Дал Риада

Баки было трудно дышать. Он вышел из спальни отца, слетел по лестнице и быстрым шагом выбежал из чертога на свежий воздух. Он отлично понимал его волю. Он понимал, что клан оказался в безвыходном положении, и как из него выбираться — не понятно. Если он откажется, кровь Баарнсов исчезнет в летописи времён. Если выполнит отцовскую волю — как потом в глаза смотреть брату? Стиву? Матери? Ведь отец ясно объяснил, что тайну придётся нести втроём — им с отцом и девчонке. И всё, что ему удалось выторговать, это обещание, что обо всём этом отец сам с Роаной переговорит и объяснит. Баки на этот разговор бы никогда не согласился. Пресветлая Богиня, да как же с ней вообще можно на ложе лечь? Она же… совсем ещё ребёнок! Баки широким шагом шёл через двор по узким проходам, шлёпая по растоптанной множеством ног земле. Куда — сам не знал. Несло его, конечно, в сторону лекарни, но когда он это понял, встал между двумя невысокими сараями — как будто его бревном по голове ударили. Куда он к нему? Что скажет, как в глаза смотреть будет? Врать? Оправдываться? Отказаться? Баки понятия не имел, что делать. Но на глаза Стиву сейчас попасться не хотел. Слишком муторно и неспокойно было внутри. Он твёрдо направился в сторону конюшен — проведать Хмагу и проверить, достаточно ли волчица накормлена и напоена. Но не успел он продолжить свой путь, как с силой налетел на Джека, а тот схватил его за намотанный через плечо отворот килта, приблизил лицо. — Эй-эй, ты куда несёшься, словно на тебя жировик горящий вылили? И глаза такие… что случилось? Баки мотнул головой, перехватил руку Джека и текуче вывернулся из хвата. — Постой, Баки, — не отставал Джек. — Случилось что? А не хочешь на ристалище присоединиться? Может, пару уроков молодняку дашь? Баки внезапно задумался — идея была неплохой. Хоть и волнительной. Как-то он после долгого перерыва будет биться в с живым противником? Это ведь не охотиться, в поединке другой навык нужен. И хоть он без устали тренировался и сохранил своё тело в силе и подвижности, привык к новому равновесию, холодок пробежал по спине. А он никогда себе слабости не спускал. — А и дам, — согласился он внезапно. — Никто калеку не испугается? — Не ты первый, не ты последний, — ухмыляясь, хлопнул его по плечу Джек. — У нас вон кузнец без ноги, так давно примелькался. А топоры какие выковывает — загляденье! Об оружии Джек мог говорить до темноты. Поэтому Баки, вытряхнув из головы все лишние мысли, потянул его в сторону ристалища. Он надеялся, что Стив найдёт себе занятие на это время. Здесь всё было, как и раньше. Только вместо него и Брока теперь тут заправлял всем Джек, которому порой помогали десятники из числа мужчин, с которыми сегодня Баки разделил трапезу. Некоторых Баки знал ещё со времён детства, до того, как он получил право носить настоящее оружие. У отца сейчас было пять десятков воинов, и ещё пять десятков они с Броком увели вслед за жаждой наживы — и никто не вернулся. Кроме него. Он не хотел думать, как посмотрят на него воины, не хотел встречаться ни взглядами, ни вживую с семьями всех тех, кто остался на поле под крепостью Дунн-Летфинн. Да и не было у многих семей, ни Брок, ни Баки этого не поощрял. Так проще. Добыча легко приходила и легко уходила, когда ты тратишь долю лишь на собственные развлечения. Поэтому он сразу перевязал килт по-боевому, через пояс, а не через плечо, выбрал себе в куче других обтёсанную деревянную палку, что хорошо легла в руку, и вышел на середину ристалища. Молодняка было немного — всего семеро, но парни были в самом нужном возрасте, не сопливые юнцы. — Ну, кто желает опробовать свои силы? Кто хочет получить настоящее оружие после Лугнасада? Выходите на меня, хоть все сразу. Баки хотел перебороть свои опасения и