Рождённая для Цитадели

      Неожиданно Юля потянулась к своей одежде, сваленной в неопрятную кучу на краю кровати:       – Знаешь что? А давай-ка, собирайся и пошли.       – Куда? – Маша вздрогнула и почувствовала, как бешено заколотилось сердце.       Неужели её опять ждёт что-то страшное, вроде тех испытаний? Вся смелость моментально улетучилась, она поймала себя на крайне неприятной мысли, что готова даже пресмыкаться перед Наставницей, лишь бы та не вздумала над ней издеваться. Пожалуй, и в самом деле лучше быть глистой, чем вопящей от ужаса героиней. Однако Юля вполне мирно пояснила:       – Да я подумала, чем раньше ты свои обязанности узнаешь, тем лучше. Так что сегодня от распорядка отступим. Сходим сейчас поработаем, заодно и проникнешься.       Маша украдкой перевела дух – хоть она и не поняла толком, что ей придётся делать, это всё же лучше, чем бегать на четвереньках или барахтаться в грязи. Пока Наставница деловито одевалась, Маша влезла в сапоги, пару раз притопнула и поморщилась. Носить их на босу ногу было неприятно, хорошо хотя бы то, что они немного великоваты – не так сильно будут потеть ступни. Отсутствие зеркала вызывало двойственные чувства – чисто по-женски Маша очень хотела знать, как она смотрится в этом странном полувоенном наряде, и в то же время не сомневалась, что ничего хорошего не увидит. И ладно бы вещи были новыми, а не мятыми и засаленными…       – Топай за мной, – прервала её размышления Юля.       Идти оказалось совсем недалеко. Выйдя из комнаты, они повернули направо, прошли от силы метров десять, свернули ещё раз и оказались на пятачке, который чем-то напоминал лестничную площадку в подъезде – две двери напротив друг друга, третья стена глухая. За левой дверью обнаружилось небольшое, как тут заведено, и совершенно пустое помещение без единого окна. Однако здесь зачем-то имелся ещё один выход – проём, задёрнутый шторкой.       В полном недоумении Маша огляделась и только сейчас заметила кое-что, весьма её смутившее. В ближнем углу на вбитых в стену крючках висели плётки и хлысты разных калибров. Здесь же стояли две бамбуковые палки метровой длины, а на полу лежали ещё какие-то предметы, назначения которых Маша не поняла. В любом случае, всё это заставляло вспомнить пресловутого маркиза де Сада и его развлечения. Читать про такое в книжках было интересно, это щекотало нервы и, чего греха таить, даже немного возбуждало. Но теперь, когда литературные фантазии вдруг обернулись явью, Маша чувствовала лишь омерзение. Неужели эти плётки действительно пускают в ход?       Юля по-хозяйски прошлась по комнате, заглянула за шторку, потом скомандовала:       – Сапоги снимай.       – Зачем? – Маша не сразу сообразила, что эти слова относятся к ней.       – Затем. У нас с тобой функции воспитательные, а не карательные.       Ответ прозвучал туманно, но никакого желания пререкаться с Наставницей не было. Знай Маша, что так повернётся, она бы и вовсе не стала обуваться – десять метров можно и босиком пройти, тем более полы тут на удивление чистые. Стащив сапоги, она аккуратно поставила их в угол и в очередной раз поддёрнула сползающую юбку. Что же сейчас произойдёт?       Из-за шторки появилась вдруг девушка – худенькая, остроносая, с тёмными взлохмаченными волосами. Наряд её, как и у всех прочих, состоял из юбки и рубашки, но не чёрных или коричневых, а грязно-синих, босые ноги казались немытыми целую неделю. Теперь Маша окончательно уверилась в том, что в Цитадели все носят форму, а различие в цветах, должно быть, указывало на разницу в рангах. Судя по бегающим глазам девушки и её подобострастному виду, положение она занимала довольно низкое. Однако во всём её облике Маше почудилось нечто шакалье. Она хорошо знала такой тип людей – пресмыкаются перед сильными, а на слабых вымещают все свои комплексы.       – Простите засранку, – выдохнула девушка, нещадно теребя подол. – Не думала, что вы в такое время…       – Тебе вообще думать не полагается, хрюшка, – перебила её Юля. – Заводи давай.       – Ой, секундочку!       