~ I know it gets hard sometimes, But I could never Leave your side. No matter what I say. ~ /Знаю, иногда бывает невыносимо, Но я бы никогда Вас не оставила. И без разницы, что я говорю./
Уже из дома Кораблёва позвонила Даше. Не создавая интриги, всё рассказала. Метельская ругалась: говорила, что Маша – дура, что с головой совсем не дружит, что она [Даша] почти заказала подруге венок. А сама виновница продолжительно смеялась в трубку, стараясь не разреветься. Путешественница слышала в этом смехе дрожь перед срывом, слёзы и оставленную надежду. Она не могла допустить, чтобы подруга сдалась без боя. Сказала, что немедленно придёт и вправит ей мозги. И Даша действительно появилась на пороге квартиры Кораблёвых. Спустя около получаса. Рассерженая, вся в снегу и с красными щеками, она сразу же набросилась на Машу с серьёзными обвинениями. Та только успела закрыть лицо ладонями и сжаться в комок, как на неё обрушилась лавина слов. Слов, которые пугали и восхищали, били и лечили, заземляли и окрыляли. - Ты ненормальная или да? – воскликнула Путешественница, постучав пальцем по виску. Она пыталась показать, что там, в том месте, куда она коснулась, у неё самой всего нужного достаточно. А у Кораблёвой – явная нехватка извилин. – Кто тебе разрешил пить? Где ты взяла? – она по-хозяйски потянула подругу в сторону кухни. – Ты ведь даже не думаешь, что с тобой могло что-то случиться. В этом городе ещё полным-полно маньяков и идиотов, чьими жертвами ты ещё не стала. Они только тебя и ждут в таком состоянии. А на дорогах? Да у тебя же напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, если ты даже трезвая умудряешься всегда бегать на красный. Алкоголь вредит всем и вся. Плевать, что печень откажет или нервы сдадут. Тебя КАМАЗом по асфальту размажет, а водителю потом это с рук сойдёт, потому что ты нарушила всё. И ПДД не соблюдала, и пьяная была. Я поражаюсь тебе, честно, – она выдохнула, сделала большой глоток сока прямо из горла коробки. – И меньшее из всех зол – это то, что ты Светланке в любви призналась, — Даша ещё раз внимательно взглянула на Машку и со скепсисом добавила: – Откровенно говоря, я удивлена, что она сама тебя не убила. Руки-то у неё, наверное, чесались. Маша пожала плечами. Она была согласна с подругой во всём, но сделать что-то по-другому уже просто не могла. - Ладно, рассказывай давай, что она там с тобой сделала. Чего ты такая забитая? – Метельская расслабилась, опустившись на стул рядом. В кармане неожиданно завибрировал мобильный, но она сбросила вызов. Сначала, конечно, некоторое время вглядывалась в экран, хмуря брови, а потом отодвинула его в сторону. Ей было некогда разделять с кем-то телефонную линию. Она должна была и очень хотела успокоить Машку, которую била крупная дрожь. Кораблёва всё ещё смирно стояла напротив сидящей подруги. Она нервно перебирала пальцами по пуговицам рубашки, переминалась с носка на пятку и молчала. В горле стоял ком, мешавший дышать. Ни вдохи, ни выдохи не получались полноценными, только рваными и неестественными. Она пока колебалась, будучи не уверенной в том, что стоит обрисовывать Дашке всю ситуацию. Она доверяла Метельской, но боялась очередной порции гневных комментариев. Даша была вспыльчивой, а Кораблёва хотела слёзной поддержки. Она знала, что Путешественница дёрнет её на активные действия, что в эту же секунду решится взять в руки телефон и набрать нужный номер. В Маше боролись две личности, одна из которых намеревалась двинуться вслед за Дашей, но вторая думала броситься ей на шею и расплакаться. Горько и громко, словно внутри скопилась вся безнадёга. - Я призналась ей в любви, – Кораблёва прикрыла глаза, представляя. Вспоминая. Глаза, губы, руки. Всё это было живым, всё было настоящим. Она мысленно ещё жила в том моменте, когда математичка находилась к ней неприлично близко, когда у неё была возможность обнимать женщину и вкладывать свою ладонь в её. – Она не ответила. Точнее, ответила, но ничего определённого не сказала. Я не могу понять, нужна ей или нет. Чувствует она ко мне что-то или нет. Вроде не возражает, когда я двигаюсь ей навстречу. Но сама стоит на месте. Постоянно твердит «не надо», «нельзя», будто других слов не знает. В