неуверенность, с головой окунувшись в бой. И ему это удалось — парни, поухмылявшись и не долго мешкая, кинулись на него, обступив со всех сторон — да только больше себе мешали. Да, у него не было руки, зато был огромный опыт и гибкость вместе с силой, что Баки увеличил вдвое — рука-то у него теперь всего одна. Он отпрыгивал, откатывался и подныривал под чужие неловкие выпады, сам жёстко раздавая тумаки своей деревянной палкой. Он знал, что сегодня не останется без синяков — порой его тоже доставали, хотя всё больше вскользь. Да только сам он рассыпАл на порядок больше, точнее и яростнее. Эта детская возня ни в какое сравнение не шла с настоящим боем, но всё же давала ему понять, кто из молодняка посмекалистее, кто подвижнее, а кто просто пытается взять напором да силой, не раздумывая. Три парня уже валялись в грязи, держась кто за живот, кто за голову, а одному он случайно промеж ног зарядил. Оставалось две пары, что, словно сговорившись, начали нападать на него слаженно, загоняя в глухую стену, что ограничивала ристалище с краю. Баки никому не обещал, что будет играть честно. Внезапно остановившись, он, состроив свирепый оскал, со страшным рыком и размахивая палкой, побежал на парней. Те, видно, не ожидали такого поворота — двое замешкались, и Баки снёс их собой в грязь, как тараном. С оставшейся парой бой был интересным, но коротким. Баки точно знал места, куда нужно было хорошенько ткнуть палкой, чтобы после не было никакого желания подниматься с мягкой, приветливой грязи ристалища. — А со мной побьёшься, однорукий? — вдруг вышел перед ним широко улыбающийся Джек, сжимая такую же, как и в руках Баки, палку, похлопывая ей себя по бедру. Он тоже обнажился по пояс, и теперь Баки не мог глаз оторвать от его рисунка, охватывающего левую грудь, плечо, предплечье и заползающего даже на кисть. Красивый рисунок, любовно и кропотливо выведенный. С символами клана Баарнсов, тут и там выползающими колючками тёрна. То, чего у него больше нет — и не будет. — И не стыдно тебе меня вызывать? — Что же в том стыдного, поучиться уму-разуму у моего лэрда, лучшего воина клана? И если досада и даже злость почти успели подняться в его сердце, теперь всё смыл яростный азарт перед битвой с равным. Баки оскалился в приветственной улыбке, вытер брызги грязи с лица, как смог, и, отойдя на середину ристалища, замер в боевой стойке. Подходи, Джек, да осторожно. На обрубок, дёргающийся под кожаным наплечем, не отвлекайся. А коль не сумеешь — так чья в том вина? Схлестнулись они сильно, грязь из-под ног полетела во все стороны, палки со звонким хрустким звуком сталкивались в воздухе, пот со лба застил глаза, и вытереть его было невозможно. Джек не давал ему слабины, пару раз проверил незащищённый бок, первый раз попал, а во второй получил блок и удар ногой в колено такой силы, что свалился в растоптанную грязь. С дикой улыбкой и горящими глазами поднялся, давая Баки передышку и возможность вытереть глаза от грязи, - и встал в стойку по-новой. Баки уворачивался, как лесной кот, уходил перекатами, не стеснялся бить ногами и головой, когда выдавалась возможность, он вывалялся в грязи до кончика носа и, наконец, в один прекрасный момент пропустил удар — который, Баки видел, должен был снести его с ног и уложить навзничь, выбивая дух. Вот только Джек вдруг сместил его, сделав касательным — и Баки внезапно понял, зачем тот затеял этот показательный бой. В крепости его не видели почти год, а многие из молодняка и не знали, чем занимался младший сын лэрда, каким он был. Здесь стояли вчерашние овцепасы, землепашцы, плотники, жившие за стенами крепости и даже не знавшие его в лицо. И сейчас Джек делал его, Джеймса Бъюхэннана Баарнса, в глазах вчерашних мальчишек великим воином, которому даже однорукость