~ Бесцельно, безжалостно, как в кино. Ты мой Стокгольмский синдром. Захлопни глаза и зашторь окно, спали этот чёртов дом. Держи меня в клетке, корми с руки и хлёстко бей по щекам. Мы разной породы, а значит – враги, кто жертва – не знаю сам. ~
И в какой-то момент перед её глазами неожиданно возник человек, которого в данную секунду она хотела бы видеть меньше всего на свете. На девушку обрушилось облако дыма ментоловых сигарет, и она закашлялась, отворачиваясь. Глаза заслезились. Она даже подумала, что вовсе и не от дыма, но вида не подала. Машка резко скинула с плеча руку биологической матери и дёрнулась в сторону, желая поскорее убежать хоть куда-нибудь. Она ненавидела такие моменты. Ей постоянно казалось, что все вокруг смотрят на них и пытаются понять причину злого оскала на лице девушки. Она часто представляла, как её разборки с Дианой посреди улицы выглядят со стороны. Это было противное зрелище. В первую очередь, Маше было противно от самой себя: где-то внутри неё течёт кровь человека, которого она ненавидит. Который абсолютно и бесповоротно её раздражает. Она ежедневно желала просто-напросто забыть об этом. Всю свою сознательную жизнь она с усилием выбрасывала из головы воспоминания, связанные с Дианой. Но биологическая мать каждым своим появлением обращала старания Кораблёвой в прах. И после приходилось начинать с самого начала. А сейчас Маше очень нужно было избавиться от Фаворской и, вернувшись домой, дать выход эмоциям, разрывающим её. - Машенька! Солнышко, я прошу тебя, давай поговорим, – Диана поймала дочь за запястье, но быстро одёрнула руку, пока Машка не сделала этого раньше неё самой. Женщина выучила реакции девушки наизусть. Она знала, на какие слова и действия та будет реагировать резко и со злобой. На самом деле, сложно было не знать, потому что – на все. Фаворская прерывисто выдохнула, словно её с силой толкнули к краю высотки. Она посмотрела в глаза дочери, полные гнева, и пожалела о том, что вообще предприняла ещё одну попытку помириться с Машей. – Пожалуйста, – тихим голосом добавила она. Казалось, она способна даже заплакать. И лишь Машка знала, что мать блефует. Пусть она и писательница, но актёрскими данными природа её явно не обделила. А у девушки ни один мускул на лице не дрогнул. Она не испытывала к биологической маме ровным счётом ничего: ни любви, не жалости. Она смотрела на неё и видела перед собой совершенно чужого человека. - Нам не о чем разговаривать! – в голосе девушки прозвучали какие-то стальные нотки, как будто лязгнули звенья тяжёлой цепи, и она осталась собой довольна. Она была уверена, что сейчас заняла правильную позицию: Диана не заслуживает прощения. С детства Машка поняла, какие качества в людях стоит ненавидеть и кого нужно опасаться. Самой сильной была ненависть к предателям, изменникам, и этого она никогда, сколько себя помнит, не прощала. Сначала оно было немного детское, когда «друзья» перебегали в другое убежище. А с возрастом масштабы возросли. Маша не раз оказывалась преданной, но, в итоге, всегда справлялась. У неё, казалось, на такое иммунитет выработался: каждый новый предатель оставлял всё меньше ран у неё на душе. Но она всё равно ещё в детском саду зареклась, что ни за что не позволит вернуться в её жизнь ни одному предателю. Вот и Диана оказалась предателем, так что места рядом с дочерью ей просто не было. Маша почти бегом двинулась в противоположную от школы сторону, думая, что хочет избавиться от способности слышать, видеть, говорить, ходить. Какой смысл жить нормальным человеком, если эта самая жизнь постоянно пинает тебя из одного чёрного угла в другой? Это слишком несправедливо. У кого-то между счастливыми моментами возникают прорехи чего-то чёрного; у кого-то в голой темноте появляются просветы, дающие надежду; а у Машки одна сплошная непроглядная, осязаемая и тяжёлая тьма. Диана, стоящая у припаркованного дорогого автомобиля, курящая уже третью сигарету подряд и не замечающая ничего вокруг, была далеко позади. Машка свернула в какой-то незнакомый двор, приземлилась на лавочку на детской площадке и беспомощно закрыла лицо ладонями. Она пыталась себя отвлекать от происходящего, опять читая наизусть.~ Я был убит трижды. Я был убит за сына, за мать и отца. В простейшем понятии чувства любви нет смысла, нет дна и конца. ~
