Осколки

Эрни проснулся, когда слепое белесое небо в окне под потолком уже начало разгораться розовым с левого края. «'Ημος δ'ἠριγένεια φάνη ροδοδάκτυλος 'Ηώσ. Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос», - процитировал про себя Эрни. Гомер сочинил это почти три тысячи лет назад. Все было. Все испытано, пережито, сказано. И на все можно найти нужные слова, если нежданное чувство вдруг застало тебя врасплох. А значит, ты не одинок. Но почему же сердце рвется наружу, бьется, спешит и гонит по телу пьянящую волну, словно ты единственный, кто испытал это? А тот, что рядом с тобой? Наверное, он чувствует то же самое. Но сейчас он спит, как ребенок, лежа на твоей руке и уткнув лицо тебе в плечо. Ваши руки и ноги беспорядочно сплелись в попытке уместиться на узком ложе. И в этой путанице тел уже не разберешь, где заканчивается он, и начинаешься ты. Эрни осторожно подвинулся к стене и попытался высвободить из крепкого объятия. Он приподнялся на локте и посмотрел на спящего Дэвида. Его губы были слегка приоткрыты, а длинные ресницы мелко подрагивали во сне. Эрни вдруг захотелось поцеловать эти мягкие пухлые губы и закрытые глаза, но он удержался от искушения. У них впереди будет еще много ночей и много поцелуев. Не нужно так безудержно бросаться в пропасть страсти, как вчера… Да, вчера они дали себе волю, как никогда раньше. Дэвид всегда умел удивить. Как он вчера сказал? «Пора переходить на новый уровень». И они перешли. Эрни знал, что когда-то это должно было случиться, но до сих пор не мог себе этого представить. Впрочем, его опасения оказались излишними. К тому времени он уже был готов на все. Он знал, что с Дэвидом ему нечего бояться, и все получилось как-то само собой. Потом он долго лежал на спине с закрытыми глазами и приходил в себя, пока Дэвид возился над ним с платком и вытирал с его живота лужу. «Все хорошо, все хорошо», - приговаривал Дэвид и целовал его лицо. Сегодня они впервые спали вместе всю ночь. Последний раз они делили постель в Шелтере у тети Эмили, но тогда их тайные свидания были нерегулярными, краткими и торопливыми. От страха быть застигнутыми вместе они стремились сделать все быстро и бесшумно, а потом весь день ходили, как шальные, вздрагивая каждый раз, при виде друг друга. Но сегодня им никто не мог помешать. - Останься, прошу, - взмолился Дэвид, когда Эрни, глядя на часы, попытался встать, чтобы идти к себе. Эрни ждал этих слов. Там, снаружи царил холодный и безразличный хаос, а здесь, на узком ложе под защитой теплого одеяла, в объятиях любимого человека, хотелось провести не только ночь, но и день, и всю жизнь. И он остался. Конечно, он почти не спал этой ночью. Это было невозможно. Он лишь на время забывался тревожной дремой, чтобы вновь и вновь, как чуткий лесной зверь, просыпаться от малейшего движения или нервного вздоха человека, лежащего рядом. Кровати катастрофически не хватало на двоих. Дэвид норовил стянуть на себя все одеяло, так что с одного бока Эрни жгло горячее тело друга, а с другого холодила голая стена. Но он бы не согласился променять эти маленькие неудобства с Дэвидом на комфорт и мягкость отдельной кровати без него. Эрни уже давно хотелось встать. Он попытался высвободиться из душного захвата, но Дэвид пошевелился и, бормоча сквозь сон, требовательно схватил то, что было ближе – им оказалось колено. Эрни на секунду замер и затаил дыхание. Он не хотел будить Дэвида, но зов тела был сильнее. - Ты куда? – не размыкая глаз, сказал Дэвид и сильнее сжал руку на плененном колене. - Отлить, - тихо прошептал Эрни и продолжил вылезать из-под одеяла. - Гм, - отозвался Дэвид и выпустил его. Когда Эрни оказался на свободе, босиком на голом полу, его обдало утренним холодом, и сразу захотелось нырнуть обратно в постель. На коврике у двери бдительный Скипи вскинул голову и приподнял левое ухо. Он с укором посмотрел на возмутителя спокойствия и обиженно пискнул, мол, опять шуметь вздумали, мало вам было! - Тсс. Спи, малыш, - ласково сказал Эрни и проследовал в уборную. Так странно. В зеркале отражался все тот же Эрни, что и вчера. Грустные серые глаза, темно-русые волнистые волосы, высокие скулы. Эрни умылся и пригладил волосы мокрыми ладонями. Дэвид сказал, что я красивый. Наверное, так и есть. Ведь когда любишь, все черты родного человека кажутся тебе красивыми и правильными. Например, дурацкая привычка Дэвида курить в постели и стряхивать пепел в пепельницу у изголовья кровати. Несколько раз он промахнулся и чуть не затушил бычок о подушку. Доиграется когда-нибудь. Но вчера, лежа в постели и изнемогая от сладкой усталости, им было так приятно курить одну сигарету на двоих… Эрни выскользнул из уборной и засеменил к кровати. Быстрее, в тепло. Но вдруг, сделав очередной шаг, он ощутил, как что-то холодное и острое вонзилось в беззащитную стопу. Эрни подавил крик и еле успел переступить на другую ногу, чтобы не дать этой штуке вонзиться еще глубже. Под ногой оказалась запонка, которую кто-то из них вчера в пылу любовной горячки неосторожно обронил на пол. Эрни поднял запонку и повертел в руках. Он сразу понял, что это была не его, а Дэвида. Сам Эрни никогда не носил таких шикарных запонок. Серебряная, хотя, нет, для серебра слишком тяжелая. Неужели платиновая? Квадратная, с выложенной бриллиантами по гладкому полю то ли змейкой, то ли буквой «S». Откуда