Принцесса?!

(Маша. Почта искренности) // Представьте себя в комнате с низким потолком и обшарпанными стенами. Здесь нет ни дверей, ни окон – один Ваш правильный силуэт. По углам не расставлены вазы с цветами, и рядом с Вашими ногами не примостился большой чёрный кот. Представьте идеальную /если она таковой может быть/ пустоту. А теперь закройте глаза, пытаясь вдохнуть. Шумно, словно бы Вы играете в кино. Получается? Есть что-то? Верно, нет. Здесь нет воздуха. Он схлопнулся в такой крошечной комнате без связи с внешним миром. А запасы его не могут быть вечными. В мире вообще нет ничего вечного. Кроме моей любви к Вам, конечно. Для меня Вы – тот свежий воздух под самым потолком. Единственный глоток, но именно благодаря ему я и живу. Надолго? Не могу сказать. Но – пока живу, наслаждаюсь этой возможностью. А теперь представьте себя на секунду в занесённой снегом деревне. Сугробы Вам здесь по колено, на ресницах спит иней, и ни ног, ни рук Вы уже не чувствуете. Пытаетесь развести огонь, но ведь пальцы заледенели. Пытаетесь звать на помощь, потому что еды нет, воды – тоже, а Вас никто не слышит. Вы же одна. Представили? А теперь подумайте, как сильно Вам бы хотелось в такой момент просто увидеть солнце. Хотя бы один его озорной лучик. Так вот, Вы – мой последний лучик посреди блестящих снегов. Посреди любой бури, любого урагана. И если меня вдруг бросят из мороза в жару, там Вы будете моим последним кусочком льда. Я люблю Вас. Но Вы болите у меня где-то глубоко внутри. Неистово, безнадёжно. Как проказа, Вы прожигате мою кожу насквозь. Как врождённая астма, изо дня в день сжимаете лёгкие в тиски. Как биполярное расстройство, переворачиваете сознание с ног на голову. Мне страшно. Я очень боюсь однажды сойти с ума окончательно. Почему Вы не рядом? Почему я не рядом? // * Солнце село позже обычного. Сначала оно медленно растекалось по небу жёлто-оранжевыми красками, а потом ещё долго обнимало до сих пор снежные и холодные облака, не желая их отпускать. Белые с серыми боками барашки радостно сновали туда-сюда, надеясь, что вечер с этой его непроницаемой темнотой никогда не наступит. Но стрелки часов яростно стремились к семи. И когда солнце наконец спряталось за тонкой линией горизонта, появились первые звёзды. За ними откуда-то из глубины вальяжно выплыла луна и уронила особо яркую полоску света на город. Он засыпал, спрятав ладошку под щёку. Улицы-вены притихли, будто бы боялись потревожить подёрнутые туманом дворы. Почти все рекламные вывески погасли, и лишь некоторые активно сопротивлялись, привнося свои яркие вспышки в размеренный ход жизни здесь. В городе, где вот-вот должна была наступить весна. Маша втянула воздух носом, чувствуя, как последний зимний морозец гулко отдаётся в мыслях. Ожидание весны теплилось у девушки в сердце, точно пташка в высоком гнезде. Уже давно хотелось красок под ногами и на уровне глаз, хотелось чистого-чистого неба над головой и ароматов пробуждающейся жизни. Слишком сильно не хватало этого Кораблёвой. Не хватало так же сильно, как и ответов на многие её вопросы, посыпавшиеся на неё ещё с самого утра. Которое началось критически скверно. Девушка подскочила на кровати, разбуженная собственным криком. От головы на подушке остался влажный след, впитавший в себя каждую секунду её ночных кошмаров. А круги у неё под глазами вобрали все оттенки нехороших сновидений и прячущихся под дверью монстров. Ночью ей снова снилась Светлана Викторовна. В очередной раз она ушла не к девушке, а к её отцу, и земля, будто игрушечная, снова разошлась по швам прямо у Маши под ногами. И она плакала навзрыд, стараясь не то рвать на себе волосы, не то выцарапать себе глаза. Она стояла на коленях в то время, как всё вокруг разлеталось