Та, что светлее всех (The Fairest One of All)

Сара ошеломлённо уставилась на Короля Гоблинов. Всё в ней отрицало его существование, но в то же самое время она не могла отвести от него глаз. Его одежда была вся в оттенках красного и коричневого, а памятный Саре амулет словно подмигивал ей между полами полурасстёгнутой багровой рубашки, как золотой глаз – меж век. На его лице не было грима, как в прошлую их встречу, а волосы были стянуты в тугой хвост на затылке так, что чуть заострённые уши оказывались на виду. Он бы мог прогуляться по улицам Манхеттена совершенно незамеченным, но Сара бы ни за что не перепутала его с человеком. Однако самым большим потрясением для неё стало то, что Король Гоблинов по-прежнему казался ей невыразимо красивым. Сара ненавидела его за это, не выносила то, как он использовал эту слабость против неё самой, одним своим оценивающим взглядом заставляя её чувствовать себя незначительной и по-детски неловкой. – Ну? – произнёс он. Сара развернулась и бросилась к двери в незамутнённом, идущем от самых её инстинктов смятении. – Куда же ты? – преследовал её по пятам его голос. – Подальше от тебя! – выкрикнула Сара, лихорадочно натягивая ботинки. Её взгляд заметался между чемоданом и рюкзаком, пока не остановился на рюкзаке. Сара вновь почувствовала дурноту, подступающую к горлу, и замерла, закусив верхнюю губу, дыша неглубоко и часто. Эта заминка дала голосу время нагнать её и заговорить низко и вкрадчиво – и так близко, будто невидимые губы находились прямо рядом с её ухом. – Ты, конечно же, можешь уйти, Сара. Я не в силах остановить тебя. Но тогда я останусь совсем один с твоей матерью. Желаешь, чтобы это произошло? Последствия могут быть… ужасны. «Он загнал меня в угол», – подумала Сара. Он сделал её мать заложницей, как однажды – Тоби. Этот сукин сын. Когда она вернулась в гостиную, Джарет вновь сидел, небрежно раскинувшись, в кресле. Бокал стоял на обивке между его вульгарно разведённых бёдер, грозя вот-вот опрокинуться. – Твои ботинки не подходят к одежде, – холодно сообщил он. – Такова современная мода? – Что ты здесь делаешь? – сорвалась на крик Сара. Её грудь тяжело вздымалась и опадала. – Что ты сделал с Джереми? Какое тебе дело до моей матери? – Джереми и Линда расстались несколько месяцев назад, Сара. Ты бы знала, если бы следила за прессой. Это была сенсация, которая, впрочем, скоро позабылась. Я заполняю это весьма заметное пустое место в жизни Линды, пока она, наконец, не заманит в свои сети какого-нибудь олуха. Но в данный момент, полагаю, я предлагаю тебе согревающий напиток. Это вино с пряностями вполне удалось. Не желаешь ли попробовать? – он налил вина в другой бокал и протянул ей. – Как в прошлый раз, когда я что-то приняла от тебя? – прошипела Сара и выбила бокал из его рук. Алое пятно растеклось по белому пушистому ковру, как кровь – по снегу. – Я хочу, чтобы ты убрался отсюда. Сейчас же. Вон! – Я не могу. Меня призвали. У меня есть обязанности, – томительно медленно проговорил Джарет. – И, если ты не намерена принять предложение, которое я сделал шесть месяцев назад, я не твой раб, чтобы исполнять твои приказы. Он по кругу обвёл край бокала тонким бледным пальцем, неторопливо погрузил его в горячее вино, а затем – в рот, начисто слизывая красные капли. Его глаза, не мигая, смотрели в её глаза. Сара ощутила, как щёки заливает жар. О да, она прекрасно помнила его предложение. Сара предпочла отмахнуться от него в последние мгновения игры, решив, что оно – лишь отчаянная уловка, призванная отвлечь её… Однако позже, дни спустя, когда, обнажённая, она лежала в темноте ночи меж свежих простыней, она вспоминала это предложение и гадала, скользя по телу холодными кончиками пальцев, на что это было бы похоже – признать поражение, а взамен получить его – рядом, такого... Сара не могла подобрать верного слова. Зрелого. Такого… дивного, утончённого, порочного. Определённо соблазнительного. А потом она