Кровавое око

      На следующее утро незнакомая женщина ворвалась ко мне в палату. Хорошо хоть, что я встала пораньше и привела себя в порядок, иначе встречала бы наглую посетительницу в постели. Это бы неизбежно вызвало неловкость, и я могла бы даже проговориться. Грязно играем, милочка? Я опускаю голову, чтобы она не заметила ухмылку на моём лице. Нет, для неё мы будем жертвой.       Женщина выжидательно на меня смотрит, она явно не привыкла к игнорированию её особы. О, вы чувствуете себя неловко? Поразительная неучтивость с моей стороны! — Здравствуй, Элиза. Я Фредди Лаундс,– наконец нарушает она тишину. Её наглость, бесцеремонность, голос, то как она цепко держит свою сумочку, её платье кричащей леопардовой расцветки – всё настраивает меня против этой женщины. Боюсь, мы не сработаемся, мисс Лаундс.– Я журналистка, и я хочу рассказать правду. Твою правду. Иногда это требует доли обмана, но знай, тебе я никогда не солгу. — Именно так сказал бы лжец,– мои слова явно сбили с неё спесь. Такой реакции женщина не ожидала. — Если ты скажешь мне, что знаешь, я помогу тебе заполнить пробелы,– фи, мисс Лаундс, какая грубая попытка. Вы сейчас словно слон в посудной лавке. Уверена, вы способны на большее. — Может лучше вы мне скажете, что знаете?– столь же бесцеремонно давлю на неё я. Вот только в отличие от её хода мой сработает. — Альберт Розенфельд похитил тебя и держал в тайном доме. До тебя он пользовался услугами несовершеннолетних проституток,– ба, да вы открыли Америку, моя дорогая. Ещё скажите, что солнце встаёт на востоке. — Похожих на меня? — Этого мы уже не узнаем. Важно другое. Тебе придётся столкнуться с неверным восприятием. А восприятие – это главное сейчас в твоей жизни,– вот мы и подобрались к цели её визита. — Меня не волнует, кто что подумает,– закидываю удочку я. — Должно волновать. То, что ты вспомнишь, что расскажешь людям, определит всю твою будущую жизнь. Позволь мне помочь,– о, возможно, вам предоставится такой шанс. Вот только сейчас я хочу узнать то, что мне не скажут ни мисс Блум, ни мистер Грэм. — Как они его поймали? — Его не поймали. Был найден его труп и список девочек-проституток. — А кто нашёл меня? — Человек по имени Уилл Грэм. Он работает на ФБР, но он не ФБРовец. Он ловит безумцев, потому что может думать как они. Потому что сам безумен,– вот это уже интересно. — Безумен? — Верно. Он специальный агент, то есть ненастоящий. Не прошёл процесс отбора, слишком неустойчив. — Мисс Лаундс, я настаиваю на том, чтобы вы покинули помещение,– а вот и объект нашего разговора. — Если хочешь поговорить,– журналистка пытается протянуть мне свою визитку, но мистер Грэм забирает её и выталкивает посетительницу из палаты. — Дайте мне её карточку, мистер Грэм,– я протягиваю руку и дожидаюсь, пока картонку положат в неё. — Поверь, Фредди Лаундс не та, кому можно доверять,– его голос дрогнул на имени. Кажется, я натолкнулась на личную неприязнь. Она написала про него нелицеприятную статью? — Позвольте мне самой решать, кому доверять, а кому нет,– настойчиво говорю я и, оставив визитку на тумбочке, направляюсь к двери.– Давайте продолжим наш разговор на улице, мистер Грэм.

