Чёрный лёд

      Я хочу познакомить тебя со своим сыном. Хочу, чтобы мы провели день вместе. Что скажешь, Ноэль?       Несмотря на то, что слова эти прозвучали около недели назад, Ноэль до сих пор не сумел определиться со своим отношением к происходящему. Не нашёл подходящих ответов и, повтори Макс вопрос, поступил бы так же, как и в первый раз. Начал искать причины для отказа, размышлять о возможной занятости, а в итоге сдаться и сказать:       — Я не уверен, что это хорошая идея.       Сказать и спровоцировать своим ответом период затянувшегося молчания, нарушившего восхитительную утреннюю идиллию, что царила в комнате.       Ещё недавно безоблачное небо затянули тучи.       И Ноэль, отставив чашку с недопитым чаем в сторону, потёр переносицу и прикрыл лицо ладонями. Грубо, слишком грубо. Как пощёчина или смачный плевок в лицо. Он бы не удивился, закати Макс ему скандал, отшвырни в ярости поднос, так чтобы пол усеяли осколки. Макс ничего не отшвыривал и не начинал орать, что с его мнением здесь никто не считается, принижает, опуская за уровень плинтуса.       Он осторожно переставил поднос, чтобы ничего не разлить, сменил местоположение, осторожно отвёл ладони от лица Ноэля и внимательно посмотрел на него. Ноэль зажмурился, ощущая себя виновным в происходящем, в том, что стал инициатором неловкости. Макс его ни в чём не обвинял.       — Возможно, ты прав, и сейчас не самое подходящее время для знакомства, — произнёс. — И всё случится при других обстоятельствах. Когда-нибудь. Потом.       Всё как-то незаметно, само собой наладилось, но пять минут тишины, потраченных на осознание и принятие решения, показались вечностью, окрашенной в тёмные цвета и откровенно пугающей. Ноэль понимал, что от него ожидали другого ответа и других умозаключений, но всё равно не смог ответить иначе. Там, где начинались семейные ценности, заканчивалась сфера его влияния. Он не хотел проводить параллель между бывшей женой Макса, их совместным ребёнком и собой. Два этих мира виделись ему вовсе несовместимыми, а сама мысль о попытке соединения — безумной.       Если бы ему дали время на размышления, он постарался бы сформулировать ответ иначе, подойти к нему с другой стороны. При таком раскладе попытка вытащить его на совместную прогулку напоминала нож, приставленный к горлу, а ответ походил на гильотину, опустившуюся резко, без предупреждения, и благополучно отсекшую голову оратору, вынесшему предложение на рассмотрение.       Нет, я не хочу знакомиться с твоим ребёнком. И проводить время с вами обоими я не хочу тоже. Мне это не интересно.       Наверное, Макс интерпретировал его ответ в таком ключе, больше тему в разговоре не поднимал, сказав лишь, что по определённой причине в пятницу они не увидятся.       — За Марком некому присмотреть, кроме меня. У моих родителей намечается важная встреча, у Вероники — съёмки. Ники со своими родителями в натянутых отношениях, они с ней почти не общаются и в воспитании внука участия не принимают — Марк остаётся в одиночестве. Можно прибегнуть к услугам няни, но если я могу провести время с сыном, то... Почему нет? Мы не так часто видимся, потому я согласился посидеть в этот вечер с ним.       Ноэль кивнул, но снова ничего не сказал, чтобы не усугублять ситуацию.       После того разговора Ноэль неоднократно возвращался к нему мысленно, укоряя себя за нелепое молчание и ещё более нелепые сказанные фразы. Пытался избавиться от размышлений, окунувшись с головой в мир спортивный и уделяя повышенное внимание тренировкам. Видимо, не получилось. Его озадаченность не скрылась от посторонних глаз. Пару раз к нему обращались с вопросами наставники, следившие за отработкой очередного номера. После завершения тренировки любопытство проявила Тэсса, обычно предпочитавшая не совать нос в чужие дела, но тут не сумевшая перебороть себя.       — Мистер Далтон, вы сам не свой, — заметила она со знанием дела. — Что-то произошло?       Вообще-то он не собирался откровенничать с посторонними. Да и с близкими людьми переживаниями делиться не торопился, решив, что со всеми проблемами разберётся сам. Спустя несколько дней разговоров с самим собой, пришёл к неутешительным выводам: самостоятельно ему не справиться и не разрешить возникшие противоречия. Хотя бы потому, что в былое время ничего подобного с ним не случалось. Он мог отказываться от встреч с тем же Стюартом, если настроения подходящего не было, и говорил об этом открыто. Но Стюарт и Макс были разными людьми, и причины для отказа от встречи тоже были несопоставимы между собой.       — Можно пригласить тебя куда-нибудь? — спросил Ноэль, хватаясь за свой единственный шанс.       Тэсса деловито посмотрела на часы.       — Остин заедет за мной только через сорок минут, — произнесла. — Можем прогуляться до его появления и поговорить, если вы действительно этого хотите. На мой взгляд, капля откровенности вам не помешает. Мне часто хочется выговориться, и счастье, что Остин готов меня поддерживать всегда и во всём. Мне с ним повезло. Я на собственном примере знаю, что долго держать в себе переживания — пагубная привычка и не самая правильная тактика, потому предлагаю руку помощи. Торжественно обещаю никому не рассказывать о том, что вас гложет.       — Это так заметно?       — Что именно?       — Что меня что-то гложет?       Тэсса посмотрела на него со всей серьёзностью.       — У вас всё на лице написано, мистер Далтон. Без преувеличения. Возможно, благодаря близкому взаимодействию я научилась вас читать, а, может, вы, сами того не замечая, стали более открытым. Но действительно видно, что вы переживаете, потому и тренировки проходят не так, как прежде. На прошлой неделе вы были куда счастливее, а теперь ходите мрачнее тучи.       Он усмехнулся, но никак не прокомментировал высказывание. Крыть было нечем.       Прогуливаться по городу они не стали — завернули в ближайшую кофейню. Долго ждать не пришлось, кофе приготовили быстро, и Ноэль, прихватив напитки, направился к столику. Поставив закрытый стаканчик перед Тэссой, Ноэль снял крышку со своего и сделал пробный глоток. Поморщился недовольно от переизбытка сахара, но сразу отставлять в сторону не стал. После пребывания на улице хотелось чего-то тёплого, и кофе оказался как нельзя кстати.       — Скажи, как бы ты отреагировала на предложение провести время в компании с ребёнком? — спросил Ноэль, нервно постукивая пальцами по столешнице.       Он не нашёл сил, желания и времени на предварительные рассказы, не попытался ввести собеседницу в курс дела, а сразу задал интересующий вопрос.       — Зависит от того, что за компания и что за ребёнок, — ответила Тэсса. — В любой ситуации бывает множество нюансов, и они влияют на принятие решения.       Ноэль обречённо вздохнул, подавив желание приложиться лбом о столешницу. Так или иначе, но обрисовать ситуацию следовало. В противном случае, посоветовать ему ничего не могли. Да он и не надеялся, если на то пошло.       — Игра в семью на определённый период, — произнёс Ноэль. — Наверное. Я не знаю точно, а поручиться за мысли другого человека не могу, но, на первый взгляд, всё представляется в таком свете. Дело в том, что некоторое время я встречаюсь с человеком, у которого за плечами были серьёзные отношения. Не только отношения. Брак. И ребёнок, родившийся в том браке. Довольно взрослый. Ему шесть или семь лет. Взрослая личность, на всё имеющая своё мнение. Мы встречаемся недолго, потому сложно сказать, насколько эти отношения серьёзны. На первый взгляд кажется, что, да. На второй, прошло слишком мало времени для подведения каких-то промежуточных итогов и рассуждения о серьёзности намерений с обеих сторон. Мы собирались встретиться на этой неделе, но потом обстоятельства изменились, ребёнка оставить не с кем, и... В общем, чтобы не отменять запланированное свидание, мне предложили провести встречу на троих. А это значит, что я должен пытаться быть милым с этим ребёнком, разговаривать с ним, играть и... Не знаю. Может, петь колыбельную? Сказку на ночь читать? Дети же обожают новых людей, они общительные и открытые. Будет ко мне постоянно обращаться, а я... Или наоборот, воспримет меня в штыки, подсознательно допустив мысль о том, что я могу претендовать на что-то. Есть же семьи, в которых дети мечтают о воссоединении родителей, а новых дядь и тёть заочно ненавидят. Короче говоря, когда мне предложили это сделать, я сказал совсем не то, чего от меня ожидали и, подозреваю, испортил всё.       Крышка, попавшая под пальцы, перевернулась от совсем не деликатного с ней обращения и отлетела под стол.       Ноэль втянул воздух сквозь стиснутые зубы, сдерживая нарастающую нервозность.       Он ненавидел ситуации, подобные этой. Объяснения. Рассказы о себе и обстоятельствах своей жизни. Неудивительно, что визиты в кабинет Стюарта провоцировали у него на первых порах стойкое отторжение. Пытаясь обрисовать ситуацию, в которой оказался, он снова чувствовал себя так, словно сумел отмотать время на несколько лет назад, и снова находится в том ненавистном кабинете, а мистер Полански пытается прочитать его ощущения и вынести вердикт. Поставить диагноз, выписать определённые лекарства.       Впрочем, Стюарт диагнозов ему не ставил и медикаментозного лечения не назначал, сломав стереотипы о докторе, жившие в голове Ноэля.       — Вы трусите, мистер Далтон? — спросила Тэсса, успевшая разделаться со своим напитком.       — Не знаю.       — Если да, то попытайтесь сами ответить на вопрос, почему это происходит. Я не могу залезть к вам в голову и найти там единственное верное решение.       — Я бы ответил, если бы сумел обнаружить достойное объяснение, но у меня его нет.       — Не умеете находить подход к детям?       — Умею. Во всяком случае, мне так кажется, — произнёс Ноэль, убирая волосы от лица и глядя в окно, а не на Тэссу. — У меня большая семья. Племянники, племянницы... Иногда мне доводилось сидеть с ними, пока родители были заняты, и не скажу, что всё проходило плохо настолько, чтобы меня не позвали на помощь повторно.       — Не любите их?       — Симпатизирую. Те, с которыми мне доводилось сталкиваться, в большинстве, были милыми.       — Раздражаетесь из-за мысли, что его присутствие изменит встречу, и изначально планировавшаяся, как романтическая, она получит иное воплощение?       — В какой-то мере, но здесь всё и без того яснее ясного. Разумеется, его присутствие несколько сместит акценты. Было бы странно, не случись этого.       — Тогда получается, что боитесь вы не самого ребёнка, а... Чего вы, на самом деле, боитесь, мистер Далтон? Вы же знаете это лучше моего.       Ноэль оторвался от созерцания серого пейзажа за окном, посмотрел на Тэссу и, усмехнувшись, произнёс:       — Что не выдержу конкуренции с прошлым и окажусь проигравшей стороной.       — А к тому есть предпосылки?       — Я не представляю, какие события должны произойти в моей жизни, чтобы я захотел конкурировать с ребёнком. Чтобы я сумел это сделать, в итоге затмив его, перестав сравнивать и гадать, кем мой человек дорожит сильнее.       — У вас и не получится, мистер Далтон, — сказала Тэсса, подбросив крышку от своего стаканчика, без труда поймав её и зажав между пальцами. — Но я не думаю, что человек, пригласивший вас на встречу с ребёнком, хотел увидеть конкуренцию или хуже того — столкнуть вас лбами. Скорее, надеялся, что вы сумеете поладить, и это станет чем-то, вроде новой ступени отношений. Наверняка вы сами об этом думали, потому и ощущаете некую вину перед этим человеком. За неоправданные ожидания и за то, что сказали не те слова.       — Всё происходит слишком быстро, — признался Ноэль, перехватывая стаканчик обеими ладонями и согревая их. — Настолько быстро, что создаётся впечатление, будто я нахожусь в эпицентре урагана. Сегодня мы идём на первое свидание, а завтра уже проводим уик-энд с детьми от первого брака. Впервые столкнувшись с этим человеком, я не собирался продолжать знакомство, и то, что оно закрутилось, стремительно перерождаясь в нечто большее, меня страшит. У меня не было такого в школьные годы, не было в юности, а теперь, на третьем десятке лет внезапно накрыло. Нет. Об этом даже говорить странно. Опыт прошлых отношений здесь, увы, не поможет. Слишком разные люди и разные условия.       — Вы не боитесь рисковать на льду, мистер Далтон и при проработке номера берётесь за самые сложные комбинации элементов. Вы вдохновляете меня своим примером, и я тоже рискую, заражаясь вашим энтузиазмом. Не бойтесь применить эту тактику и в жизни, — посоветовала Тэсса. — Это всё прописные истины, конечно. Но... Повторите то, что сказали мне, этому человеку. Возможно, услышав ваши слова, этот человек пересмотрит свои взгляды и согласится с тем, что пока не время для знакомства. Хотя бы попытайтесь поделиться своими переживаниями и поведать о причине неуверенности. Разве совместно принятые решения — не то, что отличает людей, находящихся в паре с кем-то, от махровых одиночек?       Ноэль не нашёл, что ответить. Тэсса обнаружила его уязвимость и проехалась по ней, сама того не замечая.       Даже находясь в отношениях со Стюартом, он всегда оставался тем самым махровым одиночкой, самостоятельно принимающим решения и не желающим прислушиваться к чужому мнению. Он молчал всегда, а здесь и вовсе находил молчание единственным выходом из сложившейся ситуации. Он ждал подвоха от жизни. Он боялся признать, что ситуация давно вышла из-под контроля. Что слова о временных отношениях и нежелании нагружать кого-то проблемами своего прошлого, начинают терять силу. А, может, уже потеряли её.       Он стоял на перепутье и не знал, куда податься.       Он влюбился. Впервые в жизни.       Пока другие называли это чувство счастьем, он обозначал свои переживания иначе. Именовал их главной ошибкой, которую оказался не в силах исправить.       В пятницу утром Макс прислал ему сообщение, напоминая о своей идее. Ноэль в это время находился на тренировке и ознакомился с посланием уже после её завершения. Прежде чем решиться на написание ответа, он перечитал послание несколько раз. Пальцы заскользили по экрану, набирая ответ. Ноэль пытался держаться уверенным хотя бы внешне, но внутри всё содрогалось, закипало и бурлило.       «Я, по-прежнему, думаю, что нам не стоит торопить события. Дело не в том, что я не хочу тебя видеть. Не в том, что я не хочу видеть твоего сына. Дело во мне, Макс. Я не хочу чувствовать себя лишним в вашей компании. А, зная себя, я уверен, что буду. Прости, если в первый раз мои слова показались тебе слишком резкими. Но я, правда... Как-нибудь в другой раз я обязательно составлю вам компанию, если ты этого захочешь, но сегодня я не готов к такому повороту. И... Возможно, не готов не только я, но и твой сын».       