Осколки

Нет зрелища более скучного и унылого, чем Оксфорд в ноябре. Осень вступала в свои права с нахрапом уличного торговца, словно отыгрывалась за затянувшееся лето. Зарядили дожди, в вертикальных струях которых терялась и блекла пламенеющая готика оксфордских дворцов и храмов. Люди передвигались по улицам перебежками, пряча лица под черными зонтами. Кто-нибудь знает, почему в Англии делают только черные зонты? В такое время лишь счастливые безумцы могли сохранить рассудок. Но Эрни не был безумцем, да и счастливым больше не был. Глядя из окна на резные двускатные крыши с башнями и флюгерами - вид, в иные времена служивший для него источником бесконечного вдохновения, - Эрни чувствовал, как холодная рука одиночества легла ему на плечо, и оказалась невыносимо тяжелой. А ведь еще недавно он думал, что поборол свои чувства. Он был почти в этом уверен и очень гордился собой. Однако случай с Дорис Кларк все расставил на свои места. С жестокой ясностью Эрни увидел себя со стороны, как в зеркале: одинокого, озлобленного и никем не любимого. Оказалось, что чувства никуда не делись, они лишь замерли на время, как после ожога. Теперь же настала пора долгого и болезненного заживления. Время вокруг текло медленно, словно жидкая каша, которой кормят умирающих, чтобы хоть ненадолго продлить их тлеющую жизнь. Эрни подумал, что если сейчас что-нибудь не сделает, то сойдет с ума. Он спустился в кафе, занял столик в углу, подальше от основной публики, и заказал виски. Он встал из-за стола, лишь когда утомленный официант, бросая в его сторону ненавидящие взгляды, начал поднимать стулья и мыть полы. Пошатываясь, Эрни покинул гостеприимную обитель. На следующий день больной и злой с похмелья Эрни не пошел, как обычно, на занятия или в библиотеку, а опять отправился в кафе, уселся на то же место и просидел там до тех пор, пока мог сохранять сознание. На следующий день все повторилось снова. И снова... Иногда к нему подсаживались приятели. Поначалу Эрни думал, что общество других людей отвлечет его от грустных мыслей. Но вскоре он понял, что в компании товарищей ему становилось еще тоскливее. Их беззаботная болтовня угнетала его. Некоторые спрашивали про Дэвида, про его внезапную женитьбу и уход из Оксфорда, не ведая, какую боль тем самым причиняют. И Эрни приходилось говорить и об этом спокойно. Он стойко держался, но в конце концов решил, что проще не подвергать себя испытаниям, и постепенно стал отдаляться от дружеских компаний, выбирая места безлюдные, а то и попросту пил один, запершись у себя в квартире. Он и сам не мог объяснить себе, почему пьет. Дело было не в удовольствии (“веселая” стадия опьянения у Эрни проходила до обидного скоро). Однако он давно заметил, что в этом состоянии он был не способен сконцентрироваться ни на одной мысли. С его пытливым умом, когда он мог ночь напролет не спать, копаясь в своей голове в поисках причин и решений, это было настоящим подарком природы. Если бы не алкоголь, он бы давно сошел с ума, замучил бы себя вопросами, ответов на которые не было. Да и у окружающих к пьяному как правило отношение снисходительное - парень в стельку и все тут. Каждый раз, когда слуга Джоркинс помогал втащить его туловище в комнату после очередной попойки, Эрни смутно припоминал что-то, о чем давно хотел спросить этого молчаливого человека, но каждый раз забывал, безуспешно пытаясь схватить ускользающую мысль. Однажды, уже лежа в своей постели и глядя, как слуга деловито подтыкает под его подушку застиранное полотенце, Эрни собрал все силы и схватил его за мускулистую руку. Джоркинс перестал подтыкать полотенце и удивленно посмотрел на него. Так они глядели друг на друга несколько секунд, потом Эрни с трудом разлепил губы и произнес: - Мистер Биф... ик... Биффин. - Что такое, сэр? - Биффин. Толстый такой... ик... с глазками. Ко мне приходил? Эрни уже пожалел, что начал этот разговор. Что за бред он несет? Ну откуда Джоркинс может это помнить? Еще подумает, что он сумасшедший. Впрочем, он, пожалуй, давно так думает. Эрни страшно мутило, и он надеялся, что где-то рядом стоит предусмотрительно подставленный таз. Джоркинс однако не уходил. Он постоял возле кровати, насупив брови, и вдруг сказал: - Приходил тут один тип, когда вы были в отъезде. Как звать не помню. - Чего он хотел? - Да бог его знает. Что-то про вас спрашивал. Деньги мне совал. Я не стал с ним разговаривать. У меня своих дел хватает. А проныр на дух не переношу. Эрни разжал руку. Уже проваливаясь в тяжелый пьяный сон, Эрни удовлетворенно подумал: “Не он”. Последнее, что он помнил был Джоркинс, ногой придвигавший к его кровати эмалированный таз. Через некоторое время Эрни понял, что у него заканчиваются деньги. Поначалу он пытался одалживать