Девушка молнией метнулась назад за шторку, а недоумение Маши всё росло. Вроде бы хрюшками Наставница именовала ту самую обслугу, которую им надлежало каким-то образом ломать. Но эта, в синем, хоть и лебезила перед Юлей, отнюдь не казалась сломленной или забитой. Скорее уж, она напоминала Маше гаденькую, угодливую подлизу.       Сама Юля, однако, объяснять ничего не собиралась. Тоже разувшись, она нетерпеливо ходила по комнате взад-вперёд и раздражённо кривила рот. Наконец, шторка вновь колыхнулась, и на пороге возникла девушка – но уже совсем другая. Этой было от силы лет двадцать, а всю её одежду составляли трусы и лифчик, имевшие такой вид, будто их долгое время носили не снимая. Лицо девушки выражало одновременно страх и покорность, глаза смотрели в пол.       – Ну? – подбоченилась Юля. – Что делать, знаешь? Давай, вставай в позу.       Как ни странно, та сразу же подчинилась. Не говоря ни слова, мелкими шажками она вышла на середину комнаты, затем опустилась на колени и пошире расставила ноги, а руки сцепила в замок на затылке. Лишь на миг девушка осмелилась поднять глаза – Маше показалось, что она видит в них мольбу. В животе опять забурлило от нехороших предчувствий.       Юля неторопливо обошла девушку кругом, осматривая её, словно скотину на рынке, и, наконец, остановилась прямо перед ней. То, что случилось потом, ошеломило Машу – такого она не могла представить себе даже в самых жутких кошмарах. Легко и непринуждённо взмахнув ногой, Юля ударила девушку точно по пизде. Та сдавленно вскрикнула и согнулась чуть ли не пополам, прижав обе руки к трусикам, а у впечатлительной Маши в горле встал ком. Как-то давно, ещё в школе, ей случилось ненароком ушибить это место, и она очень хорошо представляла, какую боль чувствует сейчас несчастная девушка. Показалось даже, что у неё самой заныло между ног.       – Так, теперь твоя очередь, – спокойно сказала Юля. – Бьёшь аккуратно, но сильно, снизу вверх, подъёмом стопы. Поняла?       – Я… я не могу, – еле выдавила Маша. – Это ж ужас какой-то… За что ты её так?!       – Чего-чего? – Наставница недобро прищурилась. – Слушай, Машка, пиздюшка, ты меня не зли. А то сейчас мигом на её месте окажешься.       Девушка тем временем уже оправилась от боли и вновь заняла прежнюю позицию – ноги расставлены, руки за головой. Но почему она не сопротивляется, не пытается убежать, даже не умоляет? Как можно быть такой покорной, словно овца на бойне? Но тотчас Маша со стыдом вспомнила просторный двор Цитадели и трёх Защитниц с саблями. Разве она сама вела себя по-другому? Точно так же подчинялась приказам своих мучительниц, вовсе не пытаясь хоть как-то постоять за себя. А ведь её даже не били, если не считать одной-единственной пощёчины…       Видя, что Маша краснеет и мнётся, Юля решительно шагнула к ней. Одним движением она намотала на руку длинные волосы своей подопечной и рванула так, что той показалась, будто с неё снимают скальп. Дыхание перехватило, от боли выступили слёзы.       – Живо, иди и лупи её по пизде, – прошипела Наставница. – Не заставляй меня два раза повторять. Это теперь работа твоя, сучка, вот и делай как положено.       Маша чуть ли не до крови кусала губы, чтобы не разреветься. Тихая и миролюбивая, она за всю жизнь никого ни разу не ударила – и вот теперь от неё требовали, чтобы она ни за что ни про что избила совершенно безвинного человека. Да ещё таким жестоким и варварским образом! Бедную девушку было невыносимо жалко, но ещё больше Маша жалела себя. По лицу Юли понятно, что она нисколько не шутит, а значит, если Маша откажется – по пизде будут бить её саму. Но она не вынесет такой чудовищной боли! Она умрёт прямо тут, в этой кошмарной комнате!       На дрожащих ногах, судорожно сжимая кулаки, Маша подошла к девушке. Как же всё-таки хорошо, что та смотрит в пол… Не сводя глаз с грязных, когда-то бежевых трусиков страдалицы, она попыталась прицелиться и нанесла неловкий удар. Настолько неловкий, что сама едва не поскользнулась, а девушка, хоть и скривилась от боли, смогла устоять в нужной позе.       – Плохо, – мрачно сказала Юля. – Бить надо сильнее и точнее. Пробуй ещё раз.       Мысленно попросив у несчастной прощения, Маша зажмурилась и ударила снова. Второй пинок дался ей легче. Он получился ещё более неуклюжим, но цели своей достиг – девушка протяжно охнула и скорчилась, присев на пятки. Маша представила вдруг это зрелище со стороны, словно в каком-то извращённом кино. Неужели она, скромная серая мышка, творит такое? Она, которая всегда предпочитала уступить и чем-то пожертвовать, лишь бы избежать конфликта? Маше было стыдно до тошноты. А ещё она ненавидела себя за то, что у неё не хватает мужества отказаться участвовать в этом издевательстве. Какая же она мразь, оказывается…       Зато Юлю душевные терзания не мучили. Её точный, хлёсткий удар опять заставил девушку сложиться, и это она босая, а если бы была в сапогах? Вот почему они разулись-то… Однако при всём при том Маша не видела на лице Наставницы садистского удовольствия – лишь сосредоточенность, словно та и в самом деле выполняла грязную, но нужную работу.       Они ещё несколько раз менялись местами, затем по команде Юли девушка приняла другую позу – теперь она стояла на четвереньках, по-прежнему широко расставив ноги и опустив голову. Всё так же спокойно, будто излагая правила какой-то игры, Наставница пояснила, что бить с этого момента надо по-другому – непосредственно перед ударом высоко поднимать ногу и сгибать её в колене, чтобы пинок приходился точно по пизде, а не по лобку.       – Ляжка не двигается, работает только коленный сустав, – втолковывала она Маше. – Поняла? Ну, давай, пробуй.       С ужасом Маша поймала себя на том, что действительно старается следовать всем указаниям Юли. Господи, да ведь она и раньше вела себя точно так же – выслушивала распоряжения начальства и безропотно принималась их исполнять, какими бы странными они ни были. Неужели она такая безвольная и бесхарактерная? Чтобы хоть как-то облегчить участь девушки, Маша попыталась сделать очередной пинок вполсилы, как можно мягче, но Юля была начеку:       – Ты мне ещё похалтурь тут, засранка. Сама сейчас раком встанешь.       От таких угроз всё внутри леденело, и Маша чувствовала, что помимо её воли удары получаются всё лучше и лучше. Она могла сколько угодно ненавидеть и презирать себя за это, но страх перед Наставницей был сильнее, он сидел где-то в подкорке и заставлял Машу снова и снова впечатывать ногу в многострадальную пизду девушки. Хуже всего было то, что их жертва принимала это как должное – не просила прекратить, не пыталась уклониться от ударов. После каждого пинка она со стоном валилась на бок, но снова и снова упорно поднималась на четвереньки.       Маша так и не поняла, сколько времени они мучили несчастную. Просто в какой-то момент Юля вытерла рукавом обильный пот со лба, щёлкнула пальцами и небрежно бросила:       – Всё, хрюшка, свободна. Лёд тебе Стражницы выдадут, приложишь к пизде – не помрёшь. А теперь пошла вон.       Девушка тотчас торопливо поднялась, морщась от боли, потом враскоряк заковыляла к выходу и скрылась за шторкой. Маша с потерянным видом смотрела ей вслед, чувствуя себя последней тварью. Да, она занималась этой мерзостью не по доброй воле, её заставили – но разве избитой девушке от этого легче? Наверное, она даже сидеть теперь не сможет. А уж как это отразится на способности иметь детей, и вовсе думать не хочется.       К реальности Машу вернул несильный тычок под рёбра. Разгорячённая Юля стояла так близко, что едва ли не прижималась к ней, на губах Наставницы играла лёгкая улыбка.       – Вот в этом наша работа и заключается, – веско сказала она. – Понравилось?       Маша в ужасе замотала головой и отступила на шаг назад. С ума, что ли, эта Юля сошла? Как такое вообще может понравиться?! Господи, а ведь придётся заниматься этим каждый день… Маша хотела крикнуть, что она не садистка, что не будет никого избивать, но умом понимала – ничего не изменится. А в случае неподчинения она сама окажется на месте этой девушки, и тогда… О том, что будет тогда, больно было даже думать.       