у Дэвида такие? Они, должно быть, стоят целое состояние. - Ты чего там застыл? – окликнул его Дэвид. - Да вот, на запонку твою наступил. - А, брось ее, - махнул он рукой и уронил голову на подушку. - Шикарная вещица. Откуда? – не удержался от вопроса Эрни, залезая обратно под одеяло. Дэвид не сразу ответил. Потом все-таки сказал, небрежно дернув уголком рта: - Да так… Остатки прежней роскоши... Семейная реликвия… Ух! Холодный какой! - Зато ты такой теплый! Они снова сцепились в тесном захвате. Было семь утра. Через полтора часа начинались занятия. Эрни мог бы наплевать и не пойти на первую лекцию, но спать ему уже не хотелось. Нужно идти к себе. Он только полежит еще немного. Побудет еще немного с ним. - Дэвид, мне пора, - прошептал Эрни ему на ухо, когда стрелки часов дошли до половины восьмого. - Зачем? - встрепенулся Дэвид. - В полдевятого начинается первая лекция. - Эрни, я тебя умоляю, - возмутился было Дэвид, но Эрни перебил его. - Ты не понимаешь. Это очень важно. Я планирую попасть в научную группу к Першору, а он помнит в лицо всех, кто посещает его лекции... Обреченный вздох, исторгнутый Дэвидом, недвусмысленно дал понять Эрни, что он может идти, только бы перестал нудеть про лекции и научные группы, и вообще, не портил приятное утро. Эрни вылез из постели и начал одеваться. Он то и дело нагибался и подбирал с пола все, что они вчера с себя так поспешно сорвали. Провалявшись всю ночь как попало, вещи смялись. Ничего, добежать до общежития, а там переодеться. Чей это носок? Мой? Нет, не мой. Вот мой. Ага, вот еще одна запонка. Эрни снова остановился и залюбовался дымчатым отливом благородного металла и изящной, изгибающейся по серебристому полю, бриллиантовой змейкой. Или это все-таки, буква? В правом нижнем углу еще один крошечный бриллиант обозначал подобие точки. Тогда это буква «S.». Семейная реликвия? Здесь уместнее была бы буква «С.». Может, это реликвия по материнской линии? Но мать Дэвида, Элизабет Кортни, в девичестве носила фамилию Расселл. Опять не получается. Или все-таки змейка? Черт, уже без четверти восемь. А еще надо на завтрак успеть. - Дэвид, я пошел, - сказал Эрни, склонившись над кроватью, когда со сборами было покончено. Дэвид выпростал руку из-под одеяла, не глядя схватил Эрни за рукав и потянул к себе, так что Эрни чуть не упал на него сверху. Дэвид прижался к нему губами. - Все, иди, - сказал он, когда их губы со смачным чмоканьем разъединились, затем перевернулся на другой бок и продолжил спать. Эрни вышел в общий коридор. Он хотел как можно незаметнее покинуть здание, но новый вахтер, заступивший на смену вчерашнему подслеповатому старику, как назло, окликнул его на выходе. - Извините, сэр, но вы, кажется, не здешний. Как вы сюда попали? - Ах, это вы меня извините, - начал Эрни, растягивая слова в ожидании спасительной волны вдохновения. Надо было что-то соврать, иначе и у него, и у Дэвида будут проблемы, - Глупейшая ситуация. Я и сам не ожидал, что проснусь в чужом общежитии. Видимо, вчера я так сильно напился, что друзья поленились тащить меня до моего колледжа и решили оставить у себя, чтобы со мной ничего не случилось. Честно говоря, я плохо помню… Мятая одежда и растянутая речь достаточно убедительно доказывали тезис о бурно проведенной ночи. - Ничего, ничего, это бывает, - смягчился вахтер и больше не задавал вопросов. Эрни вышел на улицу и поспешил к своему колледжу. Осторожность все-таки нужно соблюдать. Нравы здесь хоть и свободные, однако, не стоит привлекать к себе лишнего внимания. *** Он вошел в лекционный зал одновременно со звонком. Отчасти из-за того, что забыл переложить сигареты из кармана пиджака, и пришлось за ними возвращаться, отчасти потому что не хотел приходить рано и снова садиться рядом с Робби Стайлзом. Под его внимательным ищущим взглядом Эрни становилось не по себе, словно этот человек ждал от него чего-то, что Эрни не мог ему дать. И в то же время Эрни понимал, что Робби, проучившийся здесь уже год, и знакомый со здешними порядками лучше него, может быть полезен во многих вопросах. Так что совсем игнорировать его не стоит. Впрочем, это и не получится. После полутора часов интенсивного конспектирования хриплой задыхающейся скороговорки дона Першора, без пауз и скидок на «помедленнее» и «повторите еще раз», Эрни чувствовал ломоту во всем теле и легкие слуховые галлюцинации. Он вышел во двор Квадрата и, подперев собой каменную стену архитектурного шедевра Кристофера Рена, закурил. Он зажмурился от удовольствия. Перед внутренним взором тут же вспыхнули головокружительные картины прошедшей ночи. Жаркие поцелуи, страстные касания, волнующие изгибы тел, напор разбушевавшейся молодой плоти и упоительное блаженство в конце как награда за их любовь и терпение. По лицу поползла невольная рассеянная улыбка. - Привет, Алекс, - послышался рядом знакомый голос. - О, привет, Робби, - Эрни моргнул и сфокусировал взгляд на приятеле. - О чем задумался? - дружелюбно спросил Стайлз. Эрни смял счастливую улыбку и поджал губы. Не мог же он рассказать Робби, что за секунду до его прихода вспоминал, как тепло и сладко ему было в объятиях Дэвида. - Пытаюсь запомнить порядок царствования англосаксонских королей, - невозмутимо ответил Эрни и выпустил в небо облачко сигаретного дыма. - Ты не забыл, что сегодня идем в клуб «Чертополох»? Я сказал, что ты