у приятелей, однако очень скоро с неприятным удивлением выяснил, что те вовсе не рвутся ему помогать. Это было обидно. Люди, которые в прежние времена охотно пользовались его щедростью и гостеприимством, теперь вдруг вспомнили о своих расходах и о его, Уэверли, сомнительной платежеспособности. Вот ведь скоты! Тогда Эрни наступил на горло своей гордости и скрепя сердце написал домой с просьбой прислать ему причитающееся содержание раньше срока. Мучаясь последствиями абстинентного синдрома, он каждый день ходил в банк и справлялся о состоянии своего счета. Наконец, через неделю он получил от матери письмо со вложенной в конверт десятифунтовой банкнотой. В письме мать говорила, что отец приказал заморозить личный счет Эрни, чтобы никто не смог перечислять на него деньги, пока этот наглец не одумается. Эти десять фунтов - пожалуй, последнее, что ей удалось пронести мимо носа своего мужа. Мне очень жаль, сынок. Я попробую что-нибудь придумать. Эх, мама, мама. Эрни раздраженно смял письмо в кулаке. Ну и что теперь делать? При умеренных тратах этих десяти фунтов ему хватит на неделю, много на две, но потом... Впервые в жизни Эрни почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Казалось, весь мир ополчился против него. Сволочи, какие все сволочи! Ладно, десятки ему хватит на первое время, если тратить экономно. Да ведь он и будет тратить экономно. А потом подумаем, что делать дальше. - Эй, Берни, налей мне, как обычно. Десятки хватило ровно до пятницы, вернее, до утра субботы. В то утро Эрни проснулся в своей постели раздетый, хотя не помнил, как раздевался. Рядом, как и прежде, стоял эмалированный таз, чистый, впрочем. Эрни открыл глаза и тут же снова закрыл. Солнце ослепительно било в глаза. Первое солнечное утро за весь месяц. И, как назло, именно сегодня, Эрни предпочел бы его не видеть. От вчерашнего дня осталась лишь похмельная муть в голове и полтора фунта в кармане. Вот и настал, наконец, тот день, когда нужно решать, что делать дальше. Маму больше просить не стоит. Скотти он и так уже задолжал сверх всякой меры. От мысли, что придется ехать на поклон к отцу желудок выворачивало наизнанку. Или это от вчерашнего паленого бренди, которым его потчевал прохвост Берни? Эрни выругался про себя и начал вставать. Одевшись, он выпил воды прямо из графина, постоял перед зеркалом, тупо глядя на свое осунувшееся лицо, сгреб со стола оставшуюся мелочь и вышел из дома. Стояло чистое морозное утро, которое иногда случается посреди глубокой осени, словно специально для того, чтобы острее напомнить о предстоящей зиме. Эрни поежился в своей легкой куртке, но возвращаться не стал, а пошел в сторону парка. Народу в этот час на улицах было не много. Многие студенты разъехались на выходные по домам, остальные же отсыпались после бурной недели. Эрни бесцельно брел по земле, в стороне от мощеной дорожки, увязая ногами в опавших листьях и распугивая серебристых белок. У него мерзли руки, текло из носа и подводил живот, но он упорно шел, по-мазохистски наслаждаясь заслуженным дискомфортом. Где-то в глубине души он мечтал простудиться и умереть от воспаления легких. В его воображении вспыхнул яркая картина, как он лежит при смерти в своей кровати, и никто во всем мире не вспоминает про него. И вот он умирает. В “Оксфорд Ньюс” помещаю заметку о том, как Уэверли, студент, некогда подававший большие надежды, бесславно закончил свой век, да к тому же, так и не вернул в библиотеку просроченные книги. Узнав о его кончине, к его телу сбегаются безутешные родственники. Суровый отец, лишь теперь осознавший, что сына не вернешь, запоздало роняет над его гробом скупую слезу. Вот только Эрни будет уже все равно до его раскаяния. Наконец, где-то на юге Франции, где под ласковым солнцем нежатся влюбленные, страшная весть доходит до ушей человека, который меньше всего думал о нем. В ужасе от того, насколько жестоко и несправедливо он обошелся со своим бывшим другом, этот человек прерывает медовый месяц и летит на Родину, чтобы успеть хоть у гроба на коленях вымолить прощение за свои грехи. Но, поздно! Тело уже погребено, и все, что остается делать ему, это лить слезы и до конца жизни терзаться угрызениями совести. Эрни споткнулся о корень, торчавший из земли, и остановился. Ну и бред! Что за мелодраму ты себе тут насочинял? Полная ахинея! Он даже хохотнул, до того ему стало смешно. Нет, так дело не пойдет. Эрни легонько шлепнул себя по щеке и тряхнул головой, приводя себя в чувство. Он оглянулся вокруг. Солнце заливало светом увядающую лужайку. В оголившихся ветвях кричали птицы. Сознание было ясное и прозрачное, как ноябрьский воздух. Редкое чувство, когда мир равен самому себе. Мир был прост и абсолютно безразличен к человеческим