***
«Почему он меня не понимает? — с горечью думала она, уткнувшись лицом в подушку. Вскоре лежать так стало жарко, и Шарон перевернулась на спину. — Почему не хочет съездить со мной на этот фестиваль в субботу?» «Может, потому, что каждый твой «фестиваль» заканчивается либо попойкой, либо оргией?» — вылез надоедливый внутренний голос. «Заткнись! — вслух оборвала его ден Адель и кинула подушку в место предполагаемой дислокации ехидного существа. Подушка, однако, глухо хлопнулась о комод и сплющилась на полу. — К ребятам из группы соваться глупо: наверняка он прав, и они слишком заняты, чтобы ехать в Чехию. Да и никто не собирает команду за два дня до выступления… Наверное, это провал». Сев на кровати, Шарон влажными глазами уставилась в окно. Во дворе всё зеленело, заливались трелью какие-то птички, свободные и прекрасные. И только она вынуждена была сидеть здесь, словно узница в собственном доме, из-за глупой ревности этой лысой шпалы. Ревности к поступку, произошедшему три года назад и уже забытому, наверное, всеми его участниками. Но только не Робом. Размышляя о такой несправедливости, нидерландка вдруг подскочила с постели и подбежала к окну. «А что если… — она взглянула на садовую дорожку, вившуюся прямо под окном, между клумбами роз и гиацинтов. — Нет, слишком высоко. Второй этаж — не лучшее место, чтобы прыгать из окна, если не хочешь провести половину лета в больнице». Она отмела эту мысль и вернулась к кровати, снова предавшись невесёлым мыслям. «Понастроили хоромы, что порядочной женщине даже выпрыгнуть из окна невозможно!» — в сердцах воскликнула она. Однако окно, будто магнитом, манило её на свободу. Всего-то и нужно было спуститься… Шарон ещё раз выглянула наружу и оценила расстояние от второго этажа до земли. «Занималась бы я паркуром, преодолела бы такую высоту играючи, — мелькнула у неё мысль. — Надо будет попробовать как-нибудь». Время уходило. Надо было что-то решать. И Шарон решила. — Да запихивайся ты! — пыхтела она, раздраженно заталкивая сценический костюм в небольшую сумочку. И если юбка уместилась легко, то твёрдый корсет упорно не хотел влезать. Женщина тяжело вздохнула и принялась утрамбовывать элемент одежды ногой. Конечно, можно было бы взять спортивную сумку, но не хотелось тащить на себе столь громоздкий аксессуар. Корсет наконец залез. Довольная собой, ден Адель повернулась к обуви с тем видом, с которым в конце мытья посуды поворачиваются к облепленной жиром сковороде. Да, эта задача будет намного сложнее… «Придется спускаться в них», — решила она, на ходу переодевая свои удобные домашние тапочки в сценические сапожки. Когда одежда была собрана, Шарон с облегчением выкинула наружу сумочку и… а вот как выбраться самой, она ещё не решила. Идею прыгать пластом в надежде ничего себе не переломать и освоить таким образом «прыжок веры» она отмела сразу. Ей надо было попасть на фестиваль, а не в травматологию. Как назло, окно спальни располагалось слишком далеко от водосточной трубы, а карниз был слишком узким. Когда женщина совсем было отчаялась, её взгляд упал на помятую простыню и одеяло. — Плохая идея, ден Адель, — бормотала она через пять минут, скручивая ткань и привязывая её к ножке столика. — Очень плохая… Но выбирать не приходилось. Скрутив канат из пододеяльника и простыни, Шарон выбросила свободный конец в окно и снова оценила высоту. Идея выбираться из дома таким способом нравилась ей все меньше и меньше, но возможность увидеть подругу да и вообще насолить Робу взяли верх над инстинктом самосохранения. «Хорошая, должно быть, картина: взрослая самостоятельная женщина, певица, мать троих детей лезет наружу по канату из постельного белья, потому что обычным способом её из дома не отпустили», — думала вокалистка, упершись ногами в стену и пытаясь хоть как-то начать спуск. Лошадиная доза выделившегося адреналина всегда придавала ей какой-то безбашенности и веселья. Она вдруг представила, как смешно выглядит в данный момент, и едва не выронила свою единственную опору. В фильмах герои обычно делали это на раз-два… Жизнь, как всегда, оказалась намного сложнее. В очередной раз