Рассказчик

— Здравствуйте, Гарак, — устало поздоровался Джулиан, садясь на пол рядом с биокроватью. Сегодня выдался особенно тяжелый день, о котором он отчаянно не хотел думать. — Вас что-то беспокоит, Джулиан? Таких вопросов ему чертовски не хватало с самого его прилета на Кардассию. Или вернее было бы сказать, с самого отлета Гарака на Кардассию? — Сегодня началась спасательная операция для предметов искусства, похороненных в здании музея. Прибыли первые пострадавшие... Гарак... им едва есть пятнадцать... — Джулиан замолчал, глядя в пространство перед собой. — Им едва было пятнадцать... — Вы сделали все, что было в ваших силах, Джулиан. — Да, но моих сил недостаточно, — бесцветным голосом ответил он сам себе. — Подростки вызываются сами, потому что они более гибкие, их телосложение позволяет залезть туда, куда взрослые не смогли бы пробраться, — он снова замолчал, продолжив только спустя почти десять минут. — Так ли важны эти предметы искусства, Гарак? Неужели они важнее, чем жизнь? — Служение государству, дорогой мой Джулиан, важнее, чем жизнь. Искусство — это часть великого наследия Кардассии, наследия, которое мы почти утратили, наследия, которому был нанесен непоправимый ущерб в войне с Доминионом. Если есть малейший шанс спасти что-то еще — нужно использовать этот шанс, какой бы ни была цена. Глаза пересохли и болели, но Джулиан держал их открытыми, словно, причиняя себе боль, он мог хоть немного унять ту злость и отчаяние, что клокотали у него внутри. — Я знаю, что вы бы сказали именно это, Гарак. Они все говорят то же самое. — Джулиан. — Гарак, как бы мне хотелось сейчас на самом деле услышать ваш голос. Аппарат жизнеобеспечения едва слышно пискнул, но Джулиан не потрудился проверить, какие из показателей отклонились от ожидаемых и на какой процент на этот раз. Он заметил эти колебания недавно и поначалу принял их за хороший признак, однако дни шли, а более существенных изменений не наблюдалось. — Вы видите лишь то, что хотите видеть, доктор Башир, — сказала ему доктор Тегал, когда он поделился с ней своими наблюдениями, чтобы узнать, происходило ли нечто подобное ранее. — А я вижу вариацию нормы. Мне жаль вас разочаровывать. В ее голосе совсем не было сожаления, но Джулиан был слишком разочарован, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. — Я расскажу вам историю, Гарак, которую я слышал еще ребенком, — он откинул голову назад, коснувшись затылком неподвижной руки кардассианца. — О гонящемся за солнцем, — запахи ночи проникали сквозь приоткрытое окно, принося немного прохлады — разумеется, если сравнивать с температурой воздуха в дневное время. — В одной из колоний Земли жил удивительный человек. Удивителен он был тем, что, однажды решив жить только днем, он каждые сутки совершал кругосветное путешествие — лишь бы оставаться под солнцем. Многие знали его в лицо — он останавливался в одних и тех же поселениях, выполнял различные технические работы, спал прямо в своем катере — у него был воздушный катер с откидным верхом, почти как в ретро-фильмах двадцатого века. И вот однажды он узнал, что существует полная его противоположность. Девушка, каждые сутки совершающая кругосветное путешествие, чтобы никогда не покидать ночи, — Джулиан криво усмехнулся. — Звучит безумно, правда? Она смотрела на звезды, занималась растениями — собирала дикие травы, помогала с редкими культурами, кого-то даже лечила, подобно лекарям древности. Суть в том, что часто они останавливались в одних и тех же местах и таким образом узнали друг о друге. Начали переписываться — точнее, оставлять друг другу записки, — он приподнял брови, словно сам не верил в то, что говорил, — и в конечном счете влюбились друг в друга. Но они не могли встретиться, ведь он жил днем, а она ночью, и ни один не хотел отступаться от выбранного пути. Я даже не знаю, назвали бы вы их абсурдными молодыми людьми или подчеркнули бы важность следования своим убеждениям, — Джулиан вздохнул. — В этой колонии нашлась девочка-подросток, которая приняла их историю близко к сердцу, как это бывает свойственно девочкам-подросткам. Она решила помочь влюбленным встретиться, оставив каждому из них сообщение о часе и месте встречи. Они приблизились друг к другу с противоположных сторон — к самой кромке своего времени суток — и все-таки встретились в предрассветных сумерках. Взявшись за руки, гонящийся за солнцем и следующая за звездами осознали, что любовь для них важнее эксцентричного образа жизни, и больше не разлучались, осев где-то на западном континенте, — прикрыв глаза, Джулиан замолчал. Нужно было подняться и отправиться спать, а вместо этого он сидел на полу и рассказывал Гараку очередную историю, не несущую в себе глубокого смысла. — Мне рассказали ее когда-то, чтобы проиллюстрировать важность умения находить компромисс. Сейчас я уже не так уверен, что она именно об этом. — Определенно не об этом, дорогой мой Джулиан. — Тогда о чем? О том, что противоположности притягиваются? — с трудом найдя в себе силы, чтобы усмехнуться еще раз, он подумал, что устал сильнее, чем казалось поначалу. — О том, что так называемые противоположности зачастую таковыми не являются. — Какая глубокая мысль. — Что удивительно, учитывая, что она ваша. — Вы несправедливы, Гарак. — Я ли? Джулиан снова вздохнул, думая о том, что на самом деле история рассказывает о людях, у которых были мечты и которые отвергли эти мечты ради чего-то слишком простого, слишком обычного и тривиального. Вздрогнув, Джулиан открыл глаза. Неужели он только что счел любовь тривиальной? Нет, с этой трактовкой определенно было что-то не так. — Может быть, она о том, что люди придумывают себе глупые правила, которые сами же и нарушают? — предпринял он еще одну попытку. — Разве не об этом большая часть вашей литературы, Джулиан? Замечание было резонным. Джулиан хмыкнул. Гарак умудрялся выигрывать в спорах даже находясь в коме. Но от этих разговоров все равно становилось легче. А это было всем, что ему сейчас было нужно. Он не знал, сколько еще дней займет операция по подготовке здания музея к сносу. Не знал, сколько жизней заберет с собой эта груда камней, ощерившаяся провалами и трещинами, подобно хтоническому монстру. Не знал, почему то, что происходило вокруг, вдруг начало трогать его так сильно. Могла ли Кардассия начать прорастать в него, подобно корням и ветвям дерева вэйли? Или дело было в жаре и недостатке сна? Поднявшись на ноги, Джулиан отправился в спальню, где упал на кровать лицом вниз, не переодеваясь. — Сладких вам снов, Гарак.