Принцесса?!

Евгений вернулся домой в приподнятом настроении. Всю дорогу от школы он думал о женщине, которая надёжно поселилась в его голове, и глупо улыбался сам себе. Такое было впервые: это он обычно заставлял представительниц прекрасного пола мучиться от мыслей о нём, вспоминать в деталях и подробностях их знакомство и среди ночи в сотый раз набирать его номер телефона. Это он сражал наповал своим обаянием, что дано было ему от природы именно для таких целей. Сейчас же всё оказалось по-другому. Светлана Викторовна, сама того не подозревая, выстрелила своим потрясающим зелёным взглядом ему прямо в сердце и убила там равнодушие. Чувство это было для него новым, поэтому он жадно глотал прохладный воздух и представлял, какой букет отправит блондинке в ближайшие дни. Должны быть розы. Красные розы — символ страсти. Символ того, что между ними пробежала та самая, типичная для дешёвых мелодрам, искра, когда их взгляды всего на долю секунды столкнулись. Внутри него всё перевернулось. Почему-то захотелось положить весь мир к ногам этой женщины, если она позволит хотя бы просто держать её за руку. Позволит вдыхать чудесный цветочный аромат её духов и ловить взмахи длинных ресниц. Конечно, он понимал, что чувство по отношению к Светлане Викторовне может ограничиться только мимолётным влечением, но он желал этих отношений больше, чем чего-либо вообще. Поэтому собирался действовать увереннее и настойчивее. Уйдя с головой в мысли, Евгений не заметил, как добрёл до дома. Он поднял глаза на окна квартиры и застал в Машкиной комнате яркий свет напольного торшера. Маша отложила книгу и, навострив уши, притихла, когда услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Она бегло глянула на часы: стрелки приближались к девяти вечера. Это насторожило девушку. По её предположениям, собрание, начавшись в шесть, должно было бы закончиться около восьми, а вернулся Кораблёв только сейчас. Где он на столь долгое время задержался? В голове нарисовалось множество картинок, странных, нервирующих и слегка пугающих. Машка сразу же с ужасом предположила, что отцу, любителю пофлиртовать с женщинами, могла понравиться её классная, и именно с ней он задержался. В плане вкусов Маша с Евгением были одинаковы: оба завтракали горячим кофе с миндальным печеньем; расставляли одинаковые интонации в своей речи; терпеть не могли кошек и людей, которые лгут. Это было в порядке вещей для папы и дочки. И, возможно, в какой-то момент у них совпали и вкусы по выбору женщин. Но думать об этом Кораблёвой не хотелось. Она искренне не верила в свои догадки и ждала, когда отец появится в её комнате. Не успела эта мысль промелькнуть у неё в голове, как на пороге показался Евгений, в расстёгнутом пиджаке и со стянутым с шеи галстуком. Машка нахмурилась. А папа, заметив зафиксированную эластичным бинтом ногу дочери, в удивлении открыл рот и с немым вопросом указал на неё. Девушка поспешила оправдаться: - Ничего серьёзного. Перелома нет, а это только на неделю. Я сама виновата: опять нашла себе приключений, за которые сейчас отдуваюсь, — Маша провела рукой по больной ноге, доставлявшей дискомфорт. — И мне помогла Лена, — на выдохе добавила девушка. Казалось, фраза поставила точку в их разговоре. Евгений хотел было что-то сказать, но, лишь набрав воздуха в лёгкие, передумал задавать лишние вопросы. Его не то чтобы не интересовали жизнь и здоровье дочери, просто голова совсем не работала. Мыслями он был где-то в другом месте: дальше от дома и ближе к женщине, встреча с которой не давала ему покоя. Он снова вспомнил, как она ответила ему на его улыбку в первые минуты собрания. Это было так мило, что внутри поднялась стая бабочек, а дыхание стало частым и рваным. В его понимании Светлана Викторовна была обычной. Как все женщины, которых он видел или знал. Но что-то необъяснимое тянуло к ней, словно магнитом. Машка обратила внимание на смятение отца и осторожно проговорила: - Ты сегодня долго. Как собрание прошло? — девушка скинула обе ноги с кровати и, не доставая до пола пару сантиметров, принялась с азартом болтать ими из стороны в сторону. Занятие, конечно, было