проблемам. Эрни двинулся дальше, но на полпути вдруг резко свернул с дороги и пошел прочь из парка. Повинуясь внезапному порыву, он шел и не останавливался до тех пор, пока не очутился на вокзале. Касса была закрыта. На пустой платформе мирно дремал кондуктор. Проклиная субботу, холод и себя за то, что собирался сделать, Эрни прождал с четверть часа, пока не откроется касса. Вскоре пришел поезд. Эрни сел в вагон, где, кроме него было всего три пассажира - джентльмен и пожилая бонна с ребенком, - выбрал место у окна и закрыл глаза. Впереди было два с лишним часа пути. *** Эрни знал, что до Роттингдина, пригорода Брайтона, где располагался Шелтер, ходит автобус, однако найти станцию ему так и не удалось, и он взял такси. Не доехав до поворота на Овингдин, Эрни отсчитал водителю три шиллинга (грабеж средь бела дня!) и вышел, чтобы пройти оставшийся путь пешком. Он никого не предупредил о своем прибытии. Только сейчас, шагая по обочине дороги, ведущей к прибрежным усадьбам, он подумал, насколько нелепо будет смотреться его внезапное появление в доме тети Эмили. А ведь сначала идея показалась ему спасительной. Сердобольная тетка наверняка не откажет ему в материальной помощи, если он попросит. Она и раньше посылала ему и Скотти небольшие суммы на праздники. К тому же, вряд ли тетя знает о его конфликте с отцом (для старика утечка подобного рода была бы смерти подобна), так что неожиданный визит любимого племянника будет ей, осиротевшей после женитьбы сыновей, только в радость. Фунтов двадцать, не больше. А там он что-нибудь придумает. И обязательно вернет, а как же! Эрни остановился на холме. От этого места вниз к домам тянулась грунтовая дорога, вся изрытая колеями из раскисшей, а после затвердевшей грязи. Вдали, за нагромождениями прибрежных зарослей, блестело море, на редкость тихое в это время года. Оно тоже соскучилось по солнцу и теперь, пользуясь моментом, безмятежно нежилось в его лучах. Эрни закурил сигарету и пошел вниз. Шелтер всегда производил на него странное, противоречивое впечатление. Издалека с холма этот утопающий в зелени, словно сошедший со старинной гравюры, викторианский особняк казался идиллическим, райским уголком, местом, где бьется сердце старой Англии. Но по мере приближения к дому все отчетливее начинали бросаться в глаза свидетельства медленно, но неуклонно подкрадывающегося упадка. Подъездная дорога зимой утопала в грязи, а летом на ней от любого движения поднимались тучи пыли. Штукатурка на фасаде кое-где облупилась, в рассохшиеся оконные щели дул ветер, южный флигель покосился и стоял необитаемый. Если и билось где-то здесь сердце Англии, то скорее в предсмертной агонии. И все равно, это был Шелтер, место, где Эрни провел столько летних месяцев своей жизни и пережил столько счастливых и тревожных мгновений. Вот и сейчас он остановился, чтобы переждать мучительное смятение в груди. Вон там, в старом сарае для инструментов, пользуясь послеобеденным затишьем, они с Дэвидом, бывало, прятались ото всех и, замирая от каждого шороха, целовались и ласкали друг друга напропалую. Один раз Паркер чуть не застукал их за этим занятием. Пришлось наплести ему, что им понадобились снасти для рыбалки. Эрни сплюнул в грязь набежавшую кислую слюну. А может уйти, пока не поздно? Его ведь еще никто не видел. Однако мысль о потраченных на дорогу тридцати шиллингах и почти двух с лишним часах времени удержала его на месте. Минута слабости прошла. Он раздавил окурок о мерзлую землю и прибавил ходу. Развалившийся у ограды пожилой подслеповатый волкодав Наполеон поднял седую морду, тревожно принюхался и уже открыл было пасть для предупредительного лая, но, учуяв знакомый запах, передумал лаять, а вместо этого протяжно зевнул и завилял облезлым хвостом. Эрни потрепал пса по загривку и вошел во двор. По двору вальяжно прогуливались куры, поминутно тыкаясь клювами в землю. Со скотного двора несло навозом. В доме было тихо: ни радио, ни разговоров. Неужели никого нет? Эрни нерешительно потоптался на месте и уже хотел позвать, но тут от темного угла веранды отделилась тень, и на лестнице появилась Мэри, закутанная в старую шаль. - Эрни?! - произнесла она сперва негромко, словно не веря своим глазам. На ее бледном лице начали разгораться красные пятна, а губы задрожали. Казалось, она сейчас заплачет. Но вместо этого она прижала ладони груди и радостно воскликнула: - Эрни, боже мой, какой сюрприз! Она торопливо сбежала по ступенькам и бросилась к нему навстречу. - Здравствуй, Мэри, - сказал Эрни и приобнял ее за плечи. Ее искренняя радость была ему приятна. Он попытался улыбнуться в ответ, но, видимо, улыбка вышла вымученная, потому как Мэри, взглянув на него, нахмурила брови и серьезно спросила: - Что-то