***

— Зачем вы пришли?– недоумеваю я. — Я хотел рассказать тебе о новом деле,– шикарное объяснение. — Зачем? — У нас восемь пропавших девушек. Это не мог быть Альберт или кто-то из его знакомых?       Новость сильно ошарашила меня. Я-то надеялась наконец остаться в стороне от всех этих дел. Наивная. — Это точно не Альберт,– медленно начинаю я, осторожно подбирая слова.– Ему хватало меня, и, даже если бы он нашёл себе новых девушек, он рассказал бы мне. Альберт был тем ещё хвастуном. — А его знакомые? — Я ничего не знаю о его жизни за пределами того дома. Но думаю, что после того, как он нашёл меня, он разорвал отношения со всеми знакомыми сутенёрами. В последнее время он был довольно озабочен венерическими заболеваниями, сдал целую кучу анализов. — Спасибо, Элиза. Я навещу тебя, как только смогу, ты не против?– зачем. Зачем я вам сдалась? Эта мысль звенит в моей голове, но вслух я говорю другое. — Как я могу быть против?– якобы смущённо улыбаюсь я. — И зови меня Уилл. Если опять-таки не против, конечно.       Вот теперь вы меня точно озадачили. Что вам нужно от меня? — Нисколечко, Уилл.

***

      После таких насыщенных первых дней наступило затишье. Я бы даже назвала это болотом.       Из-за кучи антидепрессантов, которыми меня пичкали, словно гормонами свинью на убой, я чувствовала себя лет на двадцать постаревшей. Я впала в какое-то дурное оцепенение, апатию. Мир и я словно существовали раздельно: звуки доносились до меня будто сквозь подушку, конечности были вялыми и на удивление тяжёлыми, неподъёмными. От таблеток и глупых разговоров медсестёр и пациентов меня спасали только книги. Всё свободное время я проводила в глубине сада в компании выдуманных историй.       В первые дни мне казалось, что мой разум особенный. Что он вот-вот снимет завесу, и я всё вспомню. Но день шёл за днём, а я даже не могла сказать, когда родилась. Я знала, что мне восемнадцать с половиной, а это значит, что мой день рождения через полгода. Примерно. Вот только в конце осени, зимой или в начале весны? Моё стабильное состояние было ещё одной причиной апатии. У меня совсем пропал аппетит, и я даже перестала заниматься. Раньше, у Альберта, я всегда находила время для небольших тренировок. Совсем чуть-чуть, но это помогало держать тело в тонусе. Однако сейчас я не была способна даже на пару приседаний. Я чувствовала, как мои мышцы слабеют, и это бессилие раздражало. Плюс одна причина к моему паршивому самочувствию.       Так подошла к концу вторая неделя моего здесь пребывания. Поразительно, как медленно течёт время. Оно тут застыло, словно муха в янтаре. Я привыкла к жизни по расписанию, к попыткам меня разговорить. Но до сих пор не могу привыкнуть к спокойствию. Жизнь здесь настолько неподвижна, что кажется, будто ты умерла и находишься в промежуточном мире между реальностью и чистилищем. Это спокойствие медленно усыпляет, парализует меня. Надеюсь, что выберусь прежде, чем засну.       Кстати о расписании. Здесь все обязаны соблюдать режим, словно мы находимся в тюрьме. Просыпаешься, ешь, идёшь на час приветствия, который я всегда пропускаю. Днём начинаются процедуры и различные собрания. Их я тоже пропускаю. Просто беру прописанные таблетки и возвращаюсь к чтению. Но все остальные пациенты безукоризненно следуют правилам. Каждый день. Они уже выполняют пункты на автомате. Когда смотришь на это со стороны, становится жутко.       Я глотаю очередной антидепрессант и собираюсь в аудиторию. Надо будет пожаловаться мисс Блум на своё состояние и добиться отмены всех этих препаратов. Я бы и вовсе не принимала их, но за этим строго следят, а мне совсем не хочется привлекать к себе лишнее внимание. Открываю дверь и прохожу на своё место. Эти встречи, единственные, на которые я согласна ходить. И не потому, что они мне помогают. Просто мне нравится рисовать. Таланта у меня нет и не предвидится, но ощущение кисти в руке, запах красок, медленное проявление твоей задумки на холсте... Это стоит потраченного часа. — Добрый вечер, народ. У каждого из нас есть свой внутренний мир, в котором сейчас происходит настоящая борьба. Борьба с болью, с окружающими и с самим собой. Цель нашего сегодняшнего мероприятия – изобразить свои чувства. Не стесняйтесь своих ощущений, откройтесь нам.       Мда. Ну и как нарисовать опустошённость? Я незаметно оглядываюсь по сторонам: все рисуют. Давай, Элиза. Что у тебя ассоциируется с твоим состоянием? Краем глаза я вижу, как мимо меня проходит Ал и заглядывает в работы окружающих. Предатель! Бросил меня во второй же день! Неужели решил, что ни поездка в морг, ни встреча с мисс Лаундс или Уиллом не стоит его внимания? Бездельник.       Пока я мысленно ругаюсь, рука уже начинает выводить знакомые мне очертания. Я отвлекаюсь от своих мыслей и понимаю, что на холсте передо мной моя комната. Только с решёткой на окне. — Очень мило. Что ты хотела показать, Элиза? — Апатию и неволю. Кажется, мне это удалось.