придешь. Черт, забыл! Главное, не подать вида. Эрни удивленно вскинул на приятеля брови и с преувеличенным энтузиазмом ответил: - Конечно, помню, Робби, мы же договорились. Не подскажешь, где и когда? - В шесть в доме профессора Блэра. Если хочешь, я провожу тебя. - Если тебя не затруднит. Это было бы прекрасно, - легко согласился Эрни. - Тогда встретимся у входа в Квадрат без десяти шесть. - Не опаздывай! - пошутил Эрни. И они, смеясь, распрощались. Ну вот, узнаем, чем они тут занимаются в своих клубах. Надеюсь, плата за членство будет посильная. После обеда Эрни зашел в библиотеку колледжа. Надменный дон Першор выкатил студентам длиннющий список литературы обязательной для ознакомления, да еще с таким невозмутимым видом, мол, я прочел и вы прочтете, что даже Эрни, на что книжный червь, внутренне возмутился: ты-то это читал всю жизнь, а нам предлагаешь освоить за учебный год! Порывшись в каталоге, он решил остановиться на нескольких ключевых пособиях – с чего-то нужно было начинать. В ожидании своего заказа Эрни обозревал просторный читальный зал, где даже в послеобеденный час больше половины мест было занято. Он прошелся вдоль стеллажей с периодикой и полистал последние выпуски газет. На глаза попалась рекламная картинка ювелирного дома «Пиаже». Тут же в памяти всплыли платиновые запонки Дэвида. И вслед за этим в душу заползло странное тревожное чувство, которое возникло при первом взгляде на хитрую бриллиантовую змейку, и только усилилось после неубедительной легенды о реликвиях семьи Кортни. Что-то здесь не вязалось. Откуда взялась такая дорогая вещь у Дэвида, который, по его собственным словам, еще два года назад в разгар их семейной трагедии снес в ломбард все фамильные драгоценности? Выкупил? Но на какие деньги? Неужели на доходы от продажи акций завода Круппа? Кстати, какие нынче котировки у акций Круппа? Эрни начал придирчиво листать финансовую сводку, водя пальцем по списку компаний: Kraft, Kristie, Krupp — вот он. Последняя цена: 3.79 фунта*. Немало. Но вопрос в том, сколько акций было в распоряжении Дэвида, раз о них так легко и надолго забыли? Явно недостаточно, чтобы оплатить три года учебы в Оксфорде и выкупить из ломбарда фамильные драгоценности. Или хозяин ломбарда был полный идиот и не смог отличить платины от серебра, а бриллиантов от стекляшек, что тоже крайне маловероятно. Дэвид явно чего-то не договаривает. Может, тут были не только акции? - Мистер Уэверли! - окликнула его немолодая строгая библиотекарша и поправила очки на переносице. - Да, да, - Эрни бросил изучать периодику и поспешил к столу заказов. - Вот ваши книги: Том Таут, Гилберт Честертон, - и библиотекарша выложила перед ним два немаленьких изношенных тома. - Постойте, я заказывал еще «Политическую историю» Уильяма Ханта, - переспросил Эрни, не досчитавшись третьей книги. - Хант на руках. Ничем не могу помочь. Приходите через неделю, книга должна освободиться. И на этом спасибо. Эрни расписался за книги в формуляре и покинул библиотеку. Когда он вышел на солнечную улицу, запруженную спешащими во все стороны студентами, он уже не думал ни о запонках, ни об акциях Круппа. И вообще, зачем он забивает себе этим голову? Через неделю начнутся семинары, до этого надо подготовиться по пяти предметам и написать эссе, на основе которого дон Першор будет отбирать студентов для своей научной группы. Плюс теннис, плюс заседания клуба, плюс... Дэвид, в конце концов. Свободного времени совсем не остается. *** Без десяти шесть Робби уже стоял возле арки Том Куод и ждал Эрни, чтобы идти в клуб «Чертополох». Судя по всему, он пришел еще раньше, потому что успел замерзнуть, стоя на одном месте, и прятал озябшие руки в карманах. - Надо же, ты не опоздал, - поддел его Эрни. - Нет, что ты. Я ненавижу опаздывать. И не люблю, когда другие опаздывают, - Робби явно не понял шутки, - Меня всегда учили, что пунктуальность — качество настоящего джентльмена. - В таком случае, Робби, тебе нечего опасаться за свою репутацию, - усмехнулся Эрни в ответ. Они пересекли Сент-Олдейтс стрит и углубились в переулки, где в одном из старинных георгианских здании располагалось жилище дона Фергюса Блэра, профессора истории и общественных наук колледжа Крайст-Черч. Робби увлеченно рассказывал, что дон Блэр сейчас уже не работает наставником, но еще лет десять назад, он был самым популярным преподавателем в колледже, а сейчас вот организовал клуб для студентов. Эрни только кивал и поддакивал. Видимо, клуб действительно был популярен среди молодежи колледжа, потому что в прихожей, куда впустила приятелей пожилая служанка, не осталось свободных вешалок, а короб для тростей ощетинился во все стороны тростями разных фасонов, как дикобраз перед нападением. В гостином зале уже собрались студенты, общей численностью около дюжины. Кого-то Эрни уже знал, кого-то нет. По двое, по трое, все разбились на кучки и были чем-то заняты. В воздухе стояло приглушенное жужжание множества голосов, иногда прерываемое взрывами задорного хохота. На стене на самом виду висел нарисованный щит, на котором был изображен ощетинившийся во все стороны колючками цветущий чертополох, а на обвивающей его ленте читалась надпись на латыни: «Per dolorem sapientia datum est»— мудрость дается через боль. В углу зала играло пианино. Долговязый студент с прилизанными черными волосами, не отрывая