Obstinate

      Воскресенье. День, которого Хосок так сильно ждал. День, когда не нужно идти на учёбу в институт. День, который, возможно, подарит омеге новые впечатления и эмоции, ранее неизведанные за всю жизнь.       Юнги живёт с ним уже четвёртый день. За это время Хосок позабыл о своих утренних пробежках, потому что не хочется вставать так рано с постели, когда тебя кто-то согревает в ней. Хочется подольше понежиться в тёплых объятиях, принимая всю искренность его чувств.       Но сегодня что-то изменилось... Нет совсем привычного тепла рядом. Нет крепких объятий, задохнуться в которых не так уж и страшно. Нет горячего дыхания на чоновских губах, после которого непременно последовал бы нежный поцелуй.       Хосок открывает недовольно глаза, не нащупав рядом с собой Мина, а затем бросает взгляд на настенные часы. Девять часов утра. И в голове только одна мысль: «Где этот гадёныш?». Ведь сегодня один единственный день в неделю, когда можно подольше поваляться в постели, крепко обнимаясь, и никуда при этом не спешить.       Взбешённый омега подскакивает с кровати и с размаху открывает дверь спальни, а та ударяется с громким шумом об стену, оставляя в ней небольшую трещину. Хосок, наконец, засёк свою будущую жертву и теперь не сводит с неё глаз. Откровенно кровожадных. — Хоби, солнышко, что случилось? — встревожено интересуется Юнги, отпивая глоток крепкого кофе.       Он не по своей воле поднялся так рано. Ему позвонили в шесть утра из редакции журнала и слёзно умоляли доделать работу за другого фотографа, который слёг внезапно из-за болезни. Мин единственный, кто мог помочь уложиться в сроки дедлайна, и поэтому у них не было иного выбора, как просить его о помощи, несмотря на отпуск. Незапланированный, кстати. — Отсутствие твоей задницы в моей постели — вот что случилось! — кричит Хосок, приближаясь ближе. — Почему ты, блять, встал так рано? — расстояние между ними сокращается, и альфа с ужасом начинает прикрывать все самые дорогие участки своего тела. — Без меня... оставил одного... лишил утренних объятий... поцелуя.       Чего-чего, но вот чоновских слёз Юнги никак не ожидал увидеть. Подобная картина предстаёт перед ним впервые: омега прикрывает ладонями свои слёзы и, усаживаясь рядом с ним на диван, тихо всхлипывает.       Юнги растерялся. Очень сильно растерялся. В груди начинает неприятно ныть. Он чувствует себя виноватым и непременно хочет исправить ситуацию, но как это сделать не знает — не было опыта.       Альфа отставляет свой ноутбук в сторону и перебирается поближе к омеге, заключая в нежные объятия. Одной рукой он гладит рыжую голову, а другой водит по чоновской спине и со словами «прости меня, любимый» оставляет поцелуи на макушке и руках, прикрывающих слёзы. — То-то же, — слышит Мин, отстраняясь. Хосок убирает ладони и, посмеиваясь, смахивает, как оказалось, наигранные слёзы. — Попался? Будешь знать, как поднимать свой зад раньше времени. Может мне следовало в актёры идти, а не в танцоры? — Ты меня что, только что разыграл? — у альфы глаза широко раскрываются, и видно, как по ним бьёт нервный тик. — Я думал, ты действительно плачешь, актёр хренов. — Не хренов, а отличный, — поправляет Хосок, вытирая остатки фальшивых слёз. — Теперь ты, моё дорогое солнышко, обязан укротить дрожание моих рук, — с ехидной улыбкой заявляет Юнги и заваливает омегу спиной на мягкий диван, нависая над ним.       Трёхсекундный взгляд - глаза в глаза, и Хосок самолично притягивает альфу ближе, сокращая расстояние между лицами до одного сантиметра. Он облизывает свои губы, одновременно касаясь языком и чужих тоже. Смотрит похотливо и, забираясь тёплой ладонью под миновскую рубашку, прикасается к нежной коже внизу живота, спускаясь всё ниже и ниже. Омега оказывается несколькими пальцами в брюках брюнета, от чего слышит тяжёлое дыхание на своих губах, перерастающее в глухие стоны.       Юнги втягивает в поцелуй внезапно, но нежно, прижимаясь к Чону. Дыхание сбивается у двоих, образуя одно общее. Они дышат прерывисто, со стонами, слетающими с влажных припухших губ. Поцелуй углубляется и становится более настырным, почти перекрывая поток кислорода. Языки сплетаются в бешеном порыве, от которого кружится всё вокруг. Жар разливается по всему телу, концентрируясь в большей степени внизу живота, отчего там образуется тягучее желание, которое хочется как можно скорее утолить.       