Принцесса?!

В понедельник к первому уроку Маша благополучно опоздала. Она влетела в кабинет математики через пятнадцать минут после звонка и тут же поймала на себе множество заинтересованных взглядов. Захотелось развернуться и убежать куда-нибудь подальше, но мысль эта мелькнула слишком поздно: учительница обратила на неё своё внимание. - Кораблёва, почему опаздываешь? — строго спросила Светлана Викторовна, стоящая у доски. Учительница объясняла новую тему, и в тот момент, когда вошла десятиклассница, она как раз дописывала уравнение к теореме. Рука женщины повисла в воздухе, крепко сжимая кусок мела, а пронзительный зелёный взгляд, скрытый оправой очков, устремился на девушку. Маше стало не по себе от этого. У неё даже ноги подкосились, и она едва успела схватиться за косяк, который помог окончательно не рухнуть. - Извините. Можно войти? — Машка стыдливо опустила глаза. Сердце в груди стучало с бешеной скоростью. Казалось, каждый его удар отражается эхом от стен и громким отзвуком проникает в уши присутствующих в кабинете. Кораблёва думала, что это из-за её пробежки от самого дома до школы. Но нет. Скорее, от присутствия блондинки. От её взгляда и голоса. Маша сжала пальцы в кулак, чувствуя, как вспотели ладони. - После урока останешься, объяснишь, — женщина кивнула и продолжила записывать уравнение, попутно комментируя для десятиклассников все новые и непонятные элементы. Машка быстро прошмыгнула к своей парте и села. Она достала учебник, тетрадь, тубус с письменными принадлежностями и, отдышавшись, уставилась на доску, где для неё был тёмный лес из цифр. Ещё утром от Даши девушка убежала домой, чтобы собрать учебники на сегодняшние уроки и переодеться. На её счастье, отца в квартире уже к тому моменту не было, и она в спокойной обстановке, размышляя о чём-то своём, взяла всё необходимое для школы. Она перебирала учебники и параллельно с этим пыталась понять, с чего началась вчерашняя ругань с папой. Она вспомнила, как отец сказал, что хочет отправить дочь на каникулы к маме в Москву. А Машка в ответ напомнила, что матери у неё нет. Он пытался защитить Диану, убеждая девушку в безграничной любви Фаворской к дочери, но Машка слышать ничего не хотела. Она с язвой сравнила любовь биологической матери с любовью Евгения к Елене. И с этого завязался спор на повышенных тонах. Со стороны отец и дочь в тот момент казались непримиримыми врагами. Они кидались друг в друга обвинениями, активно жестикулировали, и в какой-то момент Кораблёв разрешил дочери идти туда, куда глаза её глядят. Вот она и ушла, громко хлопнув дверью напоследок. Маша вспомнила вчерашнюю ссору, и внутри неё всё вновь сжалось в комок. Она уверяла себя, что так быть не должно. Что когда-нибудь обязательно всё наладится. Ей приходило на ум, что в какой-то момент она просто ошиблась реальностью. Жизнь была спокойной, красивой и не хватала за горло каждый раз, когда ей хочется. Но потом всё резко изменилось — откровенно говоря, полетело к чертям. И Машка постоянно пыталась понять, как она смогла упустить такой грандиозный овраг на своём пути. Она строила догадки на тему того, что это явление временное: её просто проверяют на прочность. Но катастрофа разрасталась с неимоверной скоростью, а девушка даже никого на помощь звать не пыталась. Сама же справится, да? За сборами и раздумиями девушка не заметила, как прошли отведённые ей сорок минут, а до звонка на первый урок осталось меньше десяти. Она поняла, что к началу попросту не успеет. И ей легче было бы вообще на первом уроке не появляться, но в расписании стояла математика, которую Маша зареклась больше не прогуливать. Она в ускоренном темпе запрыгнула в чёрное платье, накинула не плечи кожаную куртку и понеслась в школу, молясь, чтобы у блондинки именно сегодня было хорошее настроение. И, наверное, кем-то эти молитвы всё же были услышаны: отделалась она безболезненно, а после окончания урока планировала незаметно и очень быстро смыться. Смыться не получилось. Как только прозвенел звонок, заставивший Машку вздрогнуть от неожиданности, она почти сразу почувствовала неясный дискомфорт. Только потом она догадалась: это ощущение доставлял ей красивый зелёный взгляд учительницы, которая была на «ты» с цифрами и, как казалось самой Кораблёвой, девушку недолюбливала. Под её пристальным наблюдением Машка скинула в сумку вещи, достала телефон, поправила, глядя