Отправив ответ и дождавшись отчёта об отправке, Ноэль не придумал ничего лучше, чем отключить телефон. Он прятал голову в песок и бежал от решения проблемы, которая и не проблемой-то была, а так, неожиданным жизненным обстоятельством. Он себя за это ненавидел и успел мысленно отхлестать по щекам, но всё равно поступил так, как было задумано.       Талант портить всё, как сказал бы Стюарт, выслушав откровенное признание.       Талант к разрушению и сжиганию самых крепких мостов, как сказал бы он сам.       В сочетании с именем Макса упоминание моста смотрелось весьма уместно.       Одиночество пятничного вечера нахлынуло стремительно. Оно было неприятным. Поразительно острым. Контраст, мать его. Прежде Ноэль не ощущал этого, не чувствовал себя покинутым. А тут налетело и поглотило.       Ноэль собирался, вернувшись после тренировки, провести остаток дня дома, но вытерпел давящую тишину не более часа. Вороны смотрели на взбудораженного хозяина с удивлением, но клювы не раскрывали, держались тише воды и ниже травы. Ноэль, прихватив плеер и перчатки, лежавшие на банкетке у входа, выскочил на улицу, преисполненный желания податься хоть куда-нибудь. Взяв на вооружение метод Макса, он тоже импровизировал с выбором маршрута, стараясь не думать ни о чём. Надеялся вымести размышления из головы, словно мусор. Оставить там вакуум, и этой пустотой наслаждаться.       Стоит ли говорить, что затея провалилась на стадии задумки?       Он смотрел на свои перчатки, вспоминал о дарителе и о событиях, связанных с ними. Аксессуар с нарисованными на ткани косточками — презент, вручённый не после исполнения номера, а до. Что-то, вроде последнего штриха, добавляющего атмосферности. Сразу после того, как Ноэль поделился новостями о подготовке к четвёртому выступлению.       Они с Максом находились на невыносимо скучном баскетбольном мачте. Он относительно бодро начался, но быстро скатился в нечто непонятное и не заслуживающее внимания. Потому Ноэль занялся тем, что считал важным — проработкой программы, которую собирался откатывать в ближайшее время.       — Новый номер мы будем исполнять под «Danse Macabre», — произнёс Ноэль шёпотом, распутывая наушники и просматривая плей-лист.       — Сен-Санс? — уточнил Макс. — Решили пойти по классике?       — Нет. Не он. Одноимённое творение, но гораздо более современное. Хочешь послушать?       Макс кивнул, и Ноэль протянул ему один из наушников, подумав о том, что от подобных поступков веет подростковой романтикой. Они слушали песню вместе. Ноэль пытался представить выступление в деталях. Они с Тэссой набросали примерный план, определили сложность элементов и условились на том, что под песню с таким названием номер простой ставить просто преступно. Здесь должна быть не только и не столько страсть, сколько отчаяние, риск и опасность, чтобы пляска смерти была такой не только по названию, но и по эмоциональной составляющей. Чтобы чувства, нашедшие в нём отражение, получились максимально острыми, цепляющими всех и каждого своей искренностью. Чтобы каждый мог примерить их на себя, соединившись с музыкальным потоком, отождествиться с людьми, выступающими на льду. Прожить эту историю вместе с ними.       — Костюмы у нас будут соответствующие, — сказал Ноэль, когда музыка в наушниках стихла. — Тэсса вся в белом. Нежная, воздушная и невинная, а я...       — Весь в чёрном, — хмыкнул Макс. — Не нежный, не воздушный и совсем не невинный.       — Ну, да, — засмеялся Ноэль, опустив голову. — Это было очевидно. Правда?       — Правда, — последовал незамедлительный ответ. — Хотя, я бы с удовольствием посмотрел на тебя в амплуа невинности.       — Боюсь, это очень скучное зрелище.       — Как знать? Сейчас ты выглядишь невинно, — сказал Макс, потянув резинку, скрепляющую волосы и позволяя им рассыпаться по плечам. — Весьма и весьма. Но ничего скучного я в твоём облике не нахожу.       — Тебе кажется, — заверил его Ноэль. — Тебя послушать, так я — совершенство везде и всегда.       — Ты совершенство. Везде и всегда, — невозмутимо повторил предложенную фразу Макс.       — Я пошутил.       — Я — нет.       Ноэль ухватился за козырёк кепки, натягивая его Максу на глаза, словно пытаясь отомстить за минутное смущение, спровоцированное комплиментом.       Находясь рядом с Максимилианом, Ноэль чувствовал себя по-настоящему счастливым, и даже такое, откровенно детское поведение не вызывало нареканий, не представлялось нелепым. В присутствии других людей, с коими доводилось сталкиваться прежде, он не чувствовал подобной лёгкости, не позволял лишнюю улыбку, редко смеялся, а тут прорывалось как-то само собой. Он не задумывался о том, как будет выглядеть в глазах окружающих, не обуздывал порывы. Он словно становился самим собой, сбрасывая многолетнее оцепенение, спровоцированное при активном участии Зака.       — У меня есть одна идея, — произнёс Макс.       — И какого плана?       — Пусть это будет сюрпризом.       — Подсказку? — Ноэль просяще посмотрел на Макса.       Тот усмехнулся, протянул руку, отводя в сторону прядь рыжих волос, но не торопясь отпускать её сразу же.       — Небольшая деталь, о которой я подумал, услышав песню.       Ничего дельного Ноэль не придумал и, признаться, позабыл об обещании. Но зато о нём прекрасно помнил Макс. И выполнил. Вручил перчатки на выходных, поскольку боялся не найти времени на встречу на неделе, отведённой под проведение семинаров.       — Что там? — спросил Ноэль, повертев в руках небольшую коробочку.       — Маленькое дополнение к твоему костюму. Можешь не надевать, если не понравится, но мне оно показалось неплохо сочетающимся с задумкой.       — Надену, — пообещал Ноэль до того, как распаковал подарок.       — Ты ведь не знаешь, что там.       — Это не имеет значения.       — Почему?       — Потому что кое-кто приносит мне удачу. И его подарки — тоже.       Перчатки были идеально подобраны и сели, как влитые.       Прикасаясь ладонью ко льду в самом начале номера, Ноэль зачарованно смотрел на белый рисунок, проходящий по чёрной ткани. Макс не присутствовал на съёмках, но Ноэль как будто ощущал его присутствие и оттого был вдвойне уверен в своих силах. Он знал, что их с Тэссой Danse Macabre запомнится надолго. И за счёт сложных элементов, и за счёт душераздирающей истории, положенной в основу номера. Жажда жизни и необходимость отобрать у другого человека самое дорогое. История Смерти, влюбившейся в свою жертву и раздираемой противоречиями. История болезненная, хрупкая, ломающая что-то внутри и заставляющая иначе смотреть на мир.       — Каждый раз мы думаем, что поразить нас сильнее, чем прежде невозможно, — заметил председатель жюри после выставления оценок; их решение было единогласным — сплошные десятки. — Каждый раз ваша пара убеждает нас в обратном. И это здорово.       В наушниках Ноэля звучала привычная мелодия, а за стеклом плавали знакомые обитатели морских глубин. Он вернулся в аквариум и снова наблюдал за акулами, стоя над ними. Хищницы плавали под ногами у посетителей, отделённые стеклом. В «Си Лайф» было многолюдно, и это, пожалуй, радовало. Помогало выстраивать иллюзии и верить в избавление от ощущения одиночества.       