Дал Риада

Воздух раннего утра дурманил, острой прохладой вонзался в лёгкие, заставлял двигаться ещё быстрее, ещё точнее. Баки танцевал по поляне, которую нашёл давно — там, за орешником, куда сбегал, не в силах выносить присутствие Стива рядом. Поляна оказалась достаточно большой, почти идеально круглой, и вся поросла изумрудно-мягкой травой, совсем не такой, какая начиналась в подлеске. Трава словно ластилась к ступням даже сейчас, пожухшая и вытоптанная его постоянными танцами с мечом или ножом. Всё острее чувствовался пряный запах поздней осени, всё холоднее было по утрам, и первой изморозью покрывалась трава вокруг их берлоги. Баки сбегал из-под нагретого их дыханием свода на заре, когда розовел самый край неба над лесом — и для него этот миг был как резкий хлопок в ладоши над ухом. Чаще всего Стив ещё спал, закинутый ворохом тёплых шкур. Баки делал это уже ночью, когда друид засыпал, совсем не накрываясь, в одной длинной льняной рубашке. Через некоторое время, когда темнота неба становилась глубокой, иссиня-чёрной, он начинал дрожать и клацать зубами — и Баки едва удерживался, с каждым разом всё сложнее, чтобы не лечь к нему под бок, не обхватить рукой, ногами, не начать отдавать тепло своего тела. Баки накидывал на него три шкуры, превращая в ком меха. Сам же привычно спал под одной, и ему на самом деле хватало. Он думал о том, как друид отогревает эту берлогу зимой. Неужели одного разведённого посреди небольшого помещения костра хватает? Не зря в своде есть отверстие для дыма. Баки ждал с нетерпением и боялся холодов: отчасти потому, что знал — им придётся делить одно ложе на двоих просто потому что так на порядок теплее, и потому, что никогда прежде не зимовал в таких условиях. В его комнате на его половине фамильного замка всё отапливалось благодаря огромным каминам. Баки выбирался из землянки, каждый раз улыбаясь, глядя на эту дышащую кучу, под которой даже не угадывались очертания фигуры. Баки знал, что друид не расстаётся со своим ножом даже во сне. Он не пытался научиться доверять ему. Баки не думал об этом. Он просто уходил и танцевал до изнеможения, скинув с себя всё, кроме килта, тяжёлого пояса и ножен — чтобы привыкнуть к весу снаряжения. Дисбаланс и неуклюжесть ушли не сразу. Даже то, что он усох и стал чуть быстрее, не помогло ему в борьбе со своим покалеченным, разбалансированным телом. Он был испорчен. Но он знал то, что если кто и может его переплавить, так это он сам. Тем, что будет осваивать своё тело и свои возможности заново. Так, чтобы отлить себя по-новому, не менее крепким и смертоносным оружием. Сначала он пытался втолкнуть свои прежние навыки в новые условия, как если бы пытался надеть на себя чужие воинские ремни. Где не надо бы — давило, где надо — провисало бы, и ничем хорошим это бы не закончилось. Старому было не место в настоящем. Баки пришлось придумывать новые приемы боя именно для нынешнего себя. Он упирал на гибкость и скорость там, где раньше работала несокрушимая сила и возможность принимать удар на щит. Он развивал свою скрытность и внезапность, хотя раньше чаще всего шёл напролом, не таясь — чтобы не терять время. Дело двигалось, хоть и медленно. Баки знал: время ещё есть. Он чувствовал каждый из дней, которые Стив словно пропускал через себя, и невидимыми, но совершенно явными сменами настроения отсчитывал их, упорядочивал. Баки заметил, когда он начал надевать неровно вязаную из овечьей шерсти накидку, заметил лёд по краям воды в рукотворном озерце — и понял, что должен поторопиться. Ему нужно было ещё подготовить своё оружие. Ему нужно было серебро, и он был уверен, что у друида оно есть, нужно только поискать как следует. Баки вышел из красивого и молниеносного переката по траве, перетекая в стойку на ногах, и вдруг сделал резкий выпад назад, разрубая своим клинком кого-то невидимого за своей спиной. Неподалёку ухнула не успевшая ещё заснуть сова, из кустов орешника выпорхнули птицы. Баки оглянулся. Качались ветки, но не верхние, где могли бы сидеть пичуги. Кто-то не особенно тихо пробирался сквозь поредевшие к осени кусты, тревожа покой птиц. Баки хмыкнул. И, не пытаясь догнать, принялся собирать брошенную на краю поляны на старом замшелом стволе одежду: рубаху и свой тщательно зашитый друидом шерстяной плащ. Баки не просил об этом, тот сделал всё без его ведома. Он вышел к берлоге и, остановившись у озерца, обмылся ледяной с колючими крупинками изморози