не мешала побеждать умелого, сильного бойца. Лучшего из них. Улыбнувшись этим мыслям, Баки провёл обманную связку и снова вывалял Джека в грязи, затем кинул свою палку в сторону общей кучи и подал Джеку руку. — Довольно, — сказал он, — позабавились мы на славу. Пора и честь знать. — И то правда, — Джек протянул ему руку, принимая помощь, и… с силой дёрнул на себя, заваливая в грязь. Можно было разозлиться, но Баки отчего-то рассмеялся. Улёгся в грязь рядом с Джеком, таращась в летнее синее-синее небо, и смеялся. Словно не было всех тех ужасов, что с ним произошли, словно он — всего-навсего мальчишка, только что получивший свой первый боевой топор. Так было хорошо и легко, солнце пригревало, вокруг кипела жизнь, и он тоже был жив, был частью всего этого. — Спасибо, — сказал он тихо Джеку, когда они оба отсмеялись. — Спасибо тебе за бой, мой лэрд. Ты до сих пор лучший воин, в чём я и не сомневался. Баки фыркнул и всё же поднялся из месива. Всё тело горело и болело, но оно того стоило. И десятники, и молодняк, и даже несколько зазевавшихся служанок, проходивших мимо, смотрели на него с восхищением и неприкрытым желанием притронуться, получить частичку его мастерства и удачи — и это подкупало. — В умывальню нас не пустят, — задумчиво осмотрев их обоих, изрёк Джек. — Значит, по-старинке, — хмыкнул Баки, направляясь за конюшни, где в глухом тупике возле стены стояли большие бочки с набранной дождевой водой. Они торопливо разделись догола, сняли со стены деревянный ковш и принялись поливать друг на друга, смывая с волос и тел начавшую подсыхать грязь. — Как моя волчица? — спросил Баки, в то же время сетуя на свои длинные волосы. Джек свои в два счёта промыл. — Ест хорошо, но печальна. Знал бы я, что так будет, придумал бы другой способ, как волка твоего усмирить, не убивая. Но парни, ты сам знаешь, не хотели рисковать. Ни собой, ни лошадьми. Мне правда жаль, — говорил Джек. Он набрал воды снова, и оборвавшаяся струя снова полилась на волосы, заставляя двигать рукой. — Что прошло — то прошло. Что теперь говорить. Привыкнет, — дёрнул плечами Баки. Хотя сам скучал по хитрому и любопытному волку. Его смерть словно служила напоминанием, что любой день, начинающийся как обычно, может стать последним. И что не стоит терять время в ожидании несбыточного, а идти и брать. Или же взращивать и лелеять то, что имеешь. Кое-как отмывшись от грязи, они поняли свою ошибку — идти им теперь через весь двор, тряся яйцами и сверкая голыми задами, раз не позаботились об этом раньше и не послали ни одну служанку за чистым. — Хоть бы кто попался расторопный, — Джек, прикрывая срам ковшом, выглянул из-за стены. Раздался девчоночий визг. — Леди Роана, ради Пресветлой Богини, прошу простить наш неподобающий вид! Пожалуйста, помогите нам. Пошлите служанку за чистым. Мы обмывались за конюшней с лэрдом Джеймсом после ристалища и не позаботились о смене одежды. Баки не ожидал, что неугомонная девчонка, опять ошивающаяся у лекарни, посмеет заглянуть в тупик. Стоял, чуть скособочившись, и неловко выжимал длинные волосы рукой, недовольно наблюдая за мутными каплями. Роана не просто обсмотрела его — с подобающим леди румянцем смущения и неподобающим любопытством тщательно окатила взглядом всё его тело. Закрываться рукой было поздно — а ковш был всего один. Баки отпустил волосы и встал прямо, расправляя плечи. Девчонка вспыхнула, как соломинка, и, потупив глаза, быстро куда-то убежала. — Так я её и не понимаю, — вздохнул Джек. — В день несколько слов если скажет — то хорошо. Вот сейчас, то ли пошлёт кого — то ли самим идти. Стой и гадай. — Если идти, вся крепость визжать начнёт, — хмыкнул Баки. — Повизжат и перестанут, — пожал плечами Джек. Тут между конюшней и лекарской появилась немолодая пышнотелая