Маша не заметила, как Юля опять очутилась рядом с ней. От Наставницы сейчас несло потом особенно остро, светлые волосы намокли и слиплись сосульками – как ни крути, палаческая работа тоже требует затрат энергии. Не удержавшись, Маша брезгливо сморщилась от этой терпкой вони, но её чистоплюйство вдруг рассердило Юлю не на шутку.       – Ты чего рожу-то кривишь опять? – прищурилась она. – Принцессой себя возомнила? Бабочками срёшь? А вот глянь-ка, что у меня тут.       С этими словами Наставница подняла руку, продемонстрировав большое тёмное пятно подмышкой. На Машу пахнуло особенно аппетитно, она шарахнулась прочь, но Юля, схватив её за волосы, с силой уткнула лицом в это мокрое, вонючее пятно. От густого аромата Маша чуть не задохнулась. Она отчаянно пыталась вырваться, но миниатюрная Наставница держала её на удивление крепко и приговаривала:       – Нюхай, сука, нюхай… Пот, говно и кровь – вот теперь жизнь твоя. Хорошо ведь пахнет, правда?       Наконец, она выпустила совершенно ошалевшую от такого поворота Машу, и та сразу отскочила на несколько шагов. Ноги дрожали и подгибались, кислый запах Юлиного пота, казалось, навечно осел в ноздрях. Глядя на перекошенную физиономию своей подопечной, Наставница звонко расхохоталась:       – Небось самой понравилось, только признаваться не хочешь! Ты-то лучше, думаешь? Тоже вся потная, как лошадь, аж из-за ушей течёт.       Тут она, конечно, была права – Маша, непривычная к физическим нагрузкам, вся взопрела, тем более в такой духоте. Собственное благоухание ощущалось не так сильно, как чужое, но сейчас, после Юлиных слов, она с отвращением осознала, что вся мокрая с головы до ног. Рубашка прилипла к спине, в трусах неприятно зудело. Всё происходящее сделалось Маше до такой степени противно, что её чуть не стошнило прямо на пол.       Однако раздухарившаяся Юля, похоже, потеряла всякий стыд. Решительно наступая на Машу, она теснила её до тех пор, пока не зажала в углу, а потом с сопением стала прижиматься к ней всем телом. От потрясения та потеряла дар речи – впервые в жизни она подверглась столь грубым, беспардонным домогательствам, да ещё со стороны девушки. Но ошеломление моментально сменилось злостью, и Маша, сжав зубы, начала яростно отпихивать вошедшую в раж Наставницу. Это раззадорило Юлю ещё больше, она уже не просто прижималась, а откровенно тёрлась, дыхание её становилось всё громче. С ужасом чувствуя, как нахальная рука пытается забраться к ней под юбку, Маша истошно взвизгнула:       – Да пусти же, скотина! Пусти, мне в туалет надо срочно!       – Ути-пути, в туалет ей… – от внезапно нахлынувшей страсти Юля совсем потеряла голову. – А ты в штаны прямо… Давай-ка я тебе помогу…       И она ткнула Машу кулаком в живот – не сильно, но чувствительно. Та охнула, присела, лишь благодаря этому ей чудом удалось выскользнуть из угла, оттолкнув наконец-то похотливую Наставницу. Насчёт туалета Маша не врала – живот крутило всё сильнее, неприятность могла случиться в любой момент, а до унитаза надо было ещё добежать. Она пулей бросилась в комнату, умудрившись подхватить по дороге свои сапоги, вслед летел обидный, издевательский смех Юли:       – Смотри не заблудись, овца драная!       Успела Маша в последний момент. Подхватив юбку и ни о чём другом больше не думая, она судорожно рванула вниз трусы, шлёпнулась на грязный унитаз, и тут её пробило. Должно быть, сказались все переживания этого дня – из бедной Машиной задницы хлестало, как из крана, было горячо, мокро и немного больно.       Крошечная, душная комната тотчас наполнилась густым ароматом говна. Вцепившись обеими руками в унитаз, Маша старалась дышать ртом, но помогало это мало – казалось, от запаха щипало глаза. Господи, а ведь тут даже вентиляции нет… Может быть, удастся всё же открыть те окна под потолком и немного проветрить?       