Дал Риада

Удивительное чувство испытывал Баки — словно не был в этих землях сто лет, и всё же знал каждый холм, каждую развилку растоптанной конями дороги, каждый ручей. За тот почти год, что он прожил в Дал Риаде, тут ничего не изменилось. Баки вспоминал, как не раз возвращался той или иной дорогой к родовой крепости Дандарн, заложенной ещё его прадедом, вспоминал, как гордился своей победой или добычей, вернувшимися назад воинами — и как по-другому он возвращался сейчас, без руки, с истёртой полупустой дорожной сумой, — и насколько уверенно и спокойно чувствовал себя. Он возвращался не доставить в замок награбленные сокровища. Он возвращался, чтобы вернуть своё. И никто не смог бы ему в этом помешать. Деревянная крыша крепости уже была хорошо видна, когда Джек догнал и прервал их долгое молчание: — Арми приказал укрепить стены этой весной. И ещё мы начали устраивать вал. А твоя матушка привела в порядок достроенный второй этаж, теперь там, наверху, комнаты семьи, а внизу оставили комнаты работников и слуг. Она думает, что Ургусу будет лучше подальше от сырой земли. Я не могу спорить, может, и правда, так будет лучше. Только вверх-вниз не налазишься, если приспичит. Надо ставить другую лестницу. Баки только рассеянно кивнул. Раньше Дандарн был огромной каменной бочкой в окружении множества хозяйственных деревянных и каменных построек, домом — колесом, где от сердца-очага внутри крепости расходились каменные стены, деля половину помещения на комнаты, как спицы — колесо. Удивительно, как быстро меняется всё вокруг. Всего за один полный солнцеворот надстроили на каменном остове деревянный этаж, колья-стены даже с такого расстояния выглядели устрашающе, а теперь ещё и вал. Словно его родной братец готовился к войне. Баки коротко хмыкнул своим мыслям. Что бы Армус ни затеял — теперь это его не касалось. Его сердце билось ровно, никакие мысли о жизни крепости не волновали его кровь и душу. Он словно вылетел отсюда, как из гнезда — и больше не чувствовал это место своим домом. Теперь его дом не здесь. И Баки не был уверен, что говорит о той землянке, где они жили со Стивом. Начали попадаться первые лачуги с пасущимися неподалёку овцами и козами. Баки всего на миг оглянулся на Хмагу, как та себя поведёт. Но волчица лишь трусила следом за его лошадью, недоверчиво зыркая на непонятных животных. Навстречу выходили первые люди, выходили — и замирали, глядя на него. То ли думали, что он злой дух фэйри, то ли просто не верили своим глазам — наверняка, его оплакали и разожгли во дворе крепости большой костёр, чтобы проводить с почестями. Наверняка, все пришли поглазеть и выпить за младшего сына главы клана, чтобы в посмертии его буйный дух нашёл себе покой. А он вот, едет на коне и улыбается им в ответ. Одна женщина, вскрикнув, схватила за руку маленькую девочку и скрылась за дверью дома. И только её муж, разглядев его безрукость, приветственно склонился навстречу. Ну, хоть у кого-то голова работает, думал Баки, кивая в ответ. Лошадь под ним шла безо всяких понуканий, аккуратно переступая по влажной взрытой земле. Баки на всякий случай держал ладонь на древке своего топора, кое-как притороченного петлёй к коже широкого воинского пояса. У злого духа фэйри не бывает культи вместо руки. Все это знают. Неполноценность — признак живого человека. Наверное, их увидели издалека — над крепостью раздался резкий звук сигнального рожка. И Баки, зная, что до ворот ещё ехать и ехать, вскоре уже смог различить фигурки людей, высыпавших наружу. Не иначе как встречать потерявшегося сына с почестями. Он различил мать и, как ему показалось, фигуру Армуса — то был невысоким и крепким, широким — в отца. Он же во всём пошёл в мать, леди Виннифред — и каштановым цветом волос, на солнце отливающим красноватым золотом, и глазами с несвойственной пиктам зеленью, и высокой фигурой и статью. Только, наверное, подбородок упрямый, с ямочкой, взял от отца — и втайне гордился им. Не раз и