Та, что светлее всех (The Fairest One of All)

Линда лежала на тахте, сбросив свои туфли на тонких каблуках – острых, как холодное оружие, – и выглядела усталой… и старой. Она приняла бокал и блюдо из рук Сары. – Спасибо, дорогая, – Линда разломила печенье, сладкое от розмарина и хрустящее от масла, надвое. – Возьми одно тоже. – Он в них плюнул, – призналась Сара за мгновение до того, как её мать надкусила печенье. Джарет наградил её взглядом, полным отвращения, очевидно, осуждая за ябедничество. – Слюна мелкого демона улучшает вкус, – пробормотала та, макнула печенье в вино и сунула его в рот. – Тогда тебе понравится и то, что я добавил в вино, – зло процедил Джарет. Линда лишь выпила вино до дна, будто ничего и не слышала. Она протянула ему опустевший бокал и блюдо, и он унёс их на кухню, точно идеально вышколенный слуга. – Пойдём, – поднявшись на ноги и взяв Сару за руки, сказала Линда. – Нам нужно привести себя в порядок перед ужином. – О, Королева, час поздний, – хмуро проговорил Король Гоблинов с порога кухни, скрестив руки на груди. – У нас на это нет времени. Вас ждут. Некоторые – с самого заката. – И подождут ещё немного, – ответила Линда и потянула Сару в свою спальню. – Закажи машину, а потом сыграй нам, Джарет. Хочу слышать тебя, но не хочу, чтобы ты услышал нас. Нам, девочкам, уже давным-давно пора поболтать. – Как пожелаешь, – Джарет склонил голову и отправился к телефону. Спальня Линды выглядела настоящим храмом в стиле ар-деко – вычурным и вызывающе роскошным. Белая кровать походила на алтарь на возвышении, а широкий туалетный столик был заставлен всевозможными духами, косметикой и средствами для ухода, прелестными фотографиями хозяйки этого святилища, Джереми и Сары. Линда усадила дочь на банкетку перед зеркалом, а потом, поглядев на себя, оттянула кожу на щеке. Морщинки исчезли, и на миг она стала выглядеть юной девушкой. С отвращением Линда покачала головой и встретилась взглядом с отражением Сары. Из гостиной послышались первые звуки глиссандо. Нежные переливы заполнили тихие уголки обширной квартиры. – Что он тебе наговорил про меня? – спросила Линда. Сара взяла со столика обрамлённую рамкой фотографию, чтобы бросить её и разбить заклятье, если это вдруг понадобится. Но откуда ей знать, когда настанет нужный момент? – Что, бога ради, он мог сказать, чтобы ты стала так на меня смотреть? – Как? – Сара что есть силы вцепилась в фотографию. – Как мышь на сову, – Линда открыла эмалированную коробочку для лекарств, достала голубую капсулу с символом сердца и поднесла к её губам. – Возьми. Сара проглотила без сопротивления. – Что он сказал, чтобы ты так переменилась по отношению к собственной маме? Линда положила руки ей на плечи. Сара покачала головой. Внезапно слова сами собой будто бы прыгнули ей на язык, соскочили и полились потоком. Она услышала – или, быть может, ей показалось? – как рояль под пальцами Короля Гоблинов выдал неверную ноту и затих на мгновение. – Он сказал, что ты собираешься меня убить. Из-за ревности. Он сказал, что ты хочешь съесть моё сердце, чтобы снова стать молодой. Как Злая Королева из «Белоснежки». Хватка на её плечах стала крепче. Глаза Линды наполнились слезами, а пальцы задрожали. Острые ногти впивались всё сильнее. – И ты поверила ему. Разве ты не любишь меня, Сара? – Люблю, – голова казалась Саре странно лёгкой. – Но я больше не верю тебе. Дело не в том, что он сказал. Дело во всём этом. Я больше не знаю, чему верить. Линда распустила бант в её волосах, взяла щётку и принялась их расчёсывать длинными плавными движениями. Сара прикрыла глаза, успокаиваясь, и будто бы вернулась в детство – во времена, когда мать расчёсывала ей волосы, никогда не дёргая и не причиняя боли. – Достаточно того, что ты меня любишь, – проговорила Линда. – Я тоже тебя люблю. Ты и понятия не имеешь, насколько сильно. – Тогда почему ты бросила меня? Я могла бы остаться с тобой, и всё не было бы так ужасно. Всё это колдовство, встреча с ним… Всё было бы хорошо, если бы ты была рядом, – ответила Сара. Глаза снова защипало. – И я хотела быть с тобой, моя дорогая, хотела так сильно. Но если однажды ты станешь матерью, ты поймёшь, что иногда нужно делать то, что пойдёт на пользу ребёнку, а не то, чего хочется. Если бы мы остались вместе, ты бы выросла смирной, как мышь, послушной моей воле и моим желаниям. Я бы сделала тебя слабой. Я так часто наблюдала, как это происходит с другими детьми ведьм. Они превращаются в ни на что не годных сопляков, которых не отцепить от материнской юбки. Я преподнесла тебе дар, когда оставила тебя. Будь благодарна. Линда вновь завязала бант – это совершенство, скроенное будто бы из обрывка тумана, – на