Градус

       — Мы просим прощения, генерал, но, в конце концов, войдите в наше положение. Времена сейчас неспокойные, и мы не можем, во-первых, пренебречь безопасностью джедаев, а, во-вторых, послать вместо вас кого-то другого, потому что почти все сейчас заняты. Ну, вы понимаете.       Кеноби задумчиво крутил ус, не замечая недовольных взглядов советников, которые желали услышать его ответ как можно скорее, но сам он торопиться не собирался, а желал, наоборот, тщательно обдумать свое решение и взвесить все «за» и «против», закрывая глаза на то, что эти самые «против» Совет не примет ни в коем случае. Джедай, конечно, имел право не соглашаться на участие в миссии, но это не особо приветствовалось, и считалось проявлением упрямства и самолюбия — не самыми хорошими качествами не только для джедаев, но и для простых людей.       Как раз упрямства уже не совсем юному Кеноби было не занимать — сказывалось обучение у своевольного Джинна, всегда доставлявшего магистрам проблемы. Совет еще давно начал замечать, что Оби-Ван во многом становится похож на Квай-Гона, только он, в отличии от учителя, не стремился навязывать советникам свои мысли и, тем более, вступать с ними в открытое словесное противостояние. Оби-Ван, конечно, был себе на уме, но он всегда трудился на благо Ордена, чтил Кодекс и соблюдал все традиции и обычаи джедаев, редко отрываясь от общей массы.       Единственным исключением стала церемония посвящения в рыцари-джедаи. Совет так до конца и не понял главной причины отказа Оби-Вана от ее проведения. Магистры сошлись на том, что Джинн убедил падавана не дожидаться его выздоровления, которого на самом деле пришлось ждать достаточно долго. Внезапный разрыв отношений Квай-Гона и Оби-Вана их не особо удивил — ни для кого не было секретом, что Джинн довольно холодно относился к своему ученику, поэтому надеяться на того, что после посвящения они начнут общаться лучше, не стоило.        — Генерал Кеноби, — магистр Винду откашлялся, — мы ждем вашего ответа. Нам известно, что вы не поддерживаете связь со своим бывшим учителем, но, вне зависимости от того, что между вами произошло, будьте так добры, отодвиньте свою обиду, злость, или что вы там к нему чувствуете, на второй план. Ваше задание продлится не так уж и долго, думаю, вы в силах потерпеть.        — Хорошо, — Оби-Ван кивнул. — Я согласен.       Выйдя из Зала Совета, Оби-Ван почувствовал явное облегчение. Во-первых, ему не нравилось, когда кто-то из джедаев называл его генералом. Он привык, когда к нему так обращались клоны, но, находясь в Храме, он считал это звание каким-то чужим и постыдным. Во-вторых, слова Мейса Винду про чувства к Квай-Гону его сильно напрягали. Скорее всего, магистр имел в виду неприязнь и антипатию, но Кеноби всегда боялся, что кто-то хотя бы начнет подозревать о том, что он на самом деле думает о своем мастере, и всегда, даже до сих пор, сильно переживал по этому поводу.       После разлуки с учителем Оби-Ван решил, что ему стоит забыть обо всем, что он чувствовал к Квай-Гону. Он сразу понял, что влюбленность в мастера не приведет ни к чему хорошему, но оправдывал свои страдания тем, что сердцу приказать не может даже самый сильный и дисциплинированный джедай. Страдать действительно приходилось много: сначала из-за того, что Оби-Вану прекрасно было известно о любви Квай-Гона к Талле; потом — из-за того, что после ее смерти Джинн замкнулся в себе, не позволяя падавану хоть как-то облегчить свои страдания; в конце концов, появился этот мальчишка, Энакин, из-за которого Квай-Гон забыл о своих убеждениях и все бросил, решив воспитать Скайуокера. Последнее, правда, Оби-Ван простил учителю и закрыл на это глаза. Он понимал, что Эни ни в чем не виноват, и что он попался им совершенно случайно.       Кеноби порой навещал Эни. Все-таки, он был вторым по счету джедаем, с которым познакомился мальчик, и помог ему освоиться в Храме. Сам Оби-Ван тоже был благодарен Энакину — заботясь о нем, он немного отвлекался от переживаний по поводу ранения Квай-Гона и состояния его здоровья. Да, пожалуй, Скайуокер ему действительно нравился.        — Ой, здравствуйте, а вы от советников, да? Они вам про миссию говорили, да? А вы ведь согласились, да?        — Вспомни бордель, вот и фея — буркнул Оби-Ван, недовольно глядя на невесть откуда взявшегося Энакина.        — Чего? — Эни приподнял бровь и сложил руки на груди. — Вам не стыдно?        — Нет, — честно ответил Кеноби и посмотрел на парня тем взглядом превосходства, которым обычно все взрослые удостаивают тех, кто, по их мнению, «маленький еще». — И ты ничего с этим не поделаешь. Ну, только если не станешь говорить Квай-Гону.        — Думаете, он готов за меня любому пасть порвать? — Энакин как-то грустно усмехнулся. — А вы… Правда думали обо мне?        — Случалось и такое. Может, если ты не против, сходим вместе в столовую? Мы вылетаем вечером, думаю, у нас останется время собрать вещи.       Энакин радостно кивнул и чуть ли не поскакал вперед Оби-Вана. Ему было уже шестнадцать лет, и он вел себя абсолютно не так, как сам Кеноби когда-то. Эни был намного проще и радостнее — удивительные свойства для того, кто учится у Квай-Гона, он многим восхищался и часто мечтал. Только одно выдавало в нем ученика Джинна — нахальность, которая, видимо, у одного только Оби-Вана переросла в относительно безобидное умение постоять за себя и, когда надо, показать, кто где главный.       Правда, Кеноби не исключал, что весь этот образ восхищенного мальчика — всего лишь способ защититься от лишних вопросов и посягательств на внутренний мир. Оби-Ван прекрасно помнил, что сам в эти годы разыгрывал перед остальными шутника и шалопая, на самом деле скрывая боль от неразделенной любви и постоянного игнорирования со стороны мастера. «Нужно получше к нему присмотреться», — подумал Оби-Ван, глядя на Скайуокера и вновь начиная задумчиво закручивать усы. Энакин, явно почувствовав его взгляд, на мгновенье остановился.        — Все-таки, вы правда обо мне думали?        — Я и сейчас о тебе думаю.