Принцесса?!

Стоя в тени кулис, Маша пока не полностью осознавала последствия своего выбора. Выбора быть ведущей, выбора выступать перед учителями и родителями, сосредотачивать максимум внимания на себе. В конечном итоге, она, конечно, согласилась на авантюру. Её даже и уговаривать-то долго не пришлось. Это был тот ещё вызов для неё, трусихи до мозга костей. Но трусиха ведь уже давно стала старше. Она давно переросла прошлую себя. И нынешняя Маша /не трусиха!/ смело принимала вызовы. Нынешняя Маша хотела и любила бороться со своими страхами. Этот день наступил неожиданно. Накатил, как волна, хлестнул по щекам, вернул в сознание. И вот зал уже был полностью украшен. Вот в голове уже раздавался оглушительный вой аплодисментов. Вот-вот уже должен был быть объявлен выход её класса. Этот день — день белых блуз, белых бантов, как у первоклассников. День осторожно утирающих слезы родителей: дети выросли. День «Вы нас не забудете?». День «Нет, не забудем». День, когда жизнь делится на два отрезка: короткий, равный по длине школьным годам, и бесконечный /вторая точка которого убегает вдаль, вглубь судьбы/. А делится он лентой: красной, дерзкой, с широкой и гордой надписью «Выпускник». Маша чувствовала, как холодеет внутри. Как на том месте, где всегда тепло, спокойно, образуется корка льда. Чувствовала влагу на ладонях, чувствовала кусающие касания холодного воздуха к ним. Так волнительно ей, пожалуй, не было никогда. Её с детства стращали сценой; она и сама не против была при одном упоминании поддаться панике. Животному ужасу. Ораторские речи нагоняли её в кошмарах. Полный зрительный зал вечно стоял перед глазами. Она теряла способность говорить, она расставалась с рассудком окончательно. Сейчас было иначе. Что-то щёлкнуло, отзвучало в голове, и она поняла: должна. Должна выйти, должна сжать микрофон. Должна стиснуть зубы и улыбнуться так, как никогда не улыбалась. Этот раз — может, единственный в её жизни — она должна выстоять, как оловянный солдатик. Потому что там, в душном зале, сидит та, ради которой она не раз и не два переступала через себя. Наступала на горло своим принципам. Та, из-за и для которой она просто есть, она просто здесь. Светлана Викторовна возлагала больше всех надежды на Машку. На свою смешную и до тряски боящуюся публики девчонку. Женщина глубоко в сознании верила, что та победит фобии. Глубоко в душе знала, что уже всё-таки победила. Маша стояла на сцене в белой блузке, чёрной юбке, с ленточкой через плечо. Такая трогательная и такая взрослая. Она смотрела своими глазами цвета дремучего леса в сердце толпы. И её сердце отчего-то так радостно пело. Так неистово рвалось показать лучшее, что у неё и в ней есть. Маша подняла микрофон и заговорила. Заговорила своим голосом, своими интонациями. Строчки плыли в памяти, словно кинолента. Она знала их наизусть, они летели с губ, будто её родные. Будто она сама когда-то вложила в них частичку себя. Зал замер. - Одиннадцать лет бок о бок. Всегда рядом, всегда друг с другом. Рядом при любых обстоятельствах. Помощь, поддержка, дружба, любовь. Иногда — ссоры, слёзы. Но всё пройдено, всё преодолено, потому что — а как иначе?.. Слёзы. Машу неистово задушило первыми слезами, и в горле появился комок. Большой и колючий. Он давил на связки, поэтому говорить всё с тем же настроением было практически невозможно. Она поджала губы. Да, может быть, это именно то, чего она боялась. Боялась своих эмоций. Боялась правды, чистой истины. Боялась, наверное, того, что после этой речи не останется ничего. Всё пропадёт. Все одиннадцать лет жизни — школьной жизни — пропадут. Исчезнут навсегда. Их располовинит взрослой жизнью. Их разбросает по всему свету — тысячи и миллионы осколков разлетятся, чтобы потеряться. Воспоминания, которые никогда больше не обретут форму, звук, запах. Которые станут лишь очередной фотографией в альбоме. Маша испугалась. Она испугалась