Чёрный лёд

      На свете нет ни одного человека, чья жизнь напоминала бы дорогу, усыпанную лепестками роз, сказала однажды Рошель.       Гораздо чаще эта дорога бывает усыпана кусками битого стекла, добавила, передвинув чашку с кофе, к которому так и не притронулась за всё время беседы; после чего посмотрела на собеседника.       Кажется, тогда она давала интервью порталу, основной направленностью которого являлись беседы с людьми, так или иначе связанными с киномиром. Ноэль не помнил в точности, поскольку разговор этот относился к делам давно минувших дней, и сам он тогда был ребёнком. Ему исполнилось лет восемь или девять. Не больше.       Пока Рошель общалась с журналистами, он стоял у приоткрытой двери и подслушивал разговоры, пытаясь понять, о чём мама беседует с представителями прессы. Сейчас он с трудом вспоминал вопросы и ответы, но две фразы крепко-накрепко врезались в память. И снова всплыли на поверхность теперь, спустя годы, когда он прогуливался по картинной галерее.       Начало декабря ознаменовалось записью очередной программы. Впереди маячил финал. С каждым разом соревнования приносили всё меньше удовольствия и всё больше переживаний, количество соперников уменьшалось — ответственность за прокаты, напротив, возрастала. Это понимали и Ноэль, и Тэсса. Облажавшись — не по собственной вине — в первом туре, дальше они старались не повторять ошибок и действовать максимально слаженно, поражая членов жюри запоминающимися номерами, получавшими максимальные оценки.       Они жаждали произвести фурор и в этот раз, сделав новое выступление продолжением прошлого номера. История девушки и влюблённой в неё Смерти набирала обороты. Теперь любовь их была взаимной. В лучших традициях Голливуда.       Я выйду замуж за тьму, говорила героиня Тэссы, решительно выезжая на лёд в чёрном одеянии.       Всё шло отлично ровно до середины выступления, а потом что-то неуловимо изменилось, и Тэсса едва не упала, выполняя простейший элемент. Ноэль, заметивший это, успел подхватить партнёршу, и номер вроде как удалось спасти. Вроде как.       Момент получился смазанным, войти в колею, безболезненно продолжив прокат, не удалось. Часть балов им срезали, указав на ошибки. Тэсса стойко выдержала критику перед камерами, пообещала принять к сведению все замечания, и заплакала сразу после завершения съёмок, когда они вдвоём остались в затемнённых коридорах. Шла, говорила что-то, старалась выглядеть беззаботной, но долго клоунада не продлилась, переплавившись в рыдания.       — Что произошло? Почему ты запуталась? — спросил Ноэль, протягивая девушке упаковку бумажных платков.       — Я не знаю, мистер Далтон, — с отчаянием произнесла Тэсса. — Правда, не знаю, что на меня нашло. Никогда прежде такого не было. А сегодня меня на протяжении всего номера не покидало ощущение, будто кто-то пытается перебить мне ноги.       Окажись на месте Ноэля другой человек, он бы, наверное, посмеялся над мнительностью девушки. Но ему было не до смеха, он понимал, о чём говорит Тэсса. В своё время его одолевали схожие мысли и охватывали те же страхи.       Несколько лет назад. Бостон. Чемпионат мира.       Чёрные розы для чёрного короля.       Ему тогда мысленно перебивали не только ноги. Руки. Позвоночник.       Заманив бывшего друга в ловушку, Закари озвучил свои желания в деталях. Ломайте его. Уничтожьте. Пусть умрёт, раз посмел продолжать этот путь без меня.       — Вы находите это глупым, мистер Далтон? — уточнила Тэсса, проводя платком вдоль линии роста ресниц и стараясь поскорее успокоиться.       — Нет, — произнёс Ноэль, погладив Тэссу по волосам. — Не нахожу. Мне знакомо подобное ощущение.       — Получается, вам удалось справиться с ним? Ну, раз вы снова вышли на лёд, — с надеждой спросила Тэсса.       Вероятно, стоило солгать, рассказав об успешной борьбе с переживаниями и быстрым достижением поставленной цели. Подбодрить. Заверить, что всё временно, и паника скоро пройдёт. Ноэль не нашёл в себе сил, чтобы солгать. Он прикусил щёку изнутри и сказал совсем не то, чего от него ожидали:       — К сожалению, нет. Случай, о котором я упомянул, вынудил меня завершить спортивную карьеру. Правильнее сказать, не сам случай, а люди, стоявшие за ним.       Он мог развить тему обсуждения, поделившись соображениями. Мог, нагнетая и без того накалившуюся обстановку, расписать в красках, какие события последовали за ощущениями, какие именно люди возникли на пути и сбросили его с пьедестала. Мог. Но не развил и не расписал, сосредоточившись главным образом на собственных переживаниях, связанных с неудачным выступлением.       Он заставил себя прикусить язык и не признался, что в этот вечер тоже испытывал нечто подобное, а слова Тэссы не стали для него ни шоком, ни откровением.       Неудачное выступление не выбило их из колеи, не заставило отказаться от дальнейшего участия в проекте, но атмосфера, царившая на ледовой арене, изменилась в худшую сторону. Тэсса снова переживала, как в первый раз, и боялась выходить на лёд. Предложи ей Ноэль включить в программу сложную поддержку или поэкспериментировать с синхронно исполняемыми элементами, она бы не стала моментально отвечать согласием, а взяла время на раздумья. За пару шагов до финала они оказались на краю пропасти, в которую девушку загонял иррациональный страх.       Другие участники оступались, падали, прятали под одеждой полученные на катке синяки, но не теряли запала. Каждая неудача для них становилась вызовом.       Тэсса не упала, не получила травму, не стала причиной получения травмы для своего партнёра, но, испытав прилив дикой паники, потеряла уверенность в себе. На преодоление психологических барьеров требовалось время — единственный ресурс, которого в рамках шоу обоим категорически не хватало.       До наступления рождественских праздников оставалась пара недель. До финала шоу — пара выступлений. Следующее считалось решающим, после него определялись три пары финалистов. И хотя в поддержке со стороны зрителей сомневаться не приходилось — их паре неизменно отдавали львиную долю голосов — Ноэль всё равно чувствовал, как земля уходит из-под ног. Всё чаще думал он о ледовом покрытии, что становится чёрным от пролитой крови. Вспоминал откровения Зака, решившего поделиться соображениями на тему прощания со спортивной карьерой.       Надо же было именно сейчас, после триумфального движения к победе, получить от жизни пощёчину?!       Вместо дорожки, усыпанной лепестками роз, перейти на дорожку из битого стекла.       Впрочем, иного Ноэль не ожидал.       Жизнь любила преподносить ему сюрпризы, прикладывая головой о твёрдые поверхности каждый раз, когда он начинал оттаивать и верить, что всё складывается на удивление неплохо. Хвастала извращённым или изощрённым — кто знает, каким конкретно? — чувством юмора.       Не думай, что всё хорошо, советовал он себе. Тогда и разочаровываться не придётся.       Понимал, но снова думал и снова же разочаровывался, когда перед ним возникал очередной ящик Пандоры, набитый доверху мерзкими дарами. Ноэль не хотел поднимать крышку, но его желание не играло роли. Сюрпризы выпрыгивали оттуда сами и атаковали, отправляя его в нокаут одной левой. Или правой. Без разницы, как. Главное то, что били они без промаха.       В попытке отвлечься от мрачных мыслей Ноэль решил переключиться на заботы приятные, никоим образом не связанные с танцами на льду. Он не был уверен, что в преддверии Рождества сможет уделить много времени выбору подарков для многочисленных родственников, потому предпочёл заняться предпраздничными хлопотами сейчас, пока выдалась свободная минутка. Первым делом он собирался скоротать время в прогулках по галереям, предлагавшим приобрести картины, как прославленных художников прошлых столетий, так и талантливых, но пока известных малому количеству людей современников. Конечно, ознакомиться с представленным ассортиментом можно было и на специальных сайтах, не выходя из дома и экономя время, но Ноэль предпочитал посмотреть товар в реальности, не доверяя профессиональным снимкам, наверняка прошедшим обработку в графических редакторах и сделанных при максимально удачном освещении, маскирующем дефекты.       