- Кораблёва, не слишком ли легко для прогулок ты одета? – как гром среди ясного неба, откуда-то с приличного расстояния раздался женский голос. Маша судорожно стала про себя соотносить возникающие образы и доносящиеся до неё колебания воздуха. Результат получился довольно быстрым. Это было странно, и она даже сама себе не поверила, пока не подняла голову. «Серьёзно?» – пронеслось у неё в мыслях, а после она чуть с лавочки не рухнула. На тротуаре, ведущем к подъездам многоэтажки, стояла математичка. В бежевом пальто, в высоких сапогах на небольшом каблуке в тон пальто и с пакетом продуктов из ближайшего магазина. - Да мне и так неплохо, – безразлично метнула она фразой, как дротиком, и показательно отвернулась от блондинки. И только сейчас девушка наконец обратила внимание на то, что всё так же, с того момента, как покинула школу, она была одета в одно платье с коротким рукавом, а на дворе, на минуточку, середина октября стояла. Но предпринимать что-либо Маша не торопилась. Она с замиранием сердца прислушивалась к каждому движению у неё за спиной. Пискнул домофон, и, когда Машка обернулась, математички уже след простыл. А где-то в глубине души она надеялась, что женщина её пригласит на чай. Пришлось даже головой резко тряхнуть, чтобы избавиться от подобных мыслей. Маша достала из сумки кожаную куртку, накинула на плечи и направилась домой. Она не знала, что будет делать: мириться с папой или собирать вещи на завтра, чтобы рано утром от Даши не убегать. Ей просто очень хотелось скрыться в четырёх стенах ото всех, кто мешает свободно дышать. Такое случалось часто. Если в жизни в очередной раз что-то не клеилось, она пряталась в комнате, включала музыку и переставала быть частью мира вокруг неё. Терапия была бесполезной, долгой, немного глупой, но ничего другого в голову Машке не приходило. Иногда она могла говорить о своих проблемах с Дашей, с Еленой, с бабушкой, даже принимала от них какие-нибудь советы. Хотя легче от этого всё равно не становилось. Ведь врут всё, когда говорят, что достаточно только высказаться, чтобы душевные терзания исчезли. Ни один, пусть и самый близкий человек, не способен их поднять из глубины и насовсем выкинуть. Маша была в этом уверена на сто процентов. Спустя полчаса бесконечных догадок и дороги до дома Кораблёва открыла дверь в квартиру своим ключом. Везде было тихо. Девушка решила, что отец ещё с работы не вернулся, и мгновенно передумала устраивать с ним перемирие. Ей никогда не нравилось то, что между ней и карьерой он в большинстве случаев выбирал не её. Так она чувствовала себя ненужной. Её воспитанием с тех пор, как Диана сбежала в столицу, постоянно занималась бабушка. И только иногда жалкие попытки поучаствовать в её жизни предпринимали некоторые несостоявшиеся мачехи. А для отца она, казалось, неизменно была сплошным пустым местом. Пусть он и говорил, что сильно её любит, исполнял все капризы, но Машка воспринимала это как желание побыстрее отвязаться. Настоящей заботы с его стороны она не ощущала совсем. Хотя и сказать, что это сильно её задевало, было нельзя. Они жили в одной квартире, но будто в разных часовых поясах и, возможно, ещё мирах. И их обоих такой расклад устраивал. Вот и сейчас девушка не удивилась, что после вчерашней ссоры папа даже не позвонил ей. Может быть, ему и вовсе плевать было, где его дочь ночевала. Машка хотела быстро пройти в комнату, но на кухне её остановила странная картина: Евгений сидел за обеденным столом, склонив голову над полупустой бутылкой коньяка. Кораблёва на секунду замерла, не поверив собственным глазам. Больше было похоже на игру воображения. Она знала, что папа давно не пьёт, предпочитая алкоголю здоровый образ жизни. А сейчас что-то пошло не так. Он даже внимания не обратил на вошедшую дочь, всё так же неподвижно изучая взглядом гранёный стакан. Маша подступила к столу и, положив ладонь отцу на плечо, присела на соседний стул: - Пап, что случилось? – голос предательски дрогнул. Сейчас она чувствовала