думала, а что, если он таится где-то рядом, снаружи, и наблюдает за ней. Её обуревал стыд. И сейчас ей тоже было стыдно. Он по-прежнему глядел на неё с чувственной улыбкой на губах, словно мог прочесть все её мысли до единой и смаковал их. – Все боги Преисподней, ты лишь стала краше в своём взрослении. Это бледное лицо и красные губы… Теперь ты созрела для меня. Сара в возмущении уставилась на него. – Ты омерзителен, – процедила она, и в ответ получила ленивый знающий взгляд. – Отрицай, раз так хочешь. У нас в любом случае нет времени на твои признания. Осталось три часа, быть может, и того меньше, прежде чем твоя мать вернётся. Я могу тебе сообщить кое-что весьма полезное, если ты задашь правильные вопросы. Страх снова сковал сердце Сары. – Она знает? – с дрожью спросила она. – Она знает, что ты такое? – О да, – ответил Джарет, ставя бокал на столик и подступая к ней. – Линда Уилльямс прекрасно меня знает. Вот чего она не знает, так это о твоём недавнем маленьком приключении в моём Лабиринте. Не знает, сколь близко мы знакомы. И если ты не хочешь погибнуть во цвете лет, ты не скажешь ей об этом ни слова, – он оттеснил Сару к стене и склонился над ней. Она ощущала гвоздичный дух его дыхания, чувствовала его собственный запах – запах мужчины – скрывающийся за пряным ароматом гвоздики. Сара вздрогнула, когда он поднял ладонь, на сей раз не затянутую в перчатку, будто собираясь погладить её по волосам. – Ты и представить не можешь, как я ждал нашей встречи, Сара, – его голос звучал точно шёпот любовника. – У тебя нет власти надо мной, – произнесла она, будто поднимая между ними щит. Джарет закатил глаза. – Вероятно, нет. С этим мы уже разобрались. – Тогда прочь, – приказала Сара, с ненавистью слыша, как собственный голос срывается, предаёт её. Джарет, однако, подчинился, да столь быстро, будто она превратилась в пламя, способное опалить его. – Нет никакого смысла говорить с тобой. Я не могу верить ни единому твоему слову. – Я никогда тебе не лгал. – Нет? – это мысль вызывала тревогу и слишком пугала скрытыми в ней смыслами, чтобы обдумывать её сейчас. Ему нельзя было верить. Он вновь открыл рот, чтобы что-то сказать, но страх захлестнул Сару. – Замолчи, – сказала она. – Просто замолкни. Слова замерли на его губах, и Джарет отпрянул ещё на шаг, бледнея от гнева. Он определённо хотел что-то сказать – гнусные намёки, выводящие из душевного равновесия комплименты, безжалостные заигрывания. Но не мог. Могло ли так случиться?.. Сару озарила внезапная догадка. – Встань на одну ногу, – скомандовала она. Стиснув зубы, Король Гоблинов подчинился, подняв щиколотку одной ноги до колена другой. – Прыгай вверх и вниз, – сказала Сара, не веря собственным глазам. Безмолвно, сжав губы так крепко, что те стали похожи на бледный шрам, Джарет принялся прыгать. – Быть не может, – выдохнула Сара. – Ты должен делать, что я говорю? Ты должен делать, что я говорю! – она разразилась истеричным хихиканьем. – Господи, ты должен делать, что я говорю! – Сара перевела дух и обхватила себя руками, переживая внезапный приступ радости. Как это вообще было возможно? – Прекрати, – приказала она. Джарет перестал прыгать. Секунду спустя он медленно опустил подогнутую ногу на пол. Злость на его лице усугубилась и стала сильно напоминать ненависть. – Почему ты это делаешь? Это что, какая-то уловка? – Сара прижала ладонь ко рту. Может, поезд сошёл с рельсов, и она мертва или в коме? Или сегодня ещё не наступило, и она спит? – Говори! – сказала она. – Поговори со мной! – Не смей так больше делать! – его голос прозвучал резко, как щелчок бича, впервые выдавая вспыльчивый нрав своего обладателя. Сара дёрнулась, чувствуя себя пристыженной маленькой девочкой. – Как бы тебе понравилось, если бы кто-то включал и выключал тебя, как лампочку? Я не твоя игрушка. «Хотела бы я, чтобы это было иначе», – подумала Сара. Слова почти сорвались с её языка, когда Джарет прогремел: – Стой! – он вскинул