так себе, но отвлекало от ненужных мыслей о странном, отречённом состоянии папы. Ей плохо удавалось улавливать настроения людей вокруг, потому что их было много, а она — одна. И хотя с отцом сейчас они оставались наедине, её всё равно не покидало ощущение, что он пытается от неё скрыть свои истинные мысли, пряча их за какой-то нервной усмешкой. Голос дочери вырвал Евгения из раздумий. Он дёрнулся, как от удара током, быстро прошёл к её кровати и сел рядом с ней, на самый край. - Это утомительно, но довольно интересно, — с умным видом ответил он, соединяя руки в замок на коленях. — Теперь я хотя бы знаю, что ты хорошо учишься и замечаний к тебе от учителей нет. - С чего ты взял? — брови Кораблёвой поползли вверх, демонстрируя крайнюю степень изумления, смешанного с недоверием к словам отца. - Твоя классная руководительница сказала, — он подхватил спадающую Машке на глаза прядь и заправил её за ухо одним лёгким движением. — Она тебя, кстати, похвалила. Назвала умницей. Щёки девушки полыхнули красным от смущения. Ей было приятно услышать это, особенно, если Светлана Викторовна действительно так считала, а не пыталась казаться вежливой перед Машкиным папой. Она чувствовала, что в блондинке борются две противоположности, и отношение колеблется то туда, то сюда. Временами математичка могла ненавидеть Кораблёву, временами — души в ней не чаять. А сама Маша без ума любила неопределившуюся, но такую прекрасную женщину. Она прикипела к ней всем сердцем и не желала делить её ещё с кем-то. Таков был жизненных принцип собственницы: если её, то ничьё больше. Её не смущали ни разница в возрасте, ни строгие отношения «учительница-ученица», ни даже тот факт, что Светлана Викторовна, по сути, взаимностью ей и не ответила. Машка по характеру была человеком, которого не пугали трудности. Она, как фокусник, обращалась с ними играючи. К тому же, начало для пути завоевания блондинки легло ровно, почти легко и довольно изящно. Так что девушке всё было по плечу. Евгений ещё какое-то время помолчал, обдумывая увиденное и услышанное, а потом с плохо скрываемым разочарованием выдал: - Погоди, дочь, то есть, получается, ты последнюю учебную неделю дома будешь дурака валять? – он опять указал на больную ногу Машки, как бы напоминая о ней. Маша осознанно кивнула: ну да, всё правильно. А как она в школу с травмой ходить-то будет? – Нехорошо это, – со свистом выдохнул мужчина. - Против врачей не пойдёшь. Велели дома сидеть – значит, надо, – девушка пожала плечами. Она чувствовала сама перед собой вину за своё нынешнее состояние. Она сотню раз успела пожалеть о том, что вообще пошла вечером так поздно гулять, что свернула в какой-то незнакомый двор и что, в конце концов, испугалась чуть ли не собственной тени. В её жизни было много моментов, которые она хотела бы исправить. И этот, такой незначительный, тоже был в их числе. Последняя неделя перед каникулами обещала быть официально проигранной из-за банального вывиха. - Светлану Викторовну не забудь предупредить. Она сказала, что всем вам дала свой номер для таких случаев, – Евгений неуверенно провёл ладонью по коленке дочери, что-то про себя подумал и быстро покинул комнату, оставляя Машку наедине с собой. А Кораблёвой опять голову снесло. От сочетания имени и отчества любимой женщины. От образа, который сразу же сложился в мыслях одной картинкой. Девушка сделала глубокий вдох и набрала номер Даши: теперь она была морально готова к часу нотаций от подруги по поводу Машиной неосторожности и халатного отношения к здоровью. В этом была вся Метельская. * Выходные прошли без грандиозных происшествий, а утро Светланы Викторовны началось с смс. Она как раз заваривала себе чёрный жасминовый чай, когда на кухонном столе ожил телефон. Она быстро разблокировала его и открыла сообщение. Светлана Викторовна, здравствуйте! Я получила небольшую травму, поэтому всю неделю в школе меня не будет. Справка от врача, конечно же, имеется. Маша Кораблёва 7:24, Oct 23 Сердце в груди блондинки пропустило удар. Ей вдруг стало не по себе от осознания того, что с Машей что-то случилось. Дрожь, пробежав от затылка по