случилось? - Что? Нет-нет, все отлично. Просто решил вас навестить. Тетя дома? - Нет. Мама сейчас в городе у Джима и Ларри, Паркер уехал за покупками, а у Симпсон сегодня выходной, она вернется к вечеру. Так что я тут за старшего. Ну что же мы стоим, пойдем в дом. И Мэри потащила Эрни в гостиную. - А тетя когда вернется? - Сказала, что к ужину будет. А что? У тебя к ней дело? - Да так... - Сейчас заварю чай. Или ты хочешь кофе? Честно говоря, Эрни сейчас предпочел бы стаканчик виски, ибо до сих пор испытывал томительное недомогание во всем теле вследствие вчерашних излишеств, однако он знал, что все крепкие напитки тетя держала под замком в дубовом шкафу и открывала только по праздникам, и потому обреченно кивнул: - Чаю, пожалуйста. - Прекрасно! Кажется, у нас оставались сэндвичи с языком. Мэри убежала суетиться на кухню, а Эрни сел в кресло у окна. Старое, обитое гобеленом, кресло приятно поддалось под весом его тела и послушно приняло его форму. Умели же раньше делать мебель! Поначалу Эрни раздумывал, что ему делать: ждать прихода тетки или уехать, не теряя времени. Похоже, сегодня всё против него. Несколько раз он порывался встать, чтобы попрощаться и уйти, но почему-то не смог. Солнце нежно пригревало сквозь занавеску, а кресло не хотело выпускать из своих объятий. В доме тикали часы, скрипели половицы, пахло старым деревом и выпечкой. Ото всех этих знакомых домашних звуков и запахов мысли начали сбиваться, путаться... - Надо же, у нас и бисквиты есть! Это мама от меня запрятала. А я нашла. Эрни встрепенулся. Он чуть не заснул, сидя в своем кресле. Мэри, вся красная от возбуждения, поставила перед ним на стол поднос с чаем и тарелки со всяческой снедью. И пока она разливала чай, Эрни скользил по ней осоловелым взглядом. Почему-то бросились в глаза крупные катышки, которыми была сплошь покрыта ее старая неопределимого цвета шаль. Закончив приготовления, Мэри с чашкой чая и большим бисквитом опустилась в соседнее кресло и поплотнее закуталась в свою бесформенную шаль. - Как твои дела? Ты что-то неважно выглядишь, - спросила она. “Неужели это так заметно?” - подумал Эрни, откусывая от сэндвича с языком. - Все в порядке. Я просто... просто устал. - Да, вид у тебя усталый. Много задают в университете? - Угу. - Понимаю. Ты ведь последний год доучиваешься? - Угу. - Интересно? - Не особо. На некоторое время воцарилось молчание, в течение которого тишину нарушало лишь звяканье посуды. Эрни не завтракал сегодня и страшно проголодался. Он налил себе вторую чашку чая и придвинул поближе тарелку с сэндвичами. - Как родители? - продолжала расспросы Мэри. - Да как обычно. - Отец не сильно на тебя давит? Эрни чуть не поперхнулся от неожиданности. - Почему ты спрашиваешь? Мэри пожала плечами. - Лорд Артур очень суровый человек. Даже мама его побаивается, хотя он ее родной брат. Она рассказывала, что из них троих Артур был самый младший и самый серьезный. И когда отец сделал его своим наследником в обход старшего брата, это всеми было воспринято как должное. Эрни хмыкнул. Да, он знал, что у отца был старший брат Арчибальд, который погиб на войне с бурами, знал, что отец не любил вспоминать о нем. Но, возможно, Мэри знает больше? - А что ты еще знаешь о дяде Арчи? - Да практически ничего. Мама говорит, он был очень замкнутый, но при этом чувствительный юноша. Стихи писал. Мама рассказывала, что, когда отец захотел женить его, Арчи почему-то так этому воспротивился, что рассорился с отцом, а после и вовсе записался добровольцем на войну в Южную Африку. Дядя Артур в то время уже служил там в кавалерии. Ну а дальше ты сам знаешь. Арчибальд погиб, не оставив наследников. Говорят, он даже в бою толком не побывал - умер от дизентерии в полевом госпитале. А дядя Артур воевал, был ранен при Стормберге и вернулся домой героем, овеянным славой. Так что твой отец с молодости привык командовать. - Но это не дает ему права распоряжаться чужой жизнью, - мрачно отозвался Эрни. История неожиданно взволновала его. Почему дядя Арчибальд отказался жениться, да еще так решительно, что ради этого пошел на разрыв с отцом, фактически бежал из семьи, а после принял столь бесславную смерть? И почему его имя стало в их доме фигурой странного стыдливого умолчания? - Вот такие у нас родители, - вздохнула Мэри. - Их не переделаешь. - Ага, типичные Уэверли! “Железнобокие” времен Кромвеля. Всё с кем-то воюют, - саркастически прибавил Эрни, и тут же спохватился, - Но мы-то с тобой не такие? - Кто знает... Время покажет, какие мы на самом деле, - загадочно проговорила Мэри, теребя бахрому своей шали. - А что касается наших родных, то уж лучше такие, чем никаких. Будет хоть у кого попросить о помощи в трудную минуту. А иначе зачем еще мы нужны друг