пожалев, что не знает приемов паркура, ден Адель сместила ногу вниз. Спуск шёл медленно. Хотя нидерландка имела навыки скалолазания, без страховки и привычного снаряжения было совершенно не по себе. Однако отступать было некуда. Спустившись примерно на уровень первого этажа, она прикинула, что висит прямо перед окном домашней студии Роберта, и если, боже упаси, он сейчас её увидит, то вся миссия будет провалена. Только она об этом подумала, как вдруг почувствовала под ногами пустоту. Мозг заработал со страшной скоростью, сердце сковало лёгкой паникой, и женщина вцепилась в ткань сильнее, отчаянно пытаясь нащупать опору. Не сразу до неё донесся страшнейший звук, который можно услышать, находясь между небом и землёй — треск рвущейся ткани. В следующее мгновение канат наверху сделал громкое «Хрясь!», и Шарон, охнув, в один миг завершила спуск, приземлившись пятой точкой точно на клумбу. Резкая боль пронзила правое полупопие и прострелила до самой пятки. Каким образом женщина сдержала крик, осталось загадкой даже для неё самой. Перекатившись в сторону, она обнаружила среди смятых стеблей и цветов нарушенный узор из камешков. — Все услуги дизайнера — коту под хвост, — проворчала ден Адель, поднимаясь на ноги и потирая ушибленный зад. — Роберт будет недоволен… Наконец до неё дошло, что дом покинут, и она почти на воле. Однако радость побега омрачило одно досадное происшествие: сумка, которую она выкинула ранее, исчезла. — Да что ж за день-то такой… — простонала вокалистка и поплелась в обход. Логично предположив, что сама по себе сумка уйти не могла, Шарон отправилась к единственному существу, которое могло её взять — босерону по имени Тоби. Тот нашёлся с боковой стороны дома, с совершенно невинным видом отгрызающим от сумки ручку. Заметив Шарон, пёс отвлёкся и утробно зарычал, явно показывая, что добытым трофеем делиться не собирается. — Хороший мальчик… — тихонько пробормотала она. — Отдай маме сумку… Ласковый голос «мамы» несколько успокоил недовольного пса, но идею присвоить сумку себе он явно не отбросил. Шарон с тяжёлым вздохом, медленно приблизилась к нему и протянула руку. Тоби снова зарычал. — Я опоздаю, если ты не отдашь мне мои вещи, — строго сказала Шарон. Пёс перестал грызть добычу и заинтересованно взглянул на неё. — Я заберу их в любом случае, а тебе потом куплю такую же сумочку, если она тебе так понравилась. Только отдай мне эту? Пёс, воспитанный и дрессированный Робертом, даже не пошевелился, всем видом показывая хозяйке своё презрение. Шарон прекрасно знала, что слушался этот гибрид бульдога с носорогом лишь двух людей в доме — Роба и, как ни странно, Луну. Она, Шарон, же в пантеон собачьих богов явно не входила, а потому вздохнула ещё тяжелее. Бегать от сторожевых собак сейчас определённо ею не планировалось, но что поделать, когда на кону стоит выступление с Тарьей, а сдаваться и идти на повинную к мужу — слишком унизительно. Слишком много глупостей она совершила за сегодняшний день, чтобы теперь отступать на полпути… Сначала Тоби даже опешил от того, с какой резвостью Шарон выхватила у него из лап сумку, но быстро спохватившись, поднялся на ноги и с заливистым лаем поспешил догнать поспешно убегающий трофей. Понимая, что на прямой дороге шансов у неё нет, ден Адель принялась петлять по запутанным дорожкам всей дворовой территории, прыгая через клумбы в надежде не повредить любимые садовые розы. Пёс, до одури счастливый, что с ним играют в салочки, подгоняемый охотничьими инстинктами, нёсся за ней, сметая всё на своём пути. «Только бы Роб не услышал, — молила она, удирая во все лопатки. — Как хорошо, что детей на выходные забрала мама…» Ещё не добежав до ворот, Шарон осознала, что, во-первых, они заперты, а ключи покоятся в холле их огромного дома, во-вторых, они слишком высоки, чтобы перелезть через них сверху. Выход был один: в отчаянии броситься на почти двухметровый каменный заборчик, что она и сделала — благо, на кирпичной поверхности нашлось, за что зацепиться. Однако на этом её успехи закончились. Скинув обслюнявленную сумку за забор, Шарон повисла на нём, поджав под себя ноги, чтобы Тоби