позвоночнику, неожиданно скопилась на кончиках пальцев, и руки стали трястись. Женщина было потянулась за чашкой, но удержать её не смогла. Она громко выдохнула, без сил упала на ближайший стул и прикрыла лицо ладонями. Непонятный страх сжал лёгкие так, что оказалось невозможным свободно дышать. Она не понимала, какие чувства испытывает к своей ученице, и это её пугало. Не раз ей приходилось обжигаться из-за излишней эмоциональности, не раз приходилось терпеть предательства. Поэтому сейчас она больше всего боялась того, что она по-настоящему влюбилась в девушку, а та в ответ ни за что не ответит взаимностью. Эти мысли заставляли женщину метаться из угла в угол в поисках своей правды. Сообщение девушки не выходило из головы математички в течение всего дня. Первый урок у неё как раз был в её десятом классе. Отмечая отсутствующих, она на мгновение задумалась, рукой задержавшись над фамилией Маши. Внутри всё ещё царствовала предельная слабость. Светлана Викторовна попыталась успокоить себя тем, что ничего страшного с её ученицей не произошло: она сама написала «небольшая травма», так что поводов для беспокойства нет. Но и это женщину не утешало. Она места себе найти не могла. Ей нужно было объяснить классу новую тему, а голова была забита совсем другим. Она просто растерянно оглядела ребят, дала задание и стремительно вышла из кабинета, оставляя за спиной полный удивления и язвы шёпот учеников. Женщина двинулась к концу коридора. Толкнув дверь туалета от себя, она вошла, и по кафельной плитке в сторону раковины быстро застучали её каблуки. Вода из крана потекла ледяная. Как только блондинка опустила руку под него, по всему телу тут же пробежали мурашки, а пальцы почти онемели. Она подняла взгляд на зеркало. Что с ней происходит? Как давно она перестала быть похожей сама на себя? Глаза были словно стеклянные, как у самой настоящей куклы. Ей не всегда сладко жилось, происходили события, выбивающие её из колеи, но сейчас творилось что-то, что было за гранью её понимания. Она устало приложила ладони к пылающим щекам, надеясь прогнать волнение. Перед глазами внезапно всё поплыло. В последнюю секунду математичка успела выйти в коридор и достать из кармана брюк телефон, а потом упала без чувств. В себя она пришла уже в медпункте, когда в нос ударили пары аммиака. На кушетке, где она лежала, сидела школьная медсестра, сердобольная тётенька лет шестидесяти с седыми волосами и в блузке с кружевом на рукавах. За её спиной стояла Татьяна Александровна. - Сколько пальцев видите? – скрипящим голосом спросила медсестра, крутя перед лицом Светланы Викторовны ладонью с четырьмя выкинутыми пальцами. Блондинка сфокусировала взгляд и скоро ответила в своей привычной манере: - Два в квадрате, – она опустила руку на лоб и зажмурилась, пытаясь восстановить работу организма. Дыхание быстро пришло в норму, и она перестала с тяжестью глотать воздух. - Шутите, значит, жить будете, – медсестра улыбнулась. После, почувствовав себя неловко под пристальным взглядом русички, стоявшей у неё за спиной, она по-дружески сжала руку Светланы Викторовны в своей и ушла, прикрыв дверь. Татьяна Александровна опустилась рядом с подругой. Они обе молчали, не смотря друг на друга. Хотелось что-то сказать, спросить, но не получалось: слова застряли комом в горле. Светлана Викторовна ощущала давящую боль, мешающую даже просто пошевелиться. Пауза стала настолько невыносимой, что появилось желание сбежать, спрятаться, сменить номер телефона и имя. Тут же пальцы русички необычно крепко переплелись с её собственными. - Ты меня очень напугала, – выдохнула Татьяна Александровна почти шёпотом, словно боясь, что их могут услышать. И их действительно могли услышать: в соседнем помещении сидела медсестра. Но занята она была скорее картами школьников, чем диалогом учительниц. – Что с тобой происходит? - Всё со мной хорошо, – блондинка резко села, свесив ноги с кушетки вниз, и от столь стремительной смены положения перед глазами замелькали круги. Она зажмурилась. А рука её по-прежнему находилась в тёплом и таком надёжном плену ладони подруги. - Ну да, я вижу, – свободной рукой