Юля заявилась как раз в тот момент, когда Маша окончательно иссякла, а её задница издавала напоследок неаппетитные звуки. Однако Наставница даже не поморщилась, словно давно привыкла к сортирной вони – да так, наверное, и было на самом деле. Расстёгивая на ходу пропотевшую рубашку, она насмешливо бросила:       – Неплохо ты просралась-то с перепугу. Имей в виду, до утра не выветрится, так что спать в говнище твоём будем.       Пунцовая от такого позора Маша не нашлась, что ответить. Гораздо больше её волновал вопрос, есть ли здесь туалетная бумага, но по счастью, небольшой рулончик обнаружился на полу, рядом с унитазом. Стараясь не обращать внимания на глумливую Юлю, Маша яростно отрывала кусок за куском и так же яростно подтиралась. В голове её сейчас перемешался причудливый клубок самых разных чувств – и злость, и стыд, и отвращение. Присутствовало даже, как ни странно, некое мимолётное, извращённое удовольствие от того, что всё так вышло. И поделом ей! Ничего другого она не заслуживает после того, как согласилась отбить пизду ни в чём не повинной девушке. Так ей и надо, суке трусливой!       Раздевшись догола, Юля направилась в душ, смыть трудовой пот. На Машу летели брызги – Наставница плескалась буквально в шаге от неё, и всё происходящее казалось дурным, немыслимым сном, который никак не закончится. До чего же бесстыжа эта Юля! Жестокая, бездушная девка, с которой придётся бок о бок проводить дни и ночи… После всего, что случилось, Наставница вызывала у Маши омерзение. А если она опять начнёт приставать?       Ополоснувшись, Юля по-собачьи отряхнулась и недовольно спросила:       – Ну ты посрала или нет? На ужин уже пора, жрать хочется.       – Мне, вообще-то, вымыться надо, – прошипела Маша. – Я что, в таком виде пойду?       – Так вставай и мойся, чего расселась-то?       Маша хотела попросить Наставницу отвернуться или хотя бы отойти, но тотчас поняла, как глупо и бессмысленно это прозвучит. В ответ она, несомненно, получит лишь очередную порцию насмешек и издевательств. Здесь, в Цитадели, стыдливость – порок, а не добродетель.       Пока Маша тщательно, не жалея мыла, приводила себя в порядок, Юля валялась на кровати. Одеться она даже не подумала, и её лобок, густо заросший светлыми волосами, невольно притягивал взгляд. Обругав себя последними словами, Маша задёрнула плёнку плотнее, чтобы не видеть прелести Наставницы, но мерзкие мыслишки всё равно продолжали бродить в голове. Никакого секса с потной, вонючей Юлей она не хотела, думала об этом с содроганием, и всё же вид голого женского тела будил низменные инстинкты.       С облегчением убедившись, что трусы удалось не испачкать, Маша торопливо оделась, после чего влезла с ногами на кровать и попыталась добраться до окна. Однако Юля со смешком охладила её пыл:       – Куда прёшь-то, дура? Оно ж не открывается.       – Почему?       – По кочану. Ты жрать идёшь или как?       Маша задумалась. Из-за стресса есть не хотелось совершенно, к тому же всё в Цитадели казалось ей грязным, словно на помойке. Наверное, и еда здесь такая же – тошнотворная, приготовленная не пойми из чего. А с другой стороны, не сможет же она вечно голодать? В конце концов, в годы войны людям тоже приходилось есть всякую гадость, и ничего, выжили как-то. Значит, сумеет и она. Расстройство желудка – не самое страшное в этой жизни.       – Иду, – буркнула Маша, неловко спрыгнув с кровати. – Что, опять эти сапоги дурацкие напяливать? Или тут недалеко?       – Что значит – опять? – Юля приподняла бровь. – Вольничать у тебя нос не дорос ещё. Ты Кандидатка пока, так что, выходя из этой комнаты, должна быть одета как положено.       – Кандидатка куда?       – Последний раз спрашиваю – жрать идёшь? Если идёшь, то обувайся и пошли.       Решив не испытывать терпение Наставницы, Маша замолкла и послушно влезла в сапоги. Она по-прежнему мало что понимала, но надеялась, что когда-нибудь получит ответы на все свои вопросы. Ведь должен, в конце концов, быть хоть какой-то смысл в этой проклятой Цитадели? Маша свято верила, что всему на свете существует объяснение, а значит, рано или поздно она поймёт, зачем её привезли сюда, поселили в грязи и заставляют заниматься мерзостями.