У Хосока всё тело ноет и хочет большего. Каждой клеточкой оно кричит: «Долой одежду». И омега согласен с ним. Давно согласен. Руки сами тянутся к бляшке ремня на миновских брюках, чтобы, наконец, почувствовать всю близость обнажённых тел. — Солнышко... остановись... — прерывисто стонет Юнги в чоновские губы. Он неожиданно отстраняется, усаживаясь рядом. — Не сейчас. Мне нужно доделать работу. — Блять, Юнги, ты, наверное, шутишь сейчас? — нервно смеётся Хосок, приподнимаясь следом. — У меня же всё тело теперь горит. — Прости, я правда не могу сейчас, — виновато произносит Юнги, целуя чоновский лоб. — Сроки поджимают.       Ему самому хочется. Сильно. Здесь и сейчас. На всех плоскостях. Но он ответственный человек и не может подвести своих коллег, которые полагаются на него. — Мне похрен на твои сроки, — обидевшись, омега направляется в ванную комнату, пиная по пути все, что попадётся под ноги. Он оставляет озадаченного альфу одного со своим ноутбуком, а тот провожает взглядом, полным сожаления, и только когда любимый скрывается из вида, грустно вздохнув, возвращается к работе. «Ну, держись теперь, Мин Юнги. Я покажу тебе, насколько могу быть сексуальным. Ты непременно позабудешь о своей работе и обратишь на меня своё внимание» — строит планы хитрый омега, рассматривая себя в зеркале.       Он принимает прохладный душ для того, чтобы сбить жар во всём теле. Получается не сразу и не до конца. Внизу живота до сих пор сохраняется неудовлетворенное ноющее чувство. Одежда по минимуму: обтягивающее нижнее бельё и растянутая миновская футболка, слегка прикрывающая подтянутые ягодицы.       Омега выходит в гостиную, включая музыку на полную громкость, но Юнги не смотрит в его сторону — всё внимание в экране ноутбука. И тогда Хосок переходит к следующему пункту своего плана — по-настоящему сексуальный танец, подобный стриптизу, которому, конечно же, никто его не обучал. Он танцует, плавно изгибаясь всем телом. Прогибается в пояснице, отчего задирается и без того короткая футболка, выставляя на показ всему свету восхитительную задницу, на которую просто не может не упасть миновский взгляд. Для полноценного стриптиза не хватает лишь пилона, по которому можно было бы скользить, широко расставив ноги.       Альфа сглатывает чуть заметно, но Хосок улавливает это — от глаз Чона ничего не скроешь. Движения становятся более откровенными и соблазняющими. Футболка спадает с одного плеча, обнажая длинную шею с острыми ключицами, от которых у Мина крышу сносит. Сносит с самого первого дня. Хочется впиться в них губами и зубами, оставляя свои метки.       Юнги начинает напряженно ёрзать на диване, оттягивая ворот рубашки, ибо температура в комнате резко подскакивает. Он обмахивает лицо своим блокнотом и сглатывает слюну, которая собирается невероятно быстро. Движения омеги настолько обольстительны и откровенны, что лишь при взгляде на них можно довести себя до оргазма. Уже как целых восемь дней брюнета съедает желание ощутить всего Хосока без остатка. Подобный танец окончательно срывает крышу, и по венам теперь течёт не кровь, а раскалённая лава, сжигающая изнутри.       Хосок чувствует, что альфа уже на пределе, поэтому приступает к конечному пункту плана. Он наносит последний штрих: взгляд полный сексуальности и лёгкий взмах языка по пухлым губам — тем самым в точности пронзает миновское и без того влюблённое сердце. — Хоби, что ты делаешь? — Альфа уже откровенно пялится, забыв о работе. Его голос и руки дрожат, когда он откладывает ноутбук в сторону, а зубы истязают нижнюю губу, прикусывая её до крови. — Ты мне сейчас так мстишь? — С чего ты взял? Я просто репетирую танец. Ты делаешь свою работу, а я свою, — парирует Хосок, выгибаясь в пояснице, подобно пантере. Взгляд брюнета всё больше заостряется на почти обнажённом чоновском теле, особенно на аппетитной попе, которая приглянулась ещё в первый день встречи. — Почему ты, кстати, перестал работать? — А то ты не знаешь почему, — У Юнги желание в глазах и возбуждение, готовое взорваться в любую секунду, а в брюках уже как десять минут тесновато и душно. — Перестань меня мучать и иди сюда, котёнок, — он умоляюще смотрит, а наружу рвётся сентиментальность: — Я покажу тебе полную Луну и падающие Звёзды, безоблачное небо и радугу, в конце которой ты найдёшь золото. На нашем пути не будет никаких дождей и гроз, будем только мы в объятиях, как ты того и хотел сегодня утром. Я докажу тебе, как сильно люблю тебя, моё солнышко. — Твоя речь меня, конечно, поразила, но как же твоя ненаглядная работа? — издевается Хосок, но громкость музыки уменьшает. — К чертям её собачьим, — усмехается Юнги и похлопывает по своим бёдрам, приглашая на них омегу. — Ты единственный ненаглядный в моей жизни.       