на песчинки, била себя кулаками в грудь, а женщина просто шла за руку с Кораблёвым, ощущая невероятную лёгкость на сердце. Эти сны преследовали Машку с того самого дня, когда она узнала о фиктивном браке между отцом и любимой блондинкой. Как бы ни пыталась она при всех храбриться, как бы ни изображала равнодушие вместе с периодической ненавистью – ей не было всё равно. Каждую чёртову секунду она думала, что если математичка сейчас вне поля её зрения, то, значит, она в объятиях Евгения. Если в школе она с небрежным макияжем или с незастёгнутыми до горла пуговицами блузки – ещё ничтожные часа полтора назад она нежилась в одной кровати с Кораблёвым. Если она улыбается смс-кам – все они, каждая буква и каждый знак, от него. Мысли об отце со Светланой Викторовной отравляли Маше и реальную, и выдуманную подсознанием жизни. Спасения не было нигде. А вечные воспоминания о двух (не)удачных поцелуях подстёгивали в желании сброситься с крыши. После завтрака в гордом одиночестве Кораблёва отправилась в школу. Тоже в гордом одиночестве – Метельскую прямо из дома пообещала подвезти мама. Но не одна Даша в то утро прибыла в школу на машине. Стоя на светофоре в ожидании зелёного, Маша кинула неосторожный взгляд на парковку на противоположной стороне. В секунду, когда она нахмурилась от нехорошего предчувствия, чёрный внедорожник её отца остановился, и мотор притих. В следующее мгновение из салона выскочил сам мужчина и, обойдя автомобиль кругом, открыл пассажирскую дверцу. Ну, и вряд ли в тот момент могло что-нибудь измениться, но Машка изо всех сил просила мироздание, чтобы из машины вышла не Светлана Викторовна. Всё рухнуло, когда именно блондинка предстала перед её взором. Тогда же загорелся зелёные, благодаря котором девушка пулей смогла влететь в здание школы, зная, что будет между этими двумя дальше. Видеть их прощание она не собиралась. И даже больше – не хотела. Пока она переобувалась в вестибюле, одним глазом наблюдала, чтобы шнурки попадали в нужные петельки, а другим провожала беспокойно мечущуюся Татьяну Александровну. Брюнетка дежурила. Хотя, откровенно говоря, толку от неё было мало – она в упор не замечала тех, кто без сменки или без электронного пропуска. Голова у неё была забита чем-то посторонним. Машка смотрела на любимую учительницу и понимала, что, как никогда раньше, ей очень жаль её. У женщины проблемы, и рвутся они наружу необъяснимым потоком, а помочь девушка просто не может – русичка не поделится. Её характер, её вера в собственные силы не позволят ей жаловаться. На секунду Кораблёва поставила себя на её место. Что случилось? Что-то дома или с работой? Трясущиеся руки, сонный взгляд, полное отсутствие концентрации и более-менее сносного настроения. Бытовые неурядицы или крупные проблемы? Сколько ни пыталась, Машка не сумела понять, откуда берёт начало такое странное поведение брюнетки. Сложное внутреннее устройство Татьяны Александровны не позволило ей это сделать. Поэтому девушка бросила бесполезное занятие. Она быстро поздоровалась с русичкой, которая почему-то даже не ответила, хоть и смотрела на свою ученицу почти в упор, и просто взбежала вверх по лестнице на первый урок. Ей, наверное, стоило бы побольше подумать о себе самой. И она подумала – взмолилась, чтобы потрясения на день закончились. Но опять оказалась жестоко обманута. С первого же урока одиннадцатиклассники начали разносить письма с «Почты искренности». Это мероприятие было запущено четырнадцатого февраля, когда вся школа следом за не особо умными людьми решила праздновать псевдо-праздник – День Святого Валентина. Правила Татьяна Александровна объяснила, как всегда, лаконично: писать всё, что чувствуешь, тому, к кому чувствуешь, и главное – искренность. Можно