Принцесса?!

Перед началом собрания у Светланы Викторовны было много дел: она должна была составить сводные таблицы успеваемости на каждого ученика своего класса, распечатать анкеты для заполнения родителями и морально подготовиться к тому, что ей снова придётся с кем-то знакомиться. Придётся запоминать новые имена и лица. И нужно будет обязательно следить за каждым словом, жестом и взглядом. Это первое родительское собрание в её десятом классе, и она уже заранее знала, что её будут оценивать. Как классного руководителя. Как учителя. Как человека, в конце концов. Поэтому волнение внутри женщины нарастало вместе с приближением шести часов вечера. Оно приобрело такой разрушительный и масштабный характер, что она напрочь забыла обо всём, выходящем за рамки её обязанностей. Забыла, как не спала половину ночи, думая о конкурсе чтецов и Маше. Забыла, какое грызущее чувство вины поселилось в душе после того, как она не смогла объяснить мотивы своего поступка. Ей было совершенно не до того. Она занялась работой. А вот Машка уже два дня ходила сама не своя, катая в голове тяжёлые, как железные шарики, мысли. Она не то чтобы ощущала обиду, что её обошла девятиклассница, просто всё никак не удавалось понять, почему такой детский разрыв – один балл. Она видела реакцию зала, она чувствовала бешеный импульс от аплодисментов зрителей. Она в устной и электронной форме получила не одну, не две и даже не три похвалы от ребят из школы. А все её старания вдруг стёрлись в порошок. Казалось, кто-то из членов жюри специально, из личных побуждений снизил ей оценку за выступление. Татьяна Александровна и Инна Владимировна души в ней не чаяли, поэтому Маша металась лишь между двумя кандидатурами: Еленой Петровной и Светланой Викторовной. Кораблёва понимала, что в своём седьмом классе знатно потрепала нервы географичке, и после этого та, мягко говоря, её не любила. Впрочем, эта ненависть у них была взаимной и совершенно открытой. В основном, только из-за Машки-то Елена Петровна отказалась вести в их классе географию. Это было неплохим поводом поиздеваться, поставив ученице баллы меньше, чем она заслужила. Но и в Светлане Викторовне впервые девушка не была уверена. Её до сих пор в дрожь бросало при одном воспоминании о том взгляде математички, который она успела поймать во время своего выступления. Полный равнодушия и плохо скрываемой усталости, он выбил из неё любые надежды. Внутри Машки раскрылась боль. Ей ничего не было нужно, лишь сбежать из зала, чтобы не видеть блондинку. Следом за этим десятиклассница и дошла до предположения, что из тупого отвращения математичка не доставила Маше пару баллов. Голова была под завязку забита подобными мыслями, догадками, противоречиями, и девушка нигде не могла найти себе места. Когда отец ушёл на собрание, Кораблёва отправилась прогуляться. Она редко ходила куда-то одна, но сейчас ей было жизненно необходимо остаться наедине с собой. Девушка натянула джинсы, рубашку, накинула поверх куртку, прыгнула из домашних тапочек в кроссовки и покинула квартиру. На улице начинало понемногу темнеть. Осень давала о себе знать, и, хотя днём было довольно тепло, к вечеру температура упала до пяти в плюсе. Но Машу не испугала даже погода. Она застегнула куртку по самое горло, вставила наушники и двинулась в направлении к школе. Отчего-то её слишком сильно манило туда. Возможно, она просто хотела заглянуть в окна кабинета математики и утешить себя мыслью, что её любимая блондинка сейчас там. А возможно, что она и вовсе не теряла надежды с ней случайно (или не очень) встретиться. Кораблёва часто своими руками подстраивала приятные и нужные ей события, чтобы жизнь казалась слаще и интереснее. А удавалось ей это, на удивление, легко. Иногда стоило только чего-то пожелать, как она тут же получала всё и даже больше. Законы своих «хочу» девушка довольно быстро выучила, поэтому активно ими пользовалась. И сейчас, когда она медленным шагом, заглядывая в окна любимого кабинета, проходила мимо школы, думала, что всеми фибрами души желает столкнуться с математичкой. Плюсом в Машкину пользу было и то, что теперь девушка знала, где Светлана Викторовна живёт. Сама того не подозревая, она несколько дней назад как-то забрела в её двор, встретилась там с ней, и так выяснила хотя бы ещё и номер подъезда. Для тех отношений, которые они имели, это было даже