Однако не обошлось и без неприятных моментов, природу которых удалось определить не сразу.       Объёмный шарф маскировал половину лица, но не делал Ноэля неузнаваемым. Тому, кто потратил пару минут и присмотрелся внимательнее, стало бы понятно, кто бродит по залу, скользя поверхностно-заинтересованным взглядом по представленным на выставке экспонатам. Ноэль неспешно переходил из зала в зал, время от времени оглядываясь и пытаясь разобраться, чьё присутствие заставляет его нервничать. Его состояние не походило на проявление панической атаки, вроде того, что преследовало его на давних соревнованиях в Бостоне. Оно давало знать о себе мелкой частой дрожью внутри. При полном сохранении внешнего спокойствия. Ноэль периодически замирал рядом с теми или иными аквариумами, наблюдал за отражением в стекле, стараясь найти в толпе человека, преследующего по пятам. Или признать, что никого там нет. И не было. Всё надуманно, и в нём проснулся внутренний параноик, подозревающий окружающих людей в сталкерстве.       Глаза у страха были велики.       Ноэль, опираясь на плачевный опыт прошлого, успел придумать множество вариантов, дополненных кровавыми подробностями, а потому, узнав правду, испытал колоссальное облегчение.       Вычислить преследователя удалось довольно быстро. Ноэль, ожидавший чего-то иного, недоумённо вскинул бровь, в очередной раз перехватив в стекле силуэт ребёнка. Притом, знакомого. Они уже пересекались в пределах аквариума. В первый раз мальчик налетел на Ноэля, лишь чудом не облив его газировкой, и долго извинялся, заворожено глядя Ноэлю в глаза. Ноэль, заверив, что ничего страшного не произошло, потрепал его по волосам и удалился. Предварительно, правда, поинтересовался, не потерялся ли мальчик. На всякий случай.       Сейчас мальчик снова маячил у Ноэля за спиной, пристально глядя в его сторону. В руках он держал телефон, и Ноэль готов был поспорить на что угодно: мальчишка не пытается сделать селфи и не рыб запечатлевает для истории — жаждет сфотографировать его. Признаться, Ноэль терпеть не мог, когда его фотографировали. Не во время соревнований — там присутствие внушительного количества представителей прессы было вполне оправдано и обоснованно, — а вот так, в повседневной жизни. Ещё и без предварительного согласования. С таким же успехом он мог сам достать телефон и начать снимать каждого встречного. Сто процентов, им было бы неприятно знать, что у незнакомца в телефоне осталась их фотография, сделанная с неизвестной целью.       Поправив лямки рюкзака, Ноэль оторвался от созерцания отражения и направился к мальчишке, желая узнать, какие причины толкнули того на этот поступок. Ответ, в общем-то, был очевиден, но уточнение не помешало бы. Как и извинения, если в видоискателе действительно находились рыбы, а не сомнительная звезда.       — Привет юным папарацци, — усмехнулся Ноэль, подобравшись к мальчику.       Ловким движением выхватил из его рук телефон, планируя просмотреть последние несколько снимков и усмехаясь, когда подозрения подтвердились. Там действительно был запечатлён он, а не рыбы. Несколько раз его сфотографировали со спины, несколько — сбоку. Лицо в объектив не попало ни разу. Все фотографии получились смазанными — фотограф боялся, что его засекут. Когда это случится, по голове его точно не погладят.       — И как ты это объяснишь? — спросил Ноэль, демонстрируя серию снимков разной степени убогости, отмечая каждый из них и удаляя все разом.       Хотелось выяснить отношения и расставить все точки над нужными буквами до того, как появятся родители мальчика и устроят ему грандиозный разнос за то, что посмел обидеть их ребёнка, да ещё и телефон отобрал. Наглость высшего порядка. Хамство, заслуживающее публичного порицания.       — Ну же? — поторопил, приходя к выводу, что они способны хранить молчание целую вечность. — Скажи, чем ты руководствовался в своих поступках. Обещаю, что не стану устраивать скандал на пустом месте. Я не кусаюсь, даже если в первый момент могло показаться, что да. Или родители учили тебя, что с незнакомцами разговаривать нельзя? Тогда почему они не сказали, что ходить за незнакомцами по пятам тоже не стоит, поскольку реакция может последовать какая угодно, вплоть до неадекватной?       — Вы ведь рождественский мальчик из «Танцев на лезвиях»? — бесхитростно спросил ребёнок, перестав разглядывать носки ботинок и поднимая глаза.       Ноэль усмехнулся.       — В моём возрасте я вряд ли тяну на мальчика.       — Вас так называет моя мама, когда смотрит шоу. Я за ней повторяю. По привычке.       — Я не рождественский мальчик. Я, — саркастично произнёс Ноэль, — пятый элемент.       — Пятый элемент был девушкой, — прозвучало деловито и серьёзно, но вместе с тем — с долей сомнения.       Неожиданное заявление сумело поставить собеседника в тупик.       Ноэль хмыкнул.       — Любишь фильмы на фантастическую тематику?       — Не особо, — признался ребёнок.       — Я тоже не люблю. Многие из них ужасно скучные, да простят меня любители этого жанра.       — А что вам нравится?       — Зависит от настроения. Если пройтись по творениям, к созданию которых приложил руку Люк Бессон, то, наверное, «Леон». Ты видел когда-нибудь этот фильм?       — Нет, — покачал головой ребёнок.       — Посмотри при случае. Он довольно старый, но, может быть, понравится. В старых фильмах нет такого количества спецэффектов, как в новинках, но зато...       — Там есть душа?       — Точно. Сам придумал?       — Не-а. Обычно так мой папа говорит.       — Вот. Папы ерунды не скажут, — произнёс Ноэль.       — И всё-таки... Вы, правда, рождественский мальчик?       — Меня так сотню лет никто не называл. Это старое прозвище, которое сейчас довольно неуместно звучит, и появившееся из-за имени. Но, если не вдаваться в подробности, то, да, он.       — Ваше имя по-французски означает «Рождество».       — Да. Учишь французский?       — Угу.       — И как? Нравится?       — Не особо.       — Почему?       — Мама хочет, чтобы я освоил его в совершенстве, но у меня не выходит. Он сложный, — пожаловался ребёнок. — И с произношением у меня беда. Оно мне не даётся. Трудно перестраиваться. А читать и разговаривать на французском мне не хочется, потому что у меня ужасный акцент — другие ученики смеются.       — Но ты ведь не сдаёшься так просто?       — Нет.       — Вот и правильно. Однажды у тебя всё получится, — обнадёжил Ноэль. — Кстати, как зовут тебя?       — Марк.       Вслед за представлением последовало осторожное рукопожатие.       — Вы вернёте мне телефон? — спросил Марк, отпустив ладонь Ноэля, но вместо этого осторожно ухватившись за рукав его куртки.       — Если будешь хорошо себя вести, — пообещал Ноэль. — Если плохо, то отдам твоим родителям, предварительно поведав им сомнительную историю нашего знакомства.       — Я хорошо себя веду.       — Да?       — А разве нет?       — Родители никогда не говорили, что фотографировать посторонних людей исподтишка не стоит? Не всем это приятно. Меня подобное поведение и вовсе раздражает. Представь, что я достану телефон, начну бродить за тобой тенью и отслеживать каждый шаг без особых на то причин. Как ты на это отреагируешь? То-то же. Если ты хотел, чтобы я с тобой сфотографировался, мог просто попросить об этом, когда мы столкнулись в первый раз.       — Правда?       — Да. Если бы попросил, тогда, конечно, я не стал бы отказываться.       — То есть, теперь не сфотографируетесь?       — Поговорим об этом после того, как найдём твоих родителей. Хорошо?       — Папу, — поправил Марк. — Со мной сегодня только он. У мамы много дел, и она не смогла с нами поехать. Все вместе мы редко куда-нибудь выбираемся. Не говорите папе о том, что я сделал, иначе он рассердится. Пожалуйста.       — Я бы на его месте тоже рассердился, — заметил Ноэль.       На него посмотрели умоляющим взглядом. Попытки стать суровым и непоколебимым благополучно провалились.       — Пусть это будет нашим секретом, — произнёс Ноэль, сжав ладонь и усмехаясь, когда кулачок Марка соприкоснулся с его кулаком. — Идём к твоему отцу. Нужно только позвонить ему и договориться пересечься в определённом месте, чтобы не бродить по аквариуму попусту. Давай руку. А то ещё потеряешься где-нибудь по дороге.       Марк не стал противиться, выполнив просьбу. Всё равно за это время он так и не удосужился отпустить Ноэля, продолжая сжимать его куртку. Реализовать замысел со звонком Ноэль не успел. Марк, оглянувшись по сторонам, внезапно оживился и активно замахал рукой, привлекая внимание.       — Там папа, — произнёс он воодушевлённо. — Па, я тут.       Не оглядывайся, Ноэль. Ни в коем случае не оглядывайся, посоветовал внутренний голос.       — Пап, смотри, кого я встретил! Он обещал, что сфотографируется со мной! — с гордостью произнёс Марк, обращаясь к отцу и вновь потянув Ноэля за рукав, предлагая обернуться и посмотреть на родителя. — Вы же не обманули меня, мистер? Пап, мы как раз собирались звонить, чтобы ты пришёл, а тут и ты.       — Кажется, курсы юных джентльменов — бесполезная трата времени и денег, — резюмировал отец Марка. — Твой сегодняшний поступок ни в какие рамки не влезает. Простите его, пожалуйста. Обычно он ведёт себя иначе. Даже не знаю, что на него нашло.       — Пап, а ты нас сфотографируешь? Я потом обязательно покажу этот снимок маме. Она удивится. Он же ей так нравится. Она была бы счастлива...       — Я вообще-то всё ещё здесь, — произнёс Ноэль, ощущая, как на него сверху обрушивается невидимый ледяной водопад. — И слышу всё, что обо мне говорят.       — Простите, — стушевался Марк.       После его слов наступила тишина.       Ноэль зажмурился на мгновение и сильнее сжал ладонь Марка.       Он узнал голос сразу, как только услышал первое слово, произнесённое Максом. На него моментально снизошло озарение, с чьим сыном он премило общался, рассуждая о французском языке, фильмах Люка Бессона и правилах поведения в обществе. То, от чего он старательно убегал, настигло его ударом по голове.       Видимо, Макс узнал тоже.       Собравшись с силами и проглотив внезапно подступивший к горлу ком, Ноэль повернулся, наткнувшись на внимательный взгляд, словно на острый нож.       — Ноэль? — удивлённо спросил Макс, как будто не верил глазам и ушам; отчаянно сомневался, не накрыло ли его галлюцинациями.       — Привет, — произнёс Ноэль. — Неожиданная встреча, правда?       — Очень, — согласился Макс. — Настолько неожиданная, что мне, пожалуй, нечего сказать. Впервые за долгие годы.       — Вы знакомы, да? — отмер Марк. — Да, пап?       В голосе его промелькнуло нечто, отдалённо похожее на восторг. Кажется, Марк ещё не перестал удивляться встречам со знаменитостями, коих, учитывая статус родителей и положение в обществе, в их доме наверняка перебывало великое множество.       — Нам доводилось пересекаться, — сказал Ноэль. — Несколько раз.       — Мы друзья, — пояснил Макс, разумеется, не вдаваясь в подробности дружбы. — Потому, если мы не отвлекаем мистера Далтона от важных дел, и у него нет планов на вечер, он может не только сфотографироваться с тобой, но и составить нам компанию за ужином.       Ноэлю хотелось расхохотаться, но он лишь коротко усмехнулся. Поправил шарф, частично убирая его от лица.       — Это нечестно, — произнёс одними губами, одарив Макса выразительным взглядом, говорившим больше слов.       — Нечестно, — согласился Макс, тоже отвечая шёпотом. — Что поделать? Других вариантов нет, приходится пользоваться теми, которые остались.       — Я не...       — Хотите поужинать с нами, мистер Далтон? — предложение, озвученное Максом, прозвучало гораздо громче. — Или вы торопитесь, а мы отвлекаем вас и задерживаем?       Ноэль чувствовал себя мышью, загнанной в ловушку. Макс это понимал и загонял намеренно, поскольку понимал: разбор полётов прямо здесь устраивать ему не станут. Легче будет согласиться и проверить себя на стойкость, чем начать отнекиваться и в финале закатить грандиозный скандал, от которого облегчения не испытает ни одна из сторон.       — Вовсе не отвлекаете.       — Тогда?..       — С удовольствием приму это приглашение, — решительно отозвался Ноэль, отметая последние сомнения.       Ноэль был уверен, что одним ужином общение на троих и ограничится.       Сразу после этого Макс быстро с ним попрощается, и они вместе с Марком удалятся, оставив его в одиночестве. Но всё складывалось отлично от того, что он предполагал. От первого и до последнего момента его сценарий получился ошибочным. Допустив первый промах, Ноэль перестал загадывать и поплыл по течению. Совместный ужин, после которого Ноэль всё-таки уехал домой, чтобы вернуться на следующий день, перетёк в обед, а обед — в ещё один ужин.       Вечером они снова прогуливались по центру города в ожидании появления Софии.       Когда она приехала и вышла из машины, Марк бросился к ней, обнял и принялся, как на духу, выкладывать подробности случайной встречи в аквариуме и всего, что последовало за этим пересечением. О карточках с французскими словами, внеплановом уроке и отработке произношения, которое теперь гораздо лучше, чем прежде. О французском фильме, который они посмотрели с титрами, а в процессе разбирали тонкости перевода с одного языка на другой. О фигурном катании и той чудесной девушке, с которой танцует на льду мистер Далтон. О новом номере, который ещё никто не видел, а он, Марк, уже знает, каким будет грядущее выступление, потому что ему рассказали по секрету. О воронах, которые вообще-то совсем не домашние птицы, но «представляешь, могут жить в клетке, и ещё они очень умные!». Об утреннем кофе, рыбах и пятом элементе, который не девочка, а мальчик, о совместной фотографии, которую обязательно нужно показать маме.       — Находка для шпиона, — произнёс Макс, когда София вместе с Марком удалились.       — Теперь обо мне будет знать не только твой сын, но и вся твоя семья, — вздохнул Ноэль, складывая руки на груди. — От осознания этого мне становится чертовски неуютно.       — Рано или поздно они бы всё равно узнали. Так почему не теперь?       — Уверен в этом?       — Само собой, — ответил Макс без колебаний. — Кстати говоря, я и не подозревал, что ты настолько хорошо находишь общий язык с детьми. Природный талант?       — Многолетняя практика, — усмехнулся Ноэль. — У меня много родственников. В том числе школьного и младшего школьного возраста. Навыки пригодились и за пределами семейных суаре. Думаешь, общение со мной пришлось Марку по душе?       — По-моему, он без ума от тебя, — ответил Макс.       — Он тоже очень милый и очаровательный ребёнок, — произнёс Ноэль.       В этот момент Марк обернулся и помахал обоим мужчинам. Ноэль помахал ему в ответ и улыбнулся, чувствуя себя лицемером. Отчасти.       — Выходит, твои переживания были напрасны?       — Как сказать...       — Как есть? — предложил Макс, подходя к машине.       — Для этого нужно набраться смелости, а мне её порядком недостаёт. Пока, — признался Ноэль, вскинув голову. — Дело не в том, что я опасался сделать что-то не так из-за отсутствия навыков. Совсем не в этом.       Макс понимающе кивнул и не стал настаивать на продолжении разговора.       Когда они ехали на прогулку, Ноэль делил заднее сидение с Марком. На коленях у него лежал учебник, принадлежавший Марку. Ноэль постоянно чёркал что-то на листке, растолковывая своему спонтанно появившемуся ученику основы грамматики, стараясь подать сложный материал в игровой форме. Марк охотно повторял за ним и вместе с ним фразы.       Сейчас заднее сидение пустовало, Ноэль перебрался на пассажирское место и прихватил с собой плюшевого зайца, выступавшего в их игре в роли наставника. Уши разной длины, жилет в красно-зелёную клетку и галстук-бабочка на шее. Ноэль подбросил его, поймал и теперь держал на вытянутых руках.       Его одолевали противоречивые чувства. То, что ещё недавно представлялось проверкой на прочность, в итоге оказалось не таким уж страшным испытанием. Но саднящее чувство ревности к прошлому по-прежнему не давало покоя. Возможно, даже усилилось и разрослось в свете недавнего открытия.       Макс любил сына. Это становилось понятно с первого взгляда. Да и до очной ставки не являлось секретом. Если бы Максу было наплевать на жизнь своего ребёнка, он отмахнулся бы от бывшей жены и посоветовал ей сразу обращаться к няне, а не к нему. Подобное открытие служило весомым поводом, чтобы умилиться и... насторожиться. Задуматься о перспективах, связанных с возможным возрождением отношений между бывшими супругами. Не сказать, что Ноэль часто сталкивался с примерами воссоединения семей после развода, но жизнь была штукой поистине непредсказуемой, а он ожидал от неё подвоха каждый час, каждую минуту и — вполне вероятно — секунду.       — Макс, — осторожно позвал Ноэль, продолжая смотреть в стеклянные кроличьи глаза.       — Да?       — Твоя бывшая жена... Какая она?       — Почему ты озадачился этим вопросом? — уточнил Макс.       — Мне интересно знать, какая женщина сумела привлечь твоё внимание. Ты же не просто так предложил ей заключить брак? На то были причины?       — О, да! Причины были. И довольно весомые. Не скажу, что эту тему приятно обсуждать, но однажды мы должны были её коснуться.       — Значит, расскажешь?       — Да.       — Никаких секретов?       — Никаких, — пообещал Макс, приложив ладонь к груди.       Ноэль разжал руки, позволив кролику спланировать вниз, и обнял его, крепко прижав к груди. Приготовился слушать сказку на ночь, повествующую о большой любви. Или о пламенной страсти. Или о причинах весьма приземлённых, но заставивших пойти на определённый шаг. Пока Макс не начал рассказ, об истинных причинах, подтолкнувших его к решительным действиям, оставалось догадываться, строя теории. От жизнеспособных до фантастичных, от романтичных до обыденных.       — Ники... — задумчиво протянул Макс. — Она хореограф. Много времени уделяет танцам, считает их самым важным делом в жизни. Сейчас принимает участие в каком-то телевизионном проекте, где её команда соревнуется с командой её бывшей наставницы. Что касается истории любви так называемой... На самом деле, я не уверен, что могу многое рассказать о наших отношениях. Ещё меньше уверенности в том, что рассказ получится красочным и интересным. Наша история обыденная, в ней нет ничего примечательного.       Впервые мы с Никой пересеклись на танцевальном конкурсе, почти два десятка лет назад. Тогда же и начали общаться. Это случилось по её инициативе, а я поддался на провокацию. Мы были приятелями, и только. Хотя... Для начала наших отношений это звание звучит излишне громко. Ники пыталась произвести впечатление, я оттачивал на ней мастерство злословия, пытаясь острить по поводу и без оного. С годами эти остроты сошли на нет, а приятельские отношения переплавились в дружеские.       Я часто появлялся на соревнованиях, в которых Ники принимала участие, а газеты не упускали возможности погадать об истинной природе нашей связи. Периодически некоторые издания печатали сенсационные, на их взгляд, новости о грядущей помолвке, но шумиха, не подкреплённая фактами и доказательствами, быстро утихала. Мы с Вероникой, читая очередную статью, в которой нас поженили, смеялись.       До наступления определённого времени я не думал, что этому браку суждено однажды превратиться из журналистской выдумки в реальное соглашение. Ники была со мной солидарна в данном вопросе. Она встречалась с другими парнями, я — тоже. А потом меня поставили перед выбором, и я не придумал ничего лучше, чем действительно жениться на Веронике. В конце концов, она знала, на что подписывается. И ей я доверял больше, чем кому-либо другому, будь то предложенная родителями девушка из благородной семьи, или же первая попавшаяся девица, найденная на улице и готовая выполнить условия, предложенные брачным контрактом. Мы мало напоминали любящую пару. Скорее, оба шли к своей цели, желая сломить обстоятельства, склонив чашу весов в нашу пользу. Я исполнил мечту супруги, она помогла мне добиться расположения старшего поколения.       Мы заключили брак, когда нам было по двадцать семь лет. Оба хотели тихое и скромное празднование, но отец всё проворачивал на своё усмотрение. Потому был размах, гости, представители прессы. Дорого, вычурно, но со вкусом.       Для обоих это был первый брак, и мы ничего не понимали в семейной жизни. Было непросто, но мы вроде бы справились.       Спустя год, мы уже стали родителями, и, наверное, именно период ожидания рождения Марка, был для нас самым сложным. Но он же и сделал нас ближе. Я не отношусь к числу тех отцов, которые переживают беременность жён на собственной шкуре, нет. Но вместе с тем у меня не получалось равнодушно наблюдать за переживаниями Ники.       Когда тест показал две полоски, я почему-то был уверен, что так и не осознаю до конца, что происходит, оставаясь сторонним наблюдателем, а не активным участником. Ошибся. Я чувствовал вину за происходящее.       Когда Марк родился, я думал, что он тоже будет для меня... Не знаю, как сказать. В общем, я подозревал, что буду держать его на расстоянии, став одним из самых омерзительно-равнодушных отцов. В этом плане я снова ошибся. Чем больше времени проходит, тем сильнее я убеждаюсь в том, что не зря принял это решение. Я не собирался заводить детей ни сейчас, ни потом, но так сложилось, и я ни о чём не жалею.       Принято считать, что многих девушек материнство меняет в лучшую сторону. Видимо, с мужчинами это тоже работает. Или я просто-напросто заблуждаюсь, считая, что отцовство позволило мне измениться. Хотя бы немного, но помогло определиться со списком ценностей, которые у меня есть.       — Тебе никогда не хотелось отмотать время назад? Вернуть всё, что было прежде? Может, попытаться заново построить семью с матерью Марка? — спросил Ноэль.       — Зачем?       — Ради сына. Как вариант. Чтобы он жил с вами обоими под одной крышей и...       — И видел, что родители несчастны в браке? — хмыкнул Макс.       — Несчастны?       — Ну, это, наверное, громко сказано насчёт несчастных. Со стороны мы с Ники неплохо смотримся. Говорят, из нас красивая пара получилась. И эффектная. Звучит самодовольно и самоуверенно, однако у меня нет причин не доверять тем, кто это произносил. Для светской хроники, предпочитающей судить по внешности, мы были неплохим образчиком идеальной парочки, и улыбались перед камерами достаточно искренне, отрабатывая своеобразный гонорар. Но счастья особого в нашем тандеме никогда не наблюдалось. Деловые отношения — да, сколько угодно, любовь — нет. Было бы странно, появись она на пустом месте.       — Но...       — Ты не понял? — спросил Макс.       — Не до конца, — признался Ноэль, устраивая плюшевого зайца на коленях; потянул его за ухо и повернулся к Максимилиану. — Единственное, что я вынес для себя из рассказа: вы не любили друг друга, но поженились, потому что возникла потребность в заключении брака.       — И о чём ты подумал?       — О ребёнке, естественно.       — Всё обстояло иначе. Сначала брак. Потом ребёнок, — поправил Макс. — Всё сделали врачи, без моего участия. Мы с Вероникой не были любовниками. Ни до, ни после рождения Марка.       — То есть, никогда?       — Никогда. Спали в одной постели, но друг к другу не прикасались. Наш брак — условие моего отца и завещания, им составленного. До своего тридцатилетия я должен был сделать Джозефа дедом. В противном случае, всё, что ему принадлежит, пройдёт мимо меня. Наверное, ты задашься вопросом, почему я не прибег к услугам суррогатной матери? Ответ идентичный. Всё те же условия. Меня обязали не просто подарить Джозефу внука, а жениться и прожить со своей супругой пять лет. Не изменять ей и не допустить измен с её стороны. Именно, с точки зрения рационализма, привлечь к участию в спектакле Веронику было разумнее всего. Не знаю, на что рассчитывал отец, определяя такие временные рамки, вводя ограничения и накладывая вето на походы налево. Возможно, наивно верил, что пять лет жизни с девушкой, при полном отсутствии альтернативы, во мне что-то изменят и породят желание стать бисексуалом... Этого не произошло, как видишь.       — А ты?.. Разве нет?       — Нет.       — В газетах пишут совсем другое.       — Газеты знают меньше моего, — резонно отметил Макс. — И, надеюсь, так будет всегда. Им не обязательно совать нос в жизнь моей семьи. А теперь, когда я раскрыл перед тобой карты, ответь на один вопрос. Это основная причина твоей нервозности и боязни показаться лишним? Считаешь, что я в любой момент могу бросить всё и вернуться к Веронике, поняв, что мне в семейном гнёздышке было лучше всего, а я бесславно проебал единственное счастье и теперь жалею о случившемся?       — Не только. Но в общих чертах что-то вроде того, — вздохнул Ноэль, продолжая неотрывно смотреть на собеседника. — До того, как я столкнулся с Марком, он представлялся мне... Не знаю... Я, правда, был уверен, что ты будешь занят исключительно им, а я буду идти рядом и чувствовать себя тенью, которой лучше исчезнуть, провалившись сквозь землю. Допускал мысль, что он не захочет со мной разговаривать, возненавидев с первой встречи. Или с ним не захочу разговаривать я. Всё настолько противоречиво, что я слов подходящих не могу подобрать, чтобы рассказать о своих чувствах. Кажется, со мной происходит то, чего я боялся в самом начале и от чего пытался защититься, спрятавшись за маской, настаивая на встрече без продолжения. Стоит признать, я не слишком доверяю людям, часто сомневаюсь в них и стараюсь держать новых знакомых на внушительном расстоянии. Но то, что творится со мной сейчас, находится за гранью.       Ноэль замолчал и шумно сглотнул. Признание давалось ему с трудом. Он выцарапывал его из себя, вырывал с корнем, вытягивал по одному слову, говоря и боясь самого себя, своих чувств, возможной реакции, смеха. Чего угодно. При желании, поводов для нервозности могло набраться так много, что загребёшься считать.       — Гранью чего? — спросил Макс.       — Моего понимания, привычных чувств, логических решений, разума. За гранью всего, что мне приходилось испытывать прежде. Я, похоже, влюбляюсь в тебя. Для меня, привыкшего жить разумом, а не чувствами, это непривычно и пугающе. И контраст, который я испытываю на себе, не описать на словах. Словно раньше мне было холодно, а теперь тепло. Почти горячо, — ладонь Ноэля скользнула по животу, не забираясь под одежду, а проводя прямо по ткани. — Кажется, ещё немного, и я сгорю. Это чувство полностью охватит меня, и я в нём погибну окончательно. Они везде, от них нет спасения. Здесь. Вот здесь. И здесь тоже. Грёбаные бабочки сентиментальности, которых не перебить, не вытравить из себя. До недавнего времени я был уверен, что им не выжить во мне. Все они умрут сразу, отравившись моим отторжением к людям и нежеланием подпускать кого-то близко. Попадают, сложив крылья и растворившись, будто в кислоте. Но эти слишком цепляются жизнь и не желают умирать, сколько бы я не пытался избавиться от них. Каждое движение крыльев убивает меня. Каждое движение выгрызает сердце и разрывает лёгкие на мелкие клочки. А, может быть, спасает. Доказывает, что я не бездушный и холодный тип, потерявший способность доверять людям и любить кого-то на фоне событий прошлого. Я... Нет, забудь о том, что я говорил прежде. Я не влюбляюсь в тебя. Я уже влюбился. Это одновременно худшее и лучшее из всего, что когда-либо случалось со мной.       Ноэль не позволил Максу ответить на спонтанное признание. Обхватил его лицо ладонями и прижался к губам, целуя. И этот поцелуй вышел совсем не таким, как сотни других, что были до него. Словно он обладал иным послевкусием — горько-сладким отчаянием, зародившимся от осознания неизбежности случившегося. На фоне окончательного признания своих чувств, от которых одновременно было больно и хорошо.       Безумно больно и так же безумно хорошо.       Дверь захлопнулась с громким стуком. Земля ушла из-под ног. Пол приближался стремительно.       Приземление вышло далеко не самым приятным, хотя, стоило признать, куртка весьма смягчила падение.       Останутся синяки, подумал Ноэль, приложившись плечом о паркет и зашипев сквозь стиснутые зубы.       Пусть остаются, промелькнуло следующей мыслью, когда Ноэль, выпутавшись из куртки, всё-таки смог обнять Макса.       Над головой простирался потолок привычного холла, виденного сотни раз до этого дня и обещавшего попадать в поле зрения не меньшее количество раз после, а Ноэлю казалось, что он, глядя вверх, наблюдает бескрайнее звёздное небо. И это нельзя было назвать ничем, кроме побочного эффекта. Странное явление, удивительное состояние, словно Ноэль был безобразно пьян, а то и под кайфом. Звёзды, светившие над головой, тоже были пьяны и исполняли диковинный, лишь им известный танец, от которого кружилась голова. А, может, и не от него вовсе. Ноэля вело от каждого прикосновения, услышанного слова или мимолётного взгляда, когда они с Максом, слегка отдышавшись, вновь набрасывались друг на друга. Делали это, подобно хищным птицам, заметившим добычу, мечтающим вонзить в неё когти и ни за что не позволить вырваться.       