Этого достаточно для того, чтобы Хосок перестал издеваться и запрыгнул Мину на колени, прижав брюнета к спинке дивана. Они не теряют времени и сразу же сливаются в сладострастном поцелуе, от которого дыхание перехватывает. Омега слизывает каплю крови с миновских прикусанных губ, обхватывая напряжённую шею, и елозит по бёдрам своим задом, возбуждая ещё больше и себя, и альфу. — На тебе эта футболка смотрится отлично, — стонет в губы Юнги, поглаживая чоновские ягодицы. — Открою тебе небольшой секрет — без неё я выгляжу намного лучше, — горячо шепчет Хосок, прикусывая миновскую мочку уха.       Юнги воспринимает эти слова как спусковой крючок и переходит к решительным действиям. Он цепляется пальцами за края футболки и одним движением стягивает её, откидывая в сторону, а затем целует обнажённую грудь, скользя по ней влажным языком.       Юнги хочет поменять обстановку, и поэтому встаёт с дивана, подхватывая омегу за упругие ягодицы, а тот скрещивает ноги на его пояснице и ощущает на своей шее горячее дыхание, которое перерастает в прикосновения влажных губ. Они оказываются в спальне, и альфа опускает омегу на кровать, забираясь сверху. Проводит большой ладонью по обнажённому туловищу и, спускаясь в самый низ, заставляет изогнуться под нежными прикосновениями.       Омега стонет рвано и дышит прерывисто, задыхаясь в буре эмоций, когда миновские губы касаются возбуждённых сосков. Он зарывается длинными пальцами в чёрных локонах, а затем тянется к ненавистной металлической бляшке и мгновенно избавляется от ремня, швыряя куда-то в сторону. Туда же отправляются и лишние брюки с рубашкой, оставляя брюнета в одних боксерах. — Юнги... я больше... не могу... ждать, — глотая воздух, разрывисто произносит Хосок в момент, когда альфа играется языком с напряжёнными сосками. — Я хочу тебя... всего... в себе... сейчас. — Потерпи, сладкий, всему своё время, — с ухмылкой на лице и чёртиками в глазах Юнги стягивает последнюю ткань, полностью обнажая любимого. Облизывая губы, он рассматривает каждый участок тела Хосока, любуясь прекрасными пропорциями. — Ты восхитителен, котёнок.       Альфа пользуется гибкостью омеги и раздвигает чоновские ноги, ласково проводя по ним подушечками пальцев. Он нежно обхватывает член рукой, тем самым заставляя простонать достаточно громко, прикрыв при этом глаза от новой волны возбуждения. Кончик языка касается розовой головки, слизывая проступившие капельки естественной смазки, а ладони наращивают быстрый темп, доводя до исступления. Причмокивая, Юнги целует внутреннюю часть бедра по-особенному нежно, приближая и без того скорую разрядку. Хватает нескольких минут подобных прикосновений вперемешку со рваными мокрыми поцелуями в губы для того, чтобы омега задрожал всем телом в судорогах долгожданного оргазма.       Хосок облизывает пересохшие губы и улыбается, довольно зажмуривая глаза, а Юнги делает то, что всегда хотел — целует чоновские ямочки, всасывая их в себя. Они для него как восьмое чудо света, как отдельный вид искусства, как что-то внеземное и прекрасное. На них хочется смотреть вечно.       Омега стягивает боксеры с брюнета и, притягивая к себе, скрещивает ноги на пояснице, соприкасаясь своим членом с членом Мина. От подобного по телу проносится новая волна возбуждения, которая заставляет откинуть голову назад, жадно хватая воздух.       