макушке Сары чуть криво, под кокетливым углом. – Тебе было тринадцать, – продолжила она решительно, точно пыталась убедить себя. – У меня с моей матерью было меньше времени. И рядом с тобой всегда есть Роберт. Он ведь настоящая наседка. – Мам! – разозлившись, воскликнула Сара и развернулась, собираясь спросить… Что же она хотела спросить? Реальность казалась размытой, зрение под действием валиума – немного туманным. Она что-то хотела… – Ты собираешься меня сегодня убить? – наконец, спросила Сара. По её щекам покатились слёзы. Линда взяла её лицо в ладони и чуть запрокинула его, постучала идеальным алым ногтем по её подбородку. – Сара, ты достигла совершеннолетия. Твоя красная луна взошла. Ты – ведьма. Я понимаю твоё стремление задержать детство, но ты больше не ребёнок. Мир жесток, и не важно, сколько слёз ты прольёшь. Успокойся и внимательно слушай меня. Я не буду вводить тебя в заблуждение, как та тварь в гостиной, пусть даже правда и сделает меня злодейкой в твоих глазах, – она опустилась на пол у ног дочери и сложила руки на её коленях. – Этой ночью, во время ужина, я представлю тебя ковену, как и всякая другая ведьма после того, как её дитя проявит свои способности. Тебя подвергнут испытанию – смертельной опасности, справившись с которой ты докажешь, что достойна жить. Ковен перетерпит любые пороки в неофитах, кроме слабости. Слабость в ведьме недопустима, – Линда поглядела в окно, на снег, кружащий в темноте. – И меньше всего – в Королеве. А я слаба, когда речь заходит о тебе. Я бы отсрочила этот момент, пока тебе не исполнится девятнадцать, может, и двадцать, но у меня есть враги и соперники, которые жаждут меня свергнуть. Они всё подстроили так, чтобы ты оказалась здесь на Рождество, и не оставили мне выбора, кроме как представить тебя. Если ты не справишься, ты умрёшь, а твои силы перетекут в сердце мира, и ковен поглотит их. Я съем твоё сердце, даже если это разобьёт моё собственное, – она наклонилась и поцеловала Сару в лоб. – Я рискую тобой не из ревности. Это мой долг. Я должна заплатить цену, как в своё время все ведьмы, родившие детей. Просто поверь, что я не хотела, чтобы это случилось так скоро. – Значит, ты не хочешь, чтобы я погибла? – спросила Сара. – Нет, конечно, нет! – Линда погладила её лицо. – Я дала тебе жизнь. Я кормила тебя собственной грудью. Я люблю тебя больше себя самой и не хочу, чтобы ты погибла. Я хочу, чтобы ты жила. Я не могу жульничать в грядущей игре, но могу сделать так, чтобы ты получила лучшую помощь из возможных. Взгляни на фотографию, которую ты держишь в руках. Сара погладила большим пальцем затейливую резную рамку и посмотрела на фото. На нём была запечатлена она сама в детстве, переступающая пухлыми ножками. Руки её отца держали маленькие запястья. Запрокинув голову, малышка смотрела на своего помощника с оживлённым обожанием. Сара узнала фотографию – она не раз видела такую в семейном альбоме, хранила копию в своей комнате и время от времени доставала её, чтобы напомнить себе: родители любят её. Сейчас, вновь взглянув на снимок, Сара заметила то, чего не видела раньше: у рук, что держали ребёнка, были длинные, бледные, почти по-женски изящные, гладкие пальцы. У верхнего края виднелись два изогнутых конуса, как будто мужчина, склонившийся над Сарой, носил кулон, и тот случайно попал в кадр. Это был кулон Короля Гоблинов. – Думаю, Джарет питает к тебе нежные чувства. Ты ему определённо нравишься больше, чем когда-либо нравилась я. Но, скорее всего, он просто видит в тебе более лёгкую добычу – податливую, восприимчивую к его чарам. А он может быть очарователен, Сара. Очень. Но ты должна противостоять ему. Джарет опасен. Он бы хотел, чтобы ты стала слабым звеном в цепи, что удерживает его. Не позволяй ему использовать тебя – используй его сама. Он – мой фамильяр, а после сегодняшней ночи он станет твоим. – Что, если я не смогу контролировать его? – спросила Сара. Линда лишь покачала головой. – Что, если? – настойчиво повторила она. – Тогда ты умрёшь, и наш род оборвётся, – ответила Линда и поднялась на ноги. – И это будет благо. Уж лучше я увижу твоё мёртвое тело, чем передам Джарета ведьме, которая не может держать его в узде. Он бы разорвал мир в клочья, если бы мог. Любовь – вот, что главное в Королеве, любовь, более великая, чем любовь матери к её ребёнку. Я – Королева. Теперь ты понимаешь? Сара обняла руки матери и прижалась головой к её животу – своему истоку. – Я понимаю, – проговорила она, но это понимание делало её бесконечно печальной. Всё было так несправедливо. – Нам пора, – сказала Линда. – Помни, что я тебе сказала. Фотография выскользнула из ослабевших пальцев и упала на пол. Стекло треснуло.