водой. Торс, живот, подмышки, лицо и шею. Он мылся, не чувствуя холода, пребывая в глубокой задумчивости. Порой он успевал поймать зайца или птицу после своих танцев, потому что друид, хоть и мог, не охотился. Чаще всего тот питался непонятной травой и кореньями. Баки не мог так — не мог он и попросить друида повторить тот трюк, когда животное само вышло к нему, и не пришлось даже выслеживать, охотиться, загонять. Он бы не попросил друида убивать — только приманить. Ему не впервые лишать кого-то жизни. Но он не просил его, ухитрялся сам. Делал силки, устраивал небольшие ловушки — благо, лес был живым и полным зверья. Баки надеялся, что зимой он тоже не подведёт их. И чем же будет питаться друид, когда снег белой шкурой укроет так любимую им траву? Было любопытно, но они так и не сблизились. Баки иногда начинал говорить с ним вслух, словно Стив и правда мог ответить. Но тот всегда молчал. И однажды Баки просто перестал пытаться разговорить его, произнося слова больше сам для себя, чтобы совсем не отвыкнуть от звучания собственного голоса. Он обмывался, чувствуя чужой взгляд в спину, и напоказ играл мышцами. Медленно поворачивался, чтобы быть увиденным со всех сторон. Было даже неловко так выставляться. Баки не требовалось этого раньше: в далёком-далёком прошлом, где он ещё и не слышал ничего о Дал-Риаде, красавицы липли к нему сами, как мошки на смолу, и ни одна не дёргала носом. Но не Стив. Тот всегда реагировал, когда Баки был грязный, когда от него по-мужски несло. И если он смотрел изредка, то украдкой, так, что Баки не знал даже точно, где он укрылся, почему его не видно. Просто чувствовал этот взгляд, как приставленный к обнажённой коже острый кончик ножа. Баки почти научился жить с друидом рядом в покое, не давая себе возможности чувствовать и мечтать, изнуряя тело постоянными танцами с оружием, тренировками новых приемов боя. Но такие моменты подглядывания, пускай нечастые, снова зажигали внутри него что-то голодное и жаркое, напоминали, что он мужчина, смысл жизни которого брать, присваивать и после — защищать своё до последней капли крови. Баки не знал, зачем Стив смотрит на него. Возможно, боится, возможно, наоборот: ищет и ждёт чего-то своего. Было трудно разобраться в его странных, больше животных, чем человеческих повадках. Вспугнутый, как лесная дичь, Стив исчезал и прятался так хорошо, что иногда Баки не мог его выследить — тут была вотчина друида, и Баки казалось, тот уговаривал саму природу не выдавать его. И он научился не обращать внимание на острое ощущение взгляда, красоваться, потому что это было единственным, что он мог позволить себе — и никогда не идти на контакт. Сейчас случай был совсем другой. Друид следил за ним слишком долго, ещё с поляны. Смотрел и не думал переставать. Это было интересно. Баки обтёрся своей рубахой и развесил её на рогатине, не подавая виду. Сам же принялся укладывать сваленные чурбачки в уличный очаг — ограниченное большими камнями старое кострище. Он собирался развести огонь и вскипятить воду, кинуть в неё сушёных листьев и душистых трав, и выпить отвар. Сегодня был важный день. Он знал, что едва трава настоится, друид выйдет сам. Они редко делили трапезу. Но вот настой — всегда. Так и вышло. Стив появился из-за холма, когда еле заметный аромат малиновых веточек и липового цвета полетел над стремительно жухнущей день ото дня травой. Подошёл ближе, сел на пень напротив и принялся греть пальцы, старательно смотря на огонь — куда угодно, лишь бы не на Баки. Не на его начинающую замерзать и покрываться мурашками кожу. — Ты следил за мной, — объявил Баки очевидное. Но неожиданно слова задели Стива, его на миг скакнувший вверх взгляд и потеплевшие щёки говорили о многом. — Смотрел, как я танцую на поляне, и как я умываюсь. Тебе нравится то, что ты видишь? Или это проявление любопытства? Или, может, заботы? Баки фыркнул, когда Стив только плотнее сжал губы и не ответил. Он наблюдал, не таясь, за тем, как Стив берёт глиняный черепок тонкими белыми пальцами, как при этом оголяется хрупкое запястье протянутой руки, когда он черпает прямо из котелка, как пьёт, прихлёбывая, обжигающий настой. Как его обычно бескровные губы алеют от этого. И всё это время Баки держал себя на месте изо всех сил, чтобы не схватить, не дёрнуть на себя, не усадить на колени и не сжать единственной рукой — но от всей души. Как друид будет жить здесь один? Как будет справляться? От этой мысли его пробило дрожью. Они