в его экран, как в зеркало, потёкшую стрелку на левом глазу и встала, направляясь к выходу следом за одноклассниками. Светлана Викторовна, поймавшая её за локоть, в мгновение пустила прахом все планы. Одним только прикосновением женщина из Машиных лёгких выбила, будто ударила, воздух, а потом на девушку обрушился мелодичный, ласкающий слух, но полный строгости голос: - И куда это мы собрались? Я, кажется, просила тебя задержаться, — блондинка посадила десятиклассницу за первую парту. Чтобы избавиться от наваждения, Кораблёва несколько раз тряхнула головой, заставляя непослушные волосы разметаться по плечам, и после уставилась на математичку. Блондинка была в чернильного цвета блузке, тёмных брюках и с небольшим синим платком, завязанным галстуком на шее. Машка закусила губу. Что там женщина объяснить-то ей просила? - Почему ты на урок опоздала? — о, точно! Девушка мгновенно встрепенулась и подняла уверенный взгляд на учительницу. Та смотрела в ответ. Машка впервые заметила, что глаза у Светланы Викторовны настолько пьяняще-зелёные, что в них можно заблудиться. Как в лесу. А ещё у неё очень длинные смольного цвета ресницы, которые она совсем не красит, только подводит линию верхнего века чёрным карандашом. Машка смотрела внимательно, пытаясь навсегда запомнить этот прекрасный, выбивающий из-под ног землю взгляд. Математичка смотрела ещё внимательнее и думала, что готова убить несносную девчонку прямо здесь. Так и играли они в «гляделки», пока Кораблёва с кривой улыбкой не ответила: - Я проспала, — она пожала плечами. Уверенности в своих словах она имела на ноль процентов. Но всеми силами пыталась подать ложь как чистую правду, чтобы не было никаких сомнений и лишних вопросов. Это было особое искусство — врать настолько убедительно, что начинаешь сам себе верить. Машка была на половине пути к владению подобным навыком в совершенстве. И каждая новая ложь удавалась ей всё лучше. Но сейчас, когда учительница хитро сощурилась, она поняла, что провалилась. - Тебе говорили, что ты врать не умеешь? — вопрос заставил Машу подпрыгнуть на стуле. Она и подумать не могла, что, уличённая во лжи, станет чувствовать столь странную неловкость, смешанную с виной перед зеленоглазой учительницей. Вспомнив, насколько часто с начала года ей приходилось отвечать перед математичкой за свои косяки, Кораблёва смутилась. Выдерживать строгий взгляд блондинки в течение долгого времени было невозможно, поэтому она опустила глаза. Впервые в жизни больше всего хотелось просто провалиться сквозь землю. — Почему ты опоздала? — женщина повторила вопрос в надежде на то, что во второй раз она услышит правду. Машка не отвечала и не поднимала глаз. Она ощутила подкатывающий к горлу комок, и неожиданно по её щекам потекли слёзы. Они предательски одна за одной падали на сложенные на парте руки, а девушка даже не пыталась их сдерживать. Учительница в первые секунды растерялась. Внутри неё что-то перевернулось, и ей резко перехватило дыхание, как будто лёгкие сдавило тисками. Всё, что чувствовала она, — это жалость. Она ощутила острое желание обнять девочку, крепко прижав к себе и не позволяя вырваться. Она смотрела на неё и понимала, насколько сильно вляпалась. Снова. Через мгновение женщина быстро оказалась рядом с Машей, заключила её в свои объятия и, успокаивая, стала медленно поглаживать её тёплыми ладонями по спине. Ей хотелось впитать в себя весь негатив, скопившийся внутри хрупкой девочки, чтобы она смогла спокойно вдохнуть-выдохнуть. А Машка сначала даже не сопротивлялась. Потому что не хотела. Забота со стороны математички была такой огромной наградой для неё, что у себя в голове она уже проиграла сотни сценариев, где после какой-нибудь мелкой истерики блондинка из раза в раз её успокаивает. Она чувствовала её тепло, которое в это самое мгновение принадлежало им двоим, и больше ничего не надо было. Фейерверки, вспыхивающие перед глазами, совсем затуманили Машке разум, ей хотелось утонуть в руках блондинки. Неясное, глупое, смешное ощущение, будто бабочки опять ожили, накрыло её с головой. Но мозги вдруг резко встали на своё место, и она оттолкнула учительницу. Та смотрела на неё непонимающим взглядом, слегка приподняв одну бровь. Кораблёва вытерла слёзы. - Я опоздала по личным обстоятельствам, но отчитываться перед Вами я не собираюсь, — голос звучал глухо, но девушка старалась