***
— Вы будете со мной до конца? — спросил Аврорин у ближайших своих соратников. Все они имели прозвища: был тут и «Кировец», и «Комсомолец», и «Будённовец», и «Октябрист», и «Ударник», и «Дзержинец», и «Ворошиловец»… Во главе всей процессии стоял Бурденко, восхищённо глядевший на своего начальника. — Мы бесконечно верны вам! — заверил Аврорина Леонид, выражая, естественно, мнение всех собравшихся. — Мы будем с вами до конца! — Я замечал, что что-то заставляет наших противников покидать свою цитадель и выходить в нормальный мир. Степень адаптации у них ещё маленькая, поэтому действовать нужно быстро и тактично. Скорее всего, будем всё делать при непосредственном моём участии. Нам нужна эта армия. А вся эта шушера перебьётся, ничего страшного. Пусть слюни пускают. Скажите, товарищи, народ достоин народной страны? — Достоин! — выкрикнули все собравшиеся, показав чудеса единодушия. — Тогда считайте, что на нас возложена священная обязанность — вернуть нашему народу его страну. Пусть все они тратят силы нашей армии на Японию, мы же пойдём, как завещал великий Ленин, другим путём. Товарищи, на нас смотрит жаждущий народ! И подвести его мы не имеем никакого права! Пусть последуют за нами слова товарища Сталина: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» И все дружно зааплодировали, вновь потревожив периодически засыпающее чувство превосходства. А когда все разошлись, в глазах «Ленинца» загорелась жажда победы. Он неясно скалился, щурил глаза, улыбался, стучал пальцами по столу, громко дышал, потом опять скалился… — Все вы будете в моих руках. Иначе и… история не позволит… И Аврорин принял решение действовать немедленно.I. I: Начало
11 июня 2017 г. в 16:15
Когда последний человек прибыл в зал заседаний, он сразу был готов вскочить за трибуну и всем поведать о насущных проблемах. Это был мужчина среднего роста, особо выделяющихся черт не имевший. Лишь сверкающие глаза, цвет которых никто никогда не мог точно определить, скрывались за круглыми стёклами очков и посматривали на всех. Волосы у него были местами поседевшие, что делало его неким промежуточным звеном между старостью и молодостью. Он был одет в серый костюм, загрязнять который не посмел бы и под страхом смерти. Этот человек имел во вверенной ему организации прозвище «Ленинец», данное по наличию у него на груди медали с Лениным, которое уже настолько прижилось, что настоящее имя его практически вышло из обихода. А звали его Юрий Аврорин.
Зал заседаний был погружён в полутьму. Нет, несколько ламп горело, но их мощностей явно не хватало. Самым освещённым местом же была трибуна, откуда перед собранием мог выступать любой оратор. А собрание было многочисленным — несколько сотен человек стягивались и рассаживались по отведённым для них местам. Аврорин, как и было сказано, прибыл последним, чем заставил уже пришедших членов его команды достаточно разволноваться — неужели их начальник опоздает, забыв про своё гениальное выступление. Но «Ленинец» не забыл, он вошёл гордо, обняв папку, в которой явно нёс материал для выступления. Команда по своей привычке зааплодировала, и больше всех выделялся один полноватый мужчина с торчащими во все сторонами чёрными волосами, находившимися в сходстве с причёской Эйзенштейна. Его глазики буквально впивались в своего начальника, принося в душу наслаждение и упоение от созерцания такой личности. Звали этого мужчину Леонидом Бурденко, но и у него было прозвание, данное Аврориным, — «Сталинец» (он получил его по медали со Сталиным). Это был самый покорный человек из всех, бесконечно верный своему руководителю. Не было более преданного среди соратников «Ленинца».
Когда все собравшиеся расселись, Аврорин гордым шагом направился к трибуне. Все его товарищи одновременно зааплодировали, но зал же был пассивен, поэтому оратора оттуда поприветствовали лишь несколько человек. А связано это было с тем, что роль оратора Юрий присвоил себе сам, никто его не вызывал толкать речь. Но место за трибуной было очень престижно, и как только Аврорин оказался там, гордость у него подскочила до небывалых высот. Он положил свою папку и был готов вещать.
— Дорогие друзья! — начал он. — На сегодняшней теме я уже неоднократно заострял ваше внимание, но особых результатов мои воззвания, как я вижу, не принесли, — Аврорин неодобрительно осмотрел присутствующих, вылавливая на их лицах злость и недовольство оратором. — Наше движение поддержки не имеет, так ещё и было заклеймено позорным названием ревизионизма! Был у нас один ревизионист, да, кукурузой всё засаживал. Так и отгрёб потом за это. Тут, кстати, мы точно ревизионисты — где бы наша армия не оказалась, она регулярно отгребает от этих… мальчиков-мечей, — Люди в зале оживились, больно отреагировав на выплюнутые «Ленинцем» слова. — Какой сейчас год, господа? Верно, уже двухсотые года второго тысячелетия! События прошлого стремительно от нас отдаляются, а мы до сих пор не можем исправить ошибки этого самого прошлого!
— Знаем мы вашу ошибку — уже раза два мы нашу армию посылали в восемьдесят пятый и даже в девяносто первый! Вы зациклились, а нам нужны иные цели! — возмутился кто-то из зала. Аврорин сразу вычленил говорящего из всей массы в зале.