этого неожиданного и быстрого финала. Ещё недавно она шла в первый класс, притягиваемая к земле огромным ранцем. Ещё недавно она блуждала пятиклассницей в длинных коридорах школы, потому что не могла найти кабинет. Ещё недавно она вошла и увидела её... Маша поймала взгляд Светланы Викторовны. Лучшая. Самая-самая из всех женщина, которая, закрыв глаза на всё, просто однажды протянула ей руку. Которая однажды притянула её к себе. Обняла. Подарила тепло и понимание. В глазах блондинки стояли слёзы. Любимая математичка тихо проживала свою маленькую трагедию, смотря с гордостью на свою такую взрослую девочку. Кораблёва вдруг осознала, что так сказки не заканчиваются. Что эмоции, чувства — это нормально. Если когда-то нашёлся человек, сумевший разделить с ней её внутреннее, то почему она должна что-то скрывать сейчас? Почему она не должна плакать? Почему не должна говорить сквозь вселенскую грусть, вселенское горе? Она живая. Маша разжала кулак и поднесла микрофон ближе к губам. Всё, что у неё всегда было, — искренность. Искренность в том, чтобы показывать все чувства разом. Чтобы не прятаться, не притворяться. Она подумала, что весь зал сейчас может с ней поплакать только потому, что — а как иначе? - Наша сказка не заканчивается. У нас просто заканчивается страница. Глава. Мы дописываем наш сюжет в последней строчке, чтобы перелистнуть и продолжить. Продолжить жизнь, в которую мы пришли благодаря друг другу. Благодаря тому, что все одиннадцать лет просто были здесь. Были теми, кем мы являемся. Зал молчал. Ни шороха, ни звона. Одноклассницы смотрели на Машу глазами, в которых отражалось всё: радость, смятение, печаль. Им было спокойно и больно одновременно. Они смотрели на одноклассницу, которую, может, когда-то жутко ненавидели, и восхищались. По-настоящему ею восхищались. Одноклассники смотрели на Машу, не меняя выражения лиц. Все, как один, пытались удержать внутри клочок эмоций. Клубок, который, крутясь и вертясь, запутался окончательно. Они не должны плакать. Но почему Маша, одноклассница, которая была для них лишь одной из, так их трогала? Так заглядывала внутрь них, что хотелось рыдать крокодильими слезами. - Я не знаю, что нас ждёт впереди. Кажется, будущее придержало для нас что-то интересное. Там определённо заготовлено много счастья, радости, куча приключений, улыбок, тепло и забота, бесконечные праздники в душе и в жизни, только хорошее настроение, родные люди и любовь. Для нас открыт весь мир. Он такой огромный, а мы — маленькие. Но стоит протянуть руку — и вот он, у нас на ладони. Такой волшебный. Такой невероятный и волшебный, что даже не верится. Татьяна Александровна влажными ладонями сжимала листы сценария. Боже, она могла ничего не писать. Она могла ничего не делать. Самое главное она уже сделала — она доверилась этой девочке. Она доверила ей всё, что можно и нельзя. И не ошиблась. В груди нещадно клокотало сердце: ему было больно, но оно принимало эту боль. Эта боль была лекарством. - Я просто хочу, чтобы вы никогда-никогда не забывали нашу сказку. Чтобы доставали книгу нашей жизни с полки и пролистывали. Может, быстро пробегали глазами. Может, задерживались на картинках и повторяли пальцами очертания букв. Главное — помнить. Сказка жива, пока в неё верят. Она — здесь, — Маша прикоснулась к левой стороне. К самому сердцу. Она знала, что дотянулась. Не только до своего. До всех. До каждого. Мамы промакивали слёзы платками. Эмоциональнейшая аудитория, преданнейшие слушатели. Они проживали этот последний звонок вместе со своими детьми. Вместе с каждой молекулой в воздухе сегодня. Отцы мялись. Такие же, как мальчишки класса — сильные, но мягкие. Не желают плакать, но в горле всё равно неспокойно. Всё равно что-то рвётся наружу, потому что внутри от эмоций тесно. Не вдохнуть. В ряду учителей было невообразимо много восхищения. Гордости. Они смотрели на Машу и думали, что и ведь они что-то