руку – в предостережение или защищаясь? – Думай о том, что говоришь мне, маленькая ведьма. Иногда сказанного не воротишь, – его глаза – один чёрный, один голубой – жгли её, как два клейма. – Твоя мать должна была обучить тебя получше. Ты расшвыриваешь свои силы направо и налево и ни в грош не ставишь никого и ничего, пока получаешь, что хочешь. – И ты ещё имеешь наглость говорить мне про расшвыривание сил, ты, фейри? – уколом на укол ответила Сара, пусть ей и казалось, что ей стоило бы извиниться. «Я ничего ему не должна», – вопил разум в то время, как другая её половина задавалась вопросом, а так ли это? Сара настороженно обогнула Джарета, будто тот был кусачим псом, и подошла к столику, на котором стоял позабытый бокал вина. Никогда в жизни ей не хотелось выпить так сильно. – Скажи, что будет, если я выпью? Джарет нетерпеливо фыркнул. – Ты опьянеешь. Оно очень крепкое. – И больше ничего? – Думаю, ты можешь им подавиться, – прорычал он, сжимая и разжимая кулаки. – Но, вероятно, на такую милость не стоит надеяться. Давай же, торопись, глупая девчонка! Задавай вопросы. Правильные вопросы! Сара плеснула вина в его бокал и принялась пить медленно, большими глотками, не говоря ни слова. Она прищурилась на него поверх стеклянной кромки. Отчего-то она верила Джарету куда больше, когда он откровенно оскорблял её, а не пытался соблазнить. Что за игру он вёл? Каковы были его цели? – Сара, – сказал он с новыми нотками – примирительными и просительными, – пытаясь подступиться к ней по-другому. Он протянул к ней руки. – Ты считаешь, я твой враг. Ты имеешь на это полное право, учитывая, что случилось в нашу последнюю встречу. Но обстоятельства изменились. Я хочу быть тебе другом, помощником, если ты только позволишь, – на одно мимолётное мгновение его лицо вдруг стало открытым и уязвимым. В нём Сара увидела страх и пугающую, исступленную нежность. – Почему? – не веря, спросила она. – Зачем мне верить тебе? От чего меня нужно спасать? – Твоя мать – ведьма, а ты – её соперница, Белоснежка. Охота вот-вот начнётся. Этой ночью она во что бы то ни стало захочет запереть в шкатулке твоё сердце – сердце той, что светлей их всех. – О господи! – Саре захотелось швырнуть бокал на пол, но одного кроваво-красного пятна на ковре уже было довольно. Вместо этого она топнула ногой. Ей казалось, что, пожелай она, и плитка под её каблуком разлетится на мельчайшие осколки. – Ты – мерзавец, ты – бесстыжий мерзавец. Нет, стой, – бросила она, когда он открыл рот. – Хватит. Мне нужно время, чтобы подумать. Говоришь, ты не можешь отсюда уйти? – Нет, – произнёс Джарет еле слышно. – Тогда выйди на балкон. Мне нужно принять душ и переодеться, и я хочу, чтобы ты был где-нибудь подальше. Если я не могу избавиться от тебя, я хотя бы отправлю тебя за пределы квартиры. Глядя на неё через плечо, он открыл французские двери и ступил наружу, оставляя в тяжёлом одеяле девственно-чистого снега цепочку следов. Он пронзительно смотрел на Сару, когда она закрыла и заперла двери перед его лицом. – Отвернись и смотри в другую сторону, – сказала она и допила вино. – Не хочу, чтобы ты подглядывал. Не переставая изумляться, Сара глядела, как Джарет подчиняется, и всё же не могла поверить тому, что видела. Снег пошёл гуще, падая вниз тяжёлыми влажными хлопьями, – как листья по осени. Потягивая вино, Сара вдыхала его аромат, слушала звуки города: обрывки песен уличных музыкантов, пронзительные трели свистков, крики и разговоры людей и хор гудков автомобилей. В последних отблесках догорающего дня она видела, как тает снег на чуть заострённых ушах и скатывается капельками вниз по шее, как Джарет вздрагивает всем телом. «Хорошо, – думала Сара. – Очень хорошо. Вот так всё и должно быть. Интересно, если оставить его на балконе, он умрёт? Могут существа вроде него умереть по приказу?». Эти мысли принесли ей полное удовлетворение. Сара прекратила разглядывать Джарета и потащила чемодан в свою комнату.