другу? “Это ты хорошо сказала насчет помощи”, - подумал про себя Эрни и тут же сменил тему. - А как там Джим и Ларри? - Да они-то хорошо. А вот девочки с нашей мамой что-то не ладят. В прошлый раз мама отдала им для обустройства дома стулья из нашего старинного гарнитура, так Эсмеральда их выбросила. Сказала, что не будет держать в доме эту рухлядь, и что сейчас все можно купить в магазине. Зато у Руби скоро будет малыш. Представляешь, я стану тетей! - Поздравляю. Отличная новость, - равнодушно сказал Эрни и покосился на дверь. Мэри поставила чашку на стол и вкрадчиво произнесла: - Я слышала, Дэвид женился. Эрни медленно перевел на нее взгляд и кивнул. - Значит, вы больше не приедете сюда летом? Эрни коротко мотнул головой и снова покосился на дверь. - Знаешь, Мэри, я, пожалуй, пойду, - сказал он, вставая с кресла. Мэри вскочила вслед за ним, да так неуклюже задела столик, что посуда жалобно звякнула. Шаль сползла с ее плеч, обнажив худую фигуру в старомодном домашнем платье. - Уходишь? Почему? Я тебя чем-то обидела? - воскликнула она. - Нет, что ты. Ты тут ни при чем. Просто мне надо идти. Спасибо за чай. - А как же мама? Ты ведь хотел ее видеть. Ты разве не дождешься ее? - Нет. Я тут вспомнил об одном деле... Эрни попятился, чуть не споткнулся о ковер, затем быстро развернулся и пошел к двери. - Эрни, не уходи! Мэри догнала его и заступила ему дорогу так решительно, будто намеревалась ни за что не выпускать его из дома. - Нет. Останься еще ненадолго. Я так давно тебя... никого не видела. Щеки ее вспыхнули, а бледные глаза влажно задвигались. Казалось, она снова готова была заплакать. Эрни смутился. - Ну хорошо, раз ты просишь. Ему ничего не оставалось, как вернуться на свое место. Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Зачем он сюда вообще приехал? Все было похоже на дурной сон. - Тебе плохо? - услышал он рядом голос Мэри. - Нет. Вернее, да. Не важно. К чему эти вопросы? - Прости. Ты прав, я слишком навязчива. - Нет, это ты меня прости. Я ведь не просто так сюда пришел. Сказать правду, Мэри? Я на мели. То есть, полностью. В прах. Мне в будущем месяце даже за квартиру заплатить нечем. Последний фунт разменял, чтобы приехать к вам. Хотел просить у тети денег в долг. Ты спросишь, куда дел все деньги? Так вот: я их пропил. Знал, что деньги кончаются, и все равно пил, и не мог остановиться. Теперь не знаю, что делать. Но к отцу за деньгами я не пойду. Не спрашивай, почему, просто не пойду и все. Вот так. Прости, я все испортил. Прости. Все это Эрни выпалил единым духом с закрытыми глазами, не в силах посмотреть Мэри в лицо. Он задыхался от стыда и ненависти к самому себе. Он ждал, что скажет Мэри, но она молчала. Эрни осторожно приоткрыл глаза. Мэри сидела напротив и смотрела на него с тем выражением лица, от которого ему каждый раз становилось не по себе. Словно она знала о нем что-то, чего он сам не знал. Впрочем, Мэри не стала ни жалеть, ни упрекать его за его малодушную исповедь, а тихо промолвила: - Что же ты сразу не сказал? Подожди, я сейчас. - Мэри, перестань. Мне ничего от тебя не нужно, - запротестовал Эрни. Но она уже скрылась за дверью. Спустя несколько минут она вернулась и протянула ему пятьдесят фунтов. Эрни замотал головой. - Нет-нет. Я не возьму. - Почему? - Я не могу. Где ты их взяла? - Не важно. - Как это “не важно”? А если тетя хватится? - Не хватится. А и хватится, что с того? Скажу, что я купила себе новое платье. Эрни только посмотрел на нее. Глядя на ее застиранное платье и вытянувшуюся, всю в катышках и кошачьих шерстинках шаль, версия о дорогой обновке звучала совсем неубедительно. Мэри обреченно вздохнула. - Послушай, на самом деле это мои деньги. Просто мама редко выдает их мне на руки, она предпочитает сама покупать все необходимое. Я не жалуюсь, мне всего хватает. Но если мне вдруг понадобятся деньги на карманные расходы, то я могу их взять, и никто мне не запретит. И уж тем более никому не должно быть дела до того, на что я их трачу. Ну же, бери. Тебе они нужнее, чем мне. Знаешь, если ты не возьмешь, я обижусь и больше никогда не буду с тобой разговаривать! Эрни нехотя взял деньги. Купюры были новые. Эрни с тайным удовлетворением ощутил в руках их приятную сухую шершавость. - Спасибо, Мэри. Ты меня очень выручила, хотя я не достоин этого. - Пустяки. Ошибиться может каждый. Главное не повторять ошибки. - Я все тебе верну. - Вернешь, когда сможешь. И не обязательно деньгами, - загадочно улыбнулась она. - Ну что, может, еще чаю? Они еще посидели, поговорили о пустяках. В комнату неслышно зашел кот Тимоти и прыгнул Эрни на колени. Эрни погладил кота и предложил ему кусочек вареного языка. - Ах, не корми его у стола, пожалуйста, - всплеснула руками Мэри, - А то