напились горячего настоя, слушая только шум леса и шелест сохнущей травы. И вдруг друид поднялся и шагнул к нему совсем близко, потянувшись к повязке на плече — больше защитной уже, чем целебной. По мнению Баки, остаток его руки был в порядке, не стоило беспокойства. Поэтому он только пожал плечами и сел удобнее, позволяя делать друиду всё, что ему нужно. Тот долго и аккуратно разматывал тряпицу, наматывая её себе на кулак, чтобы после постирать в ручье. Забота была приятна, и Баки даже прикрыл глаза. — Твоя рана в порядке. Я выполнил свой обет. Баки неверяще распахнул глаза и уставился на Стива. — Что? — глупо спросил он, ошарашенный. — Ты… — Я сказал, что твоя рана зажила. У тебя нет руки, но рана больше не угрожает твоей жизни. Я смог спасти тебя. Я не зря давал свой обет. Голос у друида оказался тихий и хрипловатый, но при этом интонации были мягкими и до того приятно ласкали слух, что Баки хотел слушать его снова и снова. А может быть, он просто свихнулся уже в этой лесной тишине. — Боги, ты говоришь… Я думал, ты нем. — Я думал, ты больший ублюдок, чем оказался на самом деле. Баки фыркнул коротко, не веря в происходящее — и вдруг рассмеялся, обхватывая Стива рукой и притягивая к себе ближе, прижимая со всей силы. Удобно, привычно, словно делал это десятки раз. Приник головой к пахнущей овчиной и травами вязаной накидке. — Отпусти меня, — глухо, холодно различил над ухом. И хотел было спросить «а то что, укусишь?» как ему в шею ткнулось острое и холодное. Ну, конечно. — Мне не нравится, когда меня так хватают. Он расслабил руку, позволяя Стиву отойти на несколько шагов. Не было смысла доказывать своё превосходство и спорить с мальчишкой. Тот выглядел если не напуганным, то взволнованным объятием. Всё веселье как рукой сняло, стало неспокойно, словно застарелая рана снова заныла глубоко внутри тела. — И что теперь? — Баки на самом деле интересовал этот вопрос. Потому что у него были свои мысли на этот счёт, и он хотел узнать мысли друида, раз тот заговорил. — Я могу уходить на все четыре стороны? Ты отпускаешь меня? Или ты вызываешь меня на честный бой? Чего ты хочешь от меня? Друид стоял, сжав губы, и пялился в огонь. Тот отражался и плясал в голубых холодных зрачках. Значит, Баки должен был сам решить. По чести. — Что ж. Если ты прав, то не буду медлить. Я уйду сегодня. — Куда ты пойдёшь? Баки видел, что слова вырвались из друида помимо его желания. И теперь он стоял и настойчиво смотрел в глаза. Смелости или глупости ему было не занимать. — Я разведаю логово духа. И убью его. Самайн близко, я чувствую это. Если я не успею, дух станет слишком силён. Это всё, что я могу сделать для тебя. Баки не понял, что произошло. Но Стив смотрел на него ошарашенно и, кажется, с большей ненавистью, чем раньше. — Ты не убьёшь её… — прошептал он. — Я вряд ли смогу убить духа, но я надеюсь отнять у него тело, что оно добыло, чтобы существовать здесь. Он больше не придёт к тебе и не потревожит, обещаю. — Ты не убьёшь её! — Стив крикнул страшно, резко, от чего тут же закашлялся, и кинулся к нему, ударяя кулаками по груди. Баки нахмурился, не понимая, как можно этот припадок объяснить. — Ты уже отнял всё у меня! Мою честь, мою невинность, моего наставника, мою прежнюю жизнь! Ты не тронешь её! Слышишь, ты? Не тронешь! Баки хмурился и не понимал, что происходило. Стив хрипел и колотил его по груди, роняя слёзы. — Если я не убью духа, он вернётся за тобой. — Она не дух! — прохрипел Стив и обессиленно прижался лбом к его груди, всхлипывая. — Просто такая же, как я. Ведьма. Изгой. Люди опасаются нас. Она не может охотиться, животные боятся её. В полнолуние она приходит ко мне, я даю ей мясо, и она не тревожит никого больше. — Ты сражался с ней, едва на ногах стоял, — Баки отлично помнил липкий холод и страх, что заморозил его нутро в ту ночь. Этого не забыть. Дикий подсознательный ужас, ледяной пот по вискам и понимание, что сейчас всё решится. — Потому что она хотела тебя. — Стив замолчал, сжав кулаки на его груди в беспомощном жесте. Его голос совсем осип. — Я не смог отдать ей тебя. — Почему? — Баки на самом деле не понимал. Это было закономерно. Так просто — отдать своего врага на растерзание ведьме. Стив отстранился, всхлипнул тихо и вытер нос рукавом. Отошёл на шаг, и ещё на шаг. Твёрдо посмотрел в глаза, становясь словно больше и старше. Будто ненадолго расправил плечи под ношей, которую никак не скинуть. — В одиночестве мы сходим с ума.