Дал Риада

Думал ли Баки, что хоть когда-нибудь его прошлое может вернуться за ним? И не случайно, а намеренно, выверено до дня, до особого положения звёзд над их головами? Думал ли раньше, что одному вовсе не страшно, но вдвоём — совсем другое, и от волнения и ледяной злости застывала кровь в жилах, а зубы сводило гримасой безразличия — лишь бы не выдать себя. Баки знал эти игры. Сам играл в них когда-то и получал извращённое удовольствие. Он почти не задумывался обо всём этом, лелея их один на двоих со Стивом мирок под голубым до слепоты, ярким небом. Он умер, целая армия сгинула тогда, добитая подоспевшими гэлами. Он был уверен, что его отцу донесут, что по нему, возможно, прольют немного слёз и устроят погребальный пир, пускай и с пустым костром. Он умер. И теперь его силком волокли назад, потому что ведьма, которую приютил слёгший после неведомой болезни отец, открыла ему сети предназначений. Джек ничего толком не рассказал ему, потому что сам не знал. Он лишь по-воински сурово просил прощения за волка — тот не давал подойти к Стиву, который возвращался к землянке, когда они выбрались, наконец, из леса на лошадях. Хъялги не оставил им выбора, да и Стив испугался, попытался бежать. И Баки знал, почему. Раз переживши, не захочешь повторить всё вновь. Баки передёрнуло. Они ехали медленно, никуда не торопясь. Он не разучился ездить верхом, но всё же зад побаливал от долгого сидения на жёстком боевом седле. Чуть поодаль, с его стороны плелась Хмага. Баки до сих пор видел, как та выла, лёжа перед лужей крови брата, как её пришлось отгонять и удерживать, пока Джек, пообещавший ему, однорукому, любую помощь, собирал Хъялги по кускам и относил в лес, туда, куда Стив относил требуху после свежевания туш и дичи. Баки не знал, последует ли волчица за ним. Он не хотел её неволить. Думал, может, та решит уйти в лес. Но она не бросила — рысила рядом, шурша по кустам, только что голова её висела ниже обычного, и хвост волочился по высокой траве. Баки думал, что они снова остались одни. Надеялся только, что со Стивом всё хорошо, что с ним обращаются должным образом. Потому что иначе… он не хотел воевать с роднёй. Любил их. Но не позволил бы никому издеваться над Стивом. Он твёрдо считал, что Стив хлебнул своего горя сполна. И тем хуже, муторнее ему становилось от варева мыслей в голове — а не от жёсткой рыси коня под седлом, — что он отчётливо понимал — сможет. Сможет улыбаться в лицо и искренне радоваться нежданной встрече. Сможет прийти ночью и перерезать глотку, вспороть живот — если Стива хоть пальцем тронут. — Раньше ты разговорчивее был, — заметил скучающий в небыстром пути до земель клана Баарнсов Джек. — Раньше у меня и рук было две, — скупо бросил Баки, от чего Джек коротко хмыкнул. — Мне жаль, что ты потерял руку. Но я рад видеть тебя живым. Баки знал, что Джек говорит от чистого сердца. Даже не нужно было смотреть ему в глаза, чтобы верить. Всё, что он с детства знал о Джеке, тогда ещё не правой руке отца, а всего лишь друге Брока, будущем соратнике, обучающем делу битвы мальчишек на ристалище, укладывалось в одно слово — справедливый. Своей честностью и непобедимой упёртостью он не раз доводил до слёз неразумных отпрысков и до бешенства — мужей постарше. Отец потому и приблизил его к себе — потому что любил обходные тропы и задние пути, а Джек был его голосом разума. Его не посвящали в личные дела семьи лэрда, как думал Баки, и отношения Джека с его старшим братом, Армусом Баарнсом, были натянутые до того, что порой воздух звенел, но обо всём, что касалось защиты земель, торговли, ярмарок, военных дел и охоты, Джек мог высказаться и делал это здраво. Баки верил Джеку. Верил, что ведьма пришла в их земли сама, верил, что отец потерял всякую надежду на выздоровление и потому отправил за её советом. Верил, что о нём узнали случайно. Но Баки не верил в совпадения. Слишком многое знала ведьма, раз предупредила, что без залога в виде мальчишки-друида он не поедет в родные земли, даже если ему пообещают стать наследником вместо Армуса. Что единственная возможность заставить — привезти друида в замок и расположить, как приманку для голодной рыбины. И ни последнее желание умирающего повидать чудом выжившего сына, ни искреннее глубоко запрятанное желание увидеть мать не могли заставить его вернуться — только Стив. И если отец пошёл на всё это, простым визитом к родственникам он не отделается. Что-то посерьёзнее, чем только подержаться за оставшуюся руку перед смертью, нужно отцу. — Этот мальчишка тебя выходил? — снова попробовал разговорить его Джек. Он изменился, стал тяжелее, а тёмные густые волосы на висках обильно выбелила седина. Глаза словно стали светлее, а шрамов, по крайней мере видимых, прибавилось. Но Баки всё ещё не испытывал желания разговаривать. Он мечтал поскорее добраться до земель Баарнсов. До Стива. — Да, — ответил коротко и угрюмо. — Он подарил мне вторую жизнь. — Да ничего с ним