держать себя в руках: больше нельзя показывать блондинке свою слабость, свои слёзы. Это против её жизненных принципов. И какие бы чувства Маша ни испытывала к учительнице, личное всегда остаётся личным. Если из-за каждой такой влюблённости (любви?) терять голову и гнать в шею свою гордость, то можно остаться у разбитого корыта. Всё-таки самоуважение превыше всего. И если однажды решила показать блондинке истинную сторону себя, то нужно продолжать в том же духе, а не наматывать при ней сопли на кулак. В конце концов, всегда нужно быть собой, чтобы полюбили такую, какая есть. Не полюбят — и чёрт с ними! Десятиклассница, не говоря больше ни слова, взяла свою сумку и быстро покинула кабинет математики. Светлана Викторовна ещё долго смотрела на то место, где лишь минуту назад стояла Кораблёва, и пыталась понять, в какой момент она поступила неправильно. Следующие два урока Маша отсидела с трудом: она усилием воли пыталась не уснуть на биологии и не попасться за прослушиванием музыки на физике. Она постоянно заставляла себя не думать о математичке. Но получалось плохо. С каждым новым днём эта женщина занимала всё больше места в мыслях девушки, не оставляя возможности думать о себе самой. Машке казалось, что всё это похоже на вирус, поражающий некоторые отделы головного мозга. И от этого не было никаких лекарств. Поэтому стоило Кораблёвой поднять взгляд на доску, она вспоминала, как тупила на уроке математики с каким-то уравнением. Стоило услышать голос одноклассницы Алисы, сразу же в голове всплывали отрывки «милой» беседы Светланы Викторовны и этой приставучей рыжей о классической музыке. Достаточно было открыть тетрадь, и она начинала с новой силой ненавидеть себя за то, что вместо контрольной оставила блондинке стихотворение, которое ей и посвятила. Машка чувствовала себя ужасно от таких воспоминаний. Но на время о математичке забыть всё же удалось: четвёртым уроком была литература. По программе у десятиклассников была пьеса «Гроза» Островского. Татьяна Александровна с присущим ей энтузиазмом показывала ребятам фотографии на слайдах и рассказывала о том, какую проблему автор ставит в драме и почему у героини не было другого выбора. Машка одна, наверное, из всего класса с предельным вниманием слушала, параллельно с этим делая пометки по теме в тетради. Тема была ей интересна и близка. Татьяна Александровна говорила про свободу, к которой рвалась главная героиня, про её желание идти наперекор обществу, противному ей, и Маша, вслушиваясь в слова русички, внезапно подумала про саму себя. Это было в характере Кораблёвой: она всегда шла налево, когда другие шли направо; говорила «да», когда отовсюду раздавалось «нет». Ей не нравилось подчиняться, подстраиваться и быть как все. Именно поэтому во всех делах она руководствовалась своими собственными принципами. Ей казалось, что для этого-то человек и создан — быть личностью. Быть уникальным. А не пластмассовой фигурой в хорошей одежде, но с пустой головой. Глупо подстраиваться под кого-то, когда можешь лёгким взмахом руки изменить половину мира. И для такого взмаха, думала Машка, сила у каждого найдётся. Девушка долгое время, пока русичка во всех подробностях пересказывала десятиклассникам, которые не читали, сюжет драмы, приводила мысли в порядок. А потом её рука резко взметнулась вверх, и Татьяна Александровна, заметив, ласково спросила её: - Да, Маш? Добавить что-то хочешь? — женщина, стоящая у стола, боком к классу, с пульта остановила показ слайдов на доске и обратила на ученицу свой красивый синий взгляд. - Спросить, — Машка покрутила пальцами карандаш. — Почему протестующая натура Катерины не добилась своего? Автор сам обращает внимание читателей на то, что она имела достаточно сильный характер и могла противостоять свекрови. Она даже в ходе повествования обращается к ней на «ты», как бы показывая это равенство между ними. Но Катерина всё равно по непонятным причинам сначала долго терпела, а потом, по сути, сбежала от проблемы. Самоубийство — не выход же, верно? В истории много примеров того, как женщины стояли во главе революционных движений: Клара Цеткин, Роза Люксембург. И здесь героиня, обладая острым умом, была способна выступить против деспотичности и самодурства свекрови, достаточно было показать эту силу своего характера. По классу прокатилась тишина. Машка, пронзительно смотрящая на русичку, не обратила