— Уважаемые нацисты, мы вашу цель тоже знаем — одного очень хорошего фюрера в живых сохранить. Давайте не будем сейчас о наших и ваших целях, а поговорим об общих задачах. Так вот, я уже выдвигал предложение, что если историческое событие принесло за собой только горе народу, то мы, владеющие значительной силой и возможностью перемещений во времени, вполне можем изменить это событие. Если те же фашисты были вытурены во благо народа, тогда смысл-то их возвращать на политическую арену? Уже двести шестьдесят лет жили мы без них, и дальше жить будем. Поверьте мне, мы стоим за благие цели, но нам упорно рисуют образ ужасных гадов. Надо что-то с этим делать, согласны?
В зале послышался шёпот. Но стоило ему послышаться, и соратники Аврорина тут же заглушили всех своими громкими аплодисментами. «Ленинцу» пришлось несколько раз махнуть руками, призывая своих товарищей к тишине. А собравшиеся же единодушно заключили, что делать действительно что-то надо, в этом Аврорин был прав, поэтому следующими зааплодировали уже они (кроме, конечно, нацистов, которые лишь недовольно отвернулись).
— Благодарю, дорогие друзья, благодарю! — притворно-застенчивым голосом проговорил оратор, показушно смущаясь. На самом-то деле — поддержка нужна и важна. — Согласитесь, наша армия не может противостоять нашим противникам. Каждый раз наши солдаты отгребают, причём — отгребают по полной программе. Но мы же не разбиты? Нет! В наших силах ещё собрать ту силу, которое наголову разобьёт наших врагов. Я нашёл великих воинов — это старое, практически легендарное оружие. Кто читал сказки Волкова? С помощью чего там оживляли деревянных солдат? Правильно, с помощью живительного порошка… А как говорил Архимед? Что он там хотел для того, чтобы сдвинуть Землю? И Снова вы угадали, точку опоры! Так вот, если Архимеду стоило дать точку опоры, то если вы дадите мне живительный порошок, то я дам вам такую армию, которая раз и навсегда разобьёт наших врагов!
Последние слова были произнесены с огромной решимостью. Словно несколько лет вынашивал Аврорин тот план, который сейчас готов был представить своим слушателям. В зале от такой решимости вновь начали шептаться — неужели хоть кто-то прервёт позорную череду поражений! Лишь нацисты-ревизионисты были против, поэтому гордо молчали.
— Так возьмите этот порошок! Только где он? — выкрикнул кто-то с задних рядов.
Аврорин усмехнулся.
— Эти мечи же тоже оживлены, верно? Так вот он — наш живительный порошок. Нам необходим их господин, этот Санива… Все мои попытки привести в действие моё оружие не увенчались успехом, и мысль моя была такова, что нам очень необходим их Мастер. Лишь стоит выудить его и несколько каких-нибудь мечей из цитадели — и они в полной прострации, в мире, где нам ничего не стоит лёгким ходом завлечь их сюда. И…
— А зачем вам нужны эти мечи? Хотите на себе апробировать их силу?
— Неужели вы считаете, что он просто так согласиться оживлять для нас армию? Я глубоко уверен, что если его подопечные попадут в опасность, плюс к этому — при нём лично, то выхода другого у него нет. Если моё предположение верно, то он способен оживлять свои мечи в непосредственной близости к ним, поэтому расстояние станет помехой для подкрепления. И когда армия будет оживлена — я покажу вам всю её мощь, добившись действительно важной победы. Мы отправимся в тысяча девятьсот восемьдесят пятый год и… спасём государство, столь важное для моих соратников, от разрушения, вычеркнув из истории того, кто стал виновником этого самого разрушения. После этого, дорогие друзья, моя армия перейдёт под ваш полный контроль. А наши противники останутся без сил. Они останутся в цитадели и совершенно не будут знать о ваших действиях, ведь их обожаемого господина нет рядом. Да даже если и узнают — моя армия будет непобедима! И нареку я её армией нового образца. Позвольте моему Комитету правды, спасения и сохранности взять это ответственное задание на себя, и очень скоро вы увидите результат. Они выйдут из цитадели в наш мир — и мы уж будем рядом…
Повисла тишина, которой Аврорин упивался. Его товарищи специально выжидали момент — аплодировать они были готовы всегда. Присутствующие же глазами спрашивали друг у друга совета. Они решались. Соглашаться на такое было достаточно опасно, ведь появлялся риск быть рассекреченными. Вся бригада Аврорина особой расторопностью не отличалась, зато брала большим своим числом. Сам их «Ленинец» был хорошим теоретиком, но плохим практиком, поэтому некоторая часть его планов отличалась продуманностью, но стоило делу принять неожиданный поворот, как все его тактики с грохотом разваливались. Впрочем, надежда была.
Юрию уже стало надоедать это молчание. Пара недовольных взоров в сторону своих соратников, и вмиг разразились они громкими аплодисментами, заставив остальных присутствующих прекратить свой молчаливый совет и обратиться к оратору.
— Мы считаем, что вам можно поручить выполнение этого важного для нас задания. Мы верим в вас!
И аплодисментами разразился уже весь зал (кроме всё тех же нацистов). И тут же в Юрии проснулось чувство превосходства, превосходства значимого. Он впитывал в себя каждый хлопок, и душа его согревалась. Наконец-то он принесёт победу.