глаз от пюпитра с нотами, играл что-то похожее на рэгтайм. А рядом с ним сидел седой круглый старик (по-видимому, сам хозяин), внимательно слушал забойный рваный ритм, удивленно пучил живые черные, как букашки, глаза и время от времени вскрикивал: - Что за чушь ты играешь, Хиддлстоун? Куда ты так торопишься? Ах, это темп такой? Эпилептик, видать, сочинял. Вдруг старик заметил вошедших и, тут же забыв про пианиста, гаркнул через весь зал так, что все разом замолчали: - Стайлз! Добро пожаловать, мой мальчик. Кажется, ты кого-то привел с собой? - Добрый вечер, – поздоровался Робби и тут же, церемонно поводя рукой, представил собранию своего спутника - Джентльмены, позвольте представить вам моего товарища и, возможно, нового члена нашего клуба, Александра Уэверли. Студенты одобрительно закивали, глядя на Эрни, кто-то даже зааплодировал. Послышались возгласы: - Привет! - Виделись уже! - О, и этот здесь! Дон Блэр, не выходя из своего угла, снова прокричал через весь зал, словно собеседники находились за милю от него: - Еще один Уэверли? Надеюсь, это последний? С меня хватило вашего братца. - А что с ним было не так? - испуганно спросил Эрни. - Что не так? Дурак дураком. Одни мышцы. Надеюсь, ты окажешься умнее, приятель, иначе я буду считать, что ваш отец лорд Артур зря старался, производя вас на свет. Ну да ладно, Уэверли, добро пожаловать на наш симпосий. Под одобрительный хохот присутствующих покрасневший до корней волос и крайне обескураженный таким «радушным» приемом Эрни присел на краешек ближайшего стула. Робби сел рядом и шепнул ему на ухо: - Не обижайся на него. Он со всеми так шутит в начале. Проверяет на выдержку. Что-то типа инициации. - Он и про твою семью так шутил? - Ага, сказал, что я вырос среди женщин, и что у меня, наверное, борода только здесь, вдали от мамаши, начала расти. Эрни недоверчиво посмотрел на Робби. То безоблачно улыбался и хлопал белесыми ресницами. Интересные порядки здесь царят! Однако не стоит судить о людях по первому впечатлению. Старик, судя по всему, харизматик, и пользуется здесь большим авторитетом. Такие люди редко бывают душками, но раз к нему продолжают ходить, значит его обращение не настолько грубо, чтобы это могло надолго кого-то оттолкнуть. Тем временем служанка внесла в гостиную два больших подноса с сэндвичами и сконами. Чай, молоко, сахар, джем и взбитые сливки уже стояли на столе посередине зала. Время приближалось к ужину, поэтому к подносам тут же потянулось множество рук, а рты принялись усердно жевать. Дон Блэр с улыбкой смотрел на изголодавшихся студентов и приговаривал: - Угощайтесь, джентльмены, не стесняйтесь. Миссис Блэр сегодня постаралась на славу. Вы думаете, легко накормить дюжину молодых здоровых мужчин? Но, видимо, моя жена вас очень любит. Ради меня одного она бы никогда не стала так стараться. Из набитых ртов послышались сдавленные смешки. Видимо, шутки про взаимоотношения дона Блэра с женой были здесь в ходу. Пока гости утоляли голод, Блэр, все это время не покидавший своего места у пианино, и не притронувшийся к еде, задумчиво сказал, ни к кому специально не обращаясь: - Если вы думаете, что я здесь для того, чтобы кого-то оскорбить или обидеть, то вы не правы. Посмотрите на этот щит, - толстый короткий палец дона показал на щит с чертополохом, - «Через боль дается мудрость»! Фраза достойная Сократа. Я здесь для того, чтобы вы научились реагировать на неожиданности, не впадая в истерику и ложный пафос. Только холодный ум, спокойствие и здоровое чувство юмора. Иногда стоит потерпеть, чтобы потом было легче. - Вы считаете, что страдание обязательное условия для мудрости? - подал голос ехидный носатый студент Горацио Гарфилд. - Насчет мудрости не поручусь, но опыта — точно, - кивнул дон Блэр. - Опыт может быть разным. - Любой опыт полезен, даже плохой. - А если этот опыт сломает всю дальнейшую жизнь? - не унимался Гарфилд. - Жизнь на то и дана, чтобы ее ломать. Нет ничего скучнее, чем сидеть в кресле и трескать сэндвичи с ветчиной, глядя в одну точку, как Маршалл! Кит Маршалл, вихрастый второкурсник в очках при упоминании своего имени поперхнулся и уронил сэндвич с ветчиной себе на брюки. - А я ничего… это я так, - спохватился он и начал виновато поправлять очки на переносице. - Успокойся, Маршалл. Будешь продолжать в том же духе, опыт и мудрость тебя никогда не застанут врасплох, - крикнул ему дон Блэр и закатился беззвучным смехом. Кто-то из соседей Маршалла хихикнул и отвесил ему легкий подзатыльник, а Маршалл, подобравший было потерянный сэндвич, снова уронил его, на этот раз на пол. - А вы что скажете, Уэверли? – внезапно обратился дон Блэр к Эрни. Тот застыл с надкушенным сконом и чашкой чая в руке, но тут же нашелся. Старик любит ставить людей в неловкое положение и смотреть на их реакцию? Ну что же... - Пока что я могу сказать лишь то, что ваша жена печет отличные сконы. Я ем уже тертий. Скажу откровенно, ее чувство меры и вкуса показало себя здесь гораздо лучше, чем наше остроумие. Дон Блэр сверкнул на Эрни своими глазами-букашками и хмыкнул: - Хитёр! Ладно, ответ принят, - и далее обратился к другому студенту, старшекурснику с угревой сыпью на лице, - Мистер Уэйхем, кажется вы подготовили нам сегодня доклад? - Каждый раз кто-то готовит доклад на необычную тему, - вполголоса объяснил Робби. Альфред Уэйхем отошел от стола и встал у стены со щитом. От манерно оперся рукой о декоративную полу-колонну, служившую подставкой для бюста Декарта, прокашлялся и, глядя в пространство перед собой, начал вещать. - Джентльмены, я имею сказать вам следующее: благотворительность — это зло!... Эрни удивленно вскинул голову. Тема и правда была необычная. Судя по всему, выбирая тему для доклада, в задачу докладчика входило стать «адвокатом дьявола» и постараться найти достаточно убедительных аргументов в поддержку самой непопулярной точки зрения. Видимо, по мысли дона Блэра это должно было развить у студентов гибкость ума, логическое мышление и ораторские способности. Но Уэйхем справлялся со своей задачей так себе. Эрни остался недоволен. - ...