внимания, что кто-то оторвался от телефона, покосившись на неё; кто-то поднял заспанное лицо с парты и уставился на неё с открытым ртом; а кто-то спешно попытался за ней записать. Все знали: Кораблёва любит высказывать на литературе своё мнение, но часто она делает это так, что никто ничего не понимает. А многие просто всё ещё не привыкли к слишком заумным выводам в её речах. Татьяна Александровна чуть поиграла бровями, прикидывая варианты ответа, потом откашлялась и произнесла: - На самом деле, всё немного сложнее, чем ты думаешь. Ведь Катерина на своей линии фронта была одна, она не чувствовала и не имела главного — поддержки со стороны. Один в поле не воин. Ей было бы неимоверно трудно встать против целого города, который относился-то к ней как к чудачке. - А её самоубийство? Всё же, почему она так поступила, даже не попытавшись? - По этому поводу много мнений: кто-то считает, что так она проявила своё бессилие, а кто-то, наоборот, говорит, что этим жестом она выразила протест против их общества. Здесь нет формул, границ. Каждый в праве считать истиной то, что ему ближе, — Татьяна Александровна подмигнула Машке, приподняв уголки губ, и девушка в ответ не сдержала улыбки и едва заметно кивнула. Они друг друга поняли. Всё оставшееся время до звонка Маша слушала и записывала. Мыслей в голове было всё так же много, но вели они себя уже спокойнее, чем обычно. Думала девушка о материале урока: собиралась дома перечитать пьесу, полистать критические статьи в интернете, взглянуть под другим углом на конспекты. Ей казалось, что если она по уши погрязнет в учёбе, то получит от этого только огромное количество плюсов. Не нужно никаких семейных проблем, никаких невысказанных чувств — лишь уединение и классика. Звонок прозвенел на минуту позже. Десятиклассники, как только по ушам ударила долгожданная мелодия, подорвались с мест, схватили тетради с учебниками и побежали в коридор. Машка неспешно забросила вещи в сумку и собралась было уходить, но голос русички заставил её остановиться на половине пути. Уже у самой двери она, услышав своё имя, недоверчиво нахмурилась и вернулась к учительскому столу. - Ну что вы меня сегодня все после уроков задерживаете? — под нос себе пробубнила десятиклассница, мысленно ругаясь в более грубом варианте. Это была их перемена в столовой. Девушка с утра ничего не ела, и, по правде говоря, все четыре урока мечтала о столовской булочке с повидлом. Поэтому-то после литературы планировала, ни на что не отвлекаясь, спуститься вниз и спокойно покушать. А сейчас планы медленно, но верно корректировали сами себя, и время играло не в Машкину пользу. - Кто тебя сегодня ещё после уроков задерживал? — усмехнулась Татьяна Александровна. Маша подавилась словами. Она надеялась, что женщина её возмущений не услышит. Внимание учительницы полностью было приковано к ноутбуку: она была увлечена проверкой презентации для восьмого класса и подключением колонок. Но ответить всё равно пришлось: - Светлана Викторовна. - То есть про конкурс чтецов она тебе рассказала? — чуть раздосадованно проговорила русичка. И девушке даже почудилось, что она вовсе и не спросила, а утвердила. - Про какой конкурс чтецов? — брови десятиклассницы поползли вверх, а сердце участило биение. - Значит, не рассказала? — женщина самодовольно улыбнулась, и внутри Машки проснулось желание удариться головой об стену. Потрясающая женская логика убивала её, не оставляя ни малейшего шанса. Это ж надо так! Она [женская логика] напрочь выносит мозг каждый раз, когда с ней приходится сталкиваться. И это становится похоже на американские горки: иногда страшно, иногда смешно и всегда тошнит. - Что там с конкурсом чтецов? — нетерпеливая Кораблёва прервала поток мыслей русички и близко наклонилась к той, как бы привлекая к себе внимание и показывая, что она всё ещё здесь. Женщина, подняв на десятиклассницу глаза, немного нервно повела бровями, закусила губу, и Машке перестал нравиться этот разговор. Она нутром чувствовала, что всё совсем не так просто, как она изначально нарисовала в своей голове. Не нужно было иметь степень по психологии, чтобы заметить странности в поведении Татьяны Александровны. Машка не знала, какую тайну медлит рассказать учительница, и постепенно закипала. - Дело в том, что... — женщина замялась. Она выглядела так, словно готова была в обморок упасть. И, честное слово, если