какую-то неловкость за то, что вмешалась в происходящее, проявила интерес и любопытство, вообще именно в эту секунду вернулась домой. - Лена больше не вернётся, – глухо отозвался мужчина, а его слова Машу ничуть не удивили. Она знала, что так будет. Елена сама ей, по сути, это сказала. А вот Евгений, судя по всему, до последнего надеялся, что Александрóвич простит его и они снова съедутся. Ожидания и надежды не оправдались. Девушка не нашла что ответить папе. Она смотрела на него, поджимая губы. Было жалко его. Но в то же время она понимала, что в случившемся виноват только он. Семейные драмы сами по себе не разыгрываются, сценарии для них пишут люди. Если бы можно было заглядывать в будущее хотя бы на мгновение, Машка предотвращала бы каждую ссору отца и любимой мачехи. Если бы у неё было чуть больше сил, то ничего этого вообще бы не случилось. Но раз уж жизнь сложилась так, нужно было учиться и подстраиваться под то, что они имели. Кораблёва сжала руку папы. - Ты-то хоть меня простишь, Принцесса? – во взгляде Евгения мелькнула неуверенность, и девушка улыбнулась в ответ. Она не могла не простить. * Между третьим и четвёртым уроками следующего дня Маша и Даша стояли в коридоре на втором этаже. С их позиции отлично просматривалась лестница и, соответственно, было видно всех, кто поднимается и спускается. Девушки обсуждали семейные проблемы: в основном, конечно, Машка жаловалась на появление биологической матери и рассказывала о том, как ей удалось восстановить баланс в отношениях с папой. Метельская слушала, пытаясь успокоить подругу и дать ей дельный совет. - О, Маш, вспышка справа, – произнесла Даша и, схватив Кораблёву за подбородок, повернула её голову в сторону лестницы. Там с ноутбуком и множеством свисающих чуть ли не до пола проводов на третий этаж поднималась Светлана Викторовна. Одета сегодня она была в бирюзовую рубашку с длинным рукавом, узкие брюки песочного цвета, светлый пиджак и балетки с декоративными цепочками сзади. Волосы были привычно уложены, а на лице практически не наблюдалось макияжа, словно утром учительнице было совсем не до него. Машка засмотрелась. В глазах блондинки плескалась такая очевидная грусть, и где-то внутри девушки родилось желание обнять учительницу, пообещать, что всё будет хорошо, и уже никуда не отпустить. Но в тот момент, наблюдая, как та поднимается, она почему-то решила действовать иначе: не будь умным человеком, Кораблёва, когда Светлана Викторовна оказалась к подругам спиной, высунулась из-за угла и во всё горло прокомментировала: - Какой вид! – в эту же секунду девушка опять скрылась за стеной, тихо посмеиваясь. От прилива адреналина сердце забилось с неистовой силой. Она прикрыла глаза, представляя, как могла отреагировать на такой выпад учительница, и от этих мыслей улыбка на её лице стала ещё шире. Вид, а точнее – фигура у женщины действительно была потрясающей, так что не оценить её было нельзя. Машка уже давно порывалась сделать Светлане Викторовне нескромный комплимент, но отсутствие смелости её постоянно останавливало. - Мань, ты совсем с ума сошла? – почти одними губами высказала возмущение Даша и всплеснула руками. – А если она услышала? - Так я, по-твоему, зачем настолько громко заорала? Я наоборот надеюсь, что она не «если», а услышала, – Машка откашлялась в кулак и осторожно выглянула из-за угла: математичка исчезла из их поля зрения. В воображении девушка поставила очередную галочку в пользу своей случайной, но от этого не менее сладкой победы. - Странные у тебя способы привлекать её внимание. Нет бы чем-нибудь хорошим отличиться: предмет её подтянуть, например, а ты только на нервах профессионально играешь, – Путешественница прошлась от одной стены к другой, покачала головой, словно общалась сама с собой, а через мгновение подняла глаза на подругу: – Чего ты ещё удумала? – заметив хитро змеящуюся на губах подруги улыбку, Метельская приподняла бровь. Она поймала себя на мысли, что доверие к действиям Машки начинает пропадать, и эти её странные ухмылки заставляли ноги подкашиваться. - Завтра на конкурсе чтецов увидишь, – Кораблёва сложила губы трубочкой. Потом, недолго думая, она