Мелькало в спонтанно подобранном сравнении нечто, отдалённо походившее на пророчество. Действия обоих не отличались повышенной нежностью, несмотря на то, что по канону, после признания в любви следовало испытать прилив умиления и устроить сеанс размеренного секса, добравшись до кровати и осыпав любовника предварительно лепестками роз. У них не случилось ни роз, ни кровати. Всё началось с грубого, собственнического поцелуя в машине, а логическое продолжение получило, спустя несколько минут, в доме Ноэля. И здесь выбранная линия поведения никуда не исчезла, она лишь набирала обороты.       Всё меньше сдержанности, всё больше инстинктов, рвущихся наружу.       Макс оттянул ворот свитера, прикусывая кожу, не думая о сдержанности и костюмах, выставляющих шею на всеобщее обозрение, оставляя на соблазнительном горле красноватые следы. Скопировал недавний жест Ноэля, обхватив лицо ладонями и пристально глядя на него. В полумраке разглядеть что-то было непросто, и вряд ли Макс увидел многое, но это не помешало ему выдохнуть чуть слышно:       — Какой же ты красивый.       И вновь впиться в губы, прикусывая их, уверенно раздвигая языком.       Ноэль потянулся к застёжке своих джинсов, пытаясь расправиться с нею, но сконцентрироваться на двух делах одновременно оказалось не так просто, и он, разочарованно застонав, бросил обречённое начинание. Вновь сосредоточился на том, что получалось лучше, а удовлетворения приносило больше, нежели тщетные попытки стянуть с себя мешающую одежду. Потерпев фиаско с брюками, он всё-таки умудрился стянуть с себя свитер и швырнул его куда-то в сторону, оставаясь в одной рубашке.       Обхватил бёдра Макса ногами, прижал его к себе, позволяя прочувствовать возбуждение, скользнул жадным взглядом по губам, выдохнул имя тише обычного, сбито и глухо, а оттого — эротичнее, чем когда-либо.       Макс редко придавал значение словам и не особо верил высказываниям, гласящим, что признания в любви, как таковые, способны что-то менять. Дело было не в словах — они врали, и делали это настолько часто, что иногда приходилось приложить немало усилий, разбираясь, где — откровенность, а где — выдумка. Дело было в восприятии и в ощущениях, появившихся у него после услышанного признания, после осознания. Он пропустил через себя каждое слово, и то, что они не прошли мимо, а зацепили его, говорило о многом. Служило ещё одним подтверждением: он тоже занимается разведением бабочек, пожирающих сердце и раздирающих на клочки лёгкие. Он, как и Ноэль, ощущал этот внутренний жар. Здесь. Вот здесь. И здесь тоже. От них не было спасения, их огненные крылья шелестели, заставляя кровь быстрее бежать по венам, лишая рассудка, заставляя забывать обо всём и всех, кроме человека, находившегося в объятиях Макса и смотревшего на него так... проникновенно, что ли. Доверчиво. Изумлённо. С долей восхищения, а вместе с тем — сарказма, словно готов был с минуты на минуту открыть рот и отпустить какую-нибудь колкость. Он мог сказать что-нибудь ядовитое, Макс не сомневался. До того приходилось сталкиваться с сарказмом и иронией, способными ломать любой момент, но сейчас он не хотел этого допускать, потому заткнул Ноэлю рот поцелуем, уверенно проводя языком по нёбу. Запустил ладонь в волосы, пропуская рыжее пламя сквозь пальцы, наслаждаясь, упираясь локтем в пол и стараясь довести до финала то, что так и не сделал Ноэль — сорвать с него эти брюки, даже если придётся для этого сломать молнию.       Застёжка поддалась на удивление быстро и легко. Макс не тратил время понапрасну. Рука забралась под резинку нижнего белья, обхватывая член горячий, твёрдый, влажный от выступившей смазки и отчаянно требующий к себе внимания.       Ноэль запрокинул голову, прижимаясь затылком к полу, сдавливая пальцами плечи Макса, сожалея о том, что не может прикоснуться напрямую к коже и оставить на лопатках красноватые полосы царапин. Ладонь продолжала хозяйничать у него в штанах, лаская уверенными, как будто наперёд продуманными, а потому предугадывающими каждое желание движениями.       Ноэль грязно выругался, заставив минутной несдержанностью Макса тихо засмеяться.       Прихватив ткань, Макс потянул вниз джинсы и нижнее бельё, сдирая их и отшвыривая с ожесточением, словно они были тем, что раздражало его сильнее всего на свете в последнее время. Вжикнула, расстёгиваясь, молния его собственных брюк, зашуршала упаковка презерватива.       Ноэль облизал губы в предвкушении.       Согнул ногу, раскрываясь, и провёл ладонью по внутренней стороне бедра. Засмеялся, когда Макс подтащил его ближе, перехватив ноги под коленями, и заставив проехаться спиной по гладкому паркетному покрытию. Затаил дыхание, прежде чем схватить Макса за воротник рубашки и притянуть к себе.       Макс входил в него медленно, словно удерживая себя на невидимом поводке, не позволяя сорваться, хотя, ещё недавно в глазах прочитывалась решимость: уложить на первую попавшуюся горизонтальную поверхность и отыметь до потери сознания. От многообещающего взгляда веяло чем-то диким, но не пугающим, а возбуждающим ещё сильнее, чем прежде. Ноэль жаждал, чтобы Макс перестал сдерживаться и сделал то, о чём думал всё это время.       — Хочу отодрать тебя, как последнюю блядь, — словно прочитав его мысли, совсем неромантично признался Макс.       Наверное, Ноэлю стоило бы оскорбиться, но он лишь растянул губы в пошлой улыбке и произнёс медовым голосом:       — Хочешь? Правда? Отлично. Значит, наши желания совпадают.       Слова его прозвучали, словно щелчок зажигалки, подпалившей бикфордов шнур и спровоцировавшей взрыв.       Не в реальности — в сознании обоих.       Уничтоженное самообладание, разрушенные сомнения. Выход из-под контроля. Минутное замешательство, решимость в ответном взгляде, и... пошло оно всё к чёрту.       Нет больше ничего, кроме жара двух тел, животного желания, перебивающего все существующие пределы, рваных, беспорядочных толчков, ощущений, разбавленных лёгкой болью, и сильной хватки на запястьях. Ничего, кроме этих движений, прикосновений к влажному бедру, кроме нарастающего напряжения. Кроме пламени волос, растекающегося по паркету, и желания впиться в шею, отмеченную татуировкой, прижаться к ней губами, оставляя как можно большее количество отметин.       Минутная паника, проскользнувшая в сознании после того, как Макс сжал запястья Ноэля, рассеялась так же стремительно, отошла на второй план, уступая место удовольствию, нарастающему с каждым мгновением.       Ново и ошеломительно.       Эмоции захлёстывали его.       Это походило на сумасшествие. Им же, наверное, и являлось.       Каждый новый толчок приносил с собой всё больше удовольствия, подталкивая к желанному оргазму.       Макс брал Ноэля до изнеможения, до крика, переходящего в вой, до просьб не останавливаться, потери связи с реальностью и ощущения полного сумасшествия. До звёзд, вновь заплясавших перед глазами, и сорванного горла.       — Ноэль, — осторожно позвал Макс. — Я...       Ноэль приложил палец к его губам, заставляя замолчать, и выдохнул, нежно проводя тыльной стороной ладони по щеке Макса:       — Ничего не говори. Не порти такой момент. Мне хорошо. Просто заебись, как хорошо.