бы не сидела, то Машке пришлось бы её ловить, — Светлана Викторовна вписала тебя в номинацию для поэтов, — женщина проговорила это так быстро, что слова не сразу собрались в голове Кораблёвой в целую фразу. Она на пару секунд зависла. А Татьяна Александровна мгновенно придала лицу невозмутимое выражение и отвернулась к окну, из которого просматривалась дорога у школы. На ум ей пришла мысль, что она, в какой-то степени, подставила подругу, но думать об этом совершенно не хотелось. Внутри девушки разбушевались эмоции, и она сжала руки в кулаки. По вискам отбивал дробный ритм один-единственный вопрос — «зачем?». Машка без слов вылетела из кабинета русского и побежала вверх по лестнице на третий этаж, к математичке. Нужно было с ней поговорить. А сердце в груди билось так неистово, будто готовилось, минуя рёбра, выпрыгнуть. Снова поднялся в голове рой мыслей: о блондинке, о чувствах к ней, о сложных отношениях между ними. Жизнь всё больше напоминала девушке фильм с плохим сценарием, а ей, актрисе-самоучке, казалось, досталась самая сложная роль. И если бы иногда было время на передышки между дублями, то можно было бы поверить в справедливость. А так приходилось ежедневно позволять издеваться над собой: закидывать в нелепые ситуации, разрушать тесные связи с хорошими людьми, дразнить странными чувствами и вечно подставлять. Такое обращение начинало раздражать, и Машка стала всерьёз задумываться о том, что в кои-то веки она должна взять абсолютно всё в свои руки. И стартовать она хотела с того момента, когда прекрасная зеленоглазая учительница вдруг переоценила собственные силы. Решение вписать Кораблёву в список участников было слишком поспешным и настолько своевольным, что Маша ощутила себя обязанной устроить ей за это скандал. Десятиклассница без стука ворвалась в кабинет. Блондинка сидела за столом, проверяя контрольные. Машка подлетела, вырвала из рук учительницы ручку, и той ничего не оставалось, кроме как возмущённо обратиться на ученицу. Глаза Кораблёвой горели недобрым блеском. Светлана Викторовна понимала, зачем Маша пришла и чем было вызвано такое её состояние. Девушка же думала о том, КАК один человек может вызывать сразу так много противоречивых чувств. Больше всего было влюблённости (любви?) и ненависти. Но ненависть сейчас перекрывала всё на свете, оставляя только сильное клокотание внутри. Хотелось резко, обжигающе и с особым остервенением проехаться ладонью по лицу математички. - Для чего Вы это сделали? — вопрос поначалу застрял где-то на кончике языка, но Машка всё-таки смогла его озвучить и с глухим стуком уронила костяшки обеих рук на учительский стол. Женщина напротив вздрогнула. Она не боялась, и ей, казалось, даже нравилась эта игра, где нужно просто уметь отвечать вопросами на вопрос. И если бы она обладала достаточным запасом колкостей, то ответила бы Кораблёвой в её духе, чтобы загнать в угол. Но делать этого она не стала. Математичка усмехнулась, сведя брови на переносице, и протянула руку к одному из ящиков. Из него она достала тот самый листок. - Мне очень понравилось твоё стихотворение, — спокойным тоном отозвалась Светлана Викторовна. Взгляд её вновь пробегался по уже знакомым строчкам, цепляясь за узорчатые линии букв. Машке на мгновение показалось, что учительница видит её насквозь. Что уже знает обо всех её намерениях и без труда распознаёт странные, необъяснимые чувства. Девушка ещё сама в себе не разобралась, а блондинка успела просчитать всё шагов на сто вперёд. Это выбило десятиклассницу из колеи: - Я... — запинаясь и ругаясь про себя, Машка отступила чуть в сторону, — я... не буду участвовать. - Почему? — учительница притворно изумилась. И можно было бы сказать, что она переиграла, но в сложившейся ситуации подлинность каких-то деталей отходила на второй план. Машка вслушивалась в проникающие в мысли отзвуки голоса блондинки и уже была согласна на всё. Это напоминало гипнотическое свойство рекламы с двадцать пятым кадром: очень ненавязчиво из тебя часто делают марионетку. Ей стало вдруг плевать на все свои принципы, плевать на целый мир, потому что центр всего — зеленоглазая блондинка. — У тебя определённо есть талант, который не нужно прятать. Запасы кислорода окончательно сошли на нет, и Маша так же стремительно, как влетела в кабинет, выбежала из него. Это была война. И пока математичка вела со счётом один-ноль.