приучится, потом не отвадишь. Ну Эрни, ну что ты делаешь! - Да ладно тебе. Разок можно. Видишь, какой он довольный. Тимоти съел угощение, широко облизнулся и благодарно потерся ухом о кормящую его руку. Комнату наполнил негромкий низкочастотный гул, похожий на далекое тарахтение лодочного мотора. Кот развалился у гостя на коленях и принялся месить лапами, попеременно выпуская когти, легко пронзавшие брючный твид. Было и больно, и приятно. Когда каминные часы пробили три, Эрни засобирался домой. Мэри снова попыталась его остановить, но уже менее рьяно. - Все-таки уходишь? Может, дождешься, когда мама вернется? - Да, кстати, - сказал Эрни, понизив голос, - У меня к тебе просьба, Мэри. Пожалуйста, не говори тете, что я здесь был. - Почему? - Не надо. Начнутся вопросы, беспокойства. Зачем огорчать ее лишний раз. Хорошо? Мэри нехотя кивнула. - Ну вот и славно. Эрни встал из-за стола. Мэри тоже встала, извлекла из складок старой шали свою бледную руку и подала ему. Эрни взял ее, удивившись, какая она тонкая и холодная, и накрыл ее другой рукой. - Спасибо, Мэри. Рад был тебя видеть. Мэри зарделась до кончиков ушей и посмотрела на Эрни полными благодарности глазами, словно не она час назад подарила ему пятьдесят фунтов, а совсем наоборот. Кажется, она хотела что-то сказать в ответ, но так и не решилась. Ее ледяная ладошка медленно нагревалась в его руках. Эрни уже сходил со ступенек веранды, когда Мэри вновь окликнула его. - Эрни, приходи еще. Приходи, когда захочешь. - Хорошо. - Ты всегда можешь рассчитывать на меня, - прибавила она в порыве храбрости. - Угу. Спасибо. До встречи, Мэри. Эрни вышел из калитки, ничуть не потревожив старого пса, и направился вверх по холму к дороге. Впервые за долгое время в душе его был мир, а в кармане деньги. Вот ведь, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. *** До Оксфорда он добрался еще засветло. Посещение старого родового гнезда и разговор с кузиной подействовали на него благотворно. Проходя через парк Ворсестер-колледжа, он с удивлением отметил, как прекрасен город в это время года, одетый в золотую листву, подсвеченную мягким закатным солнцем. Он остановился и вдохнул всей грудью свежий осенний воздух, и подумал, что хорошо бы сейчас зайти в “Овечью голову” и выпить пива. В ту же секунду чей-то голос в его голове, тонкий, как писк летучей мыши, профонил чуть слышно: “Ты же обещал!” Эрни смущенно остановился. Однако тут же другой голос, гораздо более мягкий, успокоил его, убеждая, что нет, он не поступит с этими деньгами так же, как в прошлый раз, но ведь от одной кружки пива ничего плохого не случится... Приветливый огонек паба уже маячил в конце аллеи. - Вечер нынче прекрасный, не правда ли? - вдруг послышался рядом чей-то голос. Эрни вздрогнул и повернулся на звук. На скамейке, мимо которой он только что прошел, не обратив внимания, сидел, укутанный в плед до подбородка маленький седой человек. Эрни не сразу его узнал, а когда узнал, опешил. - Доброе утро, дон Блэр, - проговорил Эрни, шмыгнув носом, и подошел к старику. - Мой мальчик, как я рад вас видеть! Старик улыбнулся и протянул ему руку. Эрни сжал его холодную сухую ладонь, едва ощутив ответное пожатие. - Что-то давно я вас не видел в нашем доме. Матушка Блэр про вас часто вспоминает. Еще бы - вы были самым заядлым поклонником ее сконов со взбитыми сливками. Где же вы были все это время? - Да так... Дел в последнее время много, - промямлил Эрни. Он мучительно рылся в пустой голове в поисках убедительной отговорки, но чем дольше он думал, тем сильнее запутывался. А старик смотрел на него своими выцветшими, слезящимися на холодном ветру глазами, такими живыми и полными искренней радости от их неожиданной встречи. - Дела, дела... Ох уж эти дела. Я вам скажу: чем старше вы будете становиться, тем меньше будете принадлежать себе. Но только до определенного момента. Вот у меня с некоторых пор все наоборот. Ну да ладно. Надеюсь, ваши дела вас не сильно огорчают. Вы что-то неважно выглядите. “Да что ж такое!” - подумал Эрни, но тут же вспомнил, что с утра не брился, и, должно быть, действительно выглядит не очень. - Да нет, у меня все в порядке. Я просто... устал. - Это Першор вас так загонял? А я тут про вас вспоминал на днях по поводу одного дела. Жаль, что вы теперь так редко у нас бываете. Давно не слышал ваших умных рассуждений. - Простите меня, - сказал Эрни, стараясь не смотреть старику в глаза. - Я обязательно как-нибудь к вам зайду. - Ловлю вас на слове, - дон Блэр возбужденно постучал тростью о землю. - Как насчет завтра? Сможете прийти? - Завтра? Да, конечно. Я приду. - Да, мой друг, мне с вами нужно будет кое-о-чем поговорить. Думаю, вам это будет интересно. Эрни был заинтригован. Он хотел переспросить