Занятие, планировавшееся, как необременительное развлечение, в итоге съело несколько часов его жизни, оставив после себя неприятный осадок с толикой досады. Галерей в Лондоне, предлагавших посреднические услуги, было не так мало, чтобы удалось посетить все за один день и сделать окончательный выбор. И те, в которые Ноэль уже наведался, скорее, разочаровывали, нежели дарили надежду на благополучное разрешение ситуации с выбором презента. Радовало то, что одними картинами интересы Ирвина не ограничивались — поискать можно было и в других местах. Например, заглянуть в букинистическую лавку и подыскать в каталогах какое-нибудь любопытное издание, заслуживающее внимания. От подобного подарка Ирвин никогда бы не отказался. Впрочем, пока картины занимали в топе презентов лидирующую позицию, и Ноэль не терял надежды на совершение выгодной покупки. Потому отправился в последнюю — на сегодня — галерею, преисполненный решимости отыскать хоть что-нибудь, способное удовлетворить его запросы.       Он неспешно прогуливался по залу, останавливаясь напротив каждого из предложенных экспонатов и внимательно их рассматривая. Ни одно из предложенных полотен не вписывалось в коллекцию Ирвина. Среди них встречались довольно симпатичные экземпляры, но особого интереса не пробуждали.       — Не так часто можно встретить людей вашего возраста, проводящими свободное время в картинных галереях, — произнёс женский голос за спиной Ноэля. — Интересуетесь искусством?       Ноэль обернулся, желая посмотреть, кто к нему обратился, и ощутил мимолётный прилив неловкости, сродни тому, что накатывал на него в миг первой встречи. Тогда присутствие Макса и Марка немного разрядило обстановку. В настоящий момент, находясь один на один с Софией Эллиот, Ноэль почувствовал себя полностью беззащитным. Взгляд, направленный в его сторону, был пронзительным, изучающим и не слишком дружелюбным. София улыбалась, как того требовали правила приличия, но назвать её радушной язык не поворачивался. Это была стандартная холодная вежливость.       — В целом, да. Но мне ближе живопись давно ушедших лет. Современное искусство не вызывает воодушевления, скорее, порождает разочарование и, моментами, недоумение. Здесь я оказался по иной причине. Не потому, что захотелось припасть к прекрасному и ознакомиться с последними тенденциями. Пытаюсь выбрать подарок к Рождеству для определённого человека, — произнёс Ноэль.       — Поиски увенчались успехом? — поинтересовалась София, подходя ближе.       Ноэль старался вести себя прилично и не демонстрировать повышенный интерес к внешнему виду своей собеседницы, однако то и дело возвращался к наблюдению исподтишка, отмечая идеально подобранные детали наряда, отлично уложенные волосы и лёгкий макияж. Никакой вульгарности — живое воплощение строгости и элегантности, как и ожидалось от супруги короля модной империи.       Было бы странно, начни София при таком родстве одеваться безвкусно, служа антирекламой деятельности своего супруга.       — К сожалению, нет, — признался Ноэль. — Мой отец ценит творчество импрессионистов. Здесь я не нашёл ничего, что могло бы прийтись ему по вкусу. Это не единственная галерея, которую мне довелось посетить этим днём, но, увы, ничего примечательного пока обнаружить не довелось.       — И каким живописцам он отдаёт предпочтение? Есть те, чьи картины он ценит больше остальных? Или имена не имеют значения, важно лишь направление, в котором работают художники?       — В этом плане он не слишком оригинален. Моне, Мане, Дега, Моризо и Ренуар. Современные импрессионисты ему тоже по душе, но... Похоже, это безнадёжно, и мои поиски — пустая трата времени. Сейчас в искусстве правит балом поп-арт и направления, появившиеся на его основе. Чем дальше, тем своеобразнее. Переделанные снимки из журналов, а то вовсе украденные из сети, но проданные за баснословные деньги. Или творчество Джорджа Кондо. Он в моде, его картины активно покупают, несмотря на неоправданно высокие цены, но...       Ноэль замолчал, не доведя фразу до конца.       Прикусил язык, подумав, что София вполне может оказаться поклонницей творений этого художника, и ремарка об отсутствии вкуса — явно не то, что она хотела бы услышать.       — Считаете современное искусство переоценённым?       — Современное искусство стоит ровно столько, сколько люди хотят и могут без сожаления за него выложить, — сказал Ноэль, спрятав руки в карманах. — А раз люди готовы платить огромные суммы за нечто несуразное, пусть это останется на их совести. И ударяет по их кошелькам. Мне оно не близко и во многом отталкивает. Рискую прослыть необразованной деревенщиной, но, по большей части, творчество современных деятелей искусства вызывает у меня чувство омерзения и желание забыть увиденное, как страшный сон.       — Раз уж речь зашла о Джордже Кондо, не могу не сказать пару слов о его творчестве, — заявила София, и Ноэль невольно поёжился, предчувствуя скорое обвинение в отсутствии вкуса, нестандартного мышления и понимания прекрасного.       — Да?       — Если хотите знать моё мнение, то он ужасен, — с улыбкой ответила София; было заметно, что ей хочется засмеяться, но она сдержалась. — На годовщину свадьбы нам с Джозефом презентовали одно из творений этого художника, но мы передали картину в одну из галерей, которой владеет моя давняя приятельница. Решили, что держать такое дома, ежедневно натыкаясь на неё взглядом, выше наших сил. А в галерее для полотна нашлось место, кто-то даже оценил и восхитился. Наверное. Мне сложно поверить, что у мистера Кондо есть искренние поклонники, встречающие каждое новое полотно шквалом восторженных отзывов. Хотя, удивительный факт: их немало. Однако мы к их числу не относимся. Мой супруг, как и вы, неравнодушен к искусству, скажем так, старой школы. Признавать искусством современные направления он отказывается. В большинстве случаев я с ним согласна. Впрочем, даже поп-арт может быть эстетичным и весьма привлекательным. Мне довелось побывать несколько лет назад на выставке Дэвида Хокни. Огромное количество картин, им написанных, за, если не ошибаюсь, восемь лет. Было много того, что оставило равнодушной или породило недоумение, но нашлось немало картин, позволивших мне признать заслуги данного художника и согласиться с теми, кто называет Хокни одним из влиятельнейших художников XX-го столетия. Мне не удалось свести с ним личного знакомства, но, в какой-то мере, я горжусь соотечественником, добившимся таких высот и всемирного признания.       — Я видел не так много картин, им написанных, потому вряд ли могу на правах знатока рассуждать о периодах его творчества, — признался Ноэль. — Если не ошибаюсь, он родом из Йоркшира?       — Не ошибаетесь, именно оттуда. Он долгое время жил в Америке, но если верить определённым источникам, после смерти любимой собаки вернулся в Британию, поселился в семейном поместье матери и полностью сосредоточился на творческом процессе, одно за другим создавая новые полотна. Этот период его жизни оказался весьма продуктивным. — София переложила перчатки из одной руки в другую и, перестав разглядывать представленный экспонат, повернулась к Ноэлю. — Кстати говоря, раз уж речь зашла о современных импрессионистах и вашем желании приобрести картину...       Она замолчала, сделав выразительную паузу, и Ноэль почти сразу догадался, какое предложение последует. София словно пыталась забросить сеть, ухватить его и вытащить на берег, чтобы разглядеть в деталях, изучить, понять, чего можно ожидать от очередной пассии сына. И стоит ли вообще чего-то ожидать? Может ведь статься и так, что он безнадёжен по всем пунктам, и внимания, ему оказанного, не заслуживает.       — Примете помощь?       — Если она от чистого сердца, — ответил Ноэль, и только когда речь стихла, осознал в полной мере, что, собственно, сказал.       Боясь оступиться и размышляя над уместностью каждого произнесённого слова, он только что совершил промах, сравнимый разве что с феерическим падением. Запутавшись в вычурном наряде и наступив на шлейф королевского одеяния, растянулся посреди невидимой лестницы. Тем самым испортил весь пафос момента.       