больше, чем достаточно. Свернув в уже знакомый двор, Маша прошлась по усыпанной листьями дорожке до подъезда математички и обратно. Она не знала, зачем делает это. Просто хотела скоротать время до окончания родительского собрания. А оно только-только началось. Светлана Викторовна отыскала в завалах документов список класса и по фамилиям ребят принялась выяснять, кто из родителей присутствует. Ей было немного тревожно. Руки тряслись, и она очень боялась, что замечает это не одна она. Женщина ощущала на себе множество взглядов, когда перечисляла фамилии, но старалась с ними не сталкиваться без необходимости. Эмоционально было тяжело. Вообще, она всегда с трудом привыкала к чему-то новому. Любые переезды, знакомства, смены деятельности ей не давались без усилий. Она любила постоянство, любила комфорт, а за рамками зоны комфорта она чувствовала себя как на тонущем корабле: паника и ничего, кроме паники. Родителей было много, и все они были разными. Мысленно, не видя их глаз, она уже разобралась, кто начинает по-доброму и с уважением к ней относиться, а кто всё ещё не доверяет. Дойдя в списке до Кораблёвой, блондинка-таки подняла взгляд. Она, на самом деле, ожидала, что на собрание придёт мама Маши, такая же красивая, с русыми волосами и блестящими задором глазами. В общем, старшая копия Кораблёвой. Но среди родителей сидел папа девушки. Светлана Викторовна, обратив на него внимание, поймала себя на мысли, что её ученица как раз-таки похожа на него. Всё было так, как женщина себе представляла, но был это папа, а не мама. Пока математичка с секунду изучала его, он неожиданно улыбнулся, а она зачем-то ответила такой же тёплой улыбкой. И ей показалось, что так у них завязалось знакомство. Маша же в это время продолжала изучать вечерний город и самые тихие его дворы. Перебирая в голове очередные рифмы, девушка пинала мысками кроссовок опавшие листья. В наушниках играло что-то слишком меланхоличное, и она начала едва различимо подпевать, растворяясь в словах.

~ и до утра буду слова собирать по углам. ты – моя слабость, мой анастетик от ран. буду жива в пыльном свечении гаснущих ламп. но чем мне дышать? ведь воздуха здесь не осталось. ~

Все чувства внутри собрались в клубок, спутались и связались узлами. Они сбивали с толку. Машка не могла понять, куда она попала и как может отсюда выбраться. Мир, к которому она привыкла, в возведении которого принимала участие, внезапно зажил своей собственной жизнью, а ей не оказалось в нём места. Она думала, что близкие и родные люди рядом с ней будут всегда, никогда не уйдут и не оставят её одну. А крепкая семья в мгновение разрушилась. Она думала, что не бывает в прожитых днях лишних событий и лиц. Теперь же ей хотелось взять в руки ластик, чтобы многое там, в недалёком прошлом, исправить. Она, в конце концов, думала, что любимая блондинка отвечает ей взаимностью. Но вновь натолкнулась на пустое, бесцельное, молчаливое равнодушие. Жизнь, казалось, наставила на девушку невидимый пистолет и выстрелила точно в сердце. Машу передёрнуло. Не хотела бы она, чтобы всё заканчивалось именно так. Ей хотелось какого-то знака, который укажет, с чего стоит начать. Что нужно изменить, что взять и что выбросить. Когда песня в наушниках, готовая смениться другой, на несколько секунду смолкла, Кораблёва услышала за спиной хруст ветки под тяжёлыми шагами. Он был таким надрывным, таким угрожающим, что Машка от испуга обернулась. Прямо за ней шёл мужчина. В темноте его было плохо видно, но разглядеть капюшон куртки, скрывающий глаза, и большие чёрные ботинки ей всё-таки удалось. Первое, о чём она подумала, — так это о том, что в очередной раз смогла найти себе приключения на пятую точку. Вспомнив уроки ОБЖ, девушка дёрнула оба наушника, аккуратно убрала их в карман и, не оборачиваясь, чуть ускорила шаг. Всем своим нутром она почувствовала, как незнакомец, следуя её примеру, двинулся быстрее. Сердце болезненно колотилось в её груди. Сильный, дикий страх парализовал дыхание, но Маша всё равно безрезультатно пыталась вдохнуть. В голове рисовались ужасающие картины. Ей, как по щелчку пальцев, вдруг отключило сознание, и она, сорвавшись с места, побежала. Побежала изо всех сил, не смотря назад и даже не представляя, КУДА бежать. Она за считанные мгновения преодолела два дома и, когда уже была у арки, ведущей к оживлённой дороге, обернулась. К