глазах у неё – растерянность, и больше ни черта. А я совсем отчаялась, меня в клетку посадили и ключ выкинули. На свободу хочется. - Ма-ань, — Даша, сражённая словами Маши, не смогла побороть внутренний порыв и метнулась к ней, обнимая. В этом жесте было всё: поддержка, сочувствие, укор и истинная дружба, которую было невозможно разбить. Метельская правда очень хотела защитить Кораблёву от всех мировых напастей. * После ухода Маши Светлана Викторовна стала готовиться к приходу Татьяны Александровны, звонок которой ещё утром её разбудил. Та, поздравляя, напросилась в гости на чашечку чая и бокальчик вина. Муж и сын у неё снова куда-то резко сорвались вдвоём, оставив её дома одну. Блондинка согласилась без раздумий. Она знала, что если не поделится с подругой произошедшим, то не сможет спокойно спать. А Татьяна Александровна её всегда понимала, всегда помогала, и вполне возможно, в это раз она тоже могла дать стоящий совет. В ней математичка не сомневалась, потому что их отношения не позволяли им не доверять друг другу.~ 'Cause if I wanted to go I would have gone by now, But I really need you near me. ~ /И ведь если бы я хотела уйти, То сделала бы это давно. Но я очень хочу быть рядом./
Татьяна Александровна слушала внимательно. И, вместе с тем, ощущала, как по позвоночнику пробегает дрожь. Она волной проходила от самого затылка к пяткам и обратно, и остановить этот процесс было нереально. Женщине мгновениями казалось, будто её оглушают или сводят с ума, загоняют в тупик или выбивают воздух из лёгких. В груди у неё зарождалась ревность, а на лице отражалось непонимание. Непонимание того, как она упустила из виду ту точку, когда всё круто поменялось. Она уже давно не претендовала на подругу и её особенное отношение к себе. Она успела за многие годы похоронить в себе любые недозволенные в их положении чувства. Но сейчас ей словно всковырнули старую рану, словно раскопали тёмный ящик с мыслями и эмоциями. Она поверить не могла, что ситуация с Машкой настолько серьёзно затянется. Сейчас у русички не было в руках выигрышных карт, не было идей, как действовать дальше. Она опиралась на инстинкты. А они подсказывали, что она должна всеми способами оградить подругу от запретных связей. Потому что всем троим участницам драмы так будет лучше. Машка ещё маленькая, у неё не закончилась стадия формирования мировоззрения, и она легко поддаётся любому влиянию. Поэтому Татьяна Александровна была почти на сто процентов уверена, что её любимая ученица не совсем серьёзна в этом плане. Для Светланы Викторовны же новые отношения могли бы стать клеймом. Нельзя здесь быть слишком осторожными, и ведь рано или поздно все тайны всплывут. Станут достоянием общественности. А блондинке и так нелегко живётся, так что очередного гонения на неё, теперь уже за отношения с Машей, она не выдержит. А Татьяне Александровне будет лишь спокойнее, когда всё уляжется. Она привыкла контролировать подругу всегда и везде. Таков был её нрав: ей казалось, что Светлана до сих пор как ребёнок. И ревность. В Лебедевой играла ревность. Она не могла допустить, чтобы ЕЁ блондинку так настойчиво и так неистово любил кто-нибудь ещё. - Я боюсь. Боюсь себя, боюсь её. И совершенно не знаю, что делать. Голова дико пустая: слышно, как ветер в ушах свистит, – математичка, уставившись в одну точку, прикусила до скрежета хрустальный бокал. Тот выдержал, а вот нервы у женщины сдали. По щёкам побежали слёзы, оставляя мокрые дорожки бесконечной грусти. Блондинка в какой-то момент сильнее сжала ножку несчастного хрустального изделия, и Татьяна Александровна не смогла больше смотреть, как мучаются эти двое. Она заботливо забрала у подруги бокал. - Выдохни, – бокал бесшумно приземлился на стол, а сама Лебедева спешно вернулась к Светлане и накрыла обнажённую коленку своей ладонью. Повела чуть вверх, ровно до линии, где заканчивалось платье. Задержалась, ощущая тепло и мягкость кожи. – Всё будет хорошо, – её пальцы прошлись по собравшейся складками ткани, двинулись к изгибу левого локтя и плечу. Там, следом за её неторопливыми движениями, на коже появлялись мурашки. Светлана Викторовна каждой клеточкой тела ощущала ту заботу и ласку, которой подруга пыталась