русичка поймала Светлану за подбородок и, подняв таким образом её лицо, заставила посмотреть ей прямо в глаза. Блеснула вспышка. А потом Татьяна Александровна подалась вперёд и прикоснулась губами к губам подруги. Слишком долго она этого ждала. Всё закрутилось с новой силой. Они обе вспомнили то болезненное прошлое, которое старались забыть. Вспомнили, как обещали себе больше никогда так не делать. Но кто заставлял сдерживать все-все обещания? Они познакомились случайно: просто как-то столкнулись в школьном коридоре, разговорились, а потом перестали быть друг другу чужими. Отношения у них были сложными, но яркими. Татьяна училась на два класса старше подруги, поэтому заботу о ней часто считала своим прямым долгом. По характеру она была совсем другая, нежели Светлана: менее эмоциональная, более смелая и лишь слегка властная. Она во всём старалась контролировать взбалмошную блондинку, а та с лёгкостью подчинялась, видя в этом залог их крепкой дружбы. Они прекрасно дополняли друг друга, словно две детали одного механизма, и эти отношения вызывали много белой зависти со стороны окружающих. Казалось, так дружить нельзя, но они рушили стереотип за стереотипом. А по наклонной покатилось всё тогда, когда обе поймали себя на странных нежных чувствах друг к другу. И если Светлана поначалу сбрасывала это на свой юный возраст — пору любви, то Татьяна всерьёз задумалась, что влипла по уши. Долгое время они не признавались ни себе, ни друг другу. В последний учебный год будущая учительница русского языка и литературы настолько погрязла в учебниках, готовясь к поступлению в университет, что времени на подругу у неё не оставалось. И хотя блондинке было очень больно и обидно, головой она понимала, что это будет лучше для них обеих: они должны разойтись именно так, тихо и без объяснений. Но полгода в школе, где рядом не было самого родного её человека, Светлане показались вечностью, переходящей в необузданное безумство. Тогда-то она и призналась подруге в своих чувствах. Отношения начались с новой силой и в новом статусе. Встречи становились всё более интимными, объятия — тёплыми, а сами девушки — счастливыми. И эта эйфория могла бы длиться бесконечно, если бы не вмешался здравый смысл. После трёх лучших месяцев в их жизни они приняли решение расстаться просто подругами, как были до признания. Так повседневность вошла в привычное русло: они изредка общались, делились новостями, а чувства зарыли где-то глубоко в душе. И сейчас математичка поддалась порыву. Она углубила поцелуй и, запустив пальцы в волосы Татьяны, прижалась к ней всем телом. Обе напрочь забыли об осторожности. Лишь наслаждались моментом, стараясь взять от него максимум. Они всеми силами столько лет заглушали в себе боль, убивали чувства, но один маленький толчок пустил прахом достигнутые результаты. Всё пошло к чёрту в тот момент, когда Татьяна Александровна перехватила затравленный взгляд блондинки. Отчаяние подступило к той так близко, что русичке очень захотелось, как раньше, в школьные годы, защитить её. Первой поцелуй разорвала Светлана Викторовна. Она мгновенно опустила глаза и машинально провела ладонью по губам, собирая остатки помады. - Может, тебе лучше домой поехать? — голос русички разобрал тишину на мелкие детали, заставляя блондинку дёрнуться. — Неважно выглядишь. - Честно, я в порядке. К тому же, у меня ещё пять уроков, — она упрямо мотнула головой. Внутри неё органы всё ещё будто находились не на своих местах, поэтому и реальность перед глазами плыла, и тошнота к горлу подкатывала, и ноги не слушались. Но женщина не хотела казаться слабой в глазах подруги. Она намеревалась встать с кушетки, и в эту же секунду Татьяна Александровна вынудила её сесть обратно, потянув за руку к себе: - Стой, — русичка нахмурилась. — Ты это из-за Машки? Что у вас случилось? - Ничего... ничего не случилось. И это не из-за неё... То есть, и из-за неё тоже, — математичка до боли закусила губу и так жалобно всхлипнула, что Татьяна Александровна не удержалась от того, чтобы вновь обнять её. В последнее время блондинка всё меньше напоминала ей ту Светлану, которую она знала. На