своему удивлению, она не обнаружила там никого. За ней не гнался никакой мужчина, и двор был абсолютно пуст. Маша выдохнула с облегчением, но не успела она и шага сделать из двора, как услышала визг тормозов и почувствовала резкую, пронзающую до самых костей боль. Машка рухнула на землю. Потом неожиданно ударил свет фар, от которого перед глазами замелькали цветные круги. Над макушкой Машка услышала испуганный женский голос: - Господи, Вы в порядке? – воскликнула обладательница светлых волос, длинных ног и машины, права на вождение которой она явно купила. Про себя Машка пошутила, что «пока ещё не Господи», и отметила нарушение правил дорожного движения, но вслух лишь криво усмехнулась: - Ещё бы. Такие, как я, неубиваемы. - Может, «Скорую» Вам вызвать? – вновь заволновалась девушка-водитель. У неё как-то неестественно дрожал голос, и она уже было потянулась за телефоном в заднем кармане джинсов, но Кораблёва одёрнула её, резко поднявшись на ноги: - Нет! – боль вновь прошлась по всему телу: от макушки до кончиков пальцев. Маша зажмурилась, чувствуя, как по щекам потекли слёзы. Было невыносимо. Попытавшись взять себя в руки, она стёрла солёные дорожки и чуть спокойнее добавила: – Но от права на звонок я бы не отказалась. Кораблёва дала девушке, сбившей её, номер Елены, которая приехала за падчерицей спустя пятнадцать минут. * В травмпункте, куда Елена насильно отвезла Машку, им сказали, что девушка отделалась простым вывихом ноги, парой синяков и испугом. Но, даже несмотря на это, ей прописали недельный постельный режим. Соблюдать его Кораблёва начала уже в тот же вечер. Александрóвич взяла заботу о падчерице на себя. Этому Машка была несказанно рада. У неё с детства не было мамы. А мачеху она любила до чёртиков. Любила и время проводить с ней, делясь секретами и прося советов по поводу жизненных неурядиц. Поэтому раньше, когда всё ещё было хорошо, они часами могли просто говорить обо всём на свете, и на душе у Машки становилось спокойнее после таких тёплых домашних бесед. Но с расставанием Елены и Машиного папы их встречи стали ограничиваться банальными приветами, «как дела» и чем-то вкусным в ресторане бабушки Кораблёвой. Такое положение дел девушку, естественно, не устраивало. И не сказать, что она прямо-таки специально подстроила столкновение с машиной, вывих ноги и всё такое, но события сложились идеально и сыграли ей на руку. Для себя она сразу же решила выжать из этого вечера весь максимум. Елена привезла девушку домой, когда Евгений ещё не вернулся с собрания. Перемещаться Машка могла только с чьей-либо помощью, поэтому женщина помогла ей удобно устроиться на кровати, принесла воды. И после уже хотела уйти, но Кораблёва со своей вечной тягой к философским разговорам её остановила. - Ле-е-ен, – жалобно протянула Маша, хватая Елену за локоть и вынуждая сесть обратно на кровать, – не бросай меня. Пожа-а-алуйста, – она состроила грустную мину и для полноты картины даже чуть слезу не пустила, но её уровень владения навыком манипулирования пока не позволял ей такой роскоши. Поэтому пришлось ограничиться душераздирающим всхлипом. - Ты же знаешь, что я тебя никогда не оставлю. Просто... – женщина опустила глаза, и Кораблёва резко и очень отчётливо ощутила её боль. Боль эта была похожа на небольшую коробку с красивым бантом, в которой, Машка была уверена, находилась бомба замедленного действия. Сначала она лежит где-то глубоко, позволяет спокойно жить, но одного толчка ей достаточно, чтобы она со всей своей мощностью рванула. И девушка знала, что именно этого взрыва эмоций и чувств Елена боялась. – Папа твой скоро домой вернётся, – она закусила губу, сглатывая ком, подступивший к горлу. Слишком долго она пыталась себе доказать, что в порядке, что ничего особенного в её жизни не произошло. А сейчас, когда она вернулась в эту квартиру, ей снова сдавило грудь, и на глаза навернулись слёзы. Кораблёва решила не испытывать мачеху, поэтому, придвинувшись к ней, обняла за шею, улыбнулась и ласково проговорила: - Он всё равно на собрании. Это надолго, будь уверена, – девушка отпечатала на её щеке лёгкий поцелуй, и в ответ Александрóвич крепко прижала падчерицу к себе, впитывая её тепло. Елена, как и Машка, в целом мире была одинока. У неё не было никого, кому бы она могла доверить самые сокровенные тайны, кому бы согласилась вывернуть душу наизнанку