учителя, что именно он имел в виду, но тот внезапно зашелся приступом тяжелого хриплого кашля. - Вы больны? Мне проводить вас домой? - забеспокоился Эрни. - Нет-нет-нет, что вы. Это всего лишь кашель. Я специально вышел сегодня на улицу, чтобы увидеть закат. - Но уже холодает. Вы заболеете. - Ерунда. Этот кашель у меня с Войны. Поля Ипра, знаете ли. Это не лечится. Ничего, скоро за мой придет Молли и отведет меня обратно в мои четыре стены. Он задержал дыхание, видимо, сражаясь с приступом, а затем махнул рукой. - Не смею вас более задерживать. До встречи, мой друг. И снова зашелся истошным кашлем. - Я обязательно приду, - сказал Эрни и быстро зашагал по полю в сторону дома. Желание выпить пива вдруг бесследно пропало. Завтра нужно быть в форме. Интересно, о чем это старик хочет с ним поговорить? Когда на следующий день в назначенное время Эрни вошел в знакомую прихожую, он удивился тому, что гардероб, обычно ломившийся от пальто и шляп, был пуст. - А что, кто-нибудь еще сегодня будет? - спросил он служанку Молли, принимавшую его вещи. - Нет, сэр, вы сегодня один, - отвечала она. - Вас уже ждут. По правде сказать, Эрни стало не по себе. Он ожидал, что попадет на очередное заседание клуба, ну или, по меньшей мере, узкого круга гостей, сядет где-нибудь в углу и будет изредка подавать оттуда голос. Но, похоже, вечер обещал быть особенным. Впрочем, будь что будет, какой смысл гадать. Молли провела его в дом, но не в ту гостиную, где они обычно собирались клубом, а в другую, чуть поменьше, но гораздо более уютную и обжитую. Там его уже ждала чета Блэр. Учитель сидел в глубоком кресле и при виде Эрни не встал, а только приложил руку ко лбу и воскликнул: - А вот и наш гость! Кэртин, смотри, кто к нам пришел. Матушка Блэр радостно подскочила к Эрни и принялась горячо трясти его руку. За эту же руку его потащили к столу, который ломился от блюд и закусок. “И все это ради меня одного?” - с ужасом подумал Эрни, и далее с не меньшим ужасом: “И я должен все это съесть?” - Какое вино пьете? - начала свои ухаживания матушка Блэр. - Я? Я не пью, - испуганно ответил Эрни. В горле тут же пересохло. - Налей мне хересу, дорогая, - сказал дон Блэр, отвлекая жену от дальнейших расспросов. - А молодому человеку фруктовой воды. Возможно, он позже к нам присоединится. Эрни никак не ожидал, что вечер в компании двух стариков, ему понравится. Блэры оказались хорошими хозяевами. Они неспешно вели беседу, причем так легко и ненавязчиво, что Эрни почти не принимал в ней участия. У супругов была забавная манера разговаривать с гостем, обращаясь к нему не напрямую, а друг через друга. - Посмотри-ка, дорогая, молодой человек утверждает, что нынешнее поколение жаждет новой войны. - Ну что ты говоришь! Он вовсе этого не утверждает. Ты своей политикой портишь ему аппетит. - Разве я порчу ему аппетит? Скажите, лорд Уэверли, я порчу вам аппетит? - Нет, конечно, - только и успел вставить Эрни. - Вот видишь, Кэтрин, все в порядке. Аппетит так просто не испортишь, когда такие яства на столе, не правда ли? - Все очень вкусно, - поспешил уверить хозяев Эрни. - Мне кажется, дорогой, что лорд Уэверли мне льстит. - А как же! Он еще тот льстец. Однако Эрни не льстил. Вопреки своим опасениям и к вящей радости матушки Блэр, он и правда съел все, что ему предложили: и бульон с гренками, и каре ягненка с гарниром из сладкого перца, и рыбный пудинг с брюссельской капустой под соусом. Под конец он даже отважился на бокал вина, но такая малая доза никак не повлияла на его самочувствие. Он ел, слушал добродушную болтовню двух стариков и думал, как, должно быть, хорошо иметь рядом кого-то родного, с кем в старости можно вот так коротать вечера, шутить и перебрасываться словечками. А будет ли у него что-то подобное? Так хочется быть счастливым... Ставшее уже привычным чувство безысходности снова потянулось к его сердцу, и Эрни стоило больших усилий не поддаться ему сейчас. Но тут матушка Блэр встала из-за стола и деловито заявила: - Кажется, мне пора оставить вас наедине, дорогие мужчины, тем более что есть больше нечего. Не стол - побоище при Гастингсе! Почаще бы нас посещали такие едоки, правда дорогой? С этими словами, а также со множеством извинений и пожеланий доброй ночи матушка Блэр удалилась, однако на пороге обернулась и строго сказала: - Фергюс! Ровно час. Грелка ждет. Дон Блэр поднял руки в преувеличенном покорном ужасе. - Уйди, Ксантиппа! И тут же зашелся сиплым хохотом, переходящим в кашель, переходящим в хохот. Эрни не смог сдержаться и тоже прыснул, до того комично выглядела вся разыгранная мизансцена. Матушка Блэр поджал губы, сурово погрозила пальцем обоим весельчакам и вышла за дверь. - Ну, мой мальчик, дамы удалились, можно и