Рассказчик

— Здравствуйте, Гарак, — поздоровался Джулиан, опускаясь на стул рядом с биокроватью. Здороваться вот так начинало входить у него в привычку — даже если за этим больше ничего не следовало. Приветствие напоминало Джулиану о том, что Гарак все еще здесь, что он не просто его пациент — как десятки других, которых он лечил каждый день — а друг. То, что Джулиан здоровался со всеми своими пациентами, нисколько его не смущало. После того, как Зирав вырубила его на обещанные восемнадцать часов, Джулиан не рисковал не спать больше двадцати часов подряд. Суточный оборот Кардассии Прайм составлял двадцать пять стандартных часов с небольшими погрешностями, так что после двенадцатичасовой смены у него оставалось достаточно времени на то, чтобы поговорить с Гараком или продолжить искать ошибки в работе его мозга, даже если он спал больше навязанного доктором Тегал беспрекословного минимума в пять часов. По крайней мере, так было, если госпиталь не захлестывало волной чрезвычайных происшествий — таких, как недавняя эпидемия или обвал здания обсерватории в позапрошлом месяце, о котором он читал в старых отчетах. Проснувшись после долгого, очень долгого сна, Джулиан обнаружил у себя на столе незнакомый падд, судя по всему, оставленный кем-то из медсестер. Не то чтобы у них был доступ в его комнаты, но ведь не мог он появиться здесь сам собой? Гарак, несомненно, отругал бы его за преступную неосторожность, но Джулиан не думал, что кто-либо из госпиталя Иварта хотел ему навредить. Как минимум потому, что в этом не было никакого смысла. Так что он взял падд в руки и активировал — чтобы узнать, что на нем находится, вероятно, одно из наиболее полных пособий для изучения кардаси из всех существующих. Единственной загвоздкой оставалось то, что само пособие тоже было на кардаси, и ироничность этого факта вызвала у Джулиана улыбку. Так мог бы поступить с ним Гарак. Впрочем, сейчас он был окружен кардассианцами сильнее, чем когда-либо. Самым логичным было предположить, что это шутка Зирав — после гипоспрея он не удивился бы и подобному жесту. Джулиан задумался. Или не шутка? В любом случае, его ждали пациенты, поэтому он отложил падд, решив, что вернется к нему позже. Доктор Тегал знала о его генетических улучшениях, а значит, об этом могли знать и все остальные. Прославленная эйдетическая память кардассианцев, которую развивали в детях с четырех лет, позволяла быстро усваивать огромные объемы информации и дарила им чувство расового превосходства. Но ведь эйдетическая память была и у Джулиана. Если Зирав было об этом известно — а в этом Джулиан был уверен на девяносто пять целых и сто двадцать семь тысячных процента — то то, что он принял за шутку, на деле могло быть неприкрытым вызовом. Вызовом его интеллекту. Вспомнив о том, что он сам рассказал Зирав о своих неудачных попытках освоить кардассианский, Джулиан нахмурился. — По-вашему мне стоит принять вызов? — спросил он Гарака, как если бы тот мог ему ответить. — Зависит от того, как вы хотите выглядеть в глазах ваших коллег, — ответил Джулиан сам себе, старательно имитируя голос Гарака. — Если вы не примете этот вызов, они до конца дней будут считать вас недостойным своего общества. Вам выбирать, дорогой мой Джулиан. — Вы ставите вопрос таким образом, что у меня как будто бы нет выбора, — возмутился Джулиан. — Выбор есть всегда, — тут же ответил он себе голосом Гарака. — Я всего лишь указываю вам на правильный. — Гарак, вы невыносимы. — А вы совершенно отвратительно имитируете мой голос, но я же продолжаю вежливо сносить подобное отношение. Джулиан рассмеялся. Со стороны это было похоже на безумие, но впервые за долгое время ему захотелось рассмеяться по-настоящему — пусть и из-за очаровательной абсурдности собственных действий. Джулиан подумал, что "очаровательный" — это то, как, ему хотелось думать, думал о нем Гарак, когда они не сходились во мнениях и кардассианец смеялся над ним. — Гарак, вы понимаете, что если я буду озвучивать за вас вашу часть диалога, то я непременно перевру все ваши реакции, мысли и соображения — по крайней мере те, которые вы готовы бы были высказать? — Джулиан сощурился — совсем как когда изображал тайного агента Джулиана Башира, пытающегося вычислить шпиона под личиной самого обычного портного. — Я даже могу заставить вас называть меня просто Джулиан. — Разумеется можете, дорогой мой Джулиан. — Просто Джулиан. — Просто Джулиан. — Именно. "Просто Гарак" — это мы уже проходили. Настало время для "просто Джулиан". — Джулиан. — Почему вы всегда избегали называть меня по имени, хотя все мои друзья зовут меня по имени? — Потому что чувства — это худшая слабость из всех, урок, который вы отказались выучить. — Но мы ведь друзья. — Друзья ли мы, или вам просто хочется верить в это, Джулиан? — О, я не сомневаюсь, что ради Кардассии вы бы пристрелили меня в спину, — отчего-то эти слова отдались горечью, хотя подразумевались как шутка. Джулиан посмотрел на лицо Гарака, в котором ни один мускул не изменил своего положения, словно ему в самом деле не было никакого дела до происходящего. — Тогда почему вы здесь, Джулиан? — спросил он сам себя голосом Гарака. — Что вы делаете на Кардассии? — Что я делаю на Кардассии? — медленно повторил он свой вопрос уже своим нормальным голосом, прежде чем усмехнуться. — Очевидно, пытаюсь решить, изучать ли мне кардассианский. Что вы думаете, Гарак? — Что за вопросы, Джулиан. Кардаси — самый прекрасный язык во Вселенной. Вы просто обязаны его выучить. — Хорошо, — покорно кивнул Джулиан и, вздохнув, поднялся, чтобы снова взять в руки падд, все еще лежавший на столе. — Раз вы так настаиваете. На самом деле, лукавством с его стороны было продолжать задаваться этим вопросом — ведь он уже успел разобрать основы фонетики с помощью универсального переводчика и имеющегося в его распоряжении компьютера. В пособии, оставленном ему Зирав, фонетика рассматривалась куда более полно и детально, чем в кратком справочнике, предоставленном Звездным флотом еще когда Джулиан пытался вникнуть в тонкости общения с гибридными кардассиано-федеральными системами лазарета "Глубокого Космоса 9". Погрузившись в хитросплетения языка, вынужденно переключаясь в режим перевода на федеральный стандарт и обратно, Джулиан вдруг подумал о том, помогло ли бы пробудить Гарака, если бы он разговаривал с ним на кардассианском? — Пожалуйста, очнитесь, — медленно и сосредоточенно, почти по слогам, позвал Джулиан на кардаси. А затем зачем-то добавил: — Тинн'лии. Он пока еще не знал точно, что означало это слово, но если разделить его надвое, то переводчик был способен перевести "тинн" как "друг". Возможно, это "близкий друг"? Хотел бы Джулиан, чтобы Гарак в самом деле считал его другом. У него перед глазами снова пронеслись все самые неприятные воспоминания, которые словно кричали о том, что Джулиан только обманывает себя, что Гарак никогда не считал его чем-то большим, чем компанией для ленча и источником потенциально полезной информации. По крайней мере дружеские чувства самого Джулиана, как продолжал ему нашептывать внутренний голос в самые тяжелые, в самые печальные дни, определенно были не взаимны. Погрузившись в размышления, Джулиан не заметил, как кривая сердечного ритма Гарака на краткий миг отклонилась от предполагаемых показателей на две сотых процента.