в неё вложили. Пусть и совсем кроха — но от них ведь. В ней — от них. Может, буква в её речи. Может, слово. Может, они когда-то вдохновили её на предложение. Лучшая награда для учителя — видеть ученика, вылетающего из гнезда. Надежды все и ожиданья, Смотри же, жизнь, не обмани! И в этот миг в затихшем зале, Звени, звонок, звени, звени... Маша крепко сжала руку Матвея, в которой находился колокольчик. Блестящий на солнце металл, красная лента — очередная, перечёркивающая жизнь. Разделяющая её неумолимо на две части. Маша знала, что это последний рывок. Что у неё нет дороги назад. У них нет дороги назад. Как только раздастся даже нечаянный треск колокольчика — всё станет необратимым. Шаг с места. Шаг с края — куда? В карьер? На лестницу? На прямую дорогу? Раздался звон. Последний звонок — школьный и последний. * - Я бы хотела сказать несколько слов. Маша по собственной инициативе потянулась за микрофоном. Это не было запланировано. Она не готовилась, никого не предупреждала. Но Татьяна Александровна в очередной раз была так чертовски в ней уверена, что отдала. Вручила микрофон и предоставила сцену. Аттестаты были вручены. Это означало, что дети — свободны. Они больше не принадлежат этой школе. Они — её часть, её история. Но теперь они уступают место младшим поколениям. Экзамены были сданы, все хлопоты с выпускным пройдены. Теперь бывших одиннадцатиклассников ждал только невообразимо красивый вечер и первый в их жизни взрослый рассвет. Но не все слова ещё были сказаны. - Я знаю, что всё до меня уже произнесли. Что отгремели все речи. Но мне бы хотелось добавить ещё и от себя, — она бросила взгляд в зал. Он, такой большой, почти необъятный, сейчас казался крошечным. Он будто сжался в точку, и все присутствующие стали такими близкими, такими родными. Такими же необходимыми, как воздух. — Я обычно выражаюсь стихами. Но сейчас я хочу просто сказать. Рифмы не идут, ритмы сбиваются. Сапожник — без сапог. Но ведь можно сказать и так, обычными словами, только если искренне, от души. У меня — только он неё. Весь этот путь был очень долгий, иногда — невыносимый. Он был — испытанием во плоти, радостью чистой воды. Хватало всего: побед, разочарований, ликований, падений. И всего этого не было бы без вас — каждого, кто сидит здесь. Кто смотрит на меня и думает: «О Боже, отберите у неё микрофон». Кто, может, рад, что это гонка окончена. И кто, возможно, пока не собирается сдавать снаряжение. Все вы — часть меня. Все вы — мой фундамент, моя основа. Дорогие одноклассницы! Девчонки! Сейчас я больше всего жалею, что не была с вами постоянно. Да, мы не всегда ладили. Да, у нас разного больше, чем общего. Но за одиннадцать лет с вами я поняла одно — за вас я горой. Вы — каждая из вас — лучший друг для меня. Уходя из школы, я унесу только это. Только наши посиделки в столовой, дурацкие, непонятные всем шутки, кривляния перед зеркалами, записки, иногда сплетни. Всё это, что дорого мне. Дорогие одноклассники! Мальчики! Наши самые прекрасные. Наши защитники, наша опора. Спасибо вам, что научили меня быть такой же сильной, как вы. Такой же смелой, решительной. Вы — те люди, с кем нужно дружить вечно. С кем хочется пережить вечность. Те люди, кому я всегда буду благодарна. За каждый подарок на 8-ое марта, за действительно забавные шутки, за всегда отличное настроение, за защиту и заступничество. За то, что все одиннадцать лет вы называли меня своей одноклассницей. Татьяна Александровна, спасибо Вам за всё. Спасибо за волшебный мир литературы, за исключительную грамотность, за умение аргументировать свою точку зрения. Спасибо за возможность прогулять физкультуру, когда ну совсем уж лень. Спасибо за экскурсии, организованные для нас и ради нас. Спасибо за поддержку, понимание. За то, что всегда верили, даже если всё было совсем плохо. Светлана Викторовна! Я не выучила математику, но сдала экзамен. Вы вложили в меня