служанка, которую даже Баки помнил по имени. Звали её Бертранда. И она до сих пор могла отчитать кого угодно, как сопливого мальчишку — не взирая на возраст и положение. — И что вы тут стоите, муди вывалили? Леди Роану зачем напугали? Вот бы я вас хворостиной отходила! Один седой, второй безрукий, а ума всё нету, — она отдала Джеку чистые килты и, всё так же ругаясь, отправилась по своим делам, оставив Баки глупо улыбаться. — Какая женщина! — выдохнул мечтательно Джек. Баки не выдержал и в голос прыснул. После переодевания Баки всё же зашёл к Хмаге. Без опаски открыл самое дальнее стойло и шагнул внутрь. Волчица и правда выглядела печальной, но при виде его забила мохнатым хвостом. — Я пришёл, девочка, всё хорошо. Скоро пойдём домой, — он сел рядом с ней на сено и, поглаживая между ушами, говорил ей всякую ерунду. Он даже было подумал, не лучше ли выпустить её за стенами крепости, но не решился. Множество детей гуляло за воротами и рвом, много овец паслось на холме неподалёку. Он не будет её выпускать. — Будем идти весь день, или бежать, если ты захочешь. И Стив будет с нами. Волчица лишь доверчиво перевернулась пузом кверху, вызывая яростное желание прилечь тоже, уткнуться головой ей под живот и забыть последние события, сменяющие друг друга так же быстро, как летние дни. Он гладил её по голове — а она слушала, изредка прядая ушами и приоткрывая жёлтый глаз. Так его и нашёл парень-конюх. И потянул с собой — помогать осматривать оставшихся лошадей на наличие всех подков и вести учёт неподкованных, чтобы передать кузнецу наказ. Работа была не сложная, но физически тяжёлая. Баки говорил с лошадьми и удерживал их за гривы, чернявый крепыш Шон поднимал копыта и делал пометки на тонкой деревянной дощечке углём. Некоторые лошади были строптивы и хотели проявить характер, но Баки умел обращаться с ними — заговаривал так, что лошадь почти не обращала внимания на то, что кто-то переставляет ей копыта. К чести конюшего, работал он споро и без докучливых разговоров, которые Баки терпеть не мог. Что он мог рассказать молодому парнишке Шону? Что жизнь тяжела и опасна, и таит в себе неизведанные испытания каждый день — такие, к которым ты чаще всего не готов? Он даже не поймёт смысла произнесённых слов. Поэтому говорить с лошадьми ему нравилось намного больше. Не было волнения быть понятым или не понятым. В любом случае лошадь заворожённо слушала и стояла спокойно, позволяя им делать своё дело. Добрался до лекарни он только с закатом — ярким, сочным и быстрым, как скатившаяся капля ягодного сока. Стив, привычно сидевший за столом в развалах сухих трав, поднял на него глаза и улыбнулся. — Заставили работать, словно я не лэрд, а какой-то слуга, — пожаловался ему Баки, устало падая на лавку с другой стороны. И только тут увидел на грубом столике возле кровати поднос с едой: несколько кусков баранины, сверху присыпанные зеленью, хрустящие лепёшки и пузатый глиняный кувшинчик, содержимое которого срочно захотелось испробовать. — Я тоже работал. Разобрал, наконец, прошлогодние травы. Некоторые из них никуда не годные, или пересохли, или начали гнить. Другие ещё могут пригодиться. — Стив с усталой улыбкой распрямил спину и размял плечи, закинув руки за голову. В таком виде Баки его и поцеловал, прижимая к себе рукой за шею покрепче. — Значит, пора ужинать? — Я бы целого барана съел, — пошутил Стив. — От тебя лошадьми разит, словно ты с ними обнимался весь день. Баки рассмеялся, запрокидывая голову. Вот же нюхач! — Всего лишь половину дня, — заметил он ради правды. — Давай-ка поедим, пока совсем не остыло. Баранина как стынет, невкусная совсем. Стив отодвинул ворох трав, Баки поставил на стол блюдо, налил в глиняный стакан напиток, сам же припал прямо к кувшину — кисловатое ягодное