Испытание надеждой

       Администратор за стойкой регистрации приветливо улыбнулся и протянул Юнги белый пластиковый прямоугольник.       — Ключ от вашего номера. Наслаждайтесь нашим сервисом.        Юнги поблагодарил и с карточкой в руке вернулся за столик в лобби-баре, где его уже ждал тот самый жеманный крашеный блондин, свидание с которым продюсер так неудачно назначил здесь же, в отеле «Глобал Лайн» прошлой весной.        Несмотря на полное фиаско в тот вечер, блондин не отказался от повторной встречи (видимо, имеет виды на продюсера).       — Нам Гёль, — больше для себя, нежели обращаясь к собеседнику, произнёс Юнги, берясь за стакан.       — Да, PD-ним? — участливо спросил тот.       — Расскажи немного про себя.        Тот охотно начал разговор. Слушая вполуха, Юнги кивал, и незаметно окидывал взглядом окружающее его помещение. Телефон продюсера молчал. Тяни время, Мин Юнги.        Долго тянуть время, впрочем, не пришлось: уже через десять минут телефон зазвонил.       Конечно же, Хосок.       — Хён! Угадай, откуда я звоню! — довольным голосом донеслось из трубки.       — Из Японии, Хоби-сан, — хмуро ответил Юнги.       — Ни за что не угадаешь. Я уже вернулся, и мне срочно надо тебя увидеть!       — Ты в аэропорту? — спросил Юнги.       — Нет, я в моём отеле в Мёнгдоне, ты можешь сюда приехать?       — Я уже тут, — ответил Юнги мрачно.       — Что…ты тут? — недоверчиво переспросил Хосок, и помолчав, обиженно добавил:       — Кто-то из ребят проболтался, да?       — О чём ты? — мрачно спросил Юнги.       — Неважно. Подожди у стойки регистрации, я сейчас…        Юнги, не ответив, нажал на кнопку завершения разговора и снова воззрился на собеседника.       — Так… Нам Гёль, ты мне что-то сейчас хотел рассказать. Извини, что перебил, продолжай, пожалуйста.        Далее последовал монолог на тему непростой судьбы, которая помешала раскрыться таланту простого парня, заставив его зарабатывать на жизнь официантом в рыбном ресторане, несмотря на огромную любовь к сцене.        Заметив знакомую фигуру в холле, Юнги принял расслабленную позу и самым двусмысленным тоном, на который был способен, произнёс:       — Я, как продюсер музыкального агентства, очень заинтересован в раскрытии недораскрытых потенциалов, так сказать. Возможно, именно сегодня я дам тебе шанс продемонстрировать мне твои… скрытые таланты, так сказать. Если понимаешь, о чём я говорю.        И беззастенчиво подмигнул, как бы машинально поигрывая карточкой-ключом от номера. Блондин тут же воспрял и начал излучать полную готовность к действию. Он показно смутился, опустил глаза и сделал вид, что поправляет причёску. Судя по наигранности действия, таланты его лежали вовсе не в области актёрского искусства.       — Привет, моя плюшечка ворчливая! Я соскучился! — радостно заявил Хосок, плюхаясь на соседний с блондином стул.       — Здравствуйте, господин Чон. К сожалению, я сейчас немного занят, у меня важная встреча, — невозмутимо ответил Юнги, не смотря Хосоку в лицо.       — Знаю, — невозмутимо ответил Хосок, — у тебя важная встреча со мной, по одному очень важному поводу, касающемуся нас обоих.        Крашеный блондин непонимающе взглянул на Хосока. Тот обернулся к нему и выдал одну из самых своих ослепительных улыбок, как в рекламе зубной пасты.       — Сгинь с глаз, — не прекращая улыбаться, сказал блондину Хосок.       — Извините?.. — оскорблённо произнёс тот.       — Ты слышал. Потеряйся, мальчик. Продюсер занят. У него важная встреча. Со мной.       — Уважаемый господин Чон. Вы находитесь в публичном месте и это клиент вашего отеля, — сухо сказал Юнги.       — А охрана так не думает, — беззаботно ответил Хосок, и снова повернувшись к блондину, довольно интимным тоном сообщил:       — Дорогуша, а ты знаешь, как меня зовут? Чон Хосок, рад познакомиться. А знаешь, кому принадлежит весь этот отель? Ты не поверишь, но … мне! Прикинь? А тебя с охраной раньше никогда не выводили? Могу устроить прямо сейчас. Считаю до трёх…       — Простите, господин Мин! — быстро произнёс блондин, сориентировавшись в ситуации.       — Простите… — блондин обернулся к Хосоку и слегка поклонился, затем быстро схватил свои вещи и направился к выходу из отеля, по дороге испуганно оборачиваясь: видимо в страхе, что Хосок всё же натравит на него охрану.        Юнги упрямо молчал. Что-то опять пошло не так. Ну естественно, это же Хосок. «Хосок» и «что-то пошло не так» — это две константы в жизни продюсера на протяжении всего лета. Ну ничего, сегодня он с этим наконец, разберётся и положит всему конец.       — Поздравляю, дорогой. Сегодня сотый день, как мы вместе! — Хосок сложил пальцы сердечком и приложил к груди, вспыхнув улыбкой.       — И тебя, — мрачно отозвался Юнги, — с тем, что ты испортил мне отличный вечер пятницы.       — Ты про этого надоедливого типа? Ходит за тобой и ходит. Я его прогнал, ты должен мне сказать спасибо!       — Это я его позвал. Потрахаться, — не поддержал игру Юнги.       — Потрахаешься ещё, не переживай, — не переставая улыбаться, ответил Хосок.       Эта его улыбка во всё лицо начинала пугать Юнги. Он нервно ответил:       — С кем мне теперь трахаться, ты его спугнул.       — Придется мне его заменить собой, раз я виновен. Расплачусь натурой, заглажу вину.       — С тобой я натрахался уже. Сто дней — не шутка, как минимум раз сто и потрахались, а то и больше. Мне нужно разнообразие, — ещё более мрачно ответил Юнги. Он ничего уже не понимал из происходящего тут.       — Всё правда, значит. Ну ясно. Что-то вроде этого мне и предсказывали.       — Ты за моей спиной меня обсуждал? — вспылил Юнги.       — Нет, что ты, как можно! — невинным тоном парировал Хосок, и скомандовал уже абсолютно другим тоном:       — Вставай, пойдём.       — Никуда я с тобой не пойду, — упорствовал Юнги.       — Пойдёшь. Прямо сейчас.       — Не пойду.       — Быстро в лифт!       — Не пойду…не тащи меня! — отбивался продюсер, но поздно: Хосок схватил его за предплечье, сдёрнул со стула и потащил за собой, не обращая внимание на молчаливое сопротивление и удивлённые взгляды персонала.       Хосок отпустил руку Юнги только у самого лифта. Они молча стояли в ожидании, не смотря друг на друга. Когда двери приветственно открылись, Хосок сделал жест руками, показав: «Только после вас!» и подождал, когда Юнги первым войдёт в кабину.       Юнги нажал на кнопку с цифрой «20». Хосок на это никак не отреагировал. Они молча стояли друг напротив друга, пока счётчик этажей перебирал цифры с 1 по 20.       На двадцатом этаже двери открылись, и Юнги сделал попытку выйти. Хосок преградил ему дорогу со словами:       — Тебе не сюда.       — Именно сюда! Я оплатил номер, — Юнги продемонстрировал ключ-карточку.       — Карта не работает.       Хосок выхватил карточку и попытался сломать её надвое. Карточка, впрочем, оказалась довольно плотной, и в результате усилий просто изрядно погнулась. В итоге Хосок бросил пластиковый прямоугольник на пол лифта, и нажал на кнопку «28». Пентхаус.       — Зачем ты это делаешь? — тихо спросил Юнги.       — А ты? — так же тихо спросил в ответ Хосок.       Ответа не последовало. Счётчик лифта неторопливо перебрал цифры между 20 и 28, и двери снова открылись.       — Пойдём, — снова скомандовал Хосок и первым покинул кабину лифта. Юнги покорно последовал за ним, смирившись с тем, что происходящее он никак не контролирует. В знак протеста Юнги шёл по коридору всё медленнее, замедляя шаг, еле переставляя ноги. Хосок внезапно обернулся, быстро подошёл к Юнги, схватил его и поднял на руки. Не обращая на требования отпустить, с продюсером на руках, Хосок дошёл до конца коридора, к двери. Опустив Юнги, Хосок открыл дверь и снова поднял старшего на руки, пересекая порог.       Пентхаус был огромен. Панорамные окна, роскошная мебель, ковры — всё кричало о роскоши, дышало ей. Хосок быстро проделал путь до двери спальни, уже открытой, в которой обнаружилась чудовищных размеров кровать.       — Приехали, дорогой.       Юнги брошен на мягкие покрывала, и с него уже сняли обувь и пиджак.       — Что ты делаешь? — обречённо спросил он.       — Праздную, — уже без улыбки ответил Хосок.       