упорство, вложили силу духа. Вы поверили в меня, помогли найти себя. Спасибо Вам, что всегда помогали выбрать нужный путь. Что всегда шли по нему рядом. Спасибо Вам, что заставили меня найти в себе любовь. Спасибо Вам за то, какая я сейчас. И ещё... Я не знаю, уместно ли будет это. Но я бы хотела подарить наш сегодняшний праздник одному очень важному в моей жизни человеку. Человеку, который был дорог всем нам. Но которого сейчас с нами нет. Она была нашим лучиком. Она была улыбкой на лице каждого из нас. Она всегда и во всём была впереди. Она была маяком, на свет которого мы шли. Нам с ней всегда было легко. Без неё — тяжело. До безумия. Но её поддержка, её любовь всегда с нами. Она продолжает светить, как маяк. Алина, этот вечер для тебя! Весь зал, до единого, поднялся. Встал на ноги, шоркая стульями, туфлями, ботинками. Все снова плакали. Маша в бессилии опустила микрофон. Всё получилось. Она сказала это. Наконец-то. * Музыка осталась где-то за спиной. Толпа — там же. Маша шла по дорожке, не видя в темноте собственных рук. Лицо пылало румянцем, в лунном свете на лбу блестели капельки пота. Танцы были дикими. Сейчас было самое время отдохнуть. Немного пройтись и подумать. А ведь это действительно было всё. Точка. Финальный аккорд их школьного вальса, в который когда-то закрутила жизнь. Иногда путались в ногах, иногда не попадали в ритм. Иногда намеревались выйти из танца и больше не возвращаться. Но до конца всё равно дошли. Дотанцевали до своего закрытия. И, надо сказать, танец вышел чертовски великолепным. На зависть. Маша прошла главную аллею, свернула от фонтана вправо и вышла на тропинку. Тонкую, извилистую. Она привела её к берегу реки. Стрекотали кузнечики. Луна разливалась в спокойной воде, бросая серебряный отблеск на траву. Единственный источник света — она. Всё та же луна. Холодная и далёкая. Отголоски музыки вибрировали на коже. Крики, смех, довольные возгласы ползли по спине частыми мурашками. Маша обняла себя за плечи, представляя, как через минуту-другую вернётся в эту шумную толпу. Как вольётся в неё и сольётся с людьми, с которыми осталась только одна ночь. - Я тебя потеряла, — шёпот в затылок был ожидаем. Женщина, очертания которой просматривались в воде, обняла Машку со спины и уткнулась носом в волосы. — Как же я обожаю твой персиковый шампунь. Маша улыбнулась и отыскала в темноте ладони Светланы Викторовны. Она крепко сжала их в своих и прикрыла глаза. Она готова была продать миллионы звёзд за такие мгновения. - Я десять минут в кабинете проревела после твоей речи. Зачем так трогательно? - Прости. Ты же знаешь, я не могу по-другому. Объятия стали ещё более тесными. Светлана Викторовна сильнее прижалась, повторяя каждый изгиб тела девушки. Они были как одно целое. Темнота скрывала их лица, их фигуры, но не скрывала их чувства. В каждом вздохе, каждом шуршании слышалась та сумасшедшая любовь, которая их свела. Которая натолкнула их друг на друга. У Маши было ещё кое-что невысказанное. Кое-что неспрошенное. Она развернулась в руках женщины, чтобы видеть её глаза. Чтобы разделить этот момент, вбирая в себя от неё как можно больше. Маша наклонилась к уху Светланы Викторовны и произнесла тот факт, которого боялась. Который оттягивала, потому что верила, что стоит сказать вслух — всё сбудется. Всё будет. За спиной разорвался первый фейерверк. Небо окрасилось синим, зелёным, белым. Оно стало похоже на полотно художника, впервые взявшего кисть в руки. Грохот разлетелся на весь квартал, разбудил всех дремлющих на подоконниках кошек. Не медля ни секунды, на небо высыпала новая порция праздничных салютов. Толпа празднующих выплыла на улицу, чтобы лучше разглядеть. Чтобы успеть заснять на телефоны и поделиться со всеми. Залпы фейерверка означали, что не только вся ночь, но и вся жизнь — ещё впереди. Маша помнила свой сон. Она продолжала держать ладони Светланы Викторовны в своих: - Ты согласна?