Юнги целует губы, скулы, шею и ключицы, оставляя следы, которые точно ничем не скроешь на следующий день. Грейпфрутовый запах блаженно заполняет лёгкие, когда альфа зарывается носом в рыжих локонах. Он разжимает объятия ненадолго только для того, чтобы достать смазку и презервативы с прикроватной тумбочки, а затем тут же возвращается. — Без него, — возражает Хосок, прикусывая губу. В чоновском взгляде читается волнение и в некоторой степени немного страха перед первым в жизни сексом. — Я не хочу, чтобы впечатления от первого раза смазали какие-то хреновы презервативы. — Как скажешь, малыш, я только «за», — улыбается Юнги, швыряя презервативы на тумбочку. — Я обещаю быть нежным.       Он медленно переворачивает омегу на живот, подкладывая под него большую подушку, а тот в предвкушении постанывает, отставляя подтянутую попу вверх. Естественной смазки вырабатывается предостаточно. Она стекает по внутренней части бедра, образуя на светлой простыни небольшое пятно. Но альфа всё равно решает не рисковать, поэтому выдавливает на ладони лубрикант и размазывает его по анальному колечку, а затем входит двумя пальцами, разрабатывая для себя.       Юнги нежен и аккуратен в своих действиях, отчего омега довольно стонет, почти не испытывая дискомфорта. Когда в него входит ещё один палец, чувства меняются: появляется резкая боль, но ненадолго, она почти сразу же стихает. Одной рукой альфа продолжает разрабатывать проход, а другой нежно водит по изогнутой чоновской спине. — Юнги, хватит меня, блять, мучать, — стонет омега, изгибаясь в пояснице всё сильнее. — Если ты сейчас же не войдёшь в меня, войду я в тебя. — Размечтался, сладкий, — Юнги достаёт пальцы, легонько ударяя по упругой ягодице за столь дерзкое заявление, а омега судорожно выдыхает, упираясь ладонями в постель.       Альфа обхватывает свой напряженный до предела член, размазывая по нему смазку, а затем приставляет головку к колечку мышц, слегка продавливая внутрь. Войдя наполовину, он замирает, давая омеге возможность привыкнуть к его размеру, а тот не хочет ждать ни секунды больше. И сам насаживается до конца, поджимая губы. Он прикрывает веки из-за резкой боли, а в уголках глаз скапливаются слёзы. Но через какое-то время дискомфорт проходит, и альфа начинает медленные движения. Он придерживает Чона за ягодицы и задаёт определённый темп. У омеги ресницы трепещут, а с припухших губ срываются сладкие стоны.       Внутри тесно и тепло. Стенки прохода приятно сжимают член, усиливая трение. Юнги движется, постепенно наращивая темп. Но он хочет видеть прекрасное лицо своего любимого в момент, когда оба дойдут до наивысшей точки исступления, поэтому выходит и переворачивает омегу на спину, закидывая его ноги на свою талию. Хосок упирается локтями в постель и смотрит снизу вверх из-под влажной чёлки влюблённо и нежно, облизывая губы.       Возможность смотреть на лицо Хосока заводит ещё больше. Юнги входит снова, не сводя глаз с приоткрытых губ, которые тут же облизывает, проникая языком меж них. Он целует страстно, оттягивая зубами нижнюю губу, и делает лёгкие толчки, придерживая Чона за талию. Движения ускоряются, а смазка, выделяющаяся в огромном количестве, усиливает эффект скольжения. При соприкосновении двух тел в спальне слышатся звонкие шлепки и рваные вздохи. С приоткрытых губ срываются сладкие стоны, а внутри и снаружи всё горит.       Точку ставит взгляд, от которого у двоих дыхание замирает и по телу проносится раскалённая лава, заставляя забиться в судорогах крышесносного оргазма. Альфа изливается в омегу, но успевает выйти до образования сцепки, а затем заваливается сверху и прокусывает нежную кожу на длинной шее, оставляя на ней свою метку, чтобы другим неповадно было заглядываться на его любимого истинного. — Юнги, ты не обманул. Я действительно видел Звёзды и Луну, — Хосок говорит тихо и дышит тяжело, но улыбается при этом влюблённо и ярко, как того и хотел тогда в столовой. — Спасибо за прекрасный первый раз. — Это тебе спасибо, моё яркое солнышко, — Юнги целует нежно и располагается рядом, а омега кладёт голову на миновскую грудь, приобнимая за талию. — Хоби, я очень сильно тебя люблю и хочу, чтобы ты всегда был рядом. Без тебя моя Луна не будет такой же полной, как сейчас, Звёзды померкнут, а день навсегда погрузится во мрак. — Юнги, я не уйду от тебя никуда, — утешает омега, приближаясь к миновским губам. — Твой день всегда будет ярким, потому что его буду освещать я, — нежный поцелуй и взгляд, полный любви. — А знаешь, что ещё? — Что, любимый? — Ты пахнешь моей любимой земляникой.