до неё не добрался. Ситуация была патовой: руки слабели с каждой секундой, сапоги то и дело соскальзывали с отвесной поверхности забора. К тому же, непрекращающийся лай босерона в любой момент мог привлечь внимание Роба, а встречаться с мужем при таких обстоятельствах она не хотела совершенно. Пыхтя от натуги, она из последних сил полезла наверх, сдирая кожу на ладонях и локтях. Сапоги скользили, и то и дело из-за них Шарон норовила упасть обратно, но желание попасть на фестиваль придавало ей доселе невиданных сил. Рывок. Ещё один. Наконец ей удалось подтянуться и сесть на забор верхом. Сидеть так было неудобно, сильно саднила правая ягодица. Чуть пригнувшись и благодаря ландшафтных дизайнеров за то, что посадили в некоторых местах перед забором высокую живую изгородь, ден Адель показала собаке язык. Пёс, возмущённый такой наглостью, на секунду замолк и свесил голову на бок, будто присматриваясь к тому, кто посмел так его оскорбить. Поняв, что это всё та же Шарон, он вновь разразился хриплой бранью. Шарон поняла, что дело приобретает опасный оборот и пора «делать ноги». Лихо перебросив ногу через забор, она свесилась с уличной его стороны, сделала глубокий вдох и разжала пальцы, моля всех богов, чтобы приземление оказалось удачным. На этот раз судьба была к ней более благосклонна, заботливо подстелив под её многострадальный зад мягкую травку. Охая от удара, ден Адель поднялась с газона и принялась отряхиваться от травы и кирпичной пыли. «Хорошо, что не додумалась надеть концертное платье перед выходом». Пёс, всё ещё чуявший добычу, не прекращал периодически обливать хозяйку отборной собачьей руганью, так что вскоре из-за забора послышался хлопок двери и голос Роберта: — Тоби! Что случилось? Нидерландка тяжело вздохнула, подобрала многострадальную сумочку и, прикрывая царапины на животе, поспешила ретироваться куда-нибудь подальше от места, где её могли заметить. Чуть не попалась… Интересно, что бы сказал Роберт, увидев её в таком положении на заборе?Глава 2
7 июня 2017 г. в 16:06
За повседневными заботами три недели пролетели незаметно, однако Шарон то и дело думала над тем, как убедить Роба выступить на Металфесте в этом году. Пару раз она предпринимала попытки заговорить об этом, но каждый раз получала отказ, обоснованный домашними делами и проблемами у всего состава группы, мол, музыкантам сейчас не до этого. Также в ход шли уже опостылевшие ей напоминания о той ночи в Амстердаме, несуществующие угрозы от Кабули и откровенное нежелание Роберта встречаться ни с ним, ни с его женой. И даже великолепный, как казалось, довод о том, что фестиваль будет проходить в Чехии, где нет ни речных каналов, ни марихуаны, не произвёл на мужа никакого впечатления.
— Ты найдёшь и то, и другое даже в Арктике, — кривился Роберт, и Шарон обиженно сопела, осознавая, что, в сущности, он прав.
— Значит, это твоё окончательное решение? — она с вызовом посмотрела на мужа, получив очередной отказ за два дня до предполагаемого выступления.
— Да, окончательное, — бесстрастно повторил гитарист, глядя на неё с высоты своего роста.
— Ладно, Вестерхольт, ты об этом ещё пожалеешь! — Шарон сжала кулачки и привычно уже направилась к лестнице на второй этаж, сердито тряся тёмными кудряшками.
В её голосе сквознули нотки гнева и чего-то ещё, что, как хорошо знал Роб, означало, что надвигается невиданной силы шторм. В такие моменты она походила на рассерженного темноглазого кролика, обиженного всеми на свете и самой судьбой, готового вот-вот разразиться горькими рыданиями, если, конечно, кролики вообще умеют плакать. На мгновение ему стало жаль её, он даже подумал и впрямь поехать с ней на этот фестиваль. И чёрт с ней, с изменой — пусть развлекаются, лишь бы она не смотрела на него с такой обидой и гневом.
Но было поздно. Возможно, он слишком резко выразил свой протест, потому что дверь наверху снова хлопнула, и по ту её сторону послышались редкие всхлипы. А может быть, ему это только показалось… Решив не лезть к ней в такой момент, Роб поспешил ретироваться на кухню. Определённо, им обоим нужно остыть, а затем спокойно поговорить друг с другом.