ней, на её лице и теле, отразились все жизненные неудачи и все проблемы: кожа стала бледной и прозрачной, как кусочек марли; тонкие линии вен за запястьях выступали отчётливее; а в глазах было пусто. Она говорила севшим голосом: — Просто слишком много всего в последнее время. Перенапряжение, работа, Поля, Маша. Я не справляюсь. - Перестань. Ты и не с таким справлялась, — брюнетка пронзительно вглядывалась в чёрные зрачки напротив, и от этого взгляда хотелось задохнуться. Никто с тех пор, как они прекратили свой маленький роман, не смотрел на Светлану Викторовну так, как это всегда делала подруга. Она видела сквозь одежду, сквозь кожу, визуально впивалась прямо в душу. — Полина эту неделю у отца живёт? — Дымова в ответ кивнула. — Значит, сегодня вечером жди в гости с бутылочкой вина. Тебе полезно будет. - А работа? — настороженно уточнила блондинка, поймав вопросом русичку почти у порога. - Тебе завтра к третьему уроку, мне — к четвёртому. Тем более, это всего лишь одна бутылка, и нужна она для развязывания твоего языка, — женщина усмехнулась, а потом вернулась к подруге, задержавшись рядом на фразу: — Обещаю, приставать не буду, — и поцелуй. Чересчур быстрый. * Вечером того же дня алкоголь, как и рассчитывала Татьяна Александровна, в который раз сделал блондинку более разговорчивой. Она между глотками, с особым вдохновением рассказывала о том, как её жизнь переворачивается с ног на голову. - Я позавчера с Павлом разговаривала. Он сказал, что собирается направить документы о нашем разводе на повторное рассмотрение, чтобы добиться для Поли постоянного проживания с ним. Говорит, у меня всё равно времени на ребёнка нет. А я чувствую, он специально это делает, потому что ненавидит меня, — женщина протянула подруге пустой бокал, и та скоро наполнила его до половины. — Да и в школе всё плохо. Я не могу войти в этот ритм, привыкнуть к нему. Мне кажется, что у меня не получается. Ещё и Маша. Я до сих пор чувствую себя виноватой за то, что сделала. Иногда так и тянет извиниться перед ней. Думала, сегодня скажу. А её не было: она написала, что получила какую-то травму и теперь целую неделю в школу ходить не будет, — она поджала под себя ноги и откинулась на спинку дивана. — Я запуталась. Хочется кричать и рвать на себе волосы. - Дорогая, ты нагнетаешь, — отозвалась Татьяна Александровна и поставила бокал на журнальный столик. — Вдохни-выдохни и взгляни на всё это чуть с другого ракурса. Муж твой бывший — не лучший в мире человек, мы обе это знаем. Он просто пытается вывести тебя из себя. Не поддавайся на провокацию. А суд никогда не решит дело в его пользу, потому что серьёзных оснований, кроме личной неприязни Павла, для этого нет. - Возможно, — устало пропела математичка. Алкоголя в ней было уже достаточно для того, чтобы в висках начало стучать. Это состояние напоминало ей лёгкую степень героизма, когда вроде бы всё по плечу, но как-то лень. - Не «возможно», а точно, — передразнила брюнетка подругу. — В учебный процесс влиться ты не можешь потому, что развод выбил тебя из колеи. Восстановишься, это не проблема. С Машкой всё ещё проще. Она не знает правды, поэтому я бы не советовала тебе вообще ей рассказывать что-то. Если она узнает — будем уже от этого плясать. Хотя, честно говоря, могу с уверенностью сказать, что она готова простить тебе всё. Ну видно же, что она сильно влюбилась. Одни её стихотворения чего стоят! - Этого я и боюсь. Она же моя ученица, — блондинка прикрыла глаза, медленно и прерывисто выдыхая. На изнанках век запрыгали картинки первой встречи с этой несносной девчонкой, её выходок в стенах школы и глупых желаний самой математички. Обнять, поцеловать, никуда не отпускать. - Но это не мешает тебе хотя бы банально её не отталкивать. * Неделя тянулась, как жевательная резинка. Маша изо всех сил старалась найти то, чем можно себя занять в огромное количество свободного времени, но получалось плохо. Ей быстро надоедали и музыка, и компьютерные игры, и телевизор, и даже книги. К тому же, вывихнутая нога постоянно давала о себе знать, поэтому девушка горстями глотала обезболивающее и молилась, чтобы этот ад