задорно щёлкнула подругу по носу и бросилась к большому коридору, оставляя все недосказанности за спиной. Ей нравилось осознание того, что иногда очень легко ей даются почти детские проделки, а после абсолютно всё сходит с рук. В мыслях она быстро и грамотно построила диалог с математичкой, если вдруг та начнёт высказывать претензии из-за Машкиных комплиментов, и беззаботно улыбнулась. Ей доставляло удовольствие одно только понимание того, что в запасе у неё ещё великое множество идей на будущее. Кораблёва шла по коридору в направлении к туалету, искусно лавируя между бегающими детьми. До начала урока оставалось около десяти минут, и этого ей было достаточно, чтобы поправить макияж и собрать волосы в хвост. Химичка очень не любила, когда ученицы появлялись на её занятиях незаплетёнными, ругалась и чаще всего выгоняла из класса. Отношения с учительницей Машка портить не хотела, поэтому появляться на химии с распущенными волосами не рисковала. Пока она думала о том, как незаметнее всего отсидеть урок и при этом не схлопотать «пару» за не сделанную домашнюю работу, дорогу ей внезапно перебежали двое детей. Тянули они класс на пятый. И Маша даже бы внимания не обратила на них, если бы не одно обстоятельство: высокий, темноволосый мальчик с открытой издёвкой приставал к маленькой девочке с красивыми розовыми бантами. А всем вокруг было абсолютно на это плевать. Девушка, следуя велению внутреннего голоса, в одно мгновение решительно схватила пятиклассника за воротник и потянула на себя, вынуждая его отпустить руку девочки. - Ты чего к девочке пристаёшь? – Машка нависла над ним и зло нахмурилась. Мальчик побледнел. – Тебя мама не учила, что к девочкам надо с уважением относиться? А ты толкаешься, за косички дёргаешь. Учти, ещё раз такое увижу – уши откушу, – она отпустила пацанёнка, и он тут же рванул с места, даже не поправив воротник рубашки. А она вдогонку бросила: – Я не шучу! Тёплое касание к руке вывело Машу из короткого оцепенения, и она, опустив глаза, увидела благодарную улыбку: - Спасибо! – стеснительно, но с предельной искренностью пролепетала светловолосая малышка, не выпуская запястье своей защитницы из крепкой хватки пальцев. – Меня Полина зовут, – девочка подняла пушистые ресницы, и из-под них в Кораблёву выстрелил пронзительный зелёный взгляд. Девушка задохнулась. Было ощущение, что земля под ногами ушла куда-то ближе к центру планеты и одновременно с этим накалилась. На секунду десятиклассница забыла своё имя и о том, что она вообще должна вдыхать и выдыхать. - Я – Маша, – еле выдавила из себя в ответ девушка и почувствовала, что сердце пропустило пару ударов. Становилось трудно дышать, и она на мгновение выпала из реальности, не отрывая внимательного взгляда от новой знакомой. И тут же прямо над её макушкой протяжно взревел звонок на урок. Хвост Маша завязала, когда бежала из одного коридора в другой. Химичка, к счастью многих, опоздала на десять минут, но урок всё равно по старой привычке начала с проверки домашнего задания. У Кораблёвой были хорошие отношения с ней. Только ВНЕ класса. На уроках десятиклассница постоянно ощущала на себе прожигающий взгляд учительницы и боялась лишь того, что однажды от неё и горстки пепла не останется. Вот и сейчас Маша знала, что у неё на лбу мишень и что химичка, прицелившись, ни за что не промахнётся. Так оно и вышло. А потом Машка с успехом получила двойку в журнал. * Вечером, сидя над тетрадью со стихотворениями собственного сочинения, Кораблёва думала над тем, как лучше с одним из них выступить. В понедельник случайным образом ей стало известно, что в жюри, помимо Татьяны Александровны, её исторички и кого-то из завучей, будет и Светлана Викторовна. Этот факт согревал её изнутри, вдохновлял на новые подвиги. Она мысленно уже представляла выражение лица математички, когда та услышит написанные Машей строки. Всё должно было, по предположениям девушки, пройти предельно гладко. С ней, конечно, всякое бывало, но завтра ничего не обещало выйти из-под контроля. В конце концов, Маша продумала каждую мелочь. Внезапная идея накрыла её с головой, и девушка быстро застучала по клавиатуре ноутбука.