её одарить. И организм положительно реагировал на все эти попытки. Но мысли были не здесь. Они находились будто в другой Вселенной, где была Маша, где были её чувства, где были лишь её прикосновения. Воспоминания будоражили сознание. Женщина честно пыталась переключиться на присутствие подруги, хотя выходило у неё плохо. – Расслабься, – в шею математичке ударил шёпот Лебедевой, и блондинка неожиданно для себя поддалась. Губы Татьяны коснулись скулы. Чуть сухие и нетерпеливые, они оставляли невидимые следы собственницы на бледной коже Светланы. Блондинка в наслаждении прикрыла глаза. Теперь тело и разум полностью принадлежали ей, и она сумела направить их в нужное русло. Голос в голове повторял, что организм слишком соскучилось по таким ласкам, а внизу живота скопилось желание, отдаваясь тянущей болью. Холодные пальцы русички тем временем скользящим движением потянули вверх по ногам платье. Оно поддавалось легко. Через мгновение её пальцы уже поглаживали бёдра блондинки, невесомо царапая. Губы же продолжали изучать сантиметры и даже миллиметры столь желанного тела и уже вовсю хозяйничали на шее. Поцелуи багровели, и обе женщины были уверены, что завтра обязательно будут заметные, цепляющие взгляд следы. Но никого это не волновало. Когда действия стали более быстрыми и откровенными, Татьяна увлекла подругу в страстный поцелуй и уложила на диван. Почувствовав спиной мягкую обивку, блондинка будто протрезвела. Она дёрнулась, разорвала поцелуй, а на непонимающий взгляд Лебедевой прикрыла глаза и соскочила с дивана, скидывая с себя руки русички. - Я так не могу, – срывающимся голосом пробормотала она на выходе из комнаты. Ей нужно было освежиться: она пошла в ванную, дверь в которую ещё и на щеколду закрыла. От греха подальше. Русичку колотило изнутри. Она всеми силам пыталась понять, что не так с подругой. Но не получалось. Не было ни одного адекватного объяснения её поведению. Блондинка никогда прежде, даже после их официального расставания, не сбегала от этой близости. А сейчас это словно была не она. Словно её подменили. А в голове эхом раздался главный вопрос: «Неужели правда Машку любит?». * Кораблёв вернулся из командировки через несколько дней и сразу же, не заезжая домой, отправился с подарком к Светлане Викторовне. Он был взволнован. Всё время отсутствия в городе он думал о блондинке. Думал, когда будет вручать ей подарок, куда сводит для ещё одного милого и неожиданного свидания, как проводит её поздним вечером до дома. Картинки рисовались в голове сами собой, и их было немерено. Огромное количество самых смелых и иногда нелепых фантазий. Ему очень хотелось верить, что они ещё и не слишком пусты. Что женщина всё-таки станет доверять ему полностью. Впервые он был таким: робким, чутким, идейным. Ему раньше не приходилось ломать голову над тем, как удивить даму своего сердца. Со всеми он действовал почти по одной, калькированной, схеме. А с математичкой было иначе: ему было в радость придумывать что-то новое, необычное, безумно красивое для неё. Для неё он был счастлив стараться. Изо всех сил стараться. Ему нужно было обязательно произвести на неё самое лучшее впечатление. Будто сама она была беспредельно особенной. Он подъехал к её дому и, набрав номер, попросил выйти. Блондинка вылетела из подъезда минут через десять. В коротком светлом пальто, на каблуках, с большим белым шарфом и в варежках. Волосы были уложены, на лице – свежий и лёгкий макияж. Она словно только и ждала его приезда. Цвела и пахла. Улыбалась во все тридцать два. А в голове боялась лишь того, что может случайно проболтаться про Машку. В груди росло напряжение, и она надеялась за весь вечер ни разу не потерять над собой контроль. Необходимый в её ситуации контроль. Строгий, неколебимый. Евгений, как всегда, поцеловал Светлану в щёку. Он делал так постоянно, при каждой их встрече. Их роман длился уже больше нескольких месяцев, а он всё не позволял себе проявлять себя. Они держались за руки, смущались, когда внезапно перехватывали внимательные взгляды друг друга, он касался губами лишь её щеки. И обоих это почему-то устраивало. Блондинка была уверена, что романтика никогда не умрёт. А в её возрасте – просто необходимо