поскорее закончился. Она уже мысленно представила, как все каникулы напролёт будет гулять с Дашей и наслаждаться свободой. А ближе к середине недели Кораблёва неожиданно оказалась под опекой бабушки, которую прислал отлучившийся в соседнюю область папа. И с Ириной Николаевной она погрузилась в состояние блаженства. Бабушка не отходила от приболевшей внучки ни на шаг: кормила вкусными завтраками, обедами, ужинами, исполняла любой каприз и, в общем-то, холила её да лелеяла. Девушка была бесконечно благодарна ей за это. И посреди этого сплошного рая, в вечер пятницы, когда Маша уже закончила телефонный разговор с Антоном, ей пришло несколько десятков сообщений от Даши. Та просила подругу перестать с кем-то там болтать и срочно ей перезвонить. Так Кораблёва и сделала. В трубке после пары гудков раздалось стандартное «На проводе» Метельской, а потом — странное и настойчивое сопение, словно Дашка выполнила своё обещание с вечерними пробежками. Маша усмехнулась от собственных мыслей: слишком хорошо она знала Путешественницу. А Метельская принесла Маше свежие новости из жизни школы. - Слишком много всего, но я постараюсь кратко, — уверенным голосом проговорила Даша. — В общем, было награждение за этот ваш конкурс чтецов. Твою грамоту и шоколадку, которую Татьяна Александровна давала в качестве утешительного приза, я забрала. Завтра проведаю тебя и отдам. Химичка устроила нам жёсткий разнос по поводу наших самостоятельных, но ты можешь не бояться — у тебя заслуженный трояк. Выше только у Сони — четвёрка, у пятерых, включая меня, так же, остальное — сплошные пары. Кстати, разборки были при классной. Она нам потом тоже неплохой нагоняй устроила. Ещё в понедельник математики не было. Ты там сидишь, я надеюсь? Светлане Викторовне плохо стало. Говорят, она в обморок упала, — Путешественница сделала паузу, чтобы набрать воздуха в лёгкие, и Маша этим воспользовалась: - Какой обморок? С ней всё в порядке? — волнение нарастало с каждой секундой, что трубка телефона отвечала молчанием. Девушка успела нафантазировать себе великое множество ужасов, от которых её бросило в дрожь. - Говорю же, нагоняй устроила за химию. Живая она, — Метельская беззлобно фыркнула. — Более того, у неё всё довольно хорошо. Я знаю, что тебе это не понравится, но... видела её в объятиях нашей Алиски вчера. Они в коридоре стояли, сначала мило беседовали, а потом рыжая чуть ли не на шее у Светланы Викторовны повисла. - Убью Позднякову, — сквозь зубы процедила Маша, и волны гнева, исходящие от неё, Даша почувствовала даже через телефон. Ей это заявление подруги категорически не понравилось, поэтому она поспешила ту успокоить: - Забей на неё. У меня есть более ценная информация, из-за которой я, собственно, и звоню. Пару дней назад мы с девчонками в столовой сидели, и к нам подошла Соня. Она стала что-то говорить про фонд класса, про праздники и в какой-то момент выдала то, от чего у меня салют в голове рванул. У Светланы Викторовны день рождения пятого числа. - Ноября? — неуверенно переспросила Кораблёва. - Ма-ань, не тупи. Конечно, ноября, — Путешественница немного помолчала, и где-то на заднем фоне раздался звук закрывающейся двери. — По-моему, — уже тише продолжила она, — это отличный шанс сделать для неё что-нибудь приятное. Главное, не тормози и не бойся. Если что, я всегда с тобой. - Спасибо, любовь моя. Я очень ценю твою поддержку, — Маша улыбнулась, а где-то рядом с Дашей раздался голос её мамы. Девушка поняла, что поговорить ещё не получится. — Мама пришла? - Да, пришла. Так что отбой. Я завтра зайду к тебе, — Метельская даже через трубку умудрилась послать подруге воздушный поцелуй. — Пока. Как только Машка сбросила вызов и отложила в сторону телефон, он внезапно снова подал признаки жизни. Звонил кто-то очень настойчивый. Кораблёва подняла телефон экраном вверх, и только одного взгляда на имя абонента ей было достаточно, чтобы в удивлении и ужасе подпрыгнуть на месте. Первой мыслью было отключить звук и закинуть телефон в дальний угол. Но любопытство пересилило всё, и мимолётного порыва смелости девушке хватило для ответа на звонок Светланы Викторовны.