не случится, — чуть резче, чем Баки хотел, ответил Джек. Словно читал его между строк, и прочитанное ему не нравилось. Баки не собирался показывать, как сильно Стив дорог. Его и без того использовали, чтобы надавить. — Будет доставлен в целости и сохранности, в тепле и сытости. Я отобрал самых спокойных и нормальных ребят для охраны. Ты знаешь, на меня можно положиться. Баки сдержанно кивнул. Дневная синева неба начинала выцветать, как бывает только в сумерках. Ночью сквозь лес Дал-Риады они не поедут. Легче сразу шеи себе сломать. А значит, скоро привал. Баки хотел спать — и снова в путь. Просто чтобы поскорее добраться до замка и убедиться, что всё в порядке. Сколько они будут ехать верхом? Не потеряет ли он разум за это время? — Брок, он… как он умер? — спросил вдруг Джек, смотря вперёд, куда-то вдаль. Но голос его был странный. Словно спрашивал через силу, сдерживая что-то внутри. Баки помнил. Он до странного отчётливо помнил отдельные части того страшного дня. Как чужая сталь входит в собственную руку, как в застывшее на холоде масло. Как Броку, яростно отбивающемуся от троих, четвёртый гэл сносит голову нечеловеческим ударом топора. Как кровь брусничными струями хлещет из обрубка шеи, пока тело ещё не упало в месиво под ногами, куда приземлилась голова; как его собственный обрубок раскидывает драгоценные брызги. Как ужас и боль становятся такими нестерпимыми, что его толкает в темноту. Он помнил. И не хотел забывать день, когда он умер. — Он погиб как воин, сражаясь плечом к плечу со мной, — ответил Баки ровно, замечая краем взгляда, как Джек выпятил тяжёлую челюсть, после чего коротко кивнул. Он знал, что Джек с Броком были лучшими друзьями, но в тот поход отец Джека не отпустил. Сказал, что тот нужен ему в замке. Баки не хотел знать о том, что Джек чувствует сейчас. С него и собственного дерьма хватит. Они улеглись на наломанный еловый лапник, раскинув на него лёгкие шерстяные одеяла и укрывшись сборенной частью килтов. Летние ночи оставались свежими и опасными в диком лесу. За спинами догорал костёр, в кустах шуршала волчица. Баки, чувствуя спиной широкую спину Джека, коротко посвистел ей в темноту, сгущавшуюся за кругом огня. Хмага послушно вышла на свет и, следуя кивку головы, легла у Баки в ногах. Повозилась, тяжело вздохнула и затихла. Джек за спиной лежал каменным изваянием, даже почти не дышал. Словно всё похоже — и всё не так. Он спит не со Стивом под одной шкурой, и Хъялги больше нет, и Брока нет тоже. А они двое — тут. Живые. И Хмага живая. Закрывая глаза, Баки подумал, что как бы ни было больно, быть живым — значит иметь ещё один шанс. А значит, он не оставит попыток в этой непонятной игре. Сколько бы они ни задавали друг другу вопросов, был лишь один, что интересовал его по-настоящему. И на него у Джека ответа не было. После двух утомительных дней пути они выехали из леса ранним утром и оказались словно в преддверии зелени — куда ни глянь, перед взором Баки расстилались холмы. И зелень на них была особенная — не ярко-изумрудная, какую он видел на лугах Дал-Риады, а густая, тёмно-зелёная. Точно такого же цвета, какого были килты на их бёдрах. Цвет клана Баарнсов. То тут, то там на холмах встречались островки тернолиста. Его срубали для растопки очагов и печей, но тот, неубиваемый, всегда вырастал по-новой. Зелень холмов и острота жизнелюбивого терна, вот что было на всех гербах и щитах Баарнсов. Баки потянул носом воздух — тут словно и пахло по-другому. Знакомо до тоскливой боли в груди. Так сложно возвращаться, когда знал, что никогда не вернёшься. Баки выпрямился в седле и приложил к глазам ладонь, пытаясь выглядеть что-то вдалеке против лучей восходящего солнца. Может быть, отряд, что вёз Стива на растерзание его родне? Но нет, ничто не нарушало утреннего покоя холмов. Баки знал, что стоит им перевалить через пару холмов, как вдалеке покажется небольшой, но суровый и крепкий замок. Это были их земли — его отца и в будущем его брата. Детей его брата. Сердце сладко и больно сжималось в груди, когда он оглядывал этот простор и вдыхал воздух, раздувая ноздри. — Вереск зацвёл, — задумчиво сказал Джек, тоже вдыхая полной грудью. Даже Хмага, застывшая чуть поодаль, с любопытством морщила нос. — Лугнасад скоро. Баки кивнул и… вдруг с силой дал пятками коню в бока. Тот сорвался с вершины холма и понёсся вперёд, взрывая копытами мягкую землю с сочной травой. Хмага радостно припустила следом. Ветер ласкал лицо и размётывал волосы, и Баки не удержал улыбку от забытого ощущения полёта. Кажется, он успел расслышать, как Джек довольно хмыкнул позади. Да, он торопился. Теперь, когда они так близко, он не мог себе позволить медлить ни одного лишнего удара сердца. Не под своды родного замка, не в объятия оплакавшей его матери, не в комнату слёгшего в болезни отца, чтобы выслушать его последнюю волю. Он хотел увидеть Стива. И убить ту ведьму, что разрушила их маленький хрупкий мир на двоих.