вино, разбавленное водой, освежающим нектаром потекло в рот. Они ели молча, иногда поглядывая друг на друга и улыбаясь, пока Стив не спросил: — Ко мне сегодня несколько человек приходили, спрашивали мазь от сильных ушибов. У тебя, случаем, ничего не болит? — Стив красноречиво смотрел куда-то в здоровое плечо, куда, Баки помнил, ему хорошенько на ристалище зарядил палкой Джек. Рука болела, но двигалась нормально — он нагрузил её работой, всегда так делал, разгоняя движением кровоподтёк. — Нет, я в порядке, — фыркнул Баки. — Просто немного поучил молодняк на ристалище. Ничего серьёзного. Стив кивнул, не переставая жевать. Взгляд у него был такой многозначительный, словно он не только поверил, но и своими глазами видел. От этой мысли у Баки потеплело в груди. У него было не так много возможностей быть Стиву защитником, а последнюю он и вовсе провалил. Ему хотелось, чтобы Стив увидел его другим — сильным, быстрым, беспощадным. А потом он вспомнил про разговор с отцом — и есть совсем расхотелось. Он вытер пальцы о кусок отломанной лепёшки и бездумно затолкал её в рот. — Случилось что? — тут же спросил Стив. Баки дожевал, запил вином, опустошая кувшин, и вытер рот рукой. Всё чего ему сейчас хотелось — это обнять Стива и как-нибудь разместиться вдвоём на том узком ложе, что друиду поставили здесь. Закрыть глаза и спать до восхода солнца — никто не позволит дольше, в крепости всегда много дел. Но Стив смотрел на него, искренне волнуясь — и он не мог молчать. Не имел права обманывать его снова. Доверие было трудно завоевать, и хоть Баки не знал, как тот отреагирует, чувствовал, что лучше пусть тот злится, чем упрекает его во лжи. — С отцом говорил. Узнал, чего он от меня хочет. Стив весь напрягся. — Чтобы ты остался? — спросил сразу, словно хотел выдернуть застрявшую занозу одним махом. Но не так это было просто. Заноза виделась Баки бревном, застрявшем в одном неподходящем месте. — Нет. Другого. Хотел, чтобы ты поставил его на ноги. Рыжая ведьма предрекла ему, что ты сможешь. Потом, сказал, отпустит нас куда наши глаза будут глядеть. А ещё… он хочет, чтобы я лёг с Роаной. Вот, сказал. И поднял глаза на Стива. Тишина повисла между ними. Было слышно только, как тихо шипит жировик да щёлкают дрова в очаге. — Зачем ему это? — ровно поинтересовался Стив. Баки нахмурился. Это была не его тайна. Но разве можно не ответить, когда Стив смотрит так? — Говорит, что мой брат пуст, и Роана никогда не понесёт от него. Какое-то проклятие рода Баарнсов — сказал, его старший брат тоже был пустым. Но у лэрда Баргота есть дочь. Мы с ней сегодня делили трапезу в чертоге. Дочь тётушки Лейнель… Баки замолчал. Произнесённое вслух было переосмыслено и понято совсем иначе, чем прежде. — О, Пресветлая Богиня, — выдохнул он и потёр глаза рукой. — Значит, она не его дочь… она сестра нам. — Что случилось со старшим братом твоего отца? — Ушёл в поход после смерти своей последней жены и не вернулся. Он сменил несколько жён, пока я ещё и не родился. Последней была тётушка Лейнель. Её все любили, но здоровьем она была слаба. А рождение дочки и вовсе подкосило её. Мама рассказывала, что когда отец привёз её в крепость, ноги уже отказали Лейнель, и она не вставала с ложа; после этого она прожила ещё много лет, и дядя любил её, как мне рассказывали, и не хотел другой жены. Она была добра и приветлива, и знала много историй. Дети со всей крепости приходили к ней за сказками, я и то до сих пор некоторые помню… Её все любили. Но как же это… — Баки, — позвал Стив. — Послушай. Он поднял глаза, только когда Стив взял его за руку. Таким растерянным он давно себя не чувствовал. — Это мог быть кто угодно, — сказал Стив, чуть сжимая пальцы. — Совсем не твой отец. Не думай так. Шенора была светловолосой, как её