впадать в периоды подростковых замашек: цветы, конфеты, искренние чувства. Ей всю жизнь не хватало заботы со стороны мужчин. Ни в школе, ни в университете, ни во взрослой жизни она так и не дождалась простого. Того, чтобы её ценили. Чтобы по-настоящему любили. Именно поэтому она каждый раз тянулась к представительницам прекрасного пола. После печального опыта с одноклассником она встретила Татьяну Александровну, и завертелось, закружилось так, что она и заметить не успела. Потом закончилось, резко и невыносимо больно. В одиннадцатом классе призналась в любви соседу, с которым уже давно наблюдалась взаимная симпатия. Он бросил её через месяц, потому что она отказалась провести с ним рождественскую ночь в загородном доме. Один на один. Она, на самом деле, не столько испугалась, сколько стала в тот момент сомневаться в своих чувствах к нему. Потом, в университете, она недолго встречалась с однокурсницей, но на смену той появился мужчина, который потом позвал её замуж. Замужество для неё было сложным: Павел любил больше всех себя, себя, Полину, друзей, и только где-то в конце этого списка была сама блондинка. Она металась в отчаянии от того, что никому не нужна. Она на клеточном уровне ощущала едкий дым одиночества, окутавшего её, словно одеяло. С Евгением ей было хорошо. Она влюбилась. Влюбилась в его чистые намерения, в его комплименты, в его вежливость и открытость. Она знала, что ей были не нужны его деньги, его статус. Ей нужны были его сильные и заботливые руки. Она хотела находиться с ним рядом, чтобы по ночам он крепко обнимал её, чтобы по утрам приносил чашечку жасминового чая и бутерброды с маслом, чтобы в холодную погоду заставлял надевать шапку и шарф. Она видела его именно таким. И желала. Желала быть любимой. - У меня для тебя сюрприз, – он обворожительно улыбнулся и достал из кармана куртки бархатную красную коробочку. У блондинки в этот момент земля из-под ног ушла. Она успела напридумывать себе кучу последствий. Она не хотела, чтобы всё это так начиналось и так заканчивалось. Прошлый опыт схватил за горло. Тогда было так же стремительно, так же неожиданно. А потом Кораблёв раскрыл коробку, и она громко выдохнула. Когда пар рассеялся, она лучше смогла рассмотреть золотые серьги с крупными камнями. Это были только серьги. - Ты сумасшедший, – она прикрыла лицо ладонями, глупо улыбаясь. – Просто сумасшедший. Это же безумно дорого, – возможность контролировать себя сорвалась. Блондинка, движимая восторгом и ощущением крыльев за спиной, потянулась к мужчине. Их губы встретились, минуя мороз и неловкость, словно они ждали этого, как глотка воды в пустыне, в течение сотен лет. Она не углубляла поцелуй. Он не торопил и не торопился. Получилось по-детски, но у обоих внутри поднялось по стае бабочек, белокрылых, почти воздушных и, конечно, самых прекрасных. – Спасибо. Огромное, – выдохнула она, и Кораблёв неосознанно поймал выдох, улыбаясь. Они поехали в парк. Бродили по заброшенным аллеям, наслаждаясь привычным морозцем. Падал крупный снег, и в каждой молекуле воздуха чувствовалась волшебная новогодняя атмосфера, когда хочется слепить снеговика. Посидеть в сугробе. Выпить горячего какао, смотря на занесённые дороги из-под тёплого пушистого пледа. Блондинка уже не думала ни о чём лишнем, потому что в её руке была ладонь Кораблёва, ставшего за последнее время ей слишком родным. Между ними не было пропасти, как она была, например, между ней и Машей. Машка – сложная. Настолько сложная, что от этого можно устать. А за всю жизнь, натерпевшись, Светлана Викторовна действительно устала, поэтому нужно было только спокойствие. Она нашла его в Евгении. Он усмирял её надрывный пыл, дополнял её, но всё равно почему-то не подходил идеально, как две детали одного пазла. - Зябко, – голос сел. Дымова подняла пронзительный взгляд зелёных глаз на Кораблёва и поморщила аккуратный носик. Это подействовало на него умиляюще. Он в миллионный раз за время с ней расплылся в улыбке, прижимая женщину ближе к себе. Его рука скользнула с плеча на талию. А блондинка затаила дыхание. - Пойдём в кафе, греться будем, – он крепче перехватил её руку в варежке и потянул к выходу из парка. Она хотела кричать. От счастья.