признаваться и в любви, и в ненависти, и в том, что тебе просто приятен человек, и что кто-то для тебя – самый хороший друг, какого только можно представить. В общем, что душе угодно. Каждое такое признание запечатывается в отдельный непроницаемый конверт, где на лицевой стороне должно стоять лишь имя получателя. И уже через неделю, когда все желающие выскажутся, начинается рассылка. Этим из года в год занимались одиннадцатиклассники. И этот раз не стал исключением – Татьяна Александровна выбрала нескольких ребят, самых ответственных, с которыми для удобства рассортировала письма по классам и которых позже отправила разносить их по школе. Машкин класс оказался в очереди первым. Парень с девушкой постучались и аккуратно попросили у Инны Владимировны, исторички, у которой десятый класс как раз слушал про дворцовые перевороты, разрешение на то, чтобы раздать послания с признаниями. Женщина же без колебаний согласилась. Конвертов на двадцать семь человек было достаточно много. Почти все получили хотя бы один. Рекордсменкой стала староста Соня – ей вручили целых пять. Громову перепало аж четыре штуки. А сама Машка получила три, которые, впрочем, стали для неё большой неожиданностью. И только тогда, когда за одиннадцатиклассниками закрылась дверь, Инна Владимировна принялась вновь вещать о царях, а внимание девушки вернулось к беленьким конвертам, Маша поняла, какую ошибку она совершила неделю назад. В один такой конвертик на эмоциях она запечатала признание для... От воспоминаний Машку отвлёк шум из-за её спины. Она обернулась на балконную дверь и заметила свет, доносящийся до гостиной из коридора – вернулся отец. Девушка сама себе фыркнула и, юркнув за занавеску, где практически невозможно было различить её тень, бросилась снова перебирать в голове картинки. Она запечатала признание для Светланы Викторовны. Вот просто ударило что-то Кораблёвой в голову, и одна только мысль «Почему бы и нет?» заставила написать всю правду. Теперь же она понимала, что в который раз поторопила события. Что нельзя было на эмоциях принимать серьёзные решения, грозившие обернуться ничем. Что дело сделано, а исправить ничего нельзя. Она с ужасом представляла возможные варианты того, как блондинка получает признание Маши, открывает, читает. Какие мысли проносятся в её голове после каждой следующей строчки. Какие чувства, зарождаясь внутри, отыскивают выход наружу: через расширяющиеся зрачки, кривую усмешку на губах, дрожащие не от холода руки. От этого девушке становилось не по себе. Но ещё больше она стала бояться предположения, что кто-нибудь может случайно узнать о записке или увидеть математичку за чтением. Тогда от вопросов отбиться будет невозможно, а Машка в миллионный раз предпримет попытку провалиться сквозь землю. Но на следующем уроке Маша не заметила ни подозрительных, адресованных ей взглядов, ни белеющих на столе женщины конвертов. Ничего особенного. Девушка всё так же добрую половину урока любовалась на дорогу, которую было отлично видно из окна кабинета, а в перерывах внимательно наблюдала за математичкой. Только после звонка, пока Кораблёва собирала учебники и письменные принадлежности в рюкзак, а Даша, стоя рядом, зависала на очередном форуме, они обе услышали случайный разговор Светланы Викторовны и рыжеволосой подлизы Алисы. Позднякова, быстро переместившись от парты к учительскому столу, почти самым носом уткнулась в журнал, который женщина заполняла: – Светлана Викторовна, а Вы получили признания через «Почту искренности»? Математичка подняла голову и, сдержанно улыбнувшись, ответила: — Нет, Алиса, не получила, – потом метнула взгляд на Машу, но та даже не попыталась среагировать ни на одну фразу. - Ой, ну ещё же только два урока