и открыть свой шкаф со скелетами. Она не любила подпускать незнакомых людей близко. Ей слишком часто приходилось в них ошибаться, что потом и привело к этой проклятой мнительности при заинтересованных взглядах на улице. Казалось, будто все вокруг хотят сделать ей ещё больнее, чем есть сейчас. Но однажды у неё появилась Маша. И женщина начинала улыбаться каждый раз, как на ум приходила эта солнечная девочка. Не имея своих детей, Елена нашла в Машке всё, о чём можно мечтать. Она заменила Кораблёвой маму, а девушка, в свою же очередь, заменила Александрóвич дочку. Прогоняя надоедливый поток мыслей, Елена вдруг нахмурилась и недоверчиво глянула на Машу: - На каком это он собрании? - На родительском, – отозвалась Машка так показательно серьёзно, что женщина чуть не рассмеялась. Девушке понравилась такая реакция. Она решила добавить немного драматизма в свой маленький спектакль и, почесав затылок, проговорила: – Пришёл позавчера ко мне, сказал, что на собрание хочет попасть. Я чуть язык не проглотила, когда услышала! Думала, что показалось. Ан нет, не показалось: собрался сегодня и действительно в школу поехал, – она развела руками и театрально закатила глаза. - Вот это номер, – Елена беззлобно прыснула в кулак. — Серьёзно он за твоё воспитание взялся. Раньше за ним подобного рвения не наблюдалось. Чего это он? — после недолгого молчания Кораблёва пожала плечами, демонстрируя мачехе точно такое же непонимание, которым озаботилась сама женщина. Машка внимательно смотрела на Елену, думая о том, что отец несправедливо с ней обошёлся. Александрóвич всем сердцем его любила, всегда оберегала их неустойчивые, но красивые отношения, а он изменял ей направо и налево. Маша попыталась перенести всю эту ситуацию на себя и представить, ЧТО чувствовала бы она на месте мачехи. Скорее всего, отчаяние. Это сравнимо с тем, когда мир вокруг тебя, в котором ты сначала высаживаешь цветы и селишь своих птиц, через мгновение становится охотником. Он топчет твои цветы и безжалостно стреляет по твоим птицам. А ты почему-то примеряешь на себя шкуру маленького зверька, загнанного тем же варваром в угол клетки с железными прутьями. За спиной ты чувствуешь только их, а впереди — огромные злые глаза того, кому тебя совсем не жаль. Так, наверное, и умирает любовь: люди привыкли стрелять по ней самостоятельно. Девушку передёрнуло от собственных мыслей. Она предпочла бы забетонировать свои чувства, чтобы никто не мог залезть в них, разворошить, а потом растоптать. Или можно найти для них потайное место, закрывающееся на ключ. Сам же ключ просто выбросить. На дно реки, например. Кораблёва осторожно шмыгнула носом, боясь привлечь к себе внимание задумавшейся Елены, и свесила больную ногу с кровати вниз. За паузой, казалось, она слышала все мысли женщины. От них по коже побежали мурашки. - Лен, а если, чисто теоретически, кто-то влюбился в человека, который намного его старше, то какова вероятность того, что тот, кто младше, окажется в этих отношениях мудрее? — на одном дыхании пробормотала Машка. Она не хотела, чтобы мачеха задавала лишние вопросы и ловила девушку на особенных интонациях, поэтому проговорила фразу как можно более равнодушно. Почти получилось, но на «отношениях» она чуть не подавилась словами. - Все сто процентов, Принцесса, — грустно усмехнулась Александрóвич, и Машка ей поверила. Девушка была уверена: Елена знает, о чём говорит. Эта тема, как ничто другое, была ей близка. * Собрание закончилось спустя полтора часа. Родители, как только математичка объявила о том, что на сегодня у неё всё, стали спешно, иногда перебрасываясь стандартными фразами, покидать кабинет. Евгений же никуда не торопился. Провожая взглядом каждое движение блондинки, он медленно закрыл блокнот, в который записывал какие-то бесполезные слова, щёлкнул ручкой и положил её в карман, одёрнул пиджак и двинулся в сторону двери. В момент, когда он проходил мимо первых парт, послышался шелест листов. Из рук Светланы Викторовны на пол полетели все анкеты, заполненные родителями на собрании. В голове Кораблёва сразу что-то сработало, и, подойдя к учительскому столу, он следом за женщиной присел на корточки и принялся поднимать бумаги. Он обратил внимание на то, что у неё дрожат руки. На самом деле, заметил он это ещё раньше, когда она только начала перечислять фамилии по списку. Ему показалось это