Таким образом, я утверждаю, что благотворительность — это зло. Вопросы? - выходнул притомившийся Уэйхем и посмотрел на аудиторию с надеждой, что вопросов не последует. - Я так и не понял, почему вы считаете благотворительность злом. Разве помогать людям плохо? - решился выступить Эрни. - Благотворительность — это самообман. Люди таким образом пытаются купить себе репутацию, власть или что-то другое. - Но что вы скажете по поводу анонимной благотворительности? О какой власти может идти речь, если человек пожелал остаться неизвестным? - А к чему эта анонимность? - резонно спросил Уэйхем. - А разве это не может быть простая скромность? - не унимался Эрни. Его почему-то охватила злость на этого упрямого спорщика, на эту дурацкую тему, на это все… - Как вам будет угодно, но лично я бы поостерегся брать «бескорыстную» помощь у человека, пожелавшего остаться неизвестным. Как бы не пришлось отдавать свое, - усмехнулся Уэйхем. Эрни уже открыл рот, чтобы ответить, но вдруг все голоса в зале покрыл зычный бас дона Блэра: - Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes!** - нараспев продекламировал он из своего кресла - Откуда это? - Вергилий «Энеида», - машинально ответил Эрни и, чтобы скрыть досаду, опустил глаза и посмотрел на дно своей чашки. Мелкие чаинки выстроились в странную фигуру, наподобие стаи птиц, преследуемых крылатым змеем... - Эй, Уэйхем, может еще чаю с сэндвичами? Кажется, ты здорово обидел нашего нового друга. А вы, Уэверли, привыкайте. Здесь так, - развел руками дон Блэр. - Я вовсе не обижен. Мистер Уэйхем имеет право на свое мнение, - буркнул Эрни и посмотрел на Уэйхема. Тот вполне дружелюбно улыбался ему в ответ. Эрни немного успокоился. - А вот это правильно, - довольно покивал Блэр, - «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать». Кто сказал? - Вольтер! - наперебой сказали несколько голосов. Но вдруг Кит Маршалл вскочил со своего места, уронив с колен блюдце, поправил на носу очки и провозгласил: - А вот и нет! Я знаю, что эти слова приписывают ему ошибочно, и на самом деле автором этих слов является писательница Эвелин Холл, автор биографии Вольтера. - Как? - Вот так. Все надо проверять и никому не верить на слово, - гордо сказал Маршалл и сел, задев коленом чашку своего соседа. Тихая ругань, поиск салфеток... Эрни не мог с этим не согласиться. Дон Блэр беззвучно похлопал в ладоши. Далее разговор свернул на ложные цитаты, и еще полчаса все спорили о том, кому какие слова приписывают. Выяснилось, что слова Цезаря «И ты, Брут» впервые появились в трагедии Шекспира, а генерал Камбронн, перед тем, как сказать свое бессмертное «Гвардия умирает, но не сдается», сказал одно неприличное слово, а некоторые считают, что кроме этого слова он больше ничего не говорил. Постепенно от слов великих людей перешли к их делам, а вскоре и вовсе начали обсуждать современность. Здесь сразу наметились две фракции. Одни утверждали, что все лучшее осталось в прошлом, а другие горячо ратовали за светлое грядущее. Дон Блэр не мешал спору, а только переводил глаза-букашки с одного спорщика на другого. - А мне кажется, что мы стоим на пороге великого будущего. Нам еще предстоит ощутить на себе неумолимую поступь прогресса! - горячился Лайонел Рикман, главный поборник своей фракции. - И зачем все это? Ведь закончится одним и тем же - все умрем, - сказал мрачный мизантроп Горацио Гарфилд. - На все божья воля, - обреченно вздохнул Робби. - Стайлз, умоляю, не приплетайте сюда Бога. Он тут ни при чем, - фыркнул Гарфилд и наморщил горбатый нос, - Ницше сказал, что Бог умер! - Ваш Ницще — сумасшедший болтун! - ответил Робби, наливаясь краской. Эрни с опаской посмотрел на приятеля, как бы тот не сорвался. - Может и болтун, но кто-то должен был это сказать, раз все остальные стесняются, - с достоинством парировал Гарфилд. - Уверен, что ни моей, ни вашей матери не понравились бы эти разговоры, - продолжал упорствовать Робби. - Тогда что вы тут делаете? - пророкотал из своего угла дон Блэр. Робби, сидевший к нем спиной, развернулся и спокойно сказал: - Я здесь ради этих разговоров. На секунду повисла пауза. Эрни одобрительно потрепал Робби по руке. Ответ вполне в духе Сократа. Дон Блэр, кажется, тоже остался доволен. - А по-моему, Война доказала, что Бог давно ставил эту Землю, - подал голос Фред Макинрой, широкоплечий парень, член команды по регби, - Именно поэтому нужно перестать мечтать о помощи свыше и взять дело в свои руки на случай новой войны. - Новой войны не будет. Это невозможно, - замотал головой вечный оптимист Лайонел Рикман. - Вы считаете? - обратился к нему Эрни. - Ну, может, лет