Он бы не удивился, метни в него София уничтожающий взгляд, но она снова улыбнулась. На сей раз, гораздо теплее, нежели прежде.       — Разумеется. Человеку, который мне неприятен, я не стала бы помогать, равно, как и предлагать помощь. Предпочла бы остаться в стороне, пройдя мимо и сделав вид, что знать вас не знаю. Но вы мне симпатичны, потому с удовольствием окажу посильную помощь. Познакомлю вас с одним талантливым живописцем, и, надеюсь, хотя бы некоторые из его работ придутся вам по вкусу. Согласны?       — Да, — произнёс Ноэль. — Большое спасибо за помощь, миссис Эллиот.       — Просто София, — поправила она, надевая перчатки и приглаживая воротник своего пальто.       Проделав всё это, мать Максимилиана царственно махнула рукой, предложив следовать за ней. Причин задерживаться здесь у Ноэля больше не осталось.       Определённый отпечаток на его восприятие реальности наложило близкое родство с женщиной, создающей мыльные оперы. Иными причинами объяснить игру воображения, рисующего картины, при которых мать Макса пыталась предложить ему сделку, не получалось. Лейтмотив у них был схож, как не поверни и с какой стороны не посмотри. Необычных требований миссис Эллиот — или просто София, все они говорили о себе так, но чёрта с два были простыми — не выдвигала, искренне желая лишь одного: спокойной жизни своему сыну. И желательно в одиночестве, а не вместе с кем-то там.       Ноэль, держа в руках чашку и глядя на Софию, занятую телефонным разговором и рассыпающуюся в благодарностях, без труда представлял, как она опускает гаджет на столешницу, смотрит на собеседника с ненавистью и произносит тоном, не терпящим возражений:       — Оставь моего сына в покое, сучка драная.       Для какой-нибудь слезливой мелодрамы подобный вариант подходил идеально. Сколько таких в своё время, пока слезливые мелодрамы действительно были в тренде, написала Рошель? Да целое море. И каждый раз зрителей пробивало на слёзы, сопли и массовое сочувствие главной героине.       Ноэль наяву представлял, как этот эпизод, разыгранный в лицах, проходит с его участием. Звучит неприятное, царапающее своей категоричностью заявление, на стол ложится конверт, он открывает его с нарочитой небрежностью, а там... Здесь воображение давало сбой. В мелодрамах страдающие героини были бедны, несчастны и избиты жизнью, а потому им неизменно предлагали отступные.       Попытки отвадить его от Макса, предложив денег, походили на миниатюру, разыгранную на сцене театра абсурда.       Ноэль снова посмотрел в чашку и подумал о том, что зря согласился выпить чая вместе с Софией.       Следовало после завершения миссии ещё раз поблагодарить Софию за содействие и, сославшись на занятость, уехать, а не сопровождать женщину в дальнейших поездках, исполняя обязанности водителя.       Картину Ноэль выбрал и оплатил. Приобретение обещали доставить в начале следующей недели.       Общих целей не осталось.       Разговаривать об искусстве больше не хотелось, а, помимо него, они могли поговорить разве что о природе отношений, связывающих Ноэля с наследником конгломерата. Разговаривать о них хотелось ещё меньше, чем о тошнотворных и не очень выкидышах сознания современных творцов. В рассуждениях об искусстве можно было увиливать от прямых ответов, отделываясь общими словами и растекаясь мысью по древу, а здесь всё было слишком персонализировано, слишком близко. Размытые ответы не приветствовались, равно как и беседа на отвлечённые темы. София преследовала какие-то свои цели. Известны они были только ей, а Ноэль мучился от неосведомлённости.       Начало доверия не внушало, поскольку в точности копировало фрагмент из недавних фантазий сомнительного качества. София попрощалась со своим невидимым собеседником и положила смартфон на столешницу.       При любых других обстоятельствах Ноэль, наверное, подумал бы о том, что находится не где-нибудь, а в доме семьи Эллиот, где прошло детство Макса, и это так трогательно, что впору прослезиться от умиления. Вспомнить все рассказы Макса о детстве и юности, соотнести одно с другим, почувствовать себя причастным к истории. Ноэль думал о чём угодно, кроме умиления. Он чувствовал себя так, словно, поддержав диалог в галерее, а не проигнорировав обращение, добровольно отдал все козыри Софии, потеряв возможность заполучить их обратно.       Пути назад нет. Не поможет ни зашкаливающая хитрость, ни запредельная честность. Манёвры бессмысленны.       Стол им сервировали в гостиной. Прикасаясь к посуде, Ноэль опасался, что под пристальным, изучающим взглядом чашка может выскользнуть из рук, и всё её содержимое окажется в мгновение ока на обивке дивана. Гость в лице Ноэля прослывёт косоруким идиотом, дополнив ещё одним пунктом внушительный список недостатков, которые ему уже успели приписать.       Несмотря на ворох мрачных мыслей, Ноэль сумел донести чашку до рта и сделать глоток. Не облился, не обжёг нёбо, не подавился и не закашлялся.       София последовала его примеру, тоже приложившись к своему напитку.       Сидя друг напротив друга, они оба напоминали посетителей ресторана, оказавшихся за одним столиком вовсе не потому, что пришли вместе, а потому, что свободных мест не было, и некто, обедавший в одиночестве, великодушно позволил нагрянувшему не вовремя посетителю присоединиться к нему. Проведя несколько минут в сомнительном соседстве, о решении пожалел, но вежливость превыше всего, и отменить недавнее решение не представляется возможным. Приходится терпеть и натянуто улыбаться. Хотя... Не совсем натянуто. Почти радушно. Почти правдиво.       Исследовательский интерес, по-прежнему читающийся во взгляде миссис Эллиот, портил идиллию, заставляя сомневаться в искренности недавних порывов.       — Конечно, мы могли бы продолжить разговор о современном искусстве во всех его проявлениях, — заметила София, опустив чашку на блюдце и покрутив чайную ложечку. — Посмотреть коллекцию ценных полотен, собранную моим супругом, полистать альбомы, хранящиеся здесь, и обсудить неутешительные тенденции, наблюдающиеся последние несколько десятилетий. При этом делать вид, будто нам обоим действительно интересно обсуждать художников и их творческие порывы. Но это ведь совсем не так, и поговорить мы должны о других вещах, хотя и та беседа могла выйти прелюбопытной. Ты вырос в весьма прославленной семье и наверняка получил блестящее образование, Ноэль, а потому не сомневаюсь, что тебе не составит труда — поддержать беседу на любую из «высоких» тем, будь то живопись, литература, оперное или театральное искусство.       — Лондонский университет, а после завершения обучения там — LBS, — отозвался Ноэль, несмотря на то, что замечание об образовании было проходным, и расписывать свои достижения не требовалось.       — Как Максимилиан? — удивилась София, не слышавшая прежде о совпадениях, коих набралось немалое количество.       — Да. Как Максимилиан, — эхом повторил Ноэль. — С небольшими поправками. В моём дипломе указано направление «менеджмент», а не «маркетинг». Кроме того, мы учились в разное время и на территории школы ни разу не пересекались.       — Ты меня удивил.       — Почему?       — Я много слышала о тебе, как о талантливом спортсмене. Признаться, не только слышала. В отличие от бывшей невестки, я не была твоей преданной поклонницей и не отслеживала намеренно каждое выступление, но одно я знаю точно: отказать тебе в наличии таланта невозможно. Как и сказать, что тебя так просто вычеркнуть из памяти. Запоминающаяся броская внешность, отменное чувство стиля, яркие сложные номера, заставляющие весь мир рукоплескать стоя... Подобное сложно позабыть. Ты оставил заметный след в истории фигурного катания. Я воспринимала тебя, как образ или бренд, а не как человека. Данное амплуа перекрывало для меня всё остальное. Что скрывать. И сейчас, поскольку наше знакомство поверхностно, перекрывает. Многие спортсмены, перестав выступать на соревнованиях, не решаются покончить с миром спорта. Они становятся тренерами и растят новое поколение чемпионов или занимаются своими ледовыми шоу, образование получают, связанное с данным направлением. Я была уверена, что ты, завершив карьеру, не оставишь лёд, но, кажется, это не твоя история.       — Был период, когда я пробовал себя в качестве тренера и занимался с детьми. Недолго, всего лишь пару месяцев. Это было давно. До того, как озаботился получением высшего образования. Когда началась учёба, я полностью сосредоточился на ней, и коньки стали для меня таким же хобби, как для многих других людей. То, что я снова решил показать себя и подался на телевидение — заслуга другого человека. Не моя, — произнёс Ноэль.       Разговор с Софией отбрасывал его на много лет назад, заставив вспомнить, каково это — впервые выйти на лёд, ничего толком не умея. Когда единственный навык, которым обладаешь — умение виртуозно падать, зарабатывая россыпь синяков по всему телу. Все мысли не о том, как перебить собственный рекорд, и чем удивить придирчивых судей, а о том, как не растянуться посреди катка и не разбить нос, приложившись с размаху о лёд.       Сейчас Ноэль утратил навыки и снова оказался в шкуре зелёного новичка, а скользкая поверхность, расположившаяся под его ногами, таила в себе опасность. Скользить по ней, думая о замысловатых пируэтах, было себе дороже. Крепкий на вид, лёд мог пойти многочисленными трещинами и затянуть в холодную воду любителя покрасоваться перед публикой, не позволив ему выбраться наружу.       Один неверный шаг, и, здравствуй, полное погружение.       Общение с родителями Стюарта проходило не в пример приятнее и порождало куда больше позитивных эмоций. Они были... проще Софии Эллиот. Не хуже, определённо, но проще, а потому и подход к ним искать не требовалось. Они сами с удовольствием начинали разговор, переходя с одной темы на другую, не задавая бестактных вопросов и не пытаясь оценивать, насколько крупная рыбка заплыла в их водоём. Ни слова о спортивном прошлом, достойном образовании и любимых оперных исполнителях. Больше жизни, больше повседневности и человечности. Для них он был не человеком-брендом, не звездой с экрана. Они воспринимали его в ином качестве, относились, как к обычному человеку, и, наверное, с ними общаться было ещё легче, чем с самим Стюартом, идущим на ухищрения в попытке получить нужную ему информацию.       — Моего сына? — предположила София.       Ноэль покачал головой.       — Моей матери. Она хотела, чтобы я это сделал. Впрочем... Она много чего хотела. Вырастить из меня знаменитого актёра, который обязательно покорит Голливуд, звезду рекламных проектов, всемирно признанного режиссёра, которому рукоплещут Канны, или известного телеведущего. Когда я, завершив спортивную карьеру, решил идти по стопам отца, она удивилась и, подозреваю, огорчилась. Рошель до последнего верила, что подамся в медийный бизнес и начну зарабатывать, торгуя лицом. Она всегда была уверена в том, что знает мои истинные желания и потребности лучше меня самого, но наши взгляды на мир прилично отличались. Как прежде, так и теперь. С годами мало что изменилось.       — Многим родителям свойственно заблуждаться и верить, что они разбираются в жизни детей лучше самих детей, — заметила София. — Самое печальное заключается в том, что зачастую эта уверенность не имеет ничего общего с реальностью.       — Вам тоже доводилось попадать в плен подобных иллюзий?       — Конечно. Неоднократно. Но я стараюсь учиться на своих ошибках и опираться на опыт прожитых лет, когда речь заходит о воспитании Марка. Хочется верить, что я не допускаю ошибок, спотыкаясь на одних и тех же участках дороги, как это происходило в случае с Максимилианом.       — Но вы и не мать Марка, — произнёс Ноэль, прикусывая губу.       Каждое слово — шаг по тонкому льду.       Риск сболтнуть лишнее, разрушив более или менее благостную атмосферу.       — Да, — согласилась София, впервые за время их разговора в гостиной перестав сдерживаться и тихо засмеявшись. — У Марка есть родители, которые тоже думают, что лучше него разбираются в жизни. По большей части, это касается Вероники. Не подумай, что я говорю так лишь потому, что Максимилиан мой сын, и я, безоговорочно, на его стороне. Может, ты усомнишься в моих словах, но если бы некоторые инициативы исходили от Максимилиана, я бы критиковала его ещё сильнее. Однако в случае с Марком он меня ни разу не разочаровывал и зарекомендовал себя, как отличный отец, чем удивил. Мы не ожидали от него подобного рвения, учитывая скептический настрой на старте.       — Даже когда подал на развод и разрушил семью, построенную не без постороннего вмешательства и не по собственному желанию, но с благими намерениями?       Вопрос прозвучал провокационно, с вызовом. Нагло. Самонадеянно. Почти, как упрёк тем, кто правил этим балом, и, услышав обвинение, мог выбросить наглого щенка за ворота, приказав больше никогда не пускать его сюда.       Кто ты такой, мальчик, чтобы я перед тобой отчитывалась?       Тонкий лёд под ногами предательски захрустел, а холодная тёмная вода облизала подошвы ботинок.       — Я с самого начала подозревала, что их брак прекратит существование ровно в тот миг, когда истечёт срок, установленный Джозефом. Знаешь, что-то вроде фирмы-однодневки, которую регистрируют, а потом столь же быстро закрывают, объявляя банкротом. Деньги через неё отмыли, она своё отжила. Можно избавляться. Так же и брак. Взаимовыгодный обмен. Ники получила то, о чём мечтала и отлично попиарилась за наш счёт. Максимилиан умудрился даже свою жену продвинуть, как очередной рекламный проект. Не приложи он руку к развитию задумки, она вряд ли бы получила такую отдачу и достигла высот. Ники, в свою очередь, подарила нам внука, и это — самое дорогое, что у нас есть в настоящее время. Каждый получил определённую выгоду, каждый остался доволен сотрудничеством. Глупо было верить, что Максимилиан после стольких лет равнодушия к девушкам воспылает страстью хотя бы к одной из них. Тем более к той, что крутилась рядом почти десяток лет, но не добилась перевода отношений на новый уровень. Данное соглашение — эксперимент с предсказуемым финалом и, на первый взгляд, одно из подтверждений твоим недавним словам о родителях. Не углубляясь в историю, можно подумать, что мы надеялись на создание счастливого союза на века и до гробовой доски.       — Наивно, — бросил Ноэль.       — Наивно. Притом, весьма. Если смотреть с позиции стороннего наблюдателя, знакомого с предысторией в кратком изложении, — согласилась София. — Здесь были особые обстоятельства. Джозеф такой человек. Он не привык слышать отказы. Своих целей он добивается, пуская в ход все известные ему методы. Не могу сказать, что я поддерживала решение обеими руками, но и переубеждать не пыталась. У моего мужа имелась возможность прижать Максимилиана к стене, и он ею воспользовался в своих интересах. Будем честны, Ноэль, мой сын, как бы сильно я его не любила, тоже далёк от идеала. Он не ангел небесный и не мученик, погибающий за правое дело. Та плата, которую от него потребовали, не настолько велика, чтобы о ней говорить годами и поражаться жестокости моего мужа. Не испытывай Максимилиан чувства вины за содеянное, он бы не поддался на провокацию и пошёл другой дорогой, отколовшись от семьи, но доказав свою независимость. Попытайся Джозеф провернуть подобный трюк сейчас, Максимилиан пошлёт его далеко и надолго. И будет прав. И ничего не потеряет, проявив характер.       — До тех пор, пока завещание не будет переписано в очередной раз? — предположил Ноэль.       — Что такое — завещание? Всего лишь бумажка, — хмыкнула София, окончательно избавившись от замашек дамы высшего света, при любых обстоятельствах способной удержать лицо; однако понять её было всё так же непросто. — Любую бумажку можно уничтожить, подделать или же обвинить других людей в том, что они её подделали в своих интересах. Максимилиану с его юридическим образованием не составит труда за считанные секунды найти множество лазеек, оспорить завещание в суде и повернуть всё в свою пользу. Но дело в том, что Джозеф сам не захочет ничего менять. Его условия выполнены, он получил то, чего страстно хотел. Своеобразное искупление тоже прошло успешно. Больше не за что хвататься и нечего желать. К тому же, сложно отрицать один факт. Максимилиан — прекрасный специалист, равных которому в Британии найдутся единицы. Под его управлением и благодаря его таланту рекламировать всё, что угодно, активно продвигая это на рынке, конгломерат процветает. Переметнись он на сторону и начни играть против отца, Джозеф потеряет гораздо больше, и они оба это понимают. Любая попытка добиться чего-то насильственным путём недальновидна и служит показателем небольшого ума. Это всё равно, что ронять молоток себе на ногу, удивляясь, почему же так больно. При нынешних условиях и обстоятельствах, неизвестно, кто кого держит за горло. И я бы не была категорична, выбирая одного из них. У каждого найдётся козырь в рукаве, и если Джозеф попытается сделать ход, Максимилиан обязательно ответит ему тем же. Они оба Эллиоты, и они друг друга стоят.       Такие едят друг друга без соли, сахара и соуса, подумал Ноэль. Просто берут и поедают вместе с костями и кишками, если посчитают нужным.       Вспомнил о собственном отце, без сожаления и долгих раздумий отдавшем приказ об убийстве четверых человек.       Вспомнил о том, что сам попросил о жестоком, но справедливом наказании для своих обидчиков.       Ты тоже в числе таких людей, пришёл к неутешительному, но закономерному выводу.       — Зачем вы мне об этом рассказали? — спросил Ноэль. — Показательный случай, призванный заставить меня задуматься о целесообразности продолжения общения с Максом? Нечто, вроде краткой справки, к чему стоит быть готовым?       — Я лишь хотела подчеркнуть, что каждый из нас хранит свои секреты. Кто-то лучше, а потому окружающие о них никогда не узнают. Кто-то хуже, а потому однажды они вырываются на свободу, и портят жизнь. Но секреты есть у каждого. Буквально у каждого. Чем лучше человек старается казаться в глазах окружающих, тем больше у него грязных тайн.       — И у вас?       — И у меня, — не стала отрицать София.       — Я вызываю у вас глухое раздражение, не так ли?       Тёмная вода приняла его по щиколотку, попала в ботинки, начала пропитывать ткань брюк. Но он не останавливался и продолжал идти вперёд, не сомневаясь, что уже не выберется из этого водоёма с проломившимся льдом.       — Чтобы испытывать к человеку сильные чувства, а раздражение и следующую за ним ненависть я отношу к чувствам сильным, нужно узнать его ближе и понаблюдать за ним подольше. Мы виделись всего лишь два раза, включая этот, а разговорились только теперь. Потому я по определению не могу питать к тебе каких-либо чувств. Ты для меня чистый лист, постепенно заполняющийся информацией, часть которой мне нравится, часть не по нраву, но что поделать. Идеальных людей не существует. На твоей стороне и так находятся двое. Марк в тебе души не чает, несмотря на сомнительную историю знакомства. Прожужжал мне все уши рассказами о папином знакомом, пока мы ехали в машине. Ноэль, Ноэль, Ноэль... Ты у него с языка не сходил. Уже это должно тебя радовать. Тех, кого считают временным увлечением, не знакомят со своими детьми. Максимилиан, судя по всему, дорожит и тобой, и вашими отношениями. Не знаю, как долго вы общаетесь, но уже сейчас он смотрит на тебя так, как не смотрел на других людей уже долгое время. Веронике о подобных взглядах можно было только мечтать — в реальности она бы их не дождалась, а ты получил. У меня достаточно своих дел, а потому я не занимаюсь оценкой пассий Максимилиана, не выношу им вердикт. В конечном итоге, мой сын сам волен решить, кому он позволит портить свою жизнь, а кого вышвырнет из неё пинком под зад. Мне нравиться не обязательно, потому что я для Максимилиана не авторитет и не истина в последней инстанции. Моё мнение он к сведению не принимает. Но, если говорить об ощущениях, спровоцированных сегодняшним общением, я, пожалуй, даже накину тебе пару баллов за откровенность и нежелание лебезить передо мной, как делали некоторые претенденты на место постоянной любви, попадавшиеся мне на глаза.       — Итого, мы получим целых два балла, — усмехнулся Ноэль. — Восхитительно.       — Больше. Гораздо больше, — ответила София, разламывая печенье на мелкие кусочки. — Можешь сомневаться и не верить, но ты действительно отличаешься в лучшую сторону от большинства несуразных блондинок, которыми Максимилиан окружал себя в разное время. Многие из них провоцировали у меня отторжение уже на стадии первого обмена взглядами. Да и вообще не сказать, что у Максимилиана отменный вкус, когда речь заходит о мужчинах. Единственная женщина, с которой он связался, не была образцом, но даже она, несмотря на многочисленные недостатки, превосходила тех истеричек, с которыми Максимилиан встречался до неё. Говоря откровенно, дальше середины шкалы добрались всего два экземпляра, а это ничтожно малый процент от общего числа.       — Я и... кто? — спросил Ноэль, сильно сомневаясь в том, что хочет слышать ответ, а вместе с тем — ожидая с нетерпением и подозревая себя в склонности к моральному мазохизму.       — Николас Риддл, — произнесла София. — Слышал когда-нибудь это имя?       — Нет, — честно признался Ноэль, но вспомнил разговор с Патриком и тут же себя поправил. — Фамилию — да, имя — нет.       — Может, и к лучшему.       — Он связан как-нибудь с Энджи Риддл? Или они однофамильцы?       — Ещё как связан. Он её единственный сын.       — История заслуживает внимания?       София не торопилась с ответом, а, когда всё-таки заговорила, произнесла ровно то, чего Ноэль от неё и ожидал. Размытые фразы, лишённые конкретики, но способные посеять сомнения в душе. Идеально выверенные пропорции. Рыбка проглотила приманку и позволила насадить её на крючок. Ноэль нашёл бы это забавным, не будь он сам воплощением той рыбки.       — Любые истории, так или иначе, заслуживают внимания. Здесь всё зависит от того, какую жизнь ты выбираешь. Если беззаботную и спокойную, то забудь об этом человеке и пропусти моё замечание мимо ушей. Если желаешь прокатиться на американских горках, запомни на будущее.       — Всё настолько драматично?       — Окажись вы рядом и задай ты ему вопрос о Максимилиане, Николас посоветовал бы тебе бежать, не оглядываясь, и не питать иллюзий. Они расстались давно и на омерзительной ноте, но не сомневаюсь, что такие истории не забываются и не имеют срока давности. Каждый помнит и каждый жалеет о том, что однажды судьба столкнула их на одной дороге.       — А у вас, похоже, тоже есть определённый талант, просто София, — произнёс Ноэль, разглаживая идеальную скатерть. — Противоположный тому, коим наделён Макс. Вы признанный гений антирекламы. Знаете, на какие точки надавить, чтобы любопытство проснулось и не утихло. Будете подбрасывать пищу для размышлений до тех пор, пока я не узнаю правду, пока меня не скрутит в спазме и не вырвет от грязи, в которую вы меня намеренно толкаете. Если я задам вопрос вам прямо сейчас, вы не ответите, сославшись на неприкосновенность чужой жизни и нежелание трясти чужим грязным бельём, хотя не далее, как пару минут назад, именно этим и занимались. Что ж, так и быть, я не стану понапрасну тратить ваше время. И встречи с Риддлом за спиной у Макса искать не буду. Всё равно вы уже сказали мне всё, что мог сказать он, а я ненавижу дважды слушать одно и то же. Раз вы так жаждете открыть мне глаза, я не стану отмахиваться и сопротивляться. Однако обойдусь без помощи посредников. Спрошу сразу у Макса, и пусть мне будет больно от его ответа. Думаю, я найду в себе силы пережить неприглядную правду о его прошлом.       — Однажды ты бы всё равно об этом узнал. И пусть это случится раньше, пока ты не слишком привязался к моему сыну.       — Других пассий Макса вы тоже отваживали подобными полунамёками, ненавязчиво рассказывая о тайнах прошлого?       — Нет, обычно он бросал их по собственному желанию.       — Со мной такого ещё не случилось. Какая жалость. Хотите, чтобы его бросил я?       — Не обязательно идти на крайние меры. Считай мои слова своеобразной проверкой. Тест на определение силы любви. Тот, кто способен принять своего любовника со всем дерьмом прошлого — либо кретин, либо блаженный. Ты больше тянешь на второго, и мне интересно, насколько я заблуждаюсь. Или не заблуждаюсь. Заранее сочувствую и желаю тебе удачи, мальчик.       — То ли похвалили, то ли полили грязью, сразу не разберёшь. Вы прекрасны, просто София, — хмыкнул Ноэль, допивая остатки чая и поднимаясь из-за стола. — До двери можете не провожать. Дорогу я как-нибудь найду. Сам.       — Ты тоже прекрасен, Ноэль, — ответила София. — Немного я встречала на пути интересных экземпляров, большинство тех, с кем доводилось сталкиваться, вызывало скуку.       — Что вы хотите донести до моего сведения?       — Ничего особенно. Просто хочу, чтобы ты знал: твоя шкала заполнилась до конца.       На кончике языке скопилось огромное количество невысказанных слов. Преобладали, в основном, нелестные характеристики, компанию им составляли мысли о том, где он видел эту шкалу и саму систему оценок человека в процессе общения. Но, чем дольше длилось молчание, тем яснее и чётче Ноэль осознавал: слова не достигнут цели. Разговор с Софией Эллиот — в девичестве Шеффилд — похож на неудачную тренировку в тире, ознаменованную одними промахами. Без единого попадания. Десятки израсходованных впустую стрел. Они не заденут, не ранят и даже не оцарапают. Броня цинизма и равнодушия не поддастся, не расколется — отразит все атаки. Быть может, находясь рядом с Марком, София действительно оттаивает и становится по-настоящему ласковой заботливой бабушкой, но для остальных людей у неё не припасено ни нежности, ни любви.       Ноэль развернулся и вышел из гостиной, так более и не произнеся ни слова.       Тёмная вода дошла до пояса. Сил для сопротивления с каждым мгновением оставалось всё меньше, спасение становилось призрачным, а угроза обретала реальные черты.       Хотелось надеяться, что дальше вода не поднимется, но Ноэль понимал: это не предел. Он ещё попробует её на вкус, взвоет от горечи, почувствует, как она пробирается в лёгкие, как парализует его. Резким движением перед ним отдёрнут ширму, позволив заглянуть в хроники тёмных времён, и он пожалеет о показном бесстрашии и нелепой браваде.       Вода поднимется.       Он захлебнётся.       В начале вечера с экрана смартфона на него смотрел эффектный блондин. Ноэль видел его лицо не в первый раз, но всё равно не мог справиться с наплывом эмоций, накрывающих каждый раз, когда взгляд напарывался на этот снимок.       Результат поискового запроса: «Николас Риддл». Система предложила иной вариант. Возможно, вы искали «Николас Риддл-Лайвли»? Возможно. Да. Точно. Спасибо за подсказку, великий всезнающий Google. Именно это и искал. Правда, не до конца понимал, зачем. Всё равно это были дела давно минувших дней, к которым он не имел никакого отношения, равно, как и возможности изменить течение событий. Этот человек не должен был приковывать к себе внимание, но запомнился. Имя врезалось в память. Любопытство вышло из схватки победителем. София Эллиот знала, куда нужно ударить, чтобы иллюзия счастья растворилась, уступив место правде жизни.       Ноэль принял к сведению поправки и, когда ему захотелось повторно посмотреть на первую любовь Макса, вбил новую комбинацию слов. Больше система его не исправляла, выдав немалое количество снимков — на любой вкус и цвет.       Николас Риддл? Откуда тебе известно это имя? А, впрочем, не имеет значения. Я знал, что однажды нам придётся поговорить о нём, но не думал, что момент настанет так скоро. Я должен был однажды рассказать тебе о нём, иначе о каком доверии может идти речь. Но это совсем не та история, которой я мог бы гордиться и желать, чтобы о ней узнало, как можно большее количество человек. Я...       Ты, Макс, именно ты. Чёрт бы тебя побрал, Эллиот. Почему твоя ошибка должна была стать именно такой? Почему я оказался таким кретином и не догадался сразу, учитывая колоссальное сходство наших судеб?       Сейчас экран померк и не подавал признаков жизни.       На улице было холодно, и промозглый воздух забирался под пальто, но Ноэль никак не мог заставить себя подняться и дойти до дома. Расстояние в несколько шагов представлялось непреодолимым препятствием. Ему казалось, что если он пошевелится и попытается сдвинуться с места, его вырвет. А потом он по закону подлости споткнётся и самым некрасивым образом уткнётся лицом в лужу своей рвоты. Изваляется в ней с ног до головы, словно свинья, перестанет пытаться встать на ноги, просто перевернётся на спину, уставится в ночное небо и истерически заржёт. Картина, нарисованная воображением, была весьма реальна и очень так себе. Потому Ноэль не двигался с места, продолжая сидеть за рулём своего кабриолета, одну за другой сжигая сигареты, пропитываясь их дымом, и запивая его ромом. Пачку здесь оставил Макс, а правильнее сказать, она сама выпала у него из кармана на прошлой неделе, но так и не вернулась к законному владельцу, оставшись невостребованной. Зажигалкой Ноэль обзавёлся по собственному желанию.       В жесте Ноэля проскальзывало что-то театральное, он осознавал это, но продолжал раз за разом чиркать зажигалкой. Словно каждой новой сигаретой он пытался подпалить все нити, их с Максом соединившие, но добивался только того, что сигареты, дотлевая до фильтра, прижигали пальцы. И он, ощутив кратковременную вспышку боли, возвращался из мира своих пьяных грёз в омерзительную реальность, уничтожившую его парой фраз. Парой слов, прозвучавших в тишине комнаты, погружённой в полумрак.       Ром был крепким, непривычным и отталкивающим на вкус. Возможно, его стоило пить иначе, в другой обстановке, по другому поводу. Возможно, тогда бы Ноэль сумел оценить вкусовые качества и найти в них определённое очарование, но сейчас его мир представлял собой опустевшую раму. По обе стороны от неё находилось великое множество осколков разной степени опасности и фото, запечатлевшее некогда счастливых людей, а ныне залитое кровью. Бурые потёки расплывались по глянцевой поверхности, размывая бывшее изображение, не оставляя от него ни следа. И всё, что служило дополнением к этой картине, по определению, не могло быть хорошим.       Ноэль с ожесточением потушил очередную сигарету. Заглянул в пачку. То была последняя. Больше не осталось.       Он с трудом подавил в себе желание поднести к пальцам горящую зажигалку. Только этого и не хватало...       Он засмеялся, запрокинул голову, глядя в ночное небо, и сполз по сидению. Звёзды, плясавшие над головой, в этот раз действительно были пьяны. Вместе с ним они накачивались австралийским ромом, привезённым из прошлогодней поездки в Сидней, вместе же теперь переживали штормовое предупреждение, пытаясь выбраться на берег, как им казалось. На деле, они бестолково били руками по поверхности воды, теряли силы и загоняли себя в ловушку.       Я не называл его полной формой имени. Никто не называл. Для всех он был не Николасом, а Ники. Ему нравился подобный вариант, мне — не очень. Но вряд ли он интересовался моим мнением. Во всяком случае, в тот момент, когда впервые попросил обращаться к нему именно так. Потом, когда наши отношения изменились, он начал принимать к сведению мою точку зрения, и, пожалуй, прислушиваться к моим сомнительным советам, но до того благополучно игнорировал.       В момент, когда мы познакомились, об империи моды речи не заходило, дядя занимался этим в одиночестве, а наши с Ником отцы тесно сотрудничали, осваивая рынок недвижимости. Отцы работали, матери — дружили, нас нередко оставляли вдвоём. Поиграйте, детишки, пока взрослые занимаются своими делами. В общем, по всему выходило, что наша первая встреча не станет единственной, и пересечёмся мы ещё неоднократно. Так и получилось. В конечном счёте, у нас завязалась неплохая дружба на троих. Кто третий, спросишь ты? Нет, не парень. Девушка. Анастейша Орвел. Моя бывшая одноклассница и бывшая девочка-ширма. Были люди, считавшие, что у нас с ней не дружба, а неземная любовь. На самом деле, Стейси не питала ко мне подобных чувств, а вот в Ники умудрилась влюбиться... И я тоже. В него же.       Тогда всё и закрутилось. Началось с грязи. Грязью и закончилось.       Исключительно по моей вине.       Рассказывая, Макс стоял у окна, смотрел вдаль, время от времени опускал голову, запускал ладонь в волосы, отбрасывая их назад. Голос его звучал непривычно тихо, приглушённо, словно запись на старой плёнке, а не признание в режиме реального времени. Ноэль стоял у Макса за спиной, ловил его отражение в стекле и безмолвно молил об одном и том же.       