Рассказчик

Очень быстро стало очевидно, что все привычные способы не работают. Кортикальный стимулятор не давал нужного эффекта, химическая стимуляция только нарушила баланс веществ, и на устранение собственной ошибки Джулиану потребовалось потратить всю ночь. Отсутствие сна не было чем-то, что он не мог перенести почти без ущерба для себя, но бессонных ночей становилось все больше — дистрикт накрыло эпидемией, пришедшей из сточных вод, отравивших почву, на которой были засеяны злаковые культуры, так что времени на проведение дополнительных исследований просто не оставалось. Войдя в отведенное ему помещение, куда, по просьбе Джулиана, переместили и биокровать с находящимся в коме Гараком, чтобы он мог беспрепятственно наблюдать его в любое время дня и ночи, он сел на стул рядом со своим, возможно, самым трудным пациентом за всю историю врачебной карьеры. — Гарак, почему бы вам просто не очнуться? Вы ведь можете сделать это в любой момент, я убежден в этом, — Джулиан устало вздохнул и запрокинул голову. — Я читал, что есть довольно архаичная практика бесед с находящимся в бессознательном состоянии. Предполагается, что что-то из услышанного может побудить его придти в себя. Обычно речь идет о приятных воспоминаниях, о планах, которые люди хотели воплотить вместе, о детях и возлюбленных, которые ждут, когда их близкий человек наконец вернется к ним. Но с вами это не сработает, не так ли, Гарак? — Джулиан потер ладонями лицо, чтобы продержаться без сна хотя бы еще немного. — О чем бы мог напомнить вам я? О наших приятных разговорах за ленчем на станции, которую вы ненавидели всем сердцем? Вряд ли для вас это хорошие воспоминания... — он взял холодную ладонь Гарака, согревая ее горячим прикосновением. — Еще я читал, что иногда достаточно просто слышать живой голос, и не так и важно, о чем он говорит, главное, что он обращен к тому, кто отгорожен стеной бессознательности, — сам того не заметив, он уперся лбом в край кровати и прикрыл глаза. — Что скажете, Гарак... это наш... случай? — прошептал Джулиан, прежде чем отключиться. Он проснулся от осторожного, но все же настойчивого прикосновения к плечу. Подняв голову и с трудом сфокусировав взгляд, он узнал медсестру Зирав, стоявшую рядом с не поддающимся описанию выражением на лице, которое Джулиан не был в состоянии расшифровать без кружки горячего рактаджино. — Доктор Башир, ваша смена началась час назад, — уведомила его кардассианка, скользнув беглым взглядом по помятому лицу Джулиана, а затем по биокровати. — Неужели вы провели так всю ночь? Тряхнув головой в тщетной попытке сбросить остатки сна, Джулиан вдруг осознал, что до сих пор сжимает ладонь Гарака. Странно, что пальцы не разжались сами, когда он уснул. Убрав руку, он еще раз тряхнул головой и поднялся. В общем-то в этом не было ничего такого, но отчего-то ему стало очень неловко. Вдруг он нарушил что-то из кардассианских правил приличия просто по причине своего их незнания? — Кажется, я слишком устал вчера, — скомкано пробормотал Джулиан. — Компьютер, время, — запрос вылетел изо рта автоматически, но ответом ему была тишина. Он тряхнул головой в третий раз. — Простите, все никак не привыкну. Зирав нахмурилась. — Боюсь, мне придется сопроводить вас к доктору Тегал. — Не нужно, — он поднял руки в защитном жесте. — Мне очень жаль, что так вышло. Не в моих привычках допускать подобные оплошности. Но я разберусь с произошедшим сам. Не стоит беспокоить доктора Тегал. Разумеется, ни о каком рактаджино не могло быть и речи. Доктор Кертлах, задержавшаяся на дежурстве по его милости, встретила Джулиана хмурым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — Этого больше не повторится, — начал он с порога вместо приветствия. — И я сменю вас завтра на час раньше. Кардассианка зло сощурилась, но все же коротко кивнула, передавая ему падд с отчетом о прошедшей смене. Новых пациентов с лихорадкой было всего десять, а это значило, что эпидемия пошла на спад. К счастью, удалось быстро ликвидировать очаг заражения — отравленные посевы, как и урожай, пришлось уничтожить, вновь выжженная земля была передана на санобработку и ревитализацию. Так что к концу следующей недели можно было ожидать, что количество обращений в госпиталь вернется к прежней своей норме. В последние четыре дня сон стал для медперсонала роскошью, и тем сильнее Джулиан чувствовал свою вину перед доктором Кертлах. Ощущение, что общение с коллегами не задалось с самого начала, преследовало его, хотя все они были безупречно вежливы, не ставили под сомнение его диагнозы и ничем не выдавали своего негативного отношения. А может быть, дело было именно в этом. Безупречной вежливостью кардассианцев уже давно было никого не удивить, и означать она могла все что угодно. Ленара Кертлах, сменявшая его каждый вечер, была, пожалуй, наиболее мрачной из всех, с кем Джулиан уже успел познакомиться, но ее искусству вести отчеты можно было только позавидовать. Врачи работали в две смены, и это было тяжело, но терпимо. Восстановление Кардассии требовало от своих граждан всех сил, которые они могли ей дать, и даже тех, которых они дать не могли. Из медсестер Джулиану была наиболее симпатична Зирав, несмотря на ее неприветливость в первую их встречу. Как он понял, она была помощницей и ученицей доктора Тегал, поэтому по работе пересекались они нечасто. Чаще всего с Джулианом работали медсестры Докул и Шассара — Вэлисана Докул была ровесницей Зирав, по крайней мере, обе они выглядели одинаково молодо, но в отличие от Зирав держалась она почти надменно, а Рокали Шассара — молчаливая женщина средних лет с парой седых прядей в волосах — предпочитала общаться жестами, избегая контакта. В короткий перерыв между осмотрами пациентов с травмами и проверкой жизненных показателей лежащих с лихорадкой, Джулиан все же смог раздобыть себе рактаджино. Сегодня ему предстояла еще одна тяжелая ночь. Времени на что-либо кроме основной работы не оставалось, к тому же завтра он обещал сменить Кертлах на час раньше — так что, если он хотел попытаться еще раз проанализировать данные, касающиеся Гарака, сон не входил в его расписание на ближайшие сутки. Возможно, ему в самом деле стоило попробовать поговорить с ним. О чем угодно. Взять какую-нибудь возмутительно неподходящую изысканному литературному вкусу Гарака книгу и прочесть ее вслух. Вспомнить пару историй времен своей юности — и чем больше, тем лучше. Придумать их наконец. В конце концов, когда они оба жили на станции, Гарак постоянно рассказывал Джулиану истории, и кто знает — сколько истины и сколько лжи в них было? Возможно, настало время Джулиана рассказывать истории.