пошалить, - хлопнул в ладоши дон Блэр, как только за дверью стихли шаги, - Могу я вас попросить кое о чем? Откройте-ка верхнюю полку вон того буфета. Нет, левее. Да, ее. А теперь найдите во втором ряду бутылку черного рома. - А вам можно? - с недоверием покосился на него Эрни, вытаскивая на свет божий початую на одну треть бутылку с этикеткой на испанском языке. Дон Блэр махнул рукой. - Матушка Блэр слишком меня опекает. Специально прячет от меня выпивку там, где я не смогу ее достать, сидя в этом дурацком кресле. А вы как думали, зачем я вас пригласил? Не забывайте, у нас с вами есть час, в течение которого мы должны успеть выпить и поговорить. Налейте нам по стаканчику. Эрни наполнил два наперстка. Ром и правда оказался превосходен. Густой, терпкий, как смола. От него сразу стало жарко, как в тропиках. - Откуда это? - спросил Эрни. - Прямиком из Мексики. Подарок моего старого друга Энрике Хуареса из Канкуна. Еще при королеве Виктории я как-то ходил в экспедицию по Юкатану, а Энрике был моим гидом. Мы искали в джунглях ольмекские памятники. Памятников не нашли, зато нашил тучи кровожадных мух, подцепили подкожных паразитов и малярию, от которой меня трясло потом года два. Зато с тех пор Энрике каждый год присылал мне бутылку рома. К сожалению, пять лет назад он умер. Так что эта бутылка последняя. Дон Блэр тяжко вздохнул, поднес стакан ко рту и задумался, глядя куда-то в пространство. Потом, словно собравшись с духом, опрокинул в себя ром, крякнул и вытер усы. - Так, о чем я? Ах, да! Как там ваши успехи, лорд Уэверли? - Мои успехи? Да вроде нормально, - настороженно ответил Эрни. - Это хорошо, потому что у меня к вам серьезное предложение. Один из моих бывших студентов нынче работает в важной государственной структуре. Недавно у него уволился секретарь, так что он сейчас подыскивает себе нового кандидата на освободившееся место, и по старой дружбе просил меня посоветовать ему толковых молодых людей. Что-то мне подсказывает, что вы ему подойдете. Что вы на это скажете, лорд Уэверли? Эрни замер с открытым ртом. Ему предлагают работу? - Это... очень... неожиданно..., - проговорил он с запинкой. - Вас что-то смущает? - Нет, напротив, для меня это большая честь. Вот только... - Эрни вздохнул. - Честно говоря, я не уверен, что достоин такого предложения. - Интересно, почему же? - Я даже не знаю. Честно говоря, последние месяцы я почти не появлялся в колледже. - Вот как? И где же вы были все это время? Эрни опустил глаза. Сказать правду? Сегодня он уже признался Мэри, и все вышло не так уж плохо. Он сделал над собой усилие и сказал: - Просиживал в пабе и напивался. - Пфф! Нашли чем удивить! - отмахнулся дон Блэр. - Я в вашем возрасте уже бросал пить. Не знаю причин, заставивших вас это делать, но, должно быть, они достаточно значительны, ибо вы не из тех, кто пьет просто так. Кстати, наливайте еще. Ром крепкий, хорошо по мозгам дает. Не та разбавленная муть, которую обычно наливают в ваших пабах. Эрни смущенно долил рома в оба стакана. Он и правда начинал чувствовать легкое жужжание в голове, словно над ним вилась стая кровососущих тропических мух. - Так что вы думаете по поводу моего предложения? Вас это интересует? - продолжал дон Блэр. - Да, очень, - горячо закивал Эрни. - На самом деле мне сейчас как раз нужен источник дохода. - Я так и понял, - покачал головой дон Блэр. - Рад, что мое предложение пришлось вовремя. - Простите за любопытство, а почему вы предложили именно мне? - спросил Эрни, помедлив. - Ну, не только вам. Я и другим предлагал. Только никто пока не согласился. Знаете ли, у джентльмена, о котором я говорю, довольно сложный характер. Но вы, как мне кажется, подойдете лучше остальных. - У меня еще вопрос. Вы сказали, что этот джентльмен работает в какой-то государственной структуре. Где именно? - Думаю, он сам вам обо всем расскажет. Позвоните ему по этому номеру, и он назначит вам встречу. С этими словами дон Блэр вынул из кармана и передал Эрни деловую визитную карточку. Эрни не стал пристально рассматривать ее при учителе, боясь, что тот посчитает это бестактным, но краем глаза оценил уверенную строгость оформления и печатного шрифта, что говорило о значительности неназванной организации, а также имя “Дж. Э. Льюис, эск.”. Эрни спрятал карточку в карман. Когда ром был допит, а часы возвестили о том, что положенный час истек, стало понятно, что посиделки пора заканчивать. - Мне помочь вам добраться до комнаты? - предложил Эрни. - Не надо. Лучше позовите Молли, если она еще не спит, а если спит, тогда я сам. Не так уж я беспомощен, как вам кажется. Идите. Желаю вам удачи, мой мальчик. Если захочется выпить рому со стариком, заходите. Они сердечно пожали друг другу руки, и Эрни покинул дом учителя.