её продаёт! И ведёт прочий бизнес моего братца! Помнишь, что говорил Джон? Кто-то продолжил его дело! И этот кто-то — не Гриндевальд! Не я! И почему я не удивился, когда маятник заколебался, указывая налево? Всё ложь. Любое слово, что выходило из уст Геллерта, было пропитано ложью. И ядом. Внутри меня всё кипело, бурлило, бушевала гроза, схожая с той бурей, что творилась сейчас в магическом плане вокруг. Но не здесь. Не в моей квартире, где до сих пор было пусто. Где моя сила выжгла чары Гриндевальда, которыми он опутал меня. Опоил своей отравленной, ненастоящей любовью. Хотел разлучить — и сделал это! — с Криденсом. Врал мне, раз за разом. Использовал. Пил меня. Околдовал… Сейчас я его ненавидел. И — ощущение дежавю — нашёл в себе силы произнести: — Геллерт, — сказал я. — Просто уходи. Уходи по-хорошему. Всё это была сплошная ложь. — Мать твою, Персиваль… — выругался маг сквозь зубы. — Мою мать? — я приподнял бровь. — Собирай свои вещи. Считай, что мой амбициозный проект коучинга провалился. — Да что ты привязался к этому детектору, как к истине в последней инстанции! — Правда режет глаза? Геллерт, я пойду… прогуляюсь... И когда вернусь… — Духу моего здесь не будет, о'кей, я понял. Но ты идиот, боже мой, Перси. Звезда моя. Какой же ты идиот… Дай мне объяснить. Я… не привык объяснять. Но я готов ответить на все твои вопросы, любовь моя… Правда. — Убирайся, Геллерт. Ты и правда? Это что-то совершенно несочетаемое. — Что наговорил тебе Криденс, Перси? Что? Что ты так не веришь мне?! — он подался вперёд, всё ещё сидя на краешке дивана. Словно только сейчас понял. Будто дело было только в Криденсе. И он ведь действительно не понимал, что же вышло не так. Не так, как он задумывал… — Снова хочешь свалить всё на него, да, Геллерт? — Да он сам отдал тебя мне! Мы заключили договор! Он там развлекается со своим новым парнем… Поверь мне, Перси, он очень быстро нашёл тебе замену!.. А я остаюсь с тобой! Я! Не он, Перси… Как искусно он лгал! Жгучая и неожиданная волна ярости поднялась во мне, и я, не выдержав, ударил Геллерта. Так, что он свалился на пол. Я не стал дожидаться, когда он встанет, и вышел из квартиры.***
Геллерт, потирая скулу, подошёл к детектору. — Персиваль любит Геллерта. Ложь. Персиваль любит Криденса. Ложь. Криденс любит Персиваля. Ложь… ах ты, сволочная машина… меня зовут Геллерт Гриндевальд… ложь.***
Когда я вернулся, Геллерта уже не было. Вещи были на месте, но он — нет. Только на полу валялся маятник. Сломанный. Как и я сам…