прошло! Может быть, учителям будут позднее всех разносить. Я уверена, что Вам напишут что-нибудь приятное. Например, что уроки у Вас очень интересные, – лепетала Алиса, не делая пауз и, тем самым, превращая диалог в монолог. Даша жестом показала Машке подступающие позывы тошноты, и Кораблёва с подругой согласилась. Они стремительно, без лишних слов и без прощаний, покинули кабинет. Девушку снова отвлекли посторонние звуки. На этот раз отец неосторожно ворвался на кухню. Погремел ящиками, пару раз заглянул в холодильник, наверное, в надежде, что за мгновения так появится что-нибудь новенькое, после зашуршал пакетами. Он готовил себе ужин. В мыслях появилась язва про то, что блондинка даже не удосужилась его покормить. Или просто не было у них времени на поесть? Ей стало противно. Потому что она примерно знала, сколько часов эти двое провели вместе, и потому, что, к сожалению, была не такой уж и маленькой, чтобы иметь предположения о том, чем они занимались. С неуверенностью она опять прокрутила прошедший день в своём воображении. Евгений ждал Светлану Викторовну в вестибюле. Машка в неясных тёплых чувствах неслась из столовой, думая, что прогулять последний урок, физкультуру, – лучшая её идея за последнюю неделю. А дома ждали сериалы и горячий чай – единственное, что согревало длинными полузимними вечерами. Но, уловив вибрацию от ударов каблуками по мраморному полу, десятиклассница была вынуждена замедлиться. Шаги эти были знакомы ей, как ничто другое. Из-за угла, где она окончательно остановилась, просматривался весь вестибюль и входная дверь. Там топтался её отец. Он выглядел, как влюблённый мальчишка. Казалось, ещё и светился изнутри. У Маши защипало глаза, и ревность, которую до того она презирала, сдавила горло. Математичка показалась в поле зрения обоих Кораблёвых. И в следующую секунду произошло то, о чём девушка думала весь день. В спину учительнице крикнул запыхавшийся парень-одиннадцатиклассник. Женщина обернулась, и он со словами про «Почту искренности» протянул ей конверт. Тот самый бумажный конверт, где на лицевой стороне ажурным девичьим почерком было выведено «Светлане Викторовне Дымовой», а внутри хранились все Машкины чувства. Над ней будто небеса разверзлись. Маша дёрнула штору и, убедившись, что отца на горизонте не предвидится, вернулась в квартиру. Та встретила её темнотой и, конечно, теплом. Которое тут же пробежалось от затылка вниз, и девушка инстинктивно вздрогнула. Она думала о том, открыла ли уже блондинка её признание? И если «да», то что ощутила? Догадалась ли о личности автора? Или снова списала всё на нездоровую фантазию? Кораблёвой так искренне хотелось достучаться до любимой женщины! Хотелось поговорить обо всём по-честному, начистоту. Чтобы ни лжи, ни тайн – лишь стремление окончательно разобраться в сложных отношениях. * Перед Машей лежали те три конверта, которые она сама получила из рук одиннадцатого класса. На все почти одинаковыми почерками было нанесено банальное «Маше Кораблёвой, 10А». Прежде, чем открыть каждый из них и впитать в себя содержание, она решила устроить себе личную проверку. Прикинула навскидку, какой автор за каким конвертом скрывается. Вариантов у неё было не так уж и много, и первой в череде предположений оказалась Путешественница. Ну мало ли! Потом – какой-нибудь одноклассник, тайно влюблённый в неё чуть ли не с первого класса. Например, Матвей Евсеев. Уж слишком любезничал он с Машей в каждом разговоре. А в третьем она безумно надеялась узнать почерк и стиль Светланы Викторовны, хотя и понимала, что это практически невозможно. Но – хотеть никто не запрещал. В первом конверте действительно было милое письмо от Даши со словами, что она бы с радостью заперла Машу в какой-нибудь