Пусть ваша история окажется не такой, какой я её представляю, проводя аналогию со своей жизнью. Пусть ваша дружба рассыплется и перестанет существовать по иным причинам. Пожалуйста, пусть всё будет не так, как...       Она была именно такой.       Тот человек, о котором я говорил в отеле, когда ты задавал вопрос об отношении к BDSM и неудачных опытах в деле экспериментов с доверием. Этот человек — Ник. Да. С ним мы пробовали игры, с правилами которых не ознакомились изначально, а потому устроили катастрофу местного масштаба. Вообще-то...       Я устроил. Не мы. Только я.       На память о моих экспериментах с плёткой у него остались шрамы на спине. И его же я едва не задушил, когда практиковал игры с дыханием.       Мне не хочется рассказывать об этом ещё и потому, что все мои слова звучат, как попытка оправдаться, выставить себя белым, пушистым — несчастной жертвой обстоятельств, которая не понимала, что делает. Зачем совершает тот или иной поступок. Почему. Чем руководствуется.       На самом деле, я всё прекрасно понимал. Но отчего-то был всерьёз уверен, что отношения, построенные таким образом и подкреплённые болью, будут крепче, нежели те, что построены на нежности и стремлении заботиться о партнёре. Своеобразная кровная связь, с зачатками стокгольмского синдрома. Зависимость. Чем больше боли причиняет один, чем больше способен выдержать другой, тем сильнее становится привязанность, и нас никогда никто не разлучит.       По правде сказать, отношения у нас были такие... Не до конца понятные. Попробуй в них разобраться — окажешься в тупике. Мы вроде как ратовали за свободу. Спали с другими людьми, тащили в кровать тех, в ком не нуждались. В первую очередь, это касалось меня. Я хотел доказать, что сумею прожить без него, и он не более, чем первая и самая красивая, но совершенно не ценная кукла в моей коллекции. Кукла, которую я смогу разбить в любой момент, если она мне надоест. Я смеялся над его увлечениями, критиковал стиль одежды, хотя втайне — и не только — тащился от его внешнего вида. От него самого. Добивался его ревности всеми возможными и невозможными способами. Однажды приволок какого-то левого парня и предложил заняться сексом втроём, ради разнообразия. Не сказать, что реально жаждал этого. Устроил подобие проверки, возжелав увидеть сцену ревности, но вместо неё получил злость и хлопок двери. Методы у меня были тупые, но тогда воспринимались, будто верх гениальности и новаторства.       Я не знаю, почему делал это, если нуждался только в нём и только его любил. Он был моей страстью, одержимостью и болезнью. Моей болью, как бы нелепо это не прозвучало. Мне было рядом с ним хорошо, и осознание заставляло страдать. Я не хотел становиться зависимым от кого-то, но жаждал, чтобы зависимым стал он; боялся, что однажды он отвернётся и уйдет. Каждый миг я думал: однажды он оставит меня, однажды я надоем ему, однажды наши пути разойдутся. Думал, ненавидел, наносил очередной удар и тем самым активнее подталкивал его к принятию решения.       Мне было восемнадцать, я был форменным ублюдком.       Безнаказанность развязывает руки, а он прощал мне многое. Много больше, чем можно простить. Даже тому, кого по-настоящему любишь.       С каждым произнесённым словом холодная вода поднималась всё выше. Теплоты не осталось, он почти полностью окоченел, слушая признательную речь. Примеряя всё на себя и чувствуя, как земля под ногами расступается, предлагая ему эксклюзивную экскурсию в ад.       Ноэль представлял куклой не Ника. Себя.       Куклой, которую Макс держал в руках, сначала внимательно разглядывая. Налюбовавшись, заносил руку вверх, собираясь швырнуть надоевшую игрушку на пол с размаха. Разбить.       Тело, покрытое трещинами. Отколотые внушительные куски. Потерянная целостность.       Видишь, Ноэль?       Таким стал неизвестный тебе Николас Риддл.       Таким был и ты. После того, как Зак решил проучить тебя за своеволие и нежелание считаться с его мнением.       Тебя собирал по кусочкам Стюарт. И отец, отомстивший за тебя подонкам. Без их поддержки ты бы давно загнулся, а в самом запущенном случае — наложил на себя руки.       Кто собрал заново Ники Риддла?       Вороны кружили над Ноэлем, не рискуя подлетать ближе. Но они явно чувствовали волну отчаяния, исходившую от хозяина.       Ром больше не лез в глотку, но Ноэль снова хлебнул из бутылки, ощущая горький вкус и понимая, что осталось недолго. Ещё немного, и он завоет. Не заплачет. Именно завоет раненным зверем, обхватив голову руками и захлёбываясь рыданиями.       Наш бесконечный сериал мог длиться целую вечность, ходить по кругу. Один виток за другим. Постоянное обновление каста, активное привлечение массовки, а главных героев неизменно двое. Если бы не одно «но», перевернувшее нашу жизнь и окончательно разрушившее то немногое, что ещё оставалось между нами.       Тогда из дуэта мы превратились в квартет.       Всё началось с того, что я нашёл новый объект для восторгов. Он, конечно, и рядом с Ником не стоял, но меня накрыло новизной ощущений, а образ его... Да, я действительно повёлся на образ, а не на человека. Решил любой ценой добиться расположения и начал совершать ошибки одну за другой.       Ты удивишься, но этим человеком был мой одноклассник, вдоль и поперёк изученный в былые годы, не вызвавший интереса и вообще порядком меня раздражавший. Мне никогда не нравились тихони. Я испытывал к ним иррациональное отторжение на подсознательном уровне. На паркете он был другим. Ярким. Запоминающимся. Красивым. Привлекающим внимание. Не увидь я его выступление своими глазами, не поверил бы, но так случилось, что мне нечего было делать, и я решил просмотреть видео-презентацию с участниками прошлых лет.       Да. Мы тогда ввязались в эту муть с танцевальным конкурсом. Семейка Риддл со своей школой, главный приз — грант на обучение, наставником у победителей должна была стать Энджи, по завершении обучения выпускникам обещали рекомендации от звезды паркета и дорогу в светлое будущее. Эллиоты по старой дружбе тоже приложили руку к организации, выступив в роли щедрых спонсоров.       Претендентов на победу, если не ошибаюсь, было двенадцать. Да, двенадцать пар, мечтающих, чтобы Энджи обратила внимание на них и приняла под крылышко. Майкл не хотел, но зато победой грезила его партнёрша. Наверное, нет смысла говорить, что в паре с ним стояла Ники Грей? Моя — тогда будущая, а ныне бывшая — супруга. Майкл с ней одно время встречался. Ровно до тех пор, пока Вероника не столкнулась с Николасом и не задумалась о рокировке на случай провала. Николас был убедителен в своих поступках, когда того требовали обстоятельства, потому соблазнить девчонку ему не составило труда. Она поверила, что действительно ему приглянулась и бросила Майкла. Так просто, что даже смешно. Начало мне нравилось. Согласно моим планам, так всё и должно было сложиться. Мне достанется Майкл. Ники и Ники... Вряд ли бы они сошлись. Я не слишком озадачивался их будущим, но пророчил обоим судьбы одиночек, которые переживут потерю и вскоре найдут себе кого-нибудь другого. Однако со временем пришлось признать: я паршивый тактик и стратег.       Ники, которая Вероника, досталась мне, а Майкл — Николасу.       Или Николас — Майклу. Да, пожалуй, такой вариант будет правильнее.       Моя влюблённость в мистера Лайвли схлынула слишком быстро, как это всегда и бывало с другими людьми, до него и после.       Я не думал, что они сойдутся. Не предполагал. Особенно нежизнеспособным этот вариант становился при воспоминании о страданиях Майкла по моей подруге Анастейше, отношениях с какой-то актрисой из ситкомов и с Вероникой. Он никогда не проявлял особого внимания к мужчинам, а от меня и вовсе шарахался, словно от огня, хотя я пытался держать дистанцию и не демонстрировать двусмысленность интереса.       