В этот раз они занимались сексом как никогда раньше: это снова была борьба, но в этот раз — борьба на поражение. Хосок был в ярости, Юнги не отставал. Они катались по кровати, тянули и дёргали друг друга за волосы, кусались и царапались, как два кота. Всё происходило молча, без единого стона: никто не хотел сдаваться, показать слабость. Словно не удовольствие было их конечной целью, а причинить как можно больше боли друг другу. В какой-то момент Хосок как будто очнулся, замер, потянулся куда-то в сторону, и достал из выдвижного ящика прикроватного столика тюбик со смазкой.       Юнги чуть приподнялся, молниеносным движением выбил тюбик из руки Хосока и притянул его за волосы обратно к себе.       Уже в процессе выяснилось, что к сексу Юнги был явно готов. На лице Хосока отразилось лёгкое удивление, впрочем, тут же сменившееся яростью: Юнги не соврал ему, когда признался в планах на вечер.       Они снова оказались лицом к лицу, глаза в глаза. Губы Хосока были крепко сжаты, глаза слегка прищурены, в них не было обычных солнечных зайчиков, словно солнце спряталось за тучи. Тем не менее, в глазах Юнги, обычно бесстрастных, отражалось сейчас что-то такое, что заставило Хосока распахнуть глаза, словно в неверии, и вот они, зайчики, снова пляшут на своих местах.       Уже не могущий сдерживаться, на пороге оргазма, Хосок потянулся к Юнги губами, впиться в его губы и не отпускать, но Юнги отвернулся со скоростью света, и Хосок впился в шею Юнги, оставляя намеренно, болезненно метку на белоснежной коже, что расцветет вскоре тёмно-лиловым цветком с багровым кантом, и будет постепенно увядать ещё несколько дней, скрытая густым слоем тонального крема от посторонних глаз.       Когда всё закончилось, они долго лежали обессиленные, каждый на своей стороне огромной кровати, в полном молчании. Юнги постепенно проваливался в сон, без мыслей, без эмоций, как будто тонул в тёплой воде, не в силах пошевелиться.       Когда он проснулся, не понимая, сколько прошло времени, в кровати он был один и вокруг никого не было.       Всё тело продюсера болело, и ему ужасно хотелось пить. Со стоном и вздохами он кое-как поднялся с кровати, натянул на себя валявшееся на полу нижнее бельё и отправился на поиски ванной.       В ванной пентхауса красовалась огромная ванна-джакузи, наполненная водой, на поверхности её плавали цветочные лепестки, вокруг были расставлены наполовину догоревшие свечи. На краю красовалось ведёрко со льдом, в который была воткнута бутылка шампанского.       Поплескав на лицо воду из-под крана, Юнги посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Губа прокушена, на месте укуса запёкшаяся кровь, щека расцарапана, на шее — засосы, и опять-таки мелкие царапины, на ключицах тоже засосы, а на одном плече — след укуса.       Ничего себе, Хосока он что, тоже так разукрасил? Что-то подсказывало, что так и есть.       Выйдя из ванной, Юнги оказался в комнате с панорамными окнами, дизайнерской мебелью и плазменным телевизором на всю стену. В центре комнаты красовался огромный стол, на котором были разложены подарочные коробки. На ближайшей из них Юнги заметил белый конверт со своим именем. Он открыл его и достал записку: «Надень это, пожалуйста, сегодня я хочу видеть тебя таким снова». В этой большой, плоской коробке обнаружилась точная копия костюма от Ив Сен Лорана, который был на Юнги тогда, в день встречи с Хосоком на круизной вечеринке.В следующей коробке такого же размера обнаружились какие-то ужасного оранжевого цвета парные спортивные костюмы и записка: «Будет весело, потом расскажу». В третьей по счёту, небольшой по размеру коробке, обнаружилась золотая цепочка с плоской круглой подвеской вроде монетки, на обратной стороне которой на хангыле было выгравировано «Юнги и Хоби», и записка: «Это подарок, пусть он всё время будет на тебе». Рядом обнаружилась коробочка с дорогими часами и запиской: «Лучше, чем твой Ролекс. Не носи масс-маркет! Это тебе за хрустальную туфельку и сегодняшнюю ночь, авансом». В последней коробке обнаружилась ещё одна, меньшего размера, а в ней — ещё одна, уже совсем маленькая. В этой коробке оказался небольшой футляр, открыв который, Юнги увидел связку ключей, и свёрнутую бумажку, со словами: «Угадай, где?». Под словами было выведено кривое сердечко.       — Отпраздновали, блядь… — мрачно произнёс вслух Юнги, и немного хромая и слегка морщась от боли при ходьбе пошёл в спальню одеваться.