комнате, чтобы никто не пытался забрать у неё такую великолепную подругу. Собственница — что сказать. Но Маше это даже понравилось, ведь она так же искренне любила Путешественницу и считала, что каждого за неё убьёт. У них были идеальные дружеские отношения. А второе признание уже было мужским. Об этом девушка догадалась по отсутствию личных окончаний у глаголов: «я бы хотел...», «я подумал... и понял...». И в самом низу листа стояла подпись — П11. У Маши сначала ни одной идеи на этот счёт не было. Может, шифр? Посидела, покрутила и так, и сяк этот листок, но ничего не нашла. И только тогда, когда хвостик буквы «з» показался ей знакомым, она вспомнила Пашу из одиннадцатого класса. Именно он помог ей с олимпиадой по биологии. Она тогда обратила внимание на эту букву в «хемосинтезе» и сказала, что выглядит это забавно. Теперь же всё складывалось: «П» – первая в имени, «11» – номер класса. А писал он о том, что с удовольствием взял бы её и в разведку – настолько она хорошая и надёжная. С третьим посланием было сложнее. Там она встретила лишь несколько отпечатанных на принтере фраз. (Аноним. Почта искренности) // Возможно, в один день тебе нужна будет и моя любовь тоже. Но пока просто знай – ТЫ нужна МНЕ в с е г д а. // * Про своё письмо Светлана Викторовна вспомнила только почти глубокой ночью, когда нехотя вылезла из-под тёплого одеяла, чтобы попить воды. Оно лежало на кухонном столе. Небрежно брошенное, одинокое, но так и желающее, чтобы его прочли. Блондинка заранее знала, что оно от Маши. Её печатную букву «т», её гелевую чёрную ручку с блёстками, её точность и смешную педантичность даже в имени адресата – всё женщина помнила, словно бы выучила про саму себя. А ещё, даже побывав в стольких руках, конверт до сих пор пах духами девушки. Яблочно-карамельными, которые пробуждали у математички дорогие сердцу воспоминания о Новом годе и ночи откровений. Женщина осторожно открыла конверт и достала листок. Бумага хрустела в её пальцах.

«Для меня Вы – тот свежий воздух под самым потолком». «Так вот, Вы – мой последний лучик посреди блестящих снегов». «... там Вы будете моим последним кусочком льда». «Я люблю Вас». «Почему Вы не рядом?».

Блондинка глотала слова, написанные рукой своей ученицы, и слёзы. Потому что эмоции были сильнее её самой. Грудь больно сдавило. Впервые за долгое время она смогла, пусть даже частично, ощутить всё то, что давным-давно лежит внутри Машки мёртвым грузом. Она так явно увидела её ночные кошмары, от которых она вскакивает через каждый час, в ужасе зажимая рот ладошкой, чтобы больше никто не услышал. Она так близко почувствовала, как девушка бродит по городу с музыкой в наушниках, думая, что любая высотка в этом городе может стать последней твёрдой землёй под её ногами или любая машина – долгожданным спасением. Она так остро прониклась истериками, разрастающимися просто от выпавшего из рук карандаша, прониклась каждой ниточкой натянутых, как струны, нервов, что рвутся от единственной мысли – любимый человек в чужих объятиях. И женщине стало так невыносимо мерзко от самой себя. Пару часов назад, когда Кораблёв уезжал от неё, она уговаривала его остаться на ночь. Уговаривала хотя бы посидеть и попить чаю с тортом. Но совершенно не думала о Маше. Она держала Евгения за руку, а оказалось, что за дурака. Она ведь не испытывала к нему тех же чувств, которые дарил ей он. Она не могла полностью раскрыться перед ним. Она доверяла своё тело, но не душу. И всё это время упорно сего факта не замечала. Она ведь не любила Евгения? Светлана Викторовна трепетно провела кончиками пальцев по контуру букв. Что она могла дать этой девчонке? Наверное, искренность. Ту же искренность, которую ей так стремилась вручить любимая ученица.