через сто. После таких жертв… Люди надолго напуганы, - пожал тот острыми плечами. - Какой вы пацифист. А как же: Si vis pacem, para bellum***? - съехидничал Эрни, чувствуя, что намечается очередной диспут. - Но уж точно новая война не будет столь кровопролитной. Это невозможно! - Опять вы со своим «невозможно»! Еще двадцать лет назад никто не думал, что мы будем летать по воздуху на деловые встречи. Говорили, что это «невозможно». - По-вашему, это стало возможным благодаря Войне? Не порите чушь, Уэверли! - сказал Гарфилд. - Это вы порете чушь, а я говорю серьезно. - То есть, миллионы людей заплатили своими жизнями за радость летать на деловые встречи через Ла-Манш? - сказал Гарфилд таким нарочито насмешливым тоном, который по задумке должен был вывести собеседника из равновесия. И ему это почти удалось. - Это ваши слова, - продолжал Эрни, - А я хотел сказать, что война — это не только голод и кровь, но и толчок к прогрессу. - Бууууу! - заголосили студенты. - Тише, джентльмены! - призвал всех к порядку дон Блэр, чувствуя, что ситуация выходит из-под контоля, - Уэверли, назовите хотя бы две причины, что хорошего дала нам Война, кроме гражданского воздухоплавания. - Русская Революция! - издевательски крикнул Гарфилд. - Безработица в Германии! - подхватил Уэйхем. - Короткие юбки у женщин! - мечтательно закатил глаза под запотевшими очками Маршалл. Эрни совсем смутился. Наглые возгласы сбивали его с мысли, отчего он начинал не на шутку раздражаться. - Мне нужно подумать, собрать данные… - Отлично, Уэверли. В следующий раз мы бы хотели услышать от вас доклад о прогрессивной роли Войны, - сказал дон Блэр и ткнул в сторону Эрни своим толстым коротким пальцем, словно припечатывал пометку к доске с расписанием. Эрни кивнул. Сам напросился. К тому же, это была хорошая возможность показать свои способности. Он почему-то был уверен, что справится намного лучше Уэйхема с его «благотоврительностью». - Как по мне, так джаз и фокстрот вполне прогрессивное завоевание, - сказал Фред Макинрой, притоптывая на месте. - Ну вы и циник! - Циники — это Диоген и Антисфен, а я просто люблю музыку, - легко отбил атаку Макинрой и повернулся на месте в танцевальном пируэте. - Дело говоришь, Фредди! - поддержал друга Лайонел Рикман, - Что-то мы, друзья, скатились в ложный пафос. Надо разрядить обстановку, вам не кажется? - Хиддлстоун, сыграй нам что-нибудь модное, - предложил Макинрой. - Дерек у нас первый пианист в колледже, - шепотом пояснил Робби. Хиддлстоун недовольно покосился на товарищей, мол, я не играю по заказу, я вам не кабацкий тапер. Но тут дон Блэр хлопнул рукой по крышке пианино и крикнул на весь зал: - Мистер Хиддлстоун, порадуйте нас куском современной музыки. - Дерек, давай «Одеться, как для Ритца»! - крикнул Кит Маршалл и подскочил к пианино, чтобы найти нужные ноты. - Да, да, отличная вещь! - вразнобой загомонили голоса. Дерек Хиддлстоун, все это время молча и невозмутимо сидевший с куском пирога на блюдечке, встал, отряхнулся, пригладил и без того лоснящиеся черные волосы и, по-аистиному выгибая колени, прошел к пианино. Хруст разминаемых суставов, гордо вскинутые плечи и… Have you seen the well-to-do Up and down Park Avenue? On that famous thoroughfare With their noses in the air? High hats and Arrow collars, White spats and lots of dollars, Spending every dime For a wonderful time. Now, if you’re blue and you don’t know Where to go to, why don’t you go Where fashion sits Puttin’ on the Ritz? Дерек пошел на второй куплет. Оказалось, что слова второго куплета мало кто знает, поэтому решили повторить первый. Когда первый куплет был пропет в третий раз, Хиддлстоун начал импровизировать, и сначала выбивал быстрый чарльстон, а затем незаметно и органично перешел на свой любимый рэгтайм. Длинные пальцы скользили по блестящим клавишам с такой быстротой, что казалось, будто у него не две руки, а восемь. Когда, наконец, после изнурительно-виртуозного пассажа прозвучал последний аккорд, все разом зааплодировали, заголосили, засвистели, как будто кто-то забил гол на футбольном матче. Вошедшая в этот момент в гостиную миссис Блэр чуть не оглохла от шума и закрыла уши руками. - Мистер Блэр! А не кажется ли вам, что пора закругляться? – ее неожиданно громкий грудной голос, под стать мужниному, с легкостью покрыл восторженную какофонию крика и свиста. Голоса мгновенно стихли, и все лица обратились в ее сторону. Заручившись всеобщим вниманием, она продолжала: – Молодежи надо готовиться к завтрашним занятиям. А вам, мой друг, предстоит принять снотворное и лечь пораньше, иначе завтра случится, как в сказке, только наоборот - я получу вместо мужа зеленого лягушонка. При виде жены дон Блэр преобразился. Еще минуту назад он был хозяином этой гостиной, строгим арбитром и суровым судьей, вещал, как Цицерон и сыпал парадоксами, как Сократ… Но тут пришла миссис Блэр, и «Цицерон» беспомощно выкатил на нее свои глаза-букашки, выставил вперед руки, словно ребенок, пытающийся защититься от гнева матери, и попытался спасти свое реноме: - Матушка, помилосердствуйте! Что же вы меня позорите перед моими молодыми друзьями? Я не какой-нибудь слабоумный старик. Я еще могу… - Фергюс Джонатан Блэр! - с притворной строгостью воскликнула миссис Блэр и топнула ножкой в мягкой домашней туфле, - Быстро, я сказала! Грелка ждет. Видимо, последние