Что теперь? Теперь у них образцово-показательная семья. Несколько лет назад мы столкнулись с Николасом в кофейне. «Старбакс». Так себе местечко. Так себе напитки. Но, будучи подростками, мы часто там зависали. Он пил латте. Не потому, что любил. Потому что я когда-то подсунул ему этот напиток и сказал: «тебе подходит». Когда мы встретились, спустя годы, он пил чёрный кофе. Мне следовало сделать вид, что мы видимся впервые в жизни, но я подошёл к нему. И странно, что он не выплеснул содержимое стакана мне в лицо. Было бы заслуженно. Разговор у нас не сложился. Хотя, кто бы рассчитывал на иной расклад? Разве что человек, у которого не всё в порядке с головой.       Я мало знал о Майкле.       И о Николасе, как выяснилось, тоже.       А у них, как показала практика, нашлось немало общих черт.       Блондины, занимающиеся танцами, любящие немецкий рок, американские комиксы и британские сериалы...       Мне следовало догадаться, почему Николас внезапно начал от меня отдаляться, но я, помешанный на чувстве собственного величия, отказывался верить. Думал, что всё пройдёт по знакомому сценарию. Мы снова разойдёмся на несколько недель, побудем в одиночестве и сойдёмся, как десятки раз до этого. Удача от меня отвернулась, что-то пошло не так.       Последней каплей стала встреча с Вероникой, открывшей мне глаза на происходящее. Она хотела вернуть Майкла, считая, что без него не способна блистать на паркете. Я хотел вернуть Ники, и всё сложилось. Один к одному.       Тебе тоже когда-то дали обещание, которое ты интерпретировал на свой лад и, глядя через призму особого восприятия, усмотрел в чужом поступке предательство? Я хочу задать тебе этот вопрос, но не задам. Продолжу слушать, несмотря на то, что каждое слово проходится по коже, словно лезвие, вспарывая её и оставляя уродливые рваные шрамы. Я истекаю кровью уже сейчас. Что будет, когда ты закончишь свой рассказ? Признание распорет мне глотку?       Каким точным оказалось любительское предсказание.       Распороло.       Уничтожило.       Пролитый ром был липким и напоминал подсыхающую на шее кровь. Ноэль провёл ладонью по коже и усмехнулся, глядя на пальцы, которые, вопреки ожиданиям, не окрасились красным. Мысленно он уже утонул в крови и захлебнулся ею. Вода в его холодном озере стала кровью, а он — недобитой упавшей звездой, лежащей на земле и присыпанной лепестками розы. Кажется, тогда ему не было больнее. Кажется, тогда он ещё надеялся выкарабкаться и отомстить. Здесь мстить было не за что. Во всяком случае, ему. Но он чувствовал, как хрупкое фарфоровое тело соприкасается с полом, в затылке пробуждается фантомная боль, трещины распространяются оттуда по всему телу. Из-под сомкнутых век и плотно сжатых губ вытекает тонкими струйками чёрная кровь, и ничего не остаётся внутри, кроме её величества Пустоты.       Не знаю, кому из нас двоих я испортил жизнь и кому отомстил, на самом деле, оступившись и окончательно уничтожив все на ладан дышавшие факторы, нас соединявшие.       Хотя, нет. Знаю.       Не ему. Себе.       Я сделал это в тот момент, когда...       Да, ты изнасиловал его. Я понял это. Можешь не продолжать. Не нужно. Ужасная ситуация, когда слова ни к чему, всё ясно и без них.       Эти слова тоже остались невысказанными, а потому Макс продолжал говорить. Об акте насилия в школе танцев, о смонтированном видео, о желании донести что-то до сведения Майкла, о мести Николаса, о договоре в больнице.       Он говорил, не замечая, что Ноэль стоит, вцепившись пальцами в предплечья, сжимая их до синяков. Ощущая боль и удивляясь, почему под пальцами не образуются дыры, если фарфоровое тело уже разбито. Если нажать сильнее, оно должно рассыпаться. Так почему же это не происходит?       Пламя зажигалки вспыхнуло в темноте. Погасло. И вновь замерцало. Ноэль поднёс к нему ладонь, всерьёз собираясь подпалить себе руку. Ощутил жар.       Запястье его вовремя перехватили, отобрали зажигалку и произнесли тоном, не терпящим возражений:       — Прекрати сходить с ума. Как бы хреново ты себя не чувствовал, а боль — не выход из ситуации, и ты знаешь это лучше меня.       — Стюарт? Как ты здесь оказался? — спросил Ноэль и тут же сам себе напомнил, что в начале вечера безуспешно пытался до него дозвониться; потерпев неудачу, перестал терзать телефон, оставил пару сообщений и предался меланхолии. — Ах, да. Ты не экстрасенс, чувствующий на расстоянии, что кто-то из знакомых нуждается в помощи. Я звонил и просил выбрать время для сеанса.       — Судя по всему, я появился вовремя. Что произошло? Мне казалось, у тебя всё...       Ноэль прижал ладонь к его губам, заставив замолчать.       — Точно подмечено. Тебе казалось. У меня всё плохо, мистер Полански. Очень плохо. Поэтому я нажрался в говно и собираюсь приставать к своему бывшему. Назло настоящему.       Он засмеялся и вырвал зажигалку из рук Стюарта. Она напоминала ему о Максе. И не только она.       Ему всё напоминало о Максе.       Прихватил бутылку и выбрался из машины, чудом сохранив координацию и не рухнув сразу.       — А если серьёзно?       — Серьёзно, — хмыкнул Ноэль, делая шаг назад. — Серьёзнее не бывает, мистер Полански. У меня нет повода для шуток.       Идея передвигаться спиной вперёд была не слишком удачной. Уже через пару шагов Ноэль запнулся за выступ и едва не растянулся на земле. Прямо как в той картине, что рисовало его воображение. Упасть не позволили. Стюарт перехватил его, прижимая к себе и обнимая.       Ноэль обнял его в ответ, стараясь отвлечься от событий сегодняшнего вечера. Стюарт был уютным, домашним, надёжным, своим. Но совсем не тем, кто так нужен, и открытие стало не менее болезненным, чем все, сделанные до него.       Каждая мысль о Максе хлестала Ноэля по щекам, а, посчитав, что этого недостаточно, наносила очередной удар. Не выверено. Куда придётся. Но... Много ли сил требуется приложить, чтобы доломать уже надломленного?       Ноэль многое бы отдал за возможность перестать думать об откровенном признании Макса. Забыть о постыдном бегстве и попытках Макса остановить, о собственном срывающемся голосе. О том, как отступал к двери, обхватив себя руками, и говоря сбивчиво, что ему нужно время. Он не способен принять решение сходу, надо подумать обо всём, взвесить, проанализировать. Разобраться, как дальше быть с этими отношениями. С тем, нужны ли они ему.       Паника, связанная с событиями семилетней давности, снова просыпалась, и он вспоминал лица тех, кто уничтожил его, разбив на части. Паркет, уделанный кровью, удушье, буквы, проступающие на коже после того, как к ней прикоснулся нож. Он вспоминал свою прогулку по глубинам ада и содрогался от отвращения. Он боялся, что дверь за спиной снова захлопнется, отрезав его от спасительной свободы, и за хлопком снова последует боль, кровь, хруст переломанных костей. Всё по канону, как в старые недобрые времена.       Вместе с тем — Ноэль ненавидел себя за то, что не способен отвернуться от Макса. Щёлкнуть пальцами и выбросить его из головы. Сделать вид, что видел этого человека во сне, а не наяву. Не было встречи на балу безликих, обещаний, песенки о падающем мосте, посылок, утренней прогулки и поцелуев на капоте.       Не было ничего.       Ненавидел за то, что не способен отказаться от нескольких недель, ставших самыми запоминающимися и яркими в его жизни.       Двадцать пять лет, одиннадцать месяцев и три недели. До двадцать шестого праздника оставалось всего ничего.       Подарок вышел восхитительный.       — Ноэль, — позвал Стюарт тихо. — Что с тобой произошло? Я же знаю тебя. Ты не станешь делать что-то назло кому-либо. Должна быть веская причина.       — А, может...       — Не может, — ладонь сжала подбородок, приподнимая, чтобы взгляды встретились. — Не упрямься. Скажи мне. Обещаю, я сделаю всё, что в моих силах, если ты...       — Ты не исправишь, — ответил Ноэль. — При всём желании, ты ничего не исправишь, потому что не ты причина моих душевных терзаний. Со мной не произошло ничего необычного. Я просто послушался совета своего психоаналитика. Решил закрутить головокружительный роман. Я не рассчитывал на длительный срок, заранее определил временные рамки. На пару недель, не больше. Но всё пошло под откос, и я неожиданно влюбился. В принца из страшной сказки. А у таких сказок, как известно, не бывает счастливых финалов. Нет и у моей. И, наверное, не будет.