мать, в отличие от них всех. И похожа была на мать очень сильно, наверное, поэтому отец спускал ей все шалости и нежелание выходить замуж за другого лэрда и уезжать. Он оставил её в чертоге в помощь леди Виннифред, и Шенора была незаменима по части вышивания гобеленов шерстью. А ещё неплохо обращалась с луком, но этого отец уже не поощрял. Когда-то в далёком детстве они бывали на ристалище втроём: он, Армус и Шенора. Теперь же к ней никто не сватался, она была чуть старше Армуса, а значит, осталась в девицах до скончания дней своих. Думая об этом сейчас, Баки даже стало стыдно, что он в своё время воротил нос от её намёков. Выглядело это наверняка очень грубо. Только разве он останавливался хоть на миг, чтобы задуматься? — Только скажи мне, — негромко проговорил Баки, заглядывая в глаза Стива, выискивая в них гнев или негодование, — и я откажусь. Никто не может приказывать мне, даже отец. Я больше не часть Дандарна, я умер для клана Баарнсов. Стив нахмурился, сосредоточенно смотря на его руку, костяшки которой гладил своими пальцами. А потом поднял глаза. — Ты правда сможешь уехать, понимая, что на тебе прервётся ваш род? — спросил Стив задумчиво. — Понимая, что ты мог изменить это, и ничего не сделал? Баки смотрел на него и не знал, что ответить. В Стиве не было злости, и почему он её ждал? Её никогда не было. Баки понимал справедливость вопроса и тяжесть возложенной на него ответственности. Но прямо сейчас от одной мысли о вынужденной близости становилось дурно. — Мне неприятно думать о том, что ты пойдёшь к ней. Хотя Роана мне нравится. Но ты мой, — и Стив сильнее сжал его пальцы. — Послушай… если бы мне для ритуала в камнях пришлось лечь с женщиной в Бельтейн — я бы сделал это, несмотря на твой гнев. Есть вещи, которые мы должны делать, потому что должны. Потому что больше никто этого сделать не сможет. Он поцеловал костяшки на его кисти, нежно коснувшись сухими губами, и встал, начиная убирать травы со стола в шерстяные мешочки, а какие-то — пучками кидал прямо в очаг, отчего запах в лекарне вскоре стал горьковато-сладким. Баки долго сидел, обдумывая сказанное. Он уже знал, что не отступит, но на место одному страху пришёл другой — что, если у него не получится? Он совсем не хотел её. — Баки? — Стив стоял прямо перед ним, и его едва заметная улыбка делала Баки тепло. — У меня есть задание для тебя. Попроси в чертоге у матушки, чтобы мне выделили весь вересковый мёд, который найдут. И ещё один котелок для варева. И с десяток больших глиняных кувшинов с узким горлом. Передай леди Виннифред, что я поставлю её мужа на ноги. Только никого не должно быть рядом, когда я начну готовить отвар. — Даже меня? — слабо улыбнулся Баки. Заделье позволит отвлечься от неприятных мыслей. — Особенно тебя, — рассмеялся Стив. — Иначе ничего толкового я не приготовлю. Иди сейчас. А когда совсем стемнеет и поднимется луна, пойдём за вереском. Надо взять холщовые мешки для цветков. Иди, иди, иначе ничего не успеем. Стив вытолкал Баки из лекарни и закрыл за ним дверь. Баки посмотрел на небо — оно ещё было светлым, лишь с одной стороны наползала ночная темнота. Он представить не мог, как Стив будет лишь под светом луны искать нужные ему цветки. С другой стороны, его дело малое — отвести до вересковых пустошей и охранять, а после помочь нести мешки с цветами. Но как друид будет выбирать? Оставив бесполезные мысли, он отправился в чертог. Ему предстояло убедить матушку расстаться с запасами верескового мёда — его собирали меньше всего остального, лугового, потому что вереск зацветал позже других цветов. Баки шёл по двору крепости и молился Богине, чтобы ему не пришлось столкнуться ни с Армусом, ни с Роаной. Он не был уверен, что сможет как прежде открыто и честно смотреть им в глаза.