слова служили своеобразным условным знаком, потому что сразу после упоминания грелки, послышались сдавленные смешки, и молодые люди начали вставать со своих мест, чтобы идти домой. Дон Блэр в полном соответствии со сценарием этого домашнего спектакля обреченно развел руками и констатировал: - Джентльмены, кажется наш кружок вольнодумства временно самораспускается. Как говорил один мудрец: моя Ксантиппа дает мне уроки терпения и кротости, с которыми я потом выношу дерзости и оскорбления от других. И под веселый хохот студенты направились к выходу. На прощание каждый из них поцеловал миссис Блэр ее пухлую ручку и поблагодарил за угощение. Растроганная женщина не переставая делала книксены, кивала и отчаянно краснела от знаков внимания молодых мужчин, в особенности ее любимца - красавца-пианиста Дерека Хиддлстоуна. Стоя в прихожей и разбирая свои вещи, Робби спросил Эрни: - Ну, как тебе? - Да, было не скучно! Спасибо, что пригласил, Робби, - благодарно улыбнулся Эрни. - Блэр сегодня в хорошем расположении духа. Пока, Кит... - Да, старик мне понравился. Острый ум, несмотря на возраст. Жаль, что он больше не берет студентов. Я бы к нему пошел. - Я бы тоже. Значит, ты еще придешь? – застенчиво спросил Робби. - Теперь я должен прийти! С меня доклад о прогрессивной роли Войны. Сам напросился, - обреченно закатил глаза Эрни. - Мне уже интересно, как ты выкрутишься! – засмеялся Робби. Пробегавший мимо Горацио Гарфилд крикнул им вдогонку: - Эй, Стайлз, ты сегодня дежуришь по этажу? Скажи О’Брайэну, чтобы убрал из коридора свои коробки и прочее дерьмо – пройти невозможно. *** Когда они покинули клуб, было около девяти. Уже стемнело, и улица начала загораться рядами оранжевых газовых огней, от которых почему-то становилось еще мрачнее. В конце переулка на пересечении с Сент-Олдейст стрит под фонарем стоял человек, и курил, прислонившись спиной к фонарному столбу. К его левому запястью был привязан поводок, с которого во все стороны рвался молодой бигль, но человек оставался невозмутим и лишь изредка подтягивал поводок к себе, когда прыть веселого пса грозила вывихом сустава. - Эй, привет! - воскликнул Дэвид, когда Эрни и Робби показались на перекрестке, и, грациозно оттолкнувшись от столба, пошел им навстречу. - Дэвид? Что ты тут делаешь? – с радостным удивлением спросил Эрни, когда они поравнялись. - Жду тебя. Я зашел к тебе в общежитие, а мне сказали, что ты, скорее всего, в клубе и дали адрес. - Давно ждешь? - Минут десять. У нас недавно тренировка закончилась. Вот, решил выгулять пса, заодно тебя дождаться, - говорил Дэвид, лучезарно улыбаясь при виде милого друга. Все это время Робби покорно стоял рядом и слушал их разговор. Тут Эрни спохватился. - Кстати, Дэвид, познакомься, это Роберт Стайлз, мы учимся вместе. Робби, это Дэвид Кортни, мой школьный друг. - Приятно познакомиться, мистер Стайлз, - Дэвид уверенно протянул руку новому знакомому. - И мне приятно, - Робби пожал предложенную руку с некоторым сомнением. В это время любопытный Скипи обнюхал ботинки Робби и громко чихнул. - Фу, Скипи, отойди, - Дэвид дернул собаку за поводок. - Вам разрешили привезти собаку? Разве это не против правил? – вдруг спросил Робби. На секунду повисла неловкая пауза. Дэвид удивленно наклонил голову и внимательно посмотрел на Робби. Тоже мне, ревнитель правил нашелся. - Это временно. По семейным обстоятельствам я не мог оставить собаку дома, – холодно ответил он, - Вас удовлетворило мое объяснение? - Да, вполне, благодарю, мистер Кортни, - ответил Робби и отвел глаза. - Лорд Кортни, - довольно резко поправил его Дэвид, - Тогда, если вопрос исчерпан, разрешите нам откланяться. Ну что, пойдем? - обратился он к Эрни и кивнул в сторону противоположную от Крайст Черч. - До завтра, Робби, - вежливо и немного виновато попрощался Эрни. Ответ чуть запоздал. Эрни тревожно взглянул на Робби, все лицо которого было залито краской. - До завтра. Мое почтение, милорд, - Робби особо учтиво поклонился Дэвиду, круто развернулся и зашагал через улицу в сторону своего колледжа. Когда друзья отошли от перекрестка на сотню шагов, Дэвид спросил: - Кто этот тип? Я уже в который раз вижу его рядом с тобой. Чего ему надо? - Ты про Робби? Да ничего ему не надо. Мы же в одном колледже учимся, часто видимся, вот и все. - Сразу видно, деревенщина. - Перестань, Дэвид. Зачем ты с ним так? Он хороший парень. Только странный немного. - Это заметно. Собака ему моя помешала! Кстати, я не говорил тебе, мои родители возвращаются в Лондон. Я на выходных поеду к ним, заодно отвезу Скипи, а то комендант меня скоро живьем съест. Мерзкий тип. - Как жаль. Значит, я больше не увижу тебя, малыш? – Эрни нагнулся и потрепал Скипи за ухом. - Да, теперь только если приедешь к нам в гости. Я сам буду скучать по своему чертенку. Скипи, дай лапу. Дай лапу, я сказал. Молодец, держи сухарик. Представляешь, этот сорванец недавно на прогулке чуть было не покрыл суку одной почтенной дамы. Я еле смог ее успокоить. - Кого? Суку? - Да не суку, а даму. Сука-то как раз осталась довольна. А вот тетка подняла крик. Я сказал ей, что ничего непоправимого не произошло, что мой парнишка просто очарован красотой ее девочки и делает ей искреннее предложение руки и сердца. Кажется, после этого мадам смягчилась, даже повеселела. - Да ты самого черта уговоришь покинуть ад и переселиться в