***

      Моё чтение прерывали только приезды Уилла. Постепенно я привыкла к нему, к его присутствию в своей жизни. Благодаря нашим встречам я начала поднимать глаза. Сейчас я уже смотрю на подбородки. Это большой прогресс.       Оказалось, что Уилл – настоящий болтун. По крайней мере со мной он такой. Я знаю историю его жизни от корки до корки, впору писать биографию. Однажды мы вышли в сад после дождя, и я увидела в луже его лицо. У него кудрявые волосы, они кажутся очень мягкими. Ещё у него грустные карие глаза и смешные, абсолютно не подходящие ему очки. Он напоминает мне щенка, которого злые хозяева оставили на улице, и сейчас этот щенок привязывается ко мне. К такому же оставленному существу. Я не брошу тебя, Уилл. По крайней мере сделаю всё, что будет в моих силах.       Как-то незаметно для самой себя я привязалась к этому человеку. Зря, наверное, но уже ничего не поделаешь.

***

— Добрый день, Элиза. Я хотела поговорить с тобой насчёт твоего поведения. Ты ж знаешь, цель твоего здесь пребывания не скрывать свою историю, а делиться. Расскажи её и вернёшься к норме,– мы виделись с мисс Блум всего несколько раз, но я уже устала от неё. Я прекрасно понимаю, что вы стараетесь для меня. Но это не значит, что мне нужны ваши старания, что я готова их принять. — Я не из нормальных, мисс Блум. — Случившееся и не было нормальным. Знаешь, некоторые травмы влияют на голосовые возможности, и жертвы иногда могут невольно рассказывать о своих бедах,– весьма занимательный факт. Что ещё расскажете? — Но не я. — Не факт, что это так. Ты жертва высокого уровня. — Жертва-звезда,– зло ухмыляюсь я и перевожу тему.– Я хочу отказаться от лекарств. Они на меня плохо действуют: чувствую себя вялой и безразличной. — Я поговорю с врачами, мы что-нибудь придумаем. — Мне хочется домой, мисс Блум. Я не помню, есть ли он у меня, но я готова по крайней мере снять квартиру. Мне нужен свой уголок. — И он у тебя появится, я помогу его найти. Кстати, я бы хотела чтобы ты сходила в группу поддержки. — Эти группы высасывают из меня жизнь. — Изоляция может высосать не меньше, тебе нужно найти того, с кем можно поделиться. — Они не делятся, мисс Блум. И я не хочу. Не хочу говорить, как он кричал на меня. Как поднимал руку. Как приходил в мою спальню по ночам. Я просто хочу начать жить. Знаете между мной и нормальной жизнью стоит всего лишь одно препятствие. И это вовсе не Альберт.