милым. Красивая, серьёзная, волнующаяся. И волнующая, конечно. Она поселилась в его мыслях почти мгновенно. Он даже понять не успел, как вдруг начал ощущать странное, нарастающее с каждым новым её словом чувство нежности. Давно его так не ударяло обухом по голове. Наверное, ровно с тех пор, когда он познакомился с Еленой. - Спасибо большое, — блондинка улыбнулась, поднимаясь на ноги и возвращая бумаги на свой стол. Евгений тут же вернулся в реальность. - Всегда к Вашим услугам, — мужчина перехватил её руку и невесомо коснулся губами. Простой жест, ненавязчивый, ничего не обещающий, а блондинку током как будто прошибло. Со свистом втянув воздух, она закусила губу. В мыслях завертелись картинки. Давно с ней не случалось ничего подобного. В её жизни ощущалась категорическая нехватка романтики, поэтому она от одного знака уважения готова была голову потерять. Кораблёв ей был приятен. Характер его заметно отличался от Машиного: он не привлекал внимание слишком ярко и пафосно, что сразу захотелось довериться ему. Блондинка, высвободив свою руку, взяла листы, опуская на них глаза. Между ними повисла слишком неловкая пауза. Евгений обратился: — Светлана Викторовна. - Да? — она вздрогнула от звуков его голоса. И когда подняла на мужчину свой взгляд, чуть равновесие не потеряла. Вся ситуация была странной. Замедленной, как сцена из кино. Что он, что она обдумывали каждую фразу, не бросались словами от нечего делать, были сдержанными на эмоции. Женщина нашла их разговор каким-то откровенным, хотя ничего особенного они друг другу пока не сказали. - Я ещё хотел узнать, как у моей дочери успехи, — через пару шагов в сторону стола Светланы Викторовны он оказался на предельно близком расстоянии к самой блондинке. Дыхание у неё было рваным, а от кожи и одежды приятно пахло чем-то цветочным с карамельными нотками. - Маша... — она сглотнула, — умница. Мне нравится её подход к учебному процессу. Есть, правда, некоторые проблемы с моим предметом, но всё это решаемо. - Приятно слышать, — он опять так же, как и первый раз, в начале собрания, обворожительно улыбнулся, а у математички снова ноги подкосились. Они были знакомы чуть больше полутора часов, но уже сейчас она не могла оторвать взгляда от его лица и остановить беспорядочное кружение мыслей в голове. А ему почему-то захотелось проводить её до дома, чтобы быть уверенным в том, что в такое позднее время эта прекрасная блондинка не пойдёт по тёмным улицам одна. Захотелось обсудить с ней что-нибудь за рамками работы: поэзию, театр, виды европейских городов. На самом деле, внутри него редко просыпался романтик. Он не умел ухаживать за женщинами так красиво, как ухаживают другие мужчины, но мог заставить постоянно думать о себе. Пауза, когда они оба подбирали нужные слова, в сотый раз затянулась. Сама обстановка способствовала тому, чтобы мужчина и женщина просто смотрели друг на друга и смущённо улыбались. Они были похожи на детей. Это смешное, наивное незнание, как проявить симпатию, как правильно заговорить и направить разговор в нужное русло, ограничивало их в действиях. Евгению ещё никогда не приходилось теряться при женщинах, тем более при тех, которые вроде бы и взаимностью отвечали. В любом другом случае он подарил бы ей несколько комплиментов и, как с места в карьер, пригласил бы на ужин. А она бы в любом другом случае согласилась. Светлана Викторовна давно отвыкла от того, что может кому-то нравиться. Последние годы совместной жизни с мужем лишили её возможности принимать ухаживания. Со всех сторон её сдавил быт. Поэтому сейчас, ощущая странную, исходящую от отца своей ученицы нежность, она внезапно пожелала провалиться сквозь землю. Кончики пальцев покалывало. Казалось, будто на какие-то мгновения она перемещается в другую параллель мира, в другое временное пространство. - Мне нравится Ваше волнение, — проговорил Кораблёв, дотрагиваясь до наручных часов на своём запястье. — И Вы тоже нравитесь, — необдуманно добавил он. Не для того, чтобы снова смутить её, а для того, чтобы между ними появилась эта тонкая связь, которая поможет им в будущем. Мужчина развернулся и быстро покинул кабинет математики, а блондинка так громко выдохнула, что, казалось, её слышал весь город. «Начало положено», — думал он. В голове возникла навязчивая мысль добиться блондинку любой ценой. К тому же, кольца на пальце у неё не было.