Глазго! – рассмеялся Эрни. Они свернули на пустынную Блю Бор стрит, инстинктивно избегая широких освещенных улиц, и ориентируясь по шпилю церкви Девы Марии, главной оси, нанизавшей на себя весь город. - Куда ты меня ведешь? – спросил Эрни, хотя знал ответ. - Ко мне. Ты же сказал, что к тебе нельзя, у тебя сосед за перегородкой. Значит, у нас только один адрес. - Слушай, меня уже остановили сегодня. Как бы не заподозрили... - Не волнуйся, все будет в порядке. Ты зайдешь, якобы по делу, а в десять этого вахтера сменит другой, который не знает, что ты у меня. Надо пользоваться, пока есть время. Я боюсь, что потом мы не сможем видеться так часто. - Да, ты прав. Только вот мы завтра опять не выспимся… - Господи, Эрни, я весь день о тебе думал! Спорим, ты тоже? - Да. - Тебе еще хочется? - Да. Они замедлили шаг, когда неширокая Турл стрит, как и вчера, обступила их густой шепчущей темнотой. Фонари здесь были редки, отчего темнота в неосвещенных местах казалась еще гуще и непроглядней. Где-то вдали, на Броуд стрит, подвыпившая компания горланила «Десять зеленых бутылок». Теплая рука скользнула вдоль спины и остановилась чуть ниже. Сердце забилось там, где ему совсем не положено было быть. А впереди уже маячил тонкий шпиль часовни Эксетер. Уже скоро. До слуха донесся нервный шепот: - У тебя уже стоит? - Да. - У меня тоже. Хочешь дам потрогать? - Да. - Ты возьмешь его в рот? - Да. - И сделаешь до конца? - Да. - И дашь мне сделать то же самое? - Да, да, черт возьми. Перестань меня мучить. - Скажи это. - Я возьму его в рот и сделаю так, что ты кончишь, а потом дам тебе сделать то же самое, потому что это ты, и я люблю тебя. - Я люблю тебя, - ответил задыхающийся голос. *** Он уже не помнил, когда в последний раз говорил эти слова. И кому говорил? Он знал одно: ЕМУ он их никогда не скажет. От выкуренной сигареты запершило в горле. Уэверли прокашлялся и сплюнул в платок вязкую мокроту. Надо бросать, сам знаю. Доктор, жена, Агата, а здесь вдобавок еще и прислуга, - все взяли на себя роль его няньки. Да ему уже ничего нельзя! Сигареты под запретом. Опиум и виски под полным запретом. Любовь к тому, кого он сам хочет, даже не обсуждается! Остается работа. А еще внутренний мир, который, по счастью, у тебя никто не отнимет. Уэверли брезгливо отодвинул от себя папку с донесением о готовящемся смещении Хрущева. Мышиная возня. Мерзость. Скифы с жадными глазами. Небось, этого бровастого посадят, как его там Брж…, черт его разберет. Тогда пиши пропало – столько лет напряженной работы пойдут коту под хвост, и все начинать сначала. Уэверли еще раз взглянул на фотографию возможного нового советского генсека и с раздражением захлопнул папку. Переворот готовится с санкции главы КГБ Семичастного. Если все удастся, Илью наверняка отзовут на Родину. От острого предчувствия нутро обожгло колючим холодом, а на языке проступила горечь. Думать об этом не хотелось. Уэверли глубоко вздохнул и потер пальцами виски. Интересно, чем сейчас занят Илья? Что-то он затих. Может, читает? После продажи родового особняка в Южном Кенсингтоне Уэверли распродал все имущество, кроме дедовой библиотеки. Часть книг он перевез в свою новую квартиру в Пимлико, а часть отправил в Шелтер. В силу того, что ему приходилось без конца ездить по миру, отпуск он предпочитал проводить на Родине. Воистину, нет более душеполезного занятия, чем, сидя в кресле с чашкой чая, листать желтые, пахнущие прошлым веком, страницы. Еще в начале их вынужденного заточения Уэверли однажды застал Илью в библиотеке за чтением. Илья сидел на самом краю старого чипендейловского кресла, уперев локти в колени, и читал какую-то старую на вид книгу. Он внимательно водил глазами по строчкам и беззвучно шевелил губами. Усердие, с каким русский агент поглощал написанные столетие назад строки, заворожило Уэверли. Он невольно остановился, чтобы понаблюдать за ним. Желтый свет настольной лампы резко выхватывал из мрака библиотечного кабинета темную согбенную фигуру. Длинные ресницы трепетали, отбрасывая на лицо запутанную тень. Илья, впрочем, сразу почувствовал на себе чужой взгляд, закрыл книгу и смущенно посмотрел в ту сторону, где за стеллажами укрылся, как тот считал вполне незаметно, но, видимо, недостаточно незаметно для другого профессионала, его шеф Александр Уэверли. - Продолжайте, я просто зашел взять книгу на ночь. У меня, знаете ли, бессонница, - спохватился Уэверли и вышел из-за стеллажа, когда понял, что его засада раскрыта. - Гм, - кивнул Илья. - Что читаете? – поинтересовался Уэверли и подошел ближе. - Да так…, - Илья показал ему книгу. Это был «Грозовой перевал» Эмили Бронте. - Э… Вам нравится? – спросил Уэверли, пытаясь скрыть удивление. Вот уж странный выбор для агента КГБ. Илья пожал плечами. - Мне нечасто доводится читать такие книги. А тут, пока есть время… Мне уже интересно, чем закончится. Вы читали? - Давно, еще в юности. Старая добрая классика. Что ж, не буду портить вам впечатления. И, не придумав ничего другого, чтобы продолжить разговор, Уэверли снял с полки первую попавшуюся книгу и вышел из библиотеки. Илья, оказывается, тоже любит читать. От этой мысли на душе у него вдруг потеплело. Уже дойдя до своей комнаты, он посмотрел на книгу, что держал в руке. Это были «Насекомые амазонской сельвы» Генри Бейтса. Ну, что же, почитаем про насекомых. Все мы насекомые.