не два в постели после жарких утех говорили ему, что красивый — и нежно поглаживали щетину на этой ямочке. — Надеюсь, нас сначала загонят мыться. И тебя в первую очередь, мой лэрд, — с доброй подначкой сказал Джек, ухмыляясь в бороду. — Неужели воняю? — выказал удивление Баки. — Да пойми, кто из вас, то ли волчица, то ли ты, — усмехнулся Джек и, чуть припустив коня вперёд, обогнал его на узкой дороге. Баки только фыркнул. Он начинал волноваться — встретить родичей было страшно. И в то же время он желал этого — обнять мать, ещё раз посмотреть в глаза своенравному брату. Взять отца за руку. Он даже на миг запамятовал, зачем он здесь вообще. Волнение перед скорой встречей вышибло все остальные мысли. Фигуру Стива он узнал бы из всех. Но его среди встречающих не было. Наконец, они поравнялись с перекинутым через вал перед воротами настилом и остановили коней. Хмага прибилась к конской ноге и зарычала, щетиня холку. Баки спрыгнул на мягко спружинившую под ногами землю и вплёл пальцы в жёсткую шерсть. — Тихо, девочка, тихо. Он встретился взглядом с матерью. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, на нижних веках каплями слюды стояли слёзы. Надо отдать ей должное — она старалась держать себя, как только могла, посреди толпы людей, что собралась вокруг поглазеть на него. Баки знал, что никакого тёплого приёма не будет. Не сейчас — таковы традиции. И всё же ему до зуда в ладони хотелось обнять мать. А потом он встретился взглядом с братом. Глаза того горели очередной идеей — и не было в них ни сожаления, ни страха. Только огонь задуманного — Баки знал этот взгляд. Он считал брата умным и бережливым правителем, но порой в его голову забредали странные мысли, которые Баки никак не мог понять. Как вот несвоевременное строительство этой стены или второго этажа крепости, например. Он боялся представить, сколько добытых им сокровищ брат спустил на всё это дерево. В их землях с деревом было негусто. — Вода готова, — вместо приветствий строгим тоном и почти не дрогнувшим голосом изрекла леди Виннифред. Баки видел, как она сморгнула, и две быстрые крупные слезинки стекли по щекам до подбородка. Больше никто не заметил миг её слабости — все глазели только на него. — Идите, смойте с себя грязь и дыхание злых духов дороги. А уж после войдёте в чертог. Баки улыбнулся и кивнул. Он немного отвык, как учтиво его мать называла главный зал в крепости, устроенный вкруг большого очага, где прямо во время пира на вертелах могли жарить туши оленей и кабанов. Брат махнул рукой, и толпа расступилась, пропуская их внутрь крепости, по деревянному настилу через вал, к близкой деревянно-каменной пристройке, куда доставляли горячую и холодную воду, подогревая ту от печи рядом с кузней. — Давно он такой? — спросил Баки у Джека, когда они зашли внутрь строения и заперли дверь. Пахло сыростью и смолистым деревом, вдоль стен стояли лавки, у входа — пара пузатых бочек с горячей водой, на скамеечке чуть поодаль лежали перевёрнутые корыта и долблёные ковши для воды, да куски мыльного корня. Волчица улеглась тут же, под дверью, то ли устраиваясь караулить, то ли не желая возвращаться наружу под взгляды любопытных людей. — Армус-то? — понятливо переспросил Джек. — Да давненько. Кажется, как свадьбу перед Самхейном сыграли, так ему башку и снесло. То одно придумает, то другое. Ох… До него вдруг дошло, что про свадьбу брата он Баки рассказать забыл. — Свадьбу? — Твой отец настоял, когда слёг. Сказал, что Армус обязан жениться и принять все дела, пока тот жив. Что он хочет увидеть его избранницу. Армус уезжал с небольшим отрядом на восток почти на одну луну и вернулся с невестой. Не рассказывает, откуда он её привёз. Но по виду — ирландских кровей. Светлая, как подснежник. И глаза голубые, как… «… холодный горный ручей», — подумал про себя Баки, повторяя слова Джека. — Совсем девчонка ещё, правда. Только-только перед свадьбой шестнадцать вёсен исполнилось. Леди Виннифред всё проверяла, не понесла ли она. Но пока признаков нет. Твой отец мечтает дождаться внука. Баки рассеянно кивнул, неловко развязывая пояс, сматывая свой килт и стягивая лейне, оставляя грязную одежду лежать неопрятной кучей в углу. Он знал, что потом мать пришлёт девиц, что позаботятся об его одежде — обязательно унесут к самому глубокому ручью, чтобы пропустить через текучую воду, а сушить повесят над очистительным огнём. Так всегда поступали с одеждой, которую после похода сжечь было жалко. Вдруг он почувствовал, как Джек с силой схватился за его плечо и развернул к себе. Внутри умывальни под потолком на кованых цепях в чаше горел жировик, шипел, но всё же давал достаточно света. Вопреки ожиданиям и зарождающемуся гневу, Джек смотрел не на его шрамы на культе, до этого момента скрытые рукавом лейне. Он смотрел на вязь родового рисунка, набитого Баки на груди, плече и когда-то переходящего на руку до самой кисти, — на руку, которой больше не было. Такая же вязь была у его брата, отца, деда и прадеда — все мужчины Баарнсов носили этот рисунок — знак своего рода. Остатки линий на плече и груди Баки ничего больше не значили. — Я говорил, что умер тогда. Я больше не Баарнс. Джек ничего не ответил, только крепко и коротко обнял, жёстко хлопнув по спине: — Прекрати нести чушь. Ты всегда будешь Баарнсом. С рукой или без — кому какое дело? — С двумя руками было привычнее, но я и одной тебя уделаю, — посмеивался Баки, выкручиваясь из объятий. Он знал, что на Джека можно положиться. Его то грубоватая, то неожиданно нежная поддержка разбивала Баки сердце. Куда проще считать всех врагами. — Ты уж сильно своим стальным кулаком не махай, — хмыкнул Джек и направился к шайкам и ковшам, наполнить их водой. — А если и надо будет, буду махать. Не остановишь, — предупредил Баки. — Не остановлю, — покладисто согласился Джек. — Но хотя бы попытаться должен. Тебе вымыться помочь? — Сейчас в глаз дам. Так, препираясь и переругиваясь, они отмыли дорожную грязь и даже окатили остывающей водой волчицу, которая подпрыгнула на месте и так на них уставилась, что Баки думал, кинется и съест. Но не съела — только встряхнулась как следует, окатывая их грязными брызгами. Выругавшись, пришлось обмываться остатками воды снова. Одетый в чистое лейне и принесённый килт, подпоясанный кожаным поясом с топором, Баки вошёл в чертог. Тут всё было по-старому, только теперь над головой были не своды потолка, а деревянный настил второго этажа, впрочем, довольно высоко над головой. Огромный очаг был разожжён, над ним крутили тушу барана. Армус стоял неподалёку, следя, как быстро накрывают на стол, и первым увидел его. Баки не знал, как брат встретит его. Не смотря на родство, они никогда не были особо близки. Брата учили наукам, буквам и счёту. Урокам ведения боя он уделял намного меньше своего времени. Баки же не вылезал с ристалища, да и жить сбежал в казармы сразу после того, как ему позволено было носить своё оружие. Когда прошёл испытание боем. Но, удивив его, Армус стремительно подошёл ближе и сгрёб его в сильные медвежьи объятия. Он был почти на голову ниже, но в два раза шире его. Не рыхлой, а крепкой мужской шириной. Он не был гибким и быстрым, как Баки, но был довольно сильным, чтобы управляться огромной булавой, если это было нужно. — Я рад, что ты жив, брат, — сказал он куда-то ему в плечо. — И что ты вернулся. Рыжая ведьма оказалась права, — и он похлопал его по спине руками. — Я тоже рад тебя видеть, — сдержанно, но искренне ответил Баки. Ему очень хотелось расспросить брата и про ведьму, и про своего друида. Но он знал, что сейчас не время и не место. И, возможно, совсем не Армуса надо обо всём спрашивать. — Как отец? — Ещё почивает. Поднимись к нему, пока не сели за стол. Мать сейчас тоже наверху. Она ждёт тебя. Конечно, думал Баки. Они не могут проявить чувства на виду работников и слуг. Это не принято. Те и так косились на него, и хоть и не замирали столбами посреди чертога, но всё же боялись даже краем одежды его задеть. Баки было всё равно. Работники в крепости менялись часто, каждый сезон — чтобы не надоедать хозяевам и всем дать возможность заработать немного монет, которые можно спустить на летнем торгище в Пертшире. После Лугнасада со всех низких и высоких земель туда тянулись обозы с товарами и скотом, с лишним обмолоченным зерном, с тканями и шкурами, добытыми за лето — и каждый мечтал попасть туда с повозками, что отправят из Дандарна. Баки поднялся по небезопасной приставной лестнице на второй этаж. Половина крепости, от очага и дальше, была сквозной от пола и до самого деревянного потолка с небольшим отверстием посередине — чтобы тянуло дым наружу. Вторая же половина имела настеленный на тяжёлые укреплённые балки второй этаж. Небольшая площадка за простыми деревянными перилами, на которую выходили четыре тяжёлые двери. Одна из них, самая дальняя, была распахнута. У Баки на миг замерло сердце. Что, если Стив где-то тут? Он, поднявшись на площадку, направился к открытой двери, попутно прислушиваясь, что происходит в соседних комнатах. Но шум из чертога, скрип лавок и шипение очага ничего не давали ему услышать. — Мама, — Баки склонился в учтивом поклоне, так и не рискнув переступить порог комнаты, где его мать сидела на краю широкого ложа, на котором спал под шкурами отец. Она только протянула руки, и, пока Баки шёл в её сторону, повинуясь этим вытянутым рукам как приказу, она подхватилась с ложа и упала в его распахнутую руку, исступлённо обнимая. — Мальчик мой, мальчик мой, — шептала она. — Как же так вышло? Мой мальчик… Мать гладила его по плечам, щекам и волосам, робко касалась спрятанной в рукав лейне культи и не могла наглядеться. Глаза её покраснели от слёз, а те всё катились до подбородка и на ворот длинного шерстяного зелёного платья. Каштановые волосы в причёске, заколотые серебряной фибулой, грозились рассыпаться, а она всё заглядывала в глаза и касалась его, словно не могла поверить, что он — живой. Баки не понял, в какой момент тоже заплакал. — Будет вам, мама. Я здесь, я в порядке. На руку укоротился, правда, ну тут уж у каждого своя цена. Хорошо, что не на голову. — Ох Баки, — с улыбкой всхлипнула леди Виннифред, — твой язык всё такой же… — Да, мама, он остался в целости и сохранности, — Баки улыбнулся, стараясь держать себя в руках от материнской ласки и слёз. Леди Виннифред ещё раз крепко его обняла и отошла на шаг, всё так же удерживая за руку. — Ургус совсем плох после весны, — посуровев, произнесла она и потянула его к ложу. — После вести о разгроме отрядов и твоей смерти он сильно сдал. Словно постарел сразу, глаза потухли. Зимой Армус вытащил его на охоту, развеяться. Их не было половину луны. Наверное, тогда и застудился. Харкает кровью, и никакие лекарские отвары не помогают. Баки встал на колени рядом с ложем. Отец спал, и дыхание его вырывалось с хрипами. Лицо, и раньше словно высеченное из камня, сейчас совсем заострилось. Седины стало так много, что волосы казались белыми. Баки не испытывал такого нежного трепета перед ним, как перед матерью. Отца было жаль, но он прожил долгую и славную жизнь. Даже если он не уделял ему много внимания, этого и не было нужно. Все его решения так или иначе привели Баки к тому, кем он стал. А Баки не считал себя слабаком или трусом. В этом была заслуга и его отца тоже — он позволял ему быть сильным и дерзким, выгонял на ристалище и не прощал лжи, заставлял волей или неволей нести ответственность за поступки, решения и вверенных ему людей. Если порол — то только сам, наедине, не унижая ни перед кем. Тихо и бесстрастно — и Баки так же отрешённо принимал наказание, не проронив ни звука. Он уважал отца, даже если и не любил, как мать. Сейчас он просто не хотел его будить. Держал за руку, чуть поглаживая истончившуюся прохладную кожу на запястье, под которой легко угадывались вены и сухожилия. Меньше всего Баки желал показаться отцу сновидением. Он хотел поговорить, если тот будет в силах. Пускай отоспится, а когда придёт в себя, Баки снова поднимется сюда — уже без свидетелей. Он пристроил усохшую руку отца рядом с другой и, чуть заваливаясь, поднялся. — Я приду снова, когда он проснётся, — сказал Баки сухо. Леди Виннифред кивнула. Её глаза до сих пор были влажными. — Где друид, мама? Он ведь тут? — Ведьма так и сказала, что ты не вернёшься, если только не за этим мальчишкой, — грустно и задумчиво проговорила она. — Что тебе в нём? Ты должен остаться дома. Армусу нужен помощник, чтобы вести дела клана. — Я не останусь дольше нужного, мама, — спокойно ответил Баки. — Я дал обет, когда думал, что уже вот-вот умру. Он вытащил меня из той горы трупов, в которую превратились наши отряды, и выходил. Я должен ему жизнь. Баки ждал, что воцарившаяся тишина прервётся уговорами матери, но леди Виннифред, сжав губы в тонкую линию, лишь шумно выдохнула. — Хорошо. Пойдём, я проведу тебя. Я не могла оставить его тут. Но он в надёжном месте, в тепле и накормлен. Леди Роана бегает к нему постоянно, хоть Армус и предупредил не ходить. Да разве кто за этой девчонкой уследит? — Леди Роана? — переспросил Баки, поддерживая мать за руку, пока та медленно спускалась по временной лестнице. — Жена Армуса. Милое дитя. Он привёз её откуда-то из земель на восток от наших. Чем-то похожа на мальчишку-друида. Такая же светлоглазая и беловолосая. Мы сыграли свадьбу перед Самхейном — то была воля твоего отца. Баки кивнул, принимая ответ. И, пока они шли из чертога на улицу, по запутанным витым проходам между построек куда-то в сторону ристалища и казарм, Баки решился задать главный вопрос: — Зачем вы заставили меня вернуться? Леди Виннифред остановилась и обернулась, и лицо её было сурово, что Баки казалось, сейчас она как в детстве отругает его за случайно испорченный выстрелом из лука вышитый гобелен. Но тут её взгляд смягчился, она протянула руку и погладила Баки по заросшей щетиной щеке, по подбородку с отцовской ямочкой. — Потому что мы не верили, что ты жив, и должны были убедиться. Потому что мы соскучились. Потому что я люблю тебя, сын. Для меня этих причин достаточно, и если для этого надо было привезти сюда мальчишку-друида из Дал Риады, то именно это мы и сделали. С ним всё в порядке. Поверь, эта затея стоила того, чтобы увидеть тебя снова дома, Баки. Об остальном поговорим после трапезы. И она величественно ступила дальше, заставляя его двигаться следом. Они прошли мимо стойл, где Джек с парнишкой-грумом управлялись с вернувшимися лошадьми. Джек позаботился о Хмаге, на время заперев её в пустом стойле и наградив корытом с требухой, оставшейся от свежевания барана. Дальше располагались только лекарня, казармы и ристалище. После них — лишь высокие колья забора, опоясанного деревянными приступками и лесенками для лучников. Баки ещё хотел спросить мать, чего так опасается Армус, что затеял такие серьёзные укрепления, но не успел — они остановились у небольшой деревянной хижины с окошком, затянутым бычьим пузырём. Ни замка, ни засова тут не было. Леди Виннифред учтиво постучала в дверь и, не дожидаясь разрешения, вошла. Тут было сумрачно и густо пахло травами — пучки висели повсюду: на стенах, балках, свисали на крючьях с потолка. У дальней стены горел небольшой очаг, обрисовывая языками огня причудливые тени. Над ним кипел маленький котелок. Жировой светильник шипел и плевался на грубо сколоченном столе, освещая каменную ступку, в которой Стив раздавливал и смешивал что-то. Рядом с ним сидела светловолосая девочка с волосами такой длины, что впору кутаться в них, как в плащ. Стив поднял глаза и выронил пестик из руки. Он только посмотрел на него, а в сердце Баки словно медленно вдавили раскалённую спицу — так больно и сладко стало от этого взгляда. — Мой сын добрался… — начала было леди Виннифред